Теплые истории

Венти ощущает себя чертовым везунчиком. Это чувство селится внутри под самыми ребрами, греет, стоит только посмотреть на занятого Чжун Ли. Красивый, статный, начитанный, умный, богатый. Впрочем, последнее меркнет. Будь он даже среднего достатка, Венти бы не смог пройти мимо. Слишком приятный в общении. А его прикосновения… Певец счастливо улыбается, развалившись на диване в просторном кабинете двухэтажного коттеджа, что принадлежал Чжун Ли. Мужчина перебирал какие-то бумаги, периодически стучал пальцами по дорогому дереву стола, шевелил одними губами. И это длилось уже больше четырех часов. Венти за это время успел бы написать целую поэму! Но больше всего его оскорбляло то, что мужчина совершенно не обращает на него внимание! Поэтому большая часть документов в какой-то момент оказывается отставлена в сторону, а сам Венти садится на стол, обращая на себя внимание. — Удели уже мне внимание, старый болван, — дует щеки, опирается на поставленные за спину руки, довольно щурит глаза, когда взгляд золотистых глаз отрывается от бумаг. Как же хорош собой. Удивительно, что он посещал все его уличные выступления. Такие люди должны ходит на симфонические оркестры и концерты классической музыки, а не на площадь, где выступает самопровозглашенный бард. — Ты заблуждаешься, думая, что я не обращаю на тебя внимание, — замечает Чжун Ли, откладывая бумаги в сторону, а затем и вовсе убирает в стол. От греха подальше. — Ты вот уже четыре часа перебираешь свои бумажки! — А ты, вот уже четыре часа, напеваешь песню, которую, смею заметить, я бы послушал, — Чжун Ли окидывает замолчавшего певца взглядом, невольно задерживаясь на груди и левом бедре, а затем растягивает губы легкой улыбке. Пальцы мягко пробегаются по колену, обтянутому в белую ткань. Скользят выше, натыкаясь на край шорт. — Те самые ведь. И щеки Венти все-таки краснеют. Да, те самые. Чулки с кружевными резинками, которые он надел на их первую… встречу? Или все-таки свидание? Которое потом продолжилось в этом доме. От одного только воспоминания ощущает фантомный аромат и привкус дорогого абсента. Когда ладонь переходит на бедро, Венти все-таки тихо выдыхает и прикусывает губу. Каждое прикосновение этих длинных и весьма умелых пальцев будоражило. Венти уже знал конечную цель Чжун Ли. Под тканью белых чулок и бирюзовой в крупную клетку рубашкой скрывались татуировки, что однажды привлекли чужое внимание. Привлекли тогда и привлекают все еще. Певец мягко касается темных волос, перебирает пряди меж пальцев, улыбаясь, когда к теплой ладони непроизвольно льнут, а его самого сажают поближе. — И что же я напевал? — интересуется Венти, медленно расстегивая рубашку, наслаждаясь жадным взглядом, что внимательно следил за пальцами. — Венти… ты ведь знаешь, что я не певец, — с тихим вдохом отзывается мужчина, а пальцы только сильнее сжимают бедро. Из-под рубашки показался острый кончик бирюзовой татуировки-орнамента. — Ты жуткий зануда, обещавший мне свидание в цветущем яблоневом саду, — заметил он, отвлекаясь от рубашки и стаскивая с ног кеды. Устраивает ступни на кресле, между разведённых ног. Не сложно догадаться, что задумал. — Завтрак в постель делаю я, а не ты, — улыбается Чжун Ли, пока Венти возмущенно смотрит на него. И вот последняя пуговица расстегнута, мужчина сам разводит полы рубашки в стороны, обхватывает ладонями под ребрами пододвигая ближе. Мягко ведет губами по орнаменту. Венти не отвечает на это, только сильнее путается пальцами в темных прядках, мягко сжимает их, слегка потягивая. Чжун Ли слишком много внимания уделял татуировкам. Они так нравились ему, что иногда Венти задумывался сделать еще парочку. Может быть на предплечье и другом бедре. Ибо, о боги, кто бы мог подумать, что эти губы могут так чувственно касаться кожи, очерчивая орнамент, вести по нему языком, заставляя мурашки побежать по коже от дыхания на влажную кожу. И этот дурак прекрасно знал, как это действует на уличного артиста! — Мне нравится просыпаться под аромат чая с яблоком, — тихо отзывается Венти, опираясь о крепкие плечи и приподнимаясь, позволяя стянуть с себя шорты. Он ловит восхищенный взгляд на собственных бедрах, обтянутых белой тканью чулок и довольно улыбается. Ради подобного, кажется, он готов ждать и чуть больше четырех часов. Чжун Ли слишком щедр на касания руками и губами. Всегда настолько, что Венти теряется в ощущениях и его собственные слишком хаотичны. Он только и может, что хвататься за волосы, вести ладонями по плечам, ключице, с восхищением вслушиваться в стук сердца, когда ладони ложатся на грудь. Так оно стучит только для него. Только рядом с ним и это волнует ничуть не меньше, чем первый поцелуй, чем первое настоящее свидание, оканчивающееся сладким целомудренным поцелуем. В глазах напротив Барбатос ловит восхищение, смешанное с довольством. Чужие пальцы медленно скользят за резинку чулок, оттягивают чуть, позволяя в легком хлопке прижаться к коже вновь. Стянуть ненужную ткань