Теплые истории

Бывали дни, когда Венти не врывался в кабинет беспокойным и суетливым ветерком. Он тихо, почти по-кошачьи, ступает на подоконник, а затем на пол. Бутыль знаменитого одуванчикового вина с тихим стуком ставится на стол, на который усаживается и сам бард. Он непривычно тих и задумчив. Чжун Ли подобное видеть непривычно, пускай это и происходило не впервые. Ему прекрасно известна причина, поэтому поднимается из-за стола, достает два бокала, чтобы распить принесенное вино. Бумаги благоразумно отодвигаются в сторону не снесенные на этот раз внезапным ветром. Тихо чпокает пробкой бутылка, алкоголь разливается по бокалам в то время, как Венти перебирает пальцами по струнам лиры играя что-то светлое и вместе с тем грустное. Подобная хандра испугала бы тех, кто знаком с обычным бардом Венти, но Моракс прекрасно знал так же и Барбатоса. Анемо Архонта, на чью долю пришлось не так уж и мало бедствий. Когда-то давно его ветра без проблем могли изменять ландшафт, об этом говорит вся холмистая территория Мондштадта. Когда-то давно он принял облик того, кто стал самым близким другом для маленького элементаля. Чжун Ли никогда не знал, как начинать разговор с Венти в такие моменты. Он слишком привык, что двигателем их диалога был этот шальной ветерок, казалось бы, с неиссякаемым запасом жизнерадостности. Мужчина делает глоток вина, а затем садится обратно за стол. Совсем скоро бард переползает к нему на колени и жмется как можно плотнее, закрыв глаза. Чужая душа - потемки. Чжун Ли, к сожалению, не может читать чужие мысли и потому даже предположить не может, что творится в голове у его собеседника. — Ты старый болван, — тихо говорит Венти, устроив голову на широком плече. Тянет на себя руки Моракса, чтобы обнял, и сам стискивает в объятиях. — Хм... вынужден спросить: почему? Боюсь, я не совсем понимаю, к чему ты клонишь. — Даже не предупредил, что собираешься инсценировать собственную смерть. Разве с друзьями так поступают? — голос барда звучит не только тихо, но и спокойно, без особой живости и задора, словно он очень и очень устал, будто снова собирается уйти в долгий-долгий сон. Мысль об этом, почему-то тревожит. Худые бока сжимает сильнее, словно пытается доказать самому себе, что Венти все еще здесь и никуда не уйдет. Во всяком случае пока. — Таковы были условия моего последнего контракта, — отзывается Чжун Ли, наклоняет немного голову и ведет мягко носом по щеке. Венти чуть жмурит глаза, наслаждаясь. Приятно. — Переживать смерть близкого существа во второй раз... как жестоко. Я-то думал, что мы друзья, — тихо хихикает Венти, стараясь шутить, но выходит это у него не то, чтобы хорошо. В крепких объятиях Властелина Камня так хорошо сидеть, что невольно хочется уснуть на лет так десять. — В наблюдении за людьми я заметил, что они рассказывают друг другу о том, что их тяготит. — Ооо, надо же, Великий Бог Гео проникся людьми и даже немного очеловечился! Раньше, тебе это было неинтересно. — Раньше тебе хватало вина и моих прикосновений с объятьями, чтобы перестать хандрить. Венти тихо вздыхает, обиженно дергает за хвост, до которого смог дотянуться и утыкается лбом в плечо, пряча лицо. Раньше... раньше у него был гнозис, который не так уж и давно буквально вырвали из его груди. Теперь то место иногда ноет, отдает колющей болью. Венти тянется за бокалом Моракса, чтобы отдать его, затем тянется за своим, наполняет вином и с тихим перезвоном ударяет в негласном тосте. — Просто вспомнил прошлое. А там о том, что я теперь не так силен. Готов поспорить, ты спокойно можешь прибить меня одним ударом. Наверное, я сейчас самый слабый из всех Архонтов. Я всегда прихожу слишком поздно. — Венти поднимает руку и начинает загибать пальцы. — Я хотел дать свободу от аристократии, но, когда вернулся, элита общества властвовала над городом. Я пришел слишком поздно, когда Дурин взбушевался. А что говорить о Двалине? Он был отравлен, люди назвали его Ужасом Бури, он был так зол на тех, кого когда-то защищал. А что сделал я? Ничего. Венти чувствует, как объятия становятся крепче, его буквально вжимают в крепкое тело и, кажется, словно ребра сейчас затрещат. Приходится похлопать Моракса по боку, чтобы ослабил хватку, иначе ему придется заказывать гроб у своей начальницы. — Это все незначительно, но иногда так... беспокоит, даже скорее заставляет грустить. И только попробуй меня придушить объятьями, кто потом тебе вино приносить будет и разбавлять твою унылую серую жизнь консультанта? — Но все ведь в итоге хорошо. Ты помог свергнуть аристократию. Убить Дурина. Спасти Двалина, — тихо замечает Чжун Ли. Он никогда не был силен в успокоении кого-либо. И поэтому из раза в раз терялся в том, как стоит себя вести и как стоит успокаивать Венти. А тот только качает головой, делает еще пару глотков вина и закрывает глаза. Возможно, ему просто нужно было выговориться? Высказать все то, что тяготило, то, что повисло на плечах тяжелым грузом. Барбатос бы назвал еще несколько причин, почему его можно назвать действительно никудышным Архонтом (Моракс когда-то так и назвал его). Но теперь Чжун Ли может назвать тысячу причин почему это не так. Мягко прижаться поцелуем ко лбу, затем к виску, щекам, прикрытым векам. И Барбатосу некуда деваться от подобной нежности, какую проявляет некогда Бог Войны. То существо, что когда-то давно вызывало благоговейный трепет и страх, сейчас крепко обнимает, целует мягко и трепетно, словно человек в его руках может пропасть в любой момент. И Венти успокаивается. Чжун Ли прав. Во всем прав, как и всегда. Какие бы невзгоды не встречались в жизни, так или иначе они были преодолены. А теперь у них впереди целая человеческая жизнь. У Венти впереди тяжелый путь в обучении Моракса быть человеком. Та еще задачка на самом деле. Может быть, наступит тот день, когда он сам будет успокаивать Гео Архонта под бутылочку вина, а пока... А пока на губах расцветает привкус одуванчикового вина, а в крепких объятиях его настигает спокойный сон.