Фея Будущих Побед, или Если бы Тотошка-2

Коллекция Руггедо действительно впечатляла - как минимум, своей тематикой. Как-то меньше всего гости ожидали увидеть в соседнем с Кристальной пещерой зале уступы каменных полок, плотно заставленные яркими статуэтками и игрушками. Радужная пестрота расцвечивала стены, и, в отличие от холодной роскоши сияния драгоценных камней в тронном зале, это выглядело уютно и по-домашнему. Словно и нет над головами сотен метров земли, пронизанных узким ходом с запахом серы и бегущей вверх, вопреки всем законам физики, подземной рекой. Разноцветные фигурки со всех концов Волшебной страны, в очаровательном многообразии не только демонстрируемых мод, но и техники исполнения. Вырезанные из дерева, из кости, из камня. Глиняные довольно грубой лепки с примитивной раскраской и сплетённые из мельчайшего разноцветного бисера. Золотые мигунские танцовщицы в платьях, покрытых фиолетовой горячей эмалью. Изящные куклы из Розовой страны, возиться с которыми не считают там зазорным даже взрослые - настолько восхитительно внимание к мельчайшим деталям их крошечных нарядов и мастерство, с которым они проработаны. У каждой сундучки со сменным гардеробом, которые сами по себе произведения искусства. И тут же - простая лоскутная кукла из небогатой жевунской семьи, с глуповатым, но таким милым лицом, что от него трудно оторвать взгляд и сдержать улыбку. Выгнувший спину кот из дутого стекла, жёлтая курочка-свистулька из страны свистунов, заводной жестяной человечек работы снова-таки мигунских умельцев. Важная дама из Изумрудной страны с пышной спиральной юбкой-пружиной. Вязаные и набитые фигурки животных и людей - такое делают только народы, населяющие долины Кругосветных гор. Белый плюшевый шарик с торчащими в разные стороны шестью лапами и головой без намёка на шею - тут и вопросов нет. Оловянные солдатики в костюмах давно забытой Балланагарской эпохи, несомненно, дошедшие с тех самых времён. Разноцветные игрушечные дуболомы, с недавних пор популярные в Изумрудной стране. Десять маленьких марранов, среди которых нет двух одинаковых, сидят вокруг заваленного на бок волчка со стрелкой. По волчку алые языки пламени, в движении должен быть похож на разгорающийся костёр - забава явно ещё подземной эпохи, когда марраны не боялись огня. - Тянет меня к красоте, - неожиданно дрогнувшим голосом объяснил Руггедо. - В твоём-то доме всё больше уродство окружало. А ещё... Большинство этих фигурок были разбиты, или потеряны, или просто забыты и брошены хозяевами, которым надоели. Как и сам я, в каком-то смысле... Озма снова опустила взгляд. Пусть даже бывший Эот Линг специально бьёт её по больному месту - по существу его обвинения остаются справедливыми. Она ведь действительно за десять лет ни разу не задумалась о его судьбе. Могла бы ведь хотя бы просто из любопытства поискать по ящику Стеллы. Это ничего бы не дало - ни Подземья, ни долины Арахны он не пронзает. Но ведь она даже не пыталась! - Так что они мне родственные души, - в деревянном голосе снова зазвучали ехидные нотки. - Жаль только, без души. Магия Арахны не позволяет оживить изначально неживое. - Руггедо щёлкнул пальцами по сплетённым змеям на своей пряжке. - Твой порошок в этом смысле сильнее... - Порошок тоже оживляет лишь то, что раньше было живым, - возразила Озма. - И те деревянные изделия, к которым я, как латентная фея, прикладывала руку, придавая образ. - А феникс? Пускай в нём перья настоящих птиц, но ведь его образ - творение Гудвина, который не волшебник... - Волшебник. Тоже латентный, хотя так этого и не понял, - печально молвила принцесса. - Магическое поле Гуррикапа, позволив ему пересечь границу и стать фактическим папиным преемником, дало ему толику волшебной силы. Потому-то злые волшебницы её чувствовали, потому и книга Виллины назвала его волшебником. Он бы сам это ощутил рано или поздно, если бы не дал овладеть собой страху разоблачения. Но его дары Страшиле, Дровосеку и Льву, которые сам он считал пустышками-плацебо, заработали ведь по-настоящему... - Тем