Дети ветра

В Грюнланде, весной года 1204-го Аурванг по опыту знал: внезапные, опасные и невероятные встречи бывают в сагах. А также в реальной жизни именно тогда, когда их совершенно не ждешь и когда они ну ни капельки не нужны. Они с Дариной двигались на север вдоль Черных Холмов по землям Ромалии наименее людными тропами, общались с другими только по необходимости, ночевали в самых захудалых местах. В гостинице, которая требовала срочного и всеобъемлющего ремонта, они повстречали доброго приятеля Габриэля. С вооруженной компанией. Обленившийся за зиму Сигурд и непривычная к горам Бабочка сполна отработали весь овес, что давали им по холодам хозяева, порой отказывая себе в лишнем куске мяса. Аурванг и Дарина провели незабываемую ночь в пещере, липкой то ли от помета нетопырей, то ли от каких-то грибов, с рассветом убедились, что ушли от погони, и от греха подальше решили идти до Сосенок по территории Грюнланда. Конечно, эта страна лишила Дарину семьи и родины, но девушка, судя по всему, не испытывала ни гнева, ни печали. Крестьяне в грюнландских деревеньках ничем не напоминали ей рыцарей-захватчиков, а весенние леса, наполненные птичьими трелями и ароматами первоцветов, радовали сердце. — Послушай, это же моя первая свободная весна! — смеялась Дарина, обнимая шею Бабочки и вплетая в ее гриву медуницу. Аурванг улыбался ей в ответ и расхваливал пироги с душистой зеленью, которые пекли в это время в Сосенках. — На самом деле это скорее огромные омлеты, битком набитые травой. Но мы зовем их пирогами. — Я согласна на такой пирог! Мы же сможем купить яиц в этом... как нам сказали... Подгорном? Деревня у подножия холма встретила их полным отсутствием кур, другой птицы и вообще кого-либо живого. Медленно, с опаской шли они по разоренному поселению, и гномье зрение позволяло Аурвангу видеть даже в сумерках, как цепенеет от ужаса Дарина. Зимние ночные кошмары давно отпустили ее... чтобы сегодня стать явью. — Стой, — шепнул он ей, заслышав будто бы разговор. Жестом велел Дарине спрятаться за его спиной, отвязал от седла арбалет, но зарядить не успел. Знакомый низкий голос окликнул его: — Аурванг, свои! Посреди мертвой деревни не склонный к сентиментальности Аурванг с великим удовольствием обнял Горана. А в полутемной кухоньке, где грели поздний ужин его приятели, Дарина тоже попала в объятия — худого светловолосого парня. — Что это? — Дарина вертит в пальчиках маленький гладкий плод, найденный в прошлогодней листве. — Желудь. Он упал вон с того дуба, — Аурванг показывает на молодое деревце, которое и близко не похоже на свой литературный образ. Дарина, с ее образованием, замечает это, прыскает в кулак, а потом декламирует, изредка спотыкаясь: — Дуб, ты сучья распростер дальше, выше всех; ты, орешник, тонкокор, крепок твой орех. Ты, пушистая ольха, добрым людям кров, незлобива и мягка, нет в тебе шипов<...> Ты, береза, всех дерев звонче и светлей, затмеваешь королев прелестью своей...* — Не похоже на ромалийские стихи. — Точно! Это из поэзии островитян. Мне как-то прочитал один лимериец, Кахал, — Дарина заливается непривычно смущенным румянцем. — Габриэль отдал меня ему на ночь, а он... С ним было хорошо. Что ж. С этим изящным миловидным мальчиком ей наверняка было очень хорошо. Аурванг чуть тряхнул головой, прогоняя неуместные мысли, и взглянул на двух других знакомцев Горана. — Как-нибудь представишь нас друг другу? На территории, вероятнее всего, военных действий, желательно знать, с кем делишь кров. Горан основательно почесал затылок. Потом бороду. Потом снова затылок. Искоса глянул на Кахала, а затем спросил у Аурванга: — Сдается мне, ты вряд ли выкупил свою спутницу у ее хозяина. Да, я