Башня

Маленькие руки Тряпки бережно гладят Сережу по щекам. Птица, нахохлившись, сидит поодаль. — Что мы можем сделать? — спокойно спрашивает Тряпка. Птица бросает на него полный досады взгляд. — Я не знаю! — огрызается он, — отвяжись от меня наконец! — Ты остался за старшего, — не скрывая в голосе сарказма, говорит Тряпка, — хотел большего влияния на Сережу? Пожалуйста. Только оказалось, что ты без него ничего из себя не представляешь! Птица подскакивает, бросается к мальчику и размахивается, намереваясь отвесить ему пощечину. Но наталкивается спокойный взгляд синих глаз и замирает с поднятой рукой. Тряпка впервые смотрит на него с таким спокойствием, даже снисходительно, как взрослый порой смотрит на истерику ребенка. — Не такой уж ты и всесильный, — сухо констатирует Тряпка, — и проку от тебя чуть. Сам заварил кашу, обманывая и подставляя Сережу, а теперь срываешься на мне. Птица раскрывает рот, чтобы в своей привычной манере ответить на все обвинения, но Тряпка неожиданно насмешливо улыбается ему: — Заткнись и слушай, раз кроме ругательств, ничего предложить не можешь. Если Сережа не очнется, мы с тобой исчезнем — ты это знаешь. Не станет его — не станет и нас. Поэтому иди забейся в какой-нибудь тёмный угол и пораскинь своими куриными мозгами, что делать теперь. А если ничего, кроме истерики, ты предложить не можешь, убирайся. Птица смотрит на него с широко распахнутыми глазами, онемев от изумления и гнева. Впервые за всё существование с ним разговаривали так, да и не просто кто-то — Тряпка! Хнычущий, беззащитный мальчишка. Изнутри поднимается волна нового гнева, но Птица сдерживается, обдумывая. Кажется, Тряпка прав. Принимая, а вернее, отнимая у Сергея управление телом, он всегда действовал, ни на секунду не теряя самоуверенности. Но что же сейчас? Кажется, без самого Сережи, у Птицы не остается опоры. Как ни крути, а он и Тряпка всё-таки субличности, а Сергей — их стержень, без которого оказалось совсем худо. Птица прикрывается крыльями, зло сверкая жёлтыми глазами, поджимает губы и отходит. Тряпка смотрит ему вслед нахмурившись, а потом поворачивается к лежащему Сергею и продолжает гладить его по голове, словно мать больного ребенка. Из них троих Тряпка казался самым слабым, с точки зрения Птицы. Он никогда не пытался отвоевать у Сережи тело, никогда на него не давил, это Сережа подсознательно выталкивал его вместо себя в критических ситуациях. Потом Птица начал занимать лидерскую позицию в их троице, и Тряпку буквально выбросили на задворки сознания. Но как бы то ни было, Тряпка никуда не делся. Он был и остаётся субличностью. Едва Птица уходит, Тряпка поднимает голову вверх и одними губами зовет: — Пожалуйста, помоги мне. Это была его тщательно охраняемая тайна. Очень давно, еще до полного разделения, Тряпка почувствовал это. Ослепительно белый сгусток света в виде пера. Сережа был оперённым. Тряпка не просто нашел это. Он смог с этим взаимодействовать. И благодаря вниманию и заботе, маленький сгусток трансформировался в белую ворону. В путеводную звезду. В надежду. Шелест крыльев раздается совсем близко. Тряпка улыбается — она никогда его не подводила, всегда готова появиться, стоит её позвать. Сережа не знал, что ворона прилетела бы и на его зов, если бы он позвал её. Просто Сережа не умел звать. А Тряпка научился это делать и, самое главное, никогда не отказывался от этой возможности. — Я не знаю, что мне делать, — тихо шепчет Тряпка, когда ворона опустилась на грудь Сережи, — ему стало хуже. Ворона смотрит на него внимательно и словно бы с сочувствием. — Птица злится на него, на меня. И на себя, наверно, тоже. Он же считал себя всесильным, а оказался беспомощнее даже меня, представляешь? Тихое: «Кар!» звучит с лёгкой усмешкой. Тряпка понимающе кивает. — Я хочу, чтобы он очнулся. Готов исчезнуть сам, если понадобиться. Сережа не заслужил того, что с ним происходит. Ворон должен был защищать, а не использовать! Он вытирает рукавом подступающие слезы и снова берет холодную руку Сергея в свою маленькую ладошку. Ворона подходит к нему, маленькие глазки-бусинки поблескивают при каждом её движении. Внезапно она резко взмывает в воздух, а на месте, где она сидела, остается лежать белое перо. Тряпка пристально вглядывается в оставленное послание, которое не заставляет себя ждать. Перо поднимается в воздух примерно на уровень глаз Тряпки, разламывается на три части и обессилено падает обратно на одеяло. — Это мы, — неожиданно понимает Тряпка, — единое целое, которое внезапно разъединилось. А что, если… Тряпка вскакивает на ноги и бросается к двери. Он должен найти Птицу немедленно. Но, как назло, того нигде не видно. Кажется, он действительно обиделся, что в нынешней ситуации граничит с самоубийством. — Птица! Ты мне нужен! Кажется, я