не менее, сами по себе его куклы ведь не ожили, хотя он даже приводил их в движение за нитки? Тем более не оживают обычные заводные игрушки, - Руггедо резво вскарабкался на полку, подошёл к жестяному человечку, затем к изумрудной даме в юбке-улитке. Хлопнул её по шляпке - дама присела, сжав пружину, затем резко выпрямилась, жеманно вскинула руки. - Не оживают же! Чарли Блеку сам деревянный клоун вдруг чем-то напомнил Гудвина, которого он видел лишь раз, и тот совсем не показался ему волшебником. У них и в самом деле много общего. Тоже в окружении кукол, тоже выдаёт себя за великого волшебника, не будучи таковым, с ворованными книгой и пряжкой Арахны, тоже подчиняет этим народ... А если уж проводить параллели, тогда и Урфина в тот же ряд. Разве что куклы у него были живые. И ведь признавался он ему - уже будучи Озмой, во время тоскливого плена в Фиолетовом дворце - что если бы Бастинда не захватила Изумрудный город, он бы сам двинул на него с дуболомами. Но с настоящей волшебницей мериться силами не рискнул, наученный опытом того же Гудвина. А впрочем, это закономерно: Урфин сознательно подражал Гудвину в стремлении стать "не добрым и не злым волшебником", а Эот Линг - творение Урфина. Все они шли одним путём - просто первым двум на нём повстречалась бедняжка Элли. А Руггедо двигается дальше... - И в этом смысле, - продолжал Руггедо свою мысль, - меня удивляет и пугает Страшила. Почему и как ожил он? Это ведь уникальный случай в истории Волшебной страны! - Не знаю, - призналась Озма. - Сначала я думала - ещё Урфином - что ураган Гингемы тоже мог занести семена этих проклятых сорняков, и они попали на Страшилу. Но он утверждает, что ожил ещё до урагана, в процессе изготовления. Может быть, всё дело в соломе, которой он был первоначально набит? Она, конечно, затем многократно менялась, но после оживления это уже не имело значения. У Ника-дровосека ведь тоже в конце концов не сохранилось ни одной прежней части тела, - её хрустальный взор мгновенно затуманился, - но он всё равно остался самим собой... - Я размышлял об этом, - важным голосом начал Гуамоколатокинт, пользуясь случаем обратить на себя внимание. - Мой прадед, мудрейший из филинов Каритофилакси... - Короче! - рявкнул Руггедо, и филин сжался, поникнув головой. - В общем, мой прадед знал об этом растении и его чрезвычайной витальной силе, - продолжил он совсем другим тоном. - А значит, оно не впервые попало в Голубую страну. Единственная никогда не обновлявшаяся часть Страшилы - мешок, из которого сделана его голова. Что если дело в нём, в его холсте? Туда в своё время могли попасть высушенные части растения, а когда фермер начал рисовать лицо, то есть придавать образ... - Тогда, если верить Озме, фермер тоже должен быть латентным волшебником, - недовольно перебил Руггедо. - Не много ли их развелось? - А почему бы и нет? - возразила Озма. - Взять того же кузнеца Ку Клипа - чем не волшебник? Не потому ли наша страна и называется Волшебной, что потенциальных волшебников в ней намного больше, чем кажется? Может быть, все люди творчества и труда, которые что-то создают... - Всё может быть, - резко и грубо процедил вдруг Руггедо, не дав ей закончить мысль. - Но Страшила меня всё равно пугает. Может быть, он только притворяется таким пугалом-простачком, а на самом деле воплощение какого-то древнего духа? Не знаю, как ты, а я рад, что мы можем продолжать общение без него. Озме эти слова не понравились, но после справедливых обличений Руггедо в равнодушии к его судьбе заступаться за Страшилу означало нарваться на новые обвинения в предвзятости и двойных стандартах. Не мудрее ли будет промолчать? Чарли, однако, молчать не стал. - Страшила - наш друг! - отрезал он. - Озма, скажи ему... - А почему ты на неё давишь? - набросился на моряка Руггедо. - Озма взрослый и разумный человек, даром что внешне ребёнок. - Вообще-то я с ним полностью согласна, - сказала принцесса. Руггедо столь же неожиданно переключился с Чарли на неё. - Полностью, говоришь? Ну ещё бы! Это сладкое