знаю, кто такая Дарина. — Если считать за выкуп выведенные из строя ворота в замке Габриэля... — Тогда не вижу, зачем бы нам всем что-то скрывать друг от друга. Все мы здесь или в Ромалии преступники, — Горан обернулся к несколько изможденному юноше со строгим серьезным лицом: — Йон, этого гнома бояться не след. Аурванг — военный инженер, но он честный военный. Он не издевается над мирными крестьянами. Зато он освободил из неволи пикту Дарину. Теперь о нас. Йон — бывший жрец. Недавно он тоже кое-кого спас. От сожжения. Аурванг, ты не из пугливых, Дарина, не волнуйся. Видишь ли, Лада — она... нежить. Добрая, сердечная нежить, которая год помогала Йону в приюте для сирот. А Кахала ты знаешь. Тот не замедлил тонко улыбнуться и отвесить галантный поклон: — Только, милая Дарина, я вовсе не коллекционер. Я наемник, а в последние месяцы — ученик кузнеца Горана. Аурванг старательно пропустил мимо ушей «милую» и обратился к Ладе, которая как раз поставила перед ним миску с подогретой кашей: — Прости мою дотошность, но это старая военная привычка — уточнять информацию. Если ты целый год примерно помогала Йону в приюте, то за что тебя хотели казнить? — Мое существование, как и у многих видов нежити, поддерживает жажда мести. Недавно я отомстила одному из своих убийц, его звали Бено. Дарина громко вскрикнула, тревожа траурную тишину этого вечера: — Бено?! Ромалиец, тяжелый, плотный, лысоват, вечно что-то жрет, говорит сквозь зубы, презрения к окружающим — через край... Вместо Лады, которая, вероятно, задумалась о манерах Бено, ответил Йон: — Да, все верно. Он был именно таким. На пол упала ложка, за ней громыхнул сдвинутый стол. Дарина вскочила, крепко сжала руки в восторженном жесте, а потом несмело протянула их к Ладе: — Могу я тебя поблагодарить? Бледное личико Лады было бесстрастным, а руки она подняла, явно не очень понимая, что, и, главное, почему с ними делать. Аурванг захотел срочно провалиться сквозь землю. Горан, Кахал и Йон, судя по физиономиям, тоже. Бывшая проститутка и осужденная на костер нежить шагнули навстречу друг другу и коряво, робко обнялись. Вообще-то сам Аурванг с удовольствием пожал бы Ладе руку за то, за что ее хотели казнить. Но вместо этого он ответил на вопрос, который наверняка интересовал большинство на этой кухне: — Мы познакомились с Бено в замке Габриэля, где он продемонстрировал, какое удовольствие получает от боли других. В частности, он аж лучился счастьем, когда Габриэль четвертовал за шпионаж одного горбуна. Со знакомством более-менее закончили и приступили к поздней трапезе. Аурванг мысленно хмыкнул. Сразу стало понятно, кто привык к виду крови, а потому жевал с аппетитом, а кто, несмотря на внешнюю выдержку, тяжело переживал трагедию Подгорного. Или свое собственное давнее горе. Пока они ужинали, Лада раздобыла где-то немного медовухи. После короткой молитвы за упокой, которую прочитал Йон, они стали собирать воедино разрозненные кусочки знаний. Первым взял слово сам Аурванг. Он рассказал, что нападение на Подгорное было слишком нетипичным для гномов. Да, они лучше людей видели в темноте и не гнушались ночными либо предрассветными налетами. Но все-таки арбалеты использовали куда реже, тем более в ближнем бою, и если уж убивали мирных жителей, то доводили дело до конца, не позволяя уйти свидетелям. Коров они не угоняли, а над животными могли поиздеваться разве что городские гномы, давно позабывшие о традициях своего народа. Йон поднял руку, прося у Аурванга дозволения перебить его. — Когда мы только пришли в Подгорное, я предположил, что гномы ограбили деревню и отомстили за то, что в Грюнланде больше не принимают их кузнецов. Ты объяснил