и увидеть рисунок на бедре не позволяют маленькие ладони, что ложатся на щеки. Чжун Ли ощущает бальзам для губ со вкусом яблока, когда поцелуй — незначительное касание — прекращается. Пальцы с мозолями от струн мягко ведут по щекам поглаживая, а затем на щеку ложится еще один мягкий поцелуй. — С каждым разом влюбляюсь в тебя все сильнее, — тихо шепчет Венти, прижимаясь губами к уголку губ. Чжун Ли не отвечает, только целует в ответ шею, ведет пальцами по татуировке на груди, спускается ниже, обводит пупок и вновь кладет ладонь на бедро. Пробирается под резинку пальцами, медленно стягивает вниз, открывая вид на еще один узор. — Позволишь? — мягко интересуется мужчина, ведя большим пальцем неровный круг по бедру. Венти только возмущенно (наигранно, вне всякого сомнения) фыркает и сам укладывается на стол, устроив ноги на плечах. — Сколько раз уже повторять? Можешь не спрашивать. И то ворчание только веселит сильнее. Не может не спрашивать. Потому что не хочет нарушать чужие границы, причинять дискомфорт, подавлять собой, забирая ту свободу, какой практически живет человек под ним. Давно мог найти себе продюсера, выступать на большой сцене, но нет. Все так же выступает на площади, забывает свои цветные наушники в баре у Дилюка, живет, не пуская корней в землю. Венти однажды признался ему, что обычно дольше чем на год, он не задерживался в городах. Его ничто не держало, он пускался в путь, стоило только вдохновению иссякнуть, но здесь… Венти тогда так и оставил недосказанным, почему же остался. Чжун Ли все прочитал между строк и этим ответом остался доволен. А сейчас… этот неспокойный взбаламошенный, привлекающий своей ребячливостью и легким инфантилизмом человек лежит на его столе. Ждет в нетерпении дальнейших действий и… Право слово, зачем заставлять ждать? На сей раз поцелуи приходятся на татуировку, что нашла свое пристанище на бедре. Венти мелко вздрагивает, когда поцелуи переходят на внутреннюю сторону бедра. Он вновь тянет руки к волосам Чжун Ли, гладит ласково и тянет на себя, чтобы быть ближе. Когда их лица оказываются наравне, Венти снова целует. Мягко, почти невесомо, коленями сжимает бока, давит на ребра. — У тебя вечером выступление, — тихо замечает Чжун Ли, стоит только прервать очередной поцелуй, опускает взгляд, обводя им татуировку, натыкаясь на любопытное возвышение ниже пояса. — Оно вечером, — согласно кивает, не понимая к чему же тот ведет, а затем тихо и удивленно выдыхает. Чжун Ли поднимается со своего кресла, тянет артиста на себя, заставляя встать на пол, а затем уже заставляет лечь грудь на стол, да крепче сжать бедра вместе, прижимается сам пахом, тихо выдыхая. Крепко сжимает пальцами ягодицы, вырывая из парня тихий и довольный стон. — Оно через два с половиной часа. Навряд ли ты сможешь собраться с мыслями за столь коротко время, — воркует в ухо Чжун Ли, он слегка покачивает бедрами, а Венти только вжимается плотнее, жмуря глаза. Голова постепенно переставала соображать. — Что ты… удумал? — и практически сразу получает ответ на свой вопрос, когда между бедер ощущает тепло. — Ах ты старый извращенец… Венти выдыхает с шумом, облизывается судорожно и пытается сжать ноги сильнее, Чжун Ли ему немного помогает в этом. Он кладет ладони на бедра, давит на них, не позволяя развести в стороны, а затем начинает медленно двигаться. Каждый его импровизированный толчок проходится по возбуждению певца. А тот только постанывает довольно, прогибается в пояснице, а вскоре приподнимается на руках, чтобы быть как можно ближе, и он так рад, что Чжун Ли понимает его практически без слов, прижимается грудью к спине, целует бледные плечи, а одну из ладоней устраивает в центре орнамента, не позволяя отстраниться. Венти с каждым толчком стонет все громче, сжимает руку на груди в своей, практически впивается пальцами в неё, царапая короткими ноготками. Чжун Ли тоже роняет тихие стоны, уткнувшись носом в теплое плечо, крепко держит в своих руках, не давая отстраниться, а вскоре перед глазами вспыхивают цветные пятна. Они оба ложатся: Венти на стол, а Чжун Ли сверху, дышат шумно, а певец, кажется, еще и с тихими хрипами. — Раздавишь, болван… — но не дергается, наслаждается и приятной тяжестью, и слабостью в ногах, потому что до ванны сам не дойдет, а значит туда его понесут на руках. — Божечки, как хорошо, — бормочет в стол, пока спину покрывают мягкими поцелуями. Пальцы на груди сначала обводят татуировку, а затем переплетают с его. Еще один поцелуй оставляют на затылке. — Доволен? — хрипло спрашивают откуда-то сверху и Венти только согласно мычит. — Вполне, только… теперь с тебя ещё одна корзинка с лилиями и яблоками, — и наслаждается тихим мягким смехом. Обнимает крепко за шею, когда берут на руки, чтобы отнести в ванную комнату. — Хотя нет. Свидание в саду… — Как только зацветут яблони, — согласно поддакивают сверху и мягко целуют в лоб. Венти довольно жмурит глаза и трется щекой о теплое плечо, ощущая себя на седьмом небе от счастья.