слово "дружба", с помощью которого так удобно манипулировать людьми... Озма и Чарли, встретившись взглядами, поняли, что эти слова напомнили им одно и то же: обвинения, которыми бросался Урфин, узнав правду о втором серебряном башмачке. Озме они сейчас казались глупыми и несправедливыми, а Чарли жгли совесть даже теперь, спустя годы. Но каждый был абсолютно уверен, что другой воспринимает их точно так же. И тяжесть этого ложилась печатью на уста, и нечего было возразить никак не умолкающему Руггедо. - Взять и вытащить в опасность, где можно легко погибнуть. Да, Озма? - Руггедо словно забыл, как только что выступал вроде бы на её стороне перед Чарли и играл на её самолюбии. - Нет, может быть, я в самом деле чего-то не понимаю, объясни. "Чарли мне друг, поэтому я подвергну его смертельной опасности". Я честно силюсь понять эту логику - и не могу... Зачем вообще его нужно было сейчас звать? - Затем, что книга Виллины прямо связала наш шанс на победу с его участием! - Только шанс. И насколько мне известно, даже в этом случае она ничего не говорила о его личной безопасности. А если путь к победе лежит только через его смерть? Война, знаешь ли, не выбирает. Почему его судьба тебя совершенно не волнует? - Разве Озма такое говорила? - возмутился Чарли. - Но ведь получается именно так! "Нам нельзя без Великана из-за гор". Ничего другого я от неё пока не услышал. Пусть скажет хоть что-то, чтобы я понял её логику. - А что именно тебе непонятно? - буркнула Озма. Её щёки горели нездоровым румянцем. В самом деле, трудно объяснить то, что кажется очевидным и аксиоматичным. Но в глазах Руггедо это означает его правоту. Было стыдно. Чего он и добивался. - Непонятно, в чём тут благо для Чарли. Или всё-таки пресловутая дружба - это беззастенчивое использование в своих интересах без обоюдной выгоды? Озма молчала. Чарли пришёл ей на помощь: - Позвать друга в беде не стыдно. Стыдно когда-нибудь узнать, что тебя не позвали. - Спасибо, капитан! - голос Руггедо звучал совершенно без издёвки. - Теперь хоть какая-то логика просматривается. То есть выгода лично для тебя - исключить возможные моральные терзания? - Ты как-то странно рассуждаешь, - ответил Чарли, глядя на него с какой-то жалостью. - Наверное, именно потому, что у тебя нет друзей... а главное, потому что и не стремишься их иметь, у тебя другие приоритеты... - Да, я самодостаточен! - клоун гордо задрал нос. - Вот поэтому и не понимаешь, что когда друзья в тебе нуждаются, когда обращаются к тебе за помощью - это настоящая радость. И настоящее счастье - бескорыстно её оказывать. Слова "дружба" и "выгода" вообще не могут стоять рядом... Но боюсь, это бесполезно объяснять тому, кто сам такой радости никогда не испытывал. - Ладно, - нетерпелво перебил Руггедо. - Мне это действительно трудно понять, но всякое бывает. В конце концов, Волшебная страна тебе не совсем чужая. Но Энни?! У девочки своя жизнь в Большом мире, с Волшебной страной её вообще ничего не связывало, кроме рассказов о сестре, погибшей ещё до её рождения. Как можно было втягивать её в это, решать за неё? - За неё никто ничего не решал, - Озма уже срывалась на крик. - Выбор был за ней. Уродливая гримаса клоуна исказилась оскалом безудержного хохота: - Выбор? За ней? За девятилетним ребёнком? Не знаю, как в Канзасе, но во всех народах Волшебной страны такой возраст считается недееспособным со всеми правовыми последствиями - недействительность заключённых сделок и всё такое. Да она просто не понимала серьёзности происходящего и грозящей ей опасности! Лобные доли мозга для такого ещё не до конца созрели. Для неё это игра и приключение. Вот только сказки не всегда и не для всех хорошо кончаются. И вы все это прекрасно осознавали - что никакого выбора она сделать просто не в состоянии, что её слова не будут иметь никакого веса. Но да, моральные терзания... От них можно избавиться, спихнув с себя ответственность на несмышлёное дитя. Если с ней что-то случится - это не мы, это она сама так решила... Не так ли? - Нет! - в унисон выдохнули