мне, почему это не так. Еще раньше Кахал сказал, что это больше похоже на войну, чем на грабеж. Но у простых грюнландцев нет знакомых военных инженеров и бывших разбойников. Они будут думать так же, как в самом начале — я. — Ты прав, — кивнул Аурванг. — Этот акт агрессии — классическая провокация. Кроме того, полагаю, лишение гномов работы в Грюнланде — тоже часть заранее спланированной провокации. Остается понять, почему именно так. Почему бы королю Грюнланда просто не пойти войной в Волчьи Клыки, как это было с пиктами. Мы, гномы, отнюдь не мирный народ вроде лесных эльфов. Для предлога хватило бы реальных конфликтов на границе. Ответила неожиданно Лада: — Я немного слежу за политической обстановкой в стране. В последние годы король стремится объединить княжества Грюнланда, как это сделал дуумвират в Ромалии. Не все князья с этим согласны, не все добровольно пойдут воевать в Волчьи Клыки за интересы короны. Может быть, провокации как-то связаны с этим? Дарина, до того понурая и молчаливая, влезла в беседу, зло сверкая карими глазищами: — Так куда мы денем моего проклятого Габриэля с его проклятыми планами? Он же хотел воевать не только с Иггдрисом за контроль над озерными волоками, он хотел напасть и на гномов, уже с ромалийской стороны Клыков. Представляете, Аурванг, сам того не зная, делал чертежи требушетов для войны с собственным народом! — Ну, чертежи-то я прихватил с собой. Но моим родичам и без требушетов придется туго. Дарина, вспомни, я рассказывал тебе, чем похожи гномы и пикты — и чем мы отличаемся от стран вроде Ромалии, Грюнланда, Саори или Лимерии. У нас важны кланы. Гномы из западных Клыков запросто придут на помощь гномам из восточных Клыков, ничего не требуя взамен. По клановому принципу. По всей видимости, Грюнланд и Ромалия договорились начать боевые действия примерно в одно и то же время, чтобы ослабить наши клановые связи. Габриэль назначил поход на весну, и здесь напали на Подгорное именно весной. Но, — Аурванг расставил на мысленной карте значки, — но Габриэль собирался идти к нашим со стороны озер, это далековато от Грюнланда... Додумать и тем более договорить он не успел. Пламя в печке вспыхнуло и зашипело, привлекая к себе Горана. А ведь никогда прежде он не наблюдал, как его друг беседует с огнем. Судя по дико расширенным алым глазам, вздувшимся венам на шее и хрусту зубов, ведовской дар следовало скорее назвать проклятием. Аурванг собрался уже встать, помочь хоть чем-нибудь, хоть словом или прикосновением — но его внезапно опередил Кахал. Юноша явно привычно опустился рядом с Гораном на колени, обнял его так, как не обнимают друзей, даже самых близких. А спустя несколько мучительных минут резко развернул его к себе и тряхнул, вырывая из огненных видений. — Три брата, не поделившие корону, — глухо сказал Горан, возвращаясь к общему столу. — Я знаю, кто это. Лада, тебе привиделась эта война. Три государства, которые граничат друг с другом, и гномы между ними. Междоусобица в Грюнланде. Столкновение разных племен. Кахал продолжил: — А корона — это ресурсы. И не важно, волок это, гномьи шахты, контроль над князьями... Или, может, выход к морю, а? Ромалия очень страдает без выхода к морю. Но вот что... Не нравится мне, что во всей это дерьмовой истории покуда не видать моей прекрасной родины, Лимерии. А ведь ей Иггдрис через залив что кость в горле. Как бы она не отхватила корону, утопив конкурентов в крови. — Лимерийские рыцари! — Дарина схватилась за голову. — Как я могла про них забыть, дура... Они же бывали в замке Габриэля! — Очаровательно, — Кахал внимательно всмотрелся в лицо... да, скорее всего, своего любовника. — Ты что-то еще видел? Вместо ответа