знаю, как спасти Сережу, а заодно и нас! Птица! Тряпка знает, что он слышит. Просто обиделся и не хочет выходить. Глупая детская выходка, которая начинает выводить из себя. — Не хватало еще и мне разделиться… — бурчит Тряпка, — эй, я один, что ли, за взрослого остался?! Что-то неожиданно щекотит шею, и Тряпка с криком оборачивается. Позади него стоит, закутавшись в крылья, словно в плащ, Птица. Весь его вид выдаёт крайнюю степень отчаяния. — Какой у тебя план? — спрашивает он с подозрением. — Идем к Сереже, я все по дороге расскажу. Птица выслушивает идею молча, только выражение его лица становится всё злее. Наконец он резко останавливается и хватает Тряпку когтистыми руками за плечи. — Ты совсем сбрендил, да?! Хочешь нас уничтожить?! — Это не смерть! — вырываясь, кричит Тряпка, — это возвращение в исходное состояние! Пойми, что так дальше продолжаться не может. Ты, я — это всё ненормально! Мы и есть Сергей Разумовский. Нам нужно быть единым целым, чтобы хватило сил бороться дальше. Ты знаешь, что Олег Волков жив?! Последняя фраза словно выбивает пол из-под ног Птицы. Он отступает назад и смотрит на Тряпку совершенно нечитаемым взглядом. — Я слышал его голос. И нет, это не галлюцинация. Он звал нас. Я не знаю, как и почему, но он нашел нас… наше тело. Подумай, что будет с Олегом, если Сережа не очнется? В янтарных глазах Птицы отражается буря эмоций. Он нелепо взмахивает крыльями, словно порывается взлететь, обхватывает себя когтистыми руками в попытке сдержать нервную дрожь, встряхивает головой, пытаясь вернуть уверенность. Наконец он просто закусывает нижнюю губу и отворачивается. Тряпка смотрит эту пантомиму до конца, не решаясь прервать её и не находя в себе силы заглянуть теперь Птице в лицо. Потому что он знает, что именно увидит. Отражение своей боли, своих страхов. Своей надежды. Кроме Олега Волкова, у них троих никогда и никого не было. И никто им не нужен. Если Олег Волков жив, значит, они пойдут на всё, чтобы вернуться к нему. Пройдут через свой персональный ад. — Почему… — у Птицы дрожит голос, поэтому он говорит еле различимо, почти шепотом, — почему ты так изменился? — В смысле, больше не плачу? — невесело усмехается Тряпка, — я не знаю, но чувствую, что я уже не просто отражение сережиных переживаний, а нечто большее. Я словно становлюсь… им, понимаешь? Ты ведь чувствуешь то же самое. У тебя больше нет желания только уничтожать. Тебе одиноко и грустно. Но ты не один, Птица. И я тоже. У нас есть Сережа, а у Сережи есть мы. Вернее, мы и есть Сергей Разумовский. Нужно только… собраться, — и Тряпка улыбается, отчего его маленькое лицо словно озаряется внутренним светом. Птица поворачивается к нему — его глаза покраснели от слез. Он с раздражением утирается покрытым перьями запястьем. — Я не хочу умирать, — признается он хрипло, — не хочу! — Мы не умрем, — ласково говорит Тряпка, — пойми ты, это не смерть. Мы изначально часть Сережи, ей мы и останемся. Просто не будем рвать его на куски. Это ведь смысл нашего существования. Всё, что он чувствует, ощущаем и мы. Птица сжимает и разжимает кулаки — руки у него дрожат. — Я хочу своё тело, — твердо говорит он, — это тело — моё. — И моё, — тут же напоминает ему Тряпка, — и что теперь, нам его разорвать, что ли? Ты не понимаешь, что единственная наша возможность раз и навсегда получить тело — стать единым целым? Мы персонализировались, потому что психика Сережи пережила страшное потрясение. Сейчас он может умереть, понимаешь? Навсегда. И вместе с ним мы — это и будет настоящей смертью. Ты желаешь себе такой судьбы? Птица, не в силах смотреть ему в лицо, отводит взгляд. — Нет, — глухо признает он. — Хочешь вдыхать запах мокрой земли после дождя? Стоять на берегу, когда морские волны накрывают ступни, закапывая их в песок? Есть шоколадные батончики, запивая химозно-сладкой газировкой из автомата? Смотреть из окна лофта на ночной город? А встречать рассвет? Хочешь создавать что-то новое, что ты умеешь? Птица сглатывает. По щеке скользит слеза. — Прекрати, — шепчет он еле слышно, но Тряпка вдруг делает шаг вперед и аккуратно берет за обе его когтистые ладони. — Хочешь живого и невредимого Олега Волкова — нашего лучшего друга, единственного родного человека? Птица отвечает не сразу. Он тяжело дышит, черные крылья за спиной свисают понуро с плеч. — Больше всего на свете, — одними губами признается он. Тряпка слабо улыбается. — Пора осознать, что мы не части Сергея Разумовского. Мы и есть Сергей Разумовский. Нужно только сделать одну вещь. Идем со мной, Сереж. Надо помочь самому себе. Птица вздрагивает от его слов, ноги у него подкашиваются, и он оседает на пол, закрывая лицо ладонями. Тряпка осторожно заглядывает ему за спину — на пол, медленно кружась в воздухе, оседают чёрные перья.