Озма и Чарли. - Кроме эмоций аргументов никаких? Я так и думал. В принципе, Озмину логику понять могу: она действует в интересах своей страны, подвергая риску малознакомых чужаков, для чего все средства хороши - и высокие слова о дружбе, и мольба в хрустальных глазках... Но ты, капитан? Втянуть в чужую войну собственную племянницу, лишь бы не запятнать белый плащ в глазах Озмы, которой до вас десять лет не было, как и до меня, никакого дела - пока не припекло... Нет, ты можешь называть это дружбой, а я назову гнилью. - Пусть это будет гниль, - отрезал Чарли суровым тоном. - Уж в твоих-то глазах я точно не забочусь о чистоте никакого плаща. - Да, и не забудь назвать это двойными стандартами! - подхватила Озма. - Как славно спелись пташечки на два голоса! - снова расхохотался Руггедо. - Как трогательно защищают один другого в его присутствии! Интересно, так ли пели бы наедине, или всё-таки не отрицали бы очевидных фактов? - Можно и наедине, - отпарировала принцесса. - Отчего бы и нет? Руггедо на этих словах буквально подскочил от радости, будто уловил Озму на чём-то постыдном: - Ты это серьёзно? Не против будешь, если Чарли останется здесь, а мы продолжим разговор в соседнем зале? Озма вопросительно поглядела на моряка: - Как он сам скажет... Рассеянный взгляд Чарли блуждал по полкам среди разноцветных фигурок. - Если это поможет его в чём-то убедить, - ответил он, не оборачиваясь. Озма колебалась ещё несколько секунд, но Руггедо смотрел на неё выжидающе и с противной усмешкой, продолжая барабанить по пряжке гибкими пальцами. - Тогда пойдём! - решилась она наконец. - Тотошка, ты с нами или подождёшь вместе с Чарли? - Я не знаю, - грустно проворчал пёсик, опустив голову. - Мне кажется, это неправильно. - Что именно? - Мы не должны разделяться. Сначала Страшила, теперь Чарли... Помнишь, у оврага Страшила говорил, что Руггедо пытается оставить тебя одну? Теперь он делает именно это! - Что за паранойя? - нахмурилась принцесса. - Мы просто поговорим и вернёмся! - Я в этом не уверен, - вздохнул Тотошка. - Знаешь что! Если не хочешь меня оставлять, пошли с нами. - Чарли я тоже не хочу оставлять... - Тогда жди вместе с ним, - Озма уже начинала раздражаться. - Решай, короче. Вместе с Гуамоколатокинтом они проследовали за Руггедо. Тотошка было потрусил за ними, но замер на полдороге. Обернулся на Чарли, по-прежнему не сводящего глаз с игрушек на полках, снова проводил взглядом Озму. Принцесса не оглянулась. Следующий зал тоже удивлял. По всем неровным, причудливо изломанным стенам шли, плотно прилегая друг к другу, зеркала разных форм. Вошедшие многократно отражались и преломлялись в них под разными углами, каждое движение дублировалось со всех сторон во всевозможных направлениях. Некоторые из зеркал были кривыми, искажая всех до неузнаваемости и посылая эти изображения новым зеркалам, в том числе кривым, которые уродовали их ещё сильнее. У Озмы в этом лабиринте начала кружиться голова, она уже с трудом понимала, где настоящие филин и Руггедо, а где отражённые. К тому же и голос Руггедо, продолжающего теребить пряжку, доносился с разных сторон, эхом от зеркальных изломов: - Тотошка за нами не пошла, оно и к лучшему. Эта неведома зверушка влияет на тебя не меньше, чем Чарли. Мало того, что лишила волшебной силы, так ещё и условия ставит? Неужели тебе самой не противно? Озма пыталась возразить - и не находила ни сил, ни слов. Собственные отражения медленно поплыли вокруг неё, приглашая в свой хоровод. Ноги начали подкашиваться в коленях. Усилием воли Озме удалось остановить эту карусель. - Перестань, - одёрнула она Руггедо слабым голосом. - Мы пошли за тобой не для того, чтобы слушать гадости о наших друзьях... А для чего? Она уже и не помнила. Растерянно помотала головой, собираясь с мыслями. - А и в самом деле! - с подозрительной лёгкостью согласился Руггедо. - Что нам до них? Наконец-то здесь остались все свои, как в старые добрые времена в твоём доме... Вы по этим славным денёчкам не скучаете? - Нет! - ухнул филин, и Озма посмотрела