Горан обратился к Ладе: — Вспомни, пожалуйста, в твоей сказки были деревья? — Нет... Кажется, нет... А что? — В третий раз я вижу тлеющую хвою. И почему-то она тревожит меня куда сильнее, чем кровь. Совместными усилиями мы выяснили, что мой дар соединяет меня с людьми. С кем связывает меня хвоя? Из-за чего так больно? В Смерёте много елей... Но там нет настолько близких мне людей. Дарина поделилась новоприобретенными знаниями о лесной флоре: — Да вроде бы елок и сосен везде в горах хватает. И не только в горах. — Елок и сосен? — медленно повторил Горан. — Сосен? Недостающие значки сами собой возникли на мысленной карте Аурванга. Между озерами и Грюнландом расстояние и впрямь немалое. В отличие от гномьих и смешанных поселений к западу от Черных Холмов. — Это Сосенки, — Аурванг встал и полез в одну из своих сумок в поисках бумаги. — Йон, в каком ближайшем городе есть голубятня? Верхом — слишком долго. — Я не знаю, — промямлил жрец. — Может быть, если повезет... — Это место особенное? — тихо спросила Лада. — Это родная деревня Аурванга, — ответил Горан. — Там живет его брат и мой друг кузнец Аустри. — И, к тому же, это самое доброе место на земле, — неожиданно добавил Кахал. — Тогда дайте мне карту и письмо к Аустри, — Лада присела на корточки рядом с Аурвангом. — Я быстрее и надежнее голубя. И я смогу им чем-то помочь. В деревне Подгорное, поздним вечером того же дня — Вот, я нашла в сундуке, — Дарина протянула Ладе новенькое льняное платье, должно быть, из приданого. — Тебе не стоит отправляться в дорогу в этом тряпье. Даже если ты собираешься идти лесами. — Спасибо, — Лада спряталась за шторку, которая отделяла в комнате угол, а когда вышла, чтобы получить указания от Аурванга, Дарина усадила ее на стул. Совершенно без страха перед холодом ее тела. — Заплету тебя. Вдруг тебе понадобиться с кем-то поговорить в пути? Лучше, если ты будешь вызывать удовольствие и восхищение, а не жалость. Пока ловкие маленькие пальчики пикты колдовали над волосами Лады, Аурванг подробно комментировал карту, объяснял, где на пути можно столкнуться с трудностями, и, самое главное, как выглядит Аустри. Когда он закончил, то обратился за помощью к остальным: — Я почти не знаю Грюнланда. Как Лада найдется нас, когда вернется? — Ну, это зависит от наших планов, — пожал плечами Кахал. — Очевидно, Йон нам не простит, если мы не предупредим об опасности его деревню. А дальше, ребята, не серчайте, но нам с Гораном точно по прямой до городка Райндорфа. Он попадает в зону вероятных провокаций, и там живет женщина, которую мы просто обязаны спасти. Ну и по дороге будем предупреждать жителей других поселений. Что скажете? — Спасибо, — устало улыбнулся Йон. — Годится, — ответил Аурванг, переглянувшись с Дариной. — Возле этого Райндорфа сможете назвать Ладе некое памятное место, где мы оставим для нее послание, куда отправились дальше? На дворе стояла глубокая ночь, когда Ладу снабдили необходимыми инструкциями. Всей толпой они вышли за ворота. Горан и Кахал, который снял рубашку с оберегом, расцеловали ее как давнего друга. Аурванг пожал ей руку и попросил тихим спокойным шепотом: «Спаси его». Дарина придирчиво потрогала ее прическу и надела ей на шею деревянные бусы, выкрашенные в красный цвет — «для привлекательности». Йон обнял ее, просто, крепко, без прежнего страха. Улыбнулся: — Если бы все эти дураки знали, какую девушку хотели сжечь на костре. — Утешишь Франца, что он не зря лишился руки? — На досуге напишу ему утешительное письмо, — Йон тронул пальцами ее бусы, явно вспоминая те, рябиновые. — Жду тебя. В деревне Подгорное, ночью На всякий случай Кахал предложил выбрать двух дежурных. Первым вызвался