— Луна, луна моя, скройся! Мне конь почудился дальний. — Не трогай, мальчик, не трогай моей прохлады крахмальной! Федерико Гарсиа Лорка
В деревне Сенное, в доме Янека и Дагмары Вишвамитра обнимал своего ученика за плечи, пытаясь успокоить его и теплом, и ворожбой. Раджи плакал очень тихо, дрожал мелко, его истерика выглядела скромной, и только пальцами Вишвамитра ощущал, как в упругих крепких мышцах будто рассыпаются острые осколки пусть печального, но стабильного, понятного мира. — Скажите правду, я вас умоляю... Не говорите, что это совпадение, прошу вас! Как... Как такое... Я же видел его мертвым... А тут... его… А тут находилось очевидное фарфоровое свидетельство того, во что Вишвамитра боялся прежде поверить. Хотя должен был. Он в свое время осторожно вытянул из Раджи подробности. Да, мальчику не просто показали гроб с телом отца, но и позволили коснуться его ледяных рук, лба... Значит, бегство хитроумного аптекаря следовало исключить. Но мелодия мизмара приходила из этого мира! Ее играл мертвый живой Рашид. Эта истина немного взволновала его, но и принесла стыдное облегчение. Вишвамитра всем сердцем привязался к своему ученику, однако его привязанность нельзя было назвать безмятежной. Если бы Раджи обрел кого-то более близкого, это позволило бы им сохранить добрую дружбу, но на приятной дистанции. Тем временем их хозяева переглянулись. Янек вернулся к столу и щедро плеснул в кружку вина, а Дагмара потянула Раджи за руку и усадила рядом с собой на лавку. Заглянула ему в глаза с сочувствием, но и неумолимо, спросила: — Ты слышал о нежити? Вишвамитра ответил вместо своего ученика: — Мы повстречали однажды двух умертвий. После этого я объяснил Раджи, что они — отнюдь не сказка. — Должно быть, ты много видов нежити ему назвал, — продолжила Дагмара. — О навях рассказывал? — оба утвердительно кивнули. — Ну что ж... Раджи, ты просил правду. Это действительно баночка и сбор твоего отца, совсем свежий. Рашид наш друг и он — навь. — Нафь, — не в игре, а со всей серьезностью подтвердила Искра. Раджи механически выпил поднесенного Янеком вина. Вытер слезы и очень рассудительно заметил: — Навями становятся те, кто желает отомстить за свою смерть. Но мне сказали, что моего отца забрала болезнь... Значит, то