на него с благодарностью. Минутное наваждение улетучилось, она снова себя контролировала. - Жаль, - вздохнул клоун. - Ну да ладно. Из-за ваших так называемых друзей я никак не дорасскажу свою историю. Чем я, по-вашему, смог увлечь гномов? - А что тут гадать? - пожала плечами Озма. - Я и так знаю это от Кастальо. Задурил им головы идеей "вернуть славу предков", уйти в Подземье добывать руду и драгоценные камни... Не пойму только, пряжку ты сам стащил или тебе помогли? Как они смогли обойти клятву? - Ну, - Руггедо довольно погладил золотую пряжку, - пустить меня поближе к святилищу, где спала Арахна, клятва им не помешала - никто же не знал, зачем. А там уже пришлось проявить навыки маскировки от гномов... И те, кто потом видел пряжку у меня, понимали, что госпожа не проснётся, а значит, от клятвы они свободны. Но насчёт "задурил головы" ты не права, не права-а-а. Я просто предложил им шанс вернуться на путь, с которого Карена насильно увела их предков в Европе. Те, в ком ещё теплилась пассионарность, кого тысячелетия этого ига не сделали окончательно рабами полутрупа колдуньи, откликнулись на мой призыв... Отражения Руггедо во всех зеркалах вдруг начали расти, хотя с самим клоуном не происходило никаких изменений. Лишь скрипучий голос зазвучал твёрже и торжественней. - И сегодня, друзья мои, я предлагаю то же самое вам. Пришельцы из-за гор точно так же сбили вас с пути, о котором с юных лет мечтал Урфин Джюс, ради которого и начал создавать свою Непобедимую армию. Встать над добром и злом, пересечь эти кем-то проведенные условные линии, быть сам по себе, как Гудвин, ни от чего не завися, никому ничем не обязанным. Вспомни! Тебя же фактически вынудили остановиться на полдороге в достижении этой цели, стать доброй феечкой, частью системы. Разве не хочется тебе сделать собственный выбор, а не чужой? Переделать себя так, как сделал это я - твоё творение и слепок твоей души. Быть тем, кем желаешь, а не чем кому-то "должна", как тут говорила... - Нет, - мотнула Озма головой, хотя уверенности в её голосе несколько поубавилось. - Как я тоже говорила, я давно уж не Урфин, а та, кем была изначально и в чьём облике наконец-то чувствую себя собой. Поэтому и не тянет больше переделывать себя, делать из себя не то, чем я есть вместо того, чтобы просто самосовершенствоваться. И это должно быть очевидно, - она обвела жезлом глядящие со всех сторон свои отражения. Они действительно ничем не напоминали угрюмого столяра - разве что белое фейское платье в обманчивом освещении зала заметно отливало синевой, напоминая о временах до посещения молодым Урфином Изумрудного города, когда он ещё не брезговал жевунской цветовой гаммой. - О, это как раз легко поправимо! - расхохотался Руггедо и хлопнул себя по животу с пряжкой. Все зеркала разом вдруг затуманились, и в сизой дымке расплывчатые силуэты Озмы стали быстро меняться, приобретая столь знакомые черты, что прежде, чем рассеялся туман, Озма уже была готова увидеть того, кого увидела. Да, из зеркал на неё теперь глядел Урфин Джюс - послушно повторяя все её движения, так что девочка (синхронно со всеми зеркальными Урфинами) с тревогой осмотрела свои руки и всё, что мог охватить взгляд: не изменилась ли она сама? Но нет, она, как и бывший клоун, выглядела по-прежнему - впрочем, зеркальный Руггедо тоже прекратил расти, стоило ей заговорить, так что сейчас был зеркальному Урфину чуть ниже пояса. Один лишь филин отражался без обмана и выглядел в реальности так же несчастно и угрюмо, как в зеркалах. - Ну как, не противно? - с вкрадчивым сарказмом полюбопытствовал Руггедо. - Нет, - вздохнула Озма, не в силах оторвать взгляд от отражений. - Просто грустно и жалко. Жалко впустую растраченных лет в погонях за иллюзиями, с какими-то дикими жизненными ориентирами вместо путеводной звезды... Деревянная гримаса Руггедо скривилась, будто от острой зубной боли. Сейчас на ней отчётливо выступали кривыми шрамами борозды, неумело прорезанные в попытках улучшить своё лицо. Он снова нервно затеребил пряжку длинными