он сам, а после предложил Дарину. Горан, Йон и Аурванг, пришибленные каждый на свой лад, не сопротивлялись. Чтобы не сидеть сложа руки, Кахал занялся делом, привычным со времен Шинни. А именно — мародерством. Путь до Райндорфа предстоял неблизкий, что там впереди — неизвестно, а потому стоило запастись крупами и салом на пятерых человек. Ну и ценностей поискать, вдруг сгодятся на продажу? Небо едва начало светлеть, когда он хмуро осматривал на кухоньке свою добычу: кошель из храма с горсткой серебра, серебряную ритуальную ложку и крошечный золотой язычок пламени. На скамейке стояли мешочки с перловкой и пшеном. — Ты чего меня не разбудил? — потягиваясь, проворчала Дарина. — Немного застрял в храме, — виновато улыбнулся Кахал. — Ты сонная и необщительная, или можно задать тебе крайне неуместный вопрос? — А что-то может быть уместным в этом ж-ж-жутком месте? Спрашивай. — Ты же понимаешь, как я удивился, увидев тебя рядом с... м-м-м... покалеченным гномом. И я не замечаю отвращения на твоем лице. Почему? — Потому что его нет, — сердитость волшебным образом пропала с лица Дарины, а в ее выразительных карих глазах замерцали теплые звездочки. — Аурванг не просто вытащил меня из рабства. У гномов есть легенда о камнерезе-чародее, который вдохнул жизнь в созданную им статую. Мне кажется, Аурванг сотворил со мной нечто подобное. Аурванг, который много лет назад приложил свою руку — а может, обе — к тому, чтобы Дарину захватили в плен и обрекли на годы отвратительных унижений. Но суровый гном, похоже, не раздирал себе совесть подобно тому, как Кахал до сих пор не мог простить себе Мэрид. Нет, он не страдал херней, не расчесывал, словно болячку, свою душу, не дарил — о, само великодушие! — несчастной наложнице одну ночь, свободную от боли. Он просто взял и освободил ее. Навсегда. Действительно, чародей. Близ деревни Йона, на следующий день Соваться в деревню Йона посчитали откровенным самоубийством. После зажигательного побега Лады там наверняка удвоили число воинов ордена и настороженно относились к любым чужакам. Тем более столь экзотическим, как Аурванг и Дарина. Поэтому Йон предложил предупредить жителей через пастуха, мужа Агнешки. Но Аурванг, верный своей паранойе, решил перестраховаться дополнительно: — Агнешка — подруга Лады. Деревенские могли не говорить об этом старшему жрецу, но могли и сказать. Не исключено, что за ее мужем следят. Так что Кахалу, Горану и тем более Йону на встречу идти нежелательно. Дарина, как ты? Справишься? Не переживай, ты пойдешь под нашим прикрытием. Впрочем, Дарина переживать и не думала. После погребения жителей Подгорного ее охватила тихая, но вполне бесшабашная злость. С этим светлым чувством она прошла сквозь стадо коров, которые были по сравнению с ней просто огромными, гладко побеседовала с мужем Агнешки и вернулась обратно. Карие глазищи лихорадочно сверкали. — Милейший пастушок рассказал мне, что не далее, как в полдень, мимо провели пару дюжин коней. Во-о-он в том направлении. Ну, господа преступники? Никто не желает прибавить к своим грехам кражу лошади для бывшего жреца? В Грюнланде, в городке Райндорфе Они предупредили жителей трех деревень, и Аурванг объяснил, как организовать более-менее сносную оборону. Если вдруг никто не захочет переждать опасное время в лесах. Еще три деревни пострадали так же, как и Подгорное. Дальше им пришлось отказаться от вылазок, потому что вокруг шлялись вооруженные отряды, вероятно, местного князя. Перед Райндорфом они посетили еще одну деревню, где уже знали о нападениях, ненавидели гномов и выскребали для жреца последнее — на молитву «супротив сраных карлов». В Райндорф пришли без опаски. Приграничные городки