пальцами. - Уверена? Или просто пытаешься убедить саму себя, что дело именно в этом? А может быть, ты сожалеешь, что Урфин остановился на пути, по которому шёл, и свернул с него? Не захотел продолжать меняться в правильном направлении, не увидел, что там дальше... - А вот я не свернул! - снова вдруг пришёл ей на помощь Гуамоколатокинт, и липкая паутина, начавшая было опутывать мысли принцессы в обманчивом мерцании зеркал, тут же порвалась в клочья. - И увидел пустоту Чёрного пламени в глазах Бастрахны. И тоже жалею теперь, что потерял лишние десять лет, да ещё и, в отличие от Озмы, на склоне своих дней. Неужели после этого ты рассчитываешь прельстить нас своими елейными речами? - Что значит прельстить? Я говорю то, что думаю! - Серьёзно? И то, что ты там Чарли наплёл, тоже было искренне? Позвать друзей в беде - то же самое, что подвергнуть смертельной опасности? Ты в самом деле не видишь разницы между мольбой Озмы о помощи и тем, как Бастрахна послала на верную гибель беднягу Аррахеса и использовала его вслепую в битве со змеиным царём? Если ты не ломаешь комедию, а впрямь так считаешь, тогда несчастное ты существо! И тут король чёрных гномов, который до сих пор держался уверенно и нагловато, впервые выказал неподдельные эмоции. Слова филина его по-настоящему задели. - Я, владыка Подземья, несчастный? Да ты мне просто завидуешь, Гуам! - Чему тут завидовать? - печально ухнул филин, даже глазом не моргнув от столь непочтительного сокращения своего имени. - И причём тут "владыка"? Разве в этом дело? - А в чём же? Опять в вашей пресловутой "дружбе"? Вот ты о Чарли вспомнил, а он, между прочим, всю дорогу подозревал тебя в сговоре со мной! Как это по-дружески... - Тебе-то откуда это известно? - прищурился вдруг Гуамоколатокинт. - Так может быть, ты сам ему это и внушал, а? Руггедо прикусил деревянный язык, но было поздно. Уже и Озма взяла его под прицел колючего алмазного взгляда. - А я даже отрицать не буду! Да, внушал. Но он молодец, внушению не очень-то поддавался. И только теперь, когда вы его так по-дружески бросили одного, и даже Тотошка бросила, разрываясь между ним и вами, сомнения захлестнули его с головой, и он сейчас блуждает рассеянным взглядом среди фигурок на полках, не в силах выбраться из этого лабиринта... - Озма, а ведь он и тебе внушает! - внезапно догадался филин. - Только глянь - он же рук не убирает с волшебной пряжки... На этот раз Руггедо справился с замешательством очень быстро: - Неужели ты думаешь, что у могущественной феи психозащита слабее, чем у потрёпанного морями инвалида, на которого она не может смотреть без жалости и постоянно отводит взгляд? Но Озма уже полностью овладела собой, чтобы отмести гипноз фальшивых слов. Даже Урфин в зеркалах давно и как-то незаметно сменился ею самой, и отраженный Руггедо стал своего настоящего роста. Разве что платье там теперь казалось совсем синим, но размышлять над причинами этого феномена было некогда. Противный клоун попал в самую точку с её сложным отношением к Чарли, в котором она до сих пор не желала признаться себе самой. Да, она чувствует перед ним иррациональную вину в том, что здорова, что её магия не способна вернуть ему ногу... Она даже сейчас продолжает лукавить: нет, это чувство вовсе не иррационально, просто Чарли постоянно напоминает ей о вполне реальной вине перед Ником. И жалость к нему как-то причудливо и опасно переплетается с раздражением, на котором она себя вовремя ловит и гасит, но... А самое мерзкое - то, что Руггедо всё это понимает. И понимал даже раньше, чем она сама осмелилась признаться себе в этом. Зато теперь она знает, что ему ответить... - Тебе ведь отлично известно, что здесь я никакая не могущественная фея! Магия моих Регалий в Подземье не действует, а собственная ослаблена настолько, что силы окружающего Хаоса полностью её подавляют. Я просто девочка, маленькая и слабая. Тогда к чему это враньё? Пытаешься сыграть на моём самолюбии? Компенсировать лестью мою неуверенность в себе? Да, ты мне внушал, и довольно успешно. И дело не в силе психозащиты, а в том, что ты, бывшее моё творение и часть моей души, в самом деле хорошо чувствуешь мои слабости и знаешь, на что нажать и куда ударить. И из-за твоей, уж извини за прямоту, мелочности и обидчивости это получается только больнее. Поэтому если хочешь продолжать разговор, ты прямо сейчас поклянёшься, что больше не притронешься к пряжке! - Ого! - оскалился клоун. - Ты ставишь мне условия, "маленькая и слабая девочка"? - А что такое? Мы, кажется, званые гости, а не пленники, так что ты связан законами гостеприимства. Поэтому или сейчас же, не сходя с места, дашь клятву, которую я требую, или мы возвращаемся к друзьям. Они нас, наверно, уже заждались, - не дожидаясь ответа, Озма двинулась к двери в коллекционный зал, хотя в изломах зеркального лабиринта не сразу сориентировалась с нужным направлением. Филин радостно вспорхнул ей вслед. - Стойте! - крикнул Руггедо. - Клянусь в твоём присутствии больше не прикасаться к пряжке. Может быть, хоть теперь убедитесь в чистоте моих помыслов и намерений... - Это уже лучше, - обернулась Озма. - И мне хотелось бы наконец-то узнать, зачем ты нас позвал. - Вас двое, а я один, - печально вздохнул бывший клоун. - Это честно? - А ты собираешься продолжать словесную дуэль? Нет, я на такое не подписывалась! - Почему "дуэль"? Я просто предлагаю тебе проанализировать свои принципы и жизненные установки, понять их источник и проверить на прочность. Ты ведь способна прислушаться к альтернативному мнению, правда? Или Стелла всё-таки права, пеняя тебе за подростковое упрямство? Озма закатила глаза: - Ты снова за своё? Мало того, что пытаешься купить меня на такую примитивную демагогию в духе госпожи Фаданоры, так ещё и продолжаешь полоскать моих друзей, хотя я ясно просила этого не делать... - Хорошо, - кивнул Руггедо. - Я не буду больше трогать твоих друзей - но тогда и ты не тащи их за собой! Ты же сама говоришь, что я часть твоей души, пусть и не самая тебе приятная. Мы с тобой одно - как свет и тень. Тогда почему между нами должен стоять кто-то посторонний - да хотя бы Гуам? Филин сжался в комок, испуганно уставившись на Озму. - Он тебе мешает? - ледяным голосом спросила принцесса Руггедо. - Зачем так ставить вопрос? Нет, не мешает, но... Я ведь пошёл тебе на уступку! Пряжку больше не трогаю, бояться тебе нечего. Разве я не вправе ожидать от тебя встречной уступки в знак доброй воли? Чтобы мы продолжили разговор в соседнем зале, а он подождал нас здесь. Или он чем-то лучше Страшилы, Чарли и Тотошки, которые послушно ждут? Озма не успела ничего возразить. - Нет, - вдохнул филин, - я не лучше, а намного хуже их. Ещё вчера я был во враждебной Озме команде, а прибился к ней только из страха. И Чарли совершенно прав, не доверяя мне, пускай и по твоему внушению. Я и сам себе не доверяю! И если ты настаиваешь, чтобы я остался здесь - останусь... - Гуамоколатокинт, - ласково и тревожно спросила Озма, - ты уверен? - Гуам, - поправил филин, тщетно пытаясь отвести взгляд от вылупившихся на него со всех сторон собственных двойников и натыкаясь на них снова и снова. - Более длинного имени я не заслуживаю. И ни в чём не уверен. Поэтому и мнение своё выдвигать не вправе. Как вы с ним решите, так и будет. - Тогда, - противно проскрипел Руггедо торжествующим голосом, - я настаиваю! Впрочем, вы можете вернуться к друзьям и вместе с ними - наверх. Война окончена, тумана больше не будет. Продолжим разговор тогда, когда ты будешь к нему готова. Времени у обоих впереди достаточно. Озма обратилась взглядом за поддержкой к филину, но тот захлопнул глаза-плошки и сидел безучастно. - Было бы странно и неправильно не закончить разговор, если уж начали, - пробормотала она неуверенным голосом. Руггедо смотрел на неё выжидающе и насмешливо. Поколебавшись немного, принцесса двинулась за ним. Гуамоколатокинт провожал её прищуром, в узких щёлках которого невозможно было прочесть ни мыслей, ни эмоций. - Я скоро вернусь, - пообещала ему Озма. Но это позвучало так тихо, что филин её, кажется, не услышал.