славились мутными делами, жестокими драками и непонятными убийствами. Но Кахал все-таки достал из своих сумок два парика: темно-русый для себя и рыжий — для Йона. Здесь явно ничего не знали. Хозяин гостиницы посмотрел на Аурванга и Дарину неприветливо, но в меру, как всегда косятся на чужаков. А когда увидел в ладони гнома серебро, тут же расплылся в улыбке и сообщил, что у него есть голубятня с шустрыми птичками. Особенно шустрыми, если добавить еще серебра им на зернышки. В трактире при гостинице впервые за много дней друзья наслаждались нормальным обедом. Подавали пищу богов: гороховый суп на ребрышках со следами мяса, бобы, щедро сдобренные зеленью и умеренно — шкварками, пирог с ревенем, квас и хреновуху. От последней, впрочем, они отказались. Первое весьма повеселило Дарину: — Представляю рожи эльфийских прелестниц, если бы они увидели, как я уплетаю горох и бобы. — Почему? — наивно спросил Йон. — Да как же! Девочки не пукают! Йон покраснел. Горан и Кахал заржали. Аурванг с каменным лицом обратился к Дарине: — Познакомишься с моим братом — умоляю, не говори при нем о таких вещах. Иначе мы с неделю будем питаться шутками про филейные части тела. — Тихо, — остудил всех Горан. — Дагмара пришла. Рыжая мастерица была по-прежнему ясной, плавной и напевной. Только веснушки стали будто бы еще веселей, легкая косынка условно прикрывала тяжелую косу, а льняной сарафан не скрывал чуть округлившегося живота. — Зашибись, — прошипел Кахал. — Это она обалдеть как вовремя. Тем временем Дагмара достала из своей корзинки вышитые салфетки и протянула их вышедшей навстречу жене хозяина. Дарина переглянулась со своими спутниками, вскочила из-за стола и подлетела к мастерице: — Какая красота! Ты вышиваешь? — Я, — довольно улыбнулась Дагмара. — Тебе, милая, моя работа приглянулась? Тоже хочешь? — Очень! У меня просто слов нет, что за чудо! — Подожди меня вон там. Дарина марионеточно села за указанный стол и попыталась унять свое глупое сердце. Она, конечно, знала, что перед ней чародейка редкой душевной силы. Кахал готов был петь серенады о ее глазах, а сдержанный Горан что-то невразумительно бормотал и по-мальчишески краснел. Но того, что произошло, Дарина все равно не ожидала. Она с трудом держала себя в руках. Хотелось разреветься, громко, от души, как в детстве. Потому что из лучистых серых глаз Дагмары на нее глянуло ее потерянное, сожженное, поруганное детство. Так тепло и спокойно ей было в последний раз рядом с мамой. — Слушаю тебя, девочка, — певучий голос Дагмары вернул ее в настоящее. — Ты видела, с кем я за одним столом сидела? — вполголоса спросила Дарина. — И видела, и чуяла. Поговорить со мной хотят. — Да. — Вечером, как стемнеет, буду ждать в доме лекаря. Все вместе не приходите. Жду одного или двоих. — Само собой, — кивнула Дарина. Вариант ввалиться всей толпой к чародейке они даже не обсуждали. Потом всплеснула руками и воскликнула: — Серьезно? Так быстро? Дагмара ответила достаточно громко: — А чего тянуть кота за хвост? К завтрашнему вечеру принесу сюда твою работу. Дарина передала мужчинам слова Дагмары. Кахал наотрез отказался идти к ней, не желая подвергать риску беременную женщину. Все-таки он убил в этом городе, да не кого-нибудь, а мужа ее ученицы. Аурванг не годился как подозрительный гном. Поэтому после заката в дом лекаря пошли Горан и Йон. Аурванг и Дарина остались в своей комнате — их записали в книге посетителей как мужа и жену — чтобы не мозолить лишний раз горожанам глаза. Кахал забрал в свою комнату амуницию для лошади Йона. Животину-то они украли вполне приличную, чего не сказать было про седло, вальтрап и уздечку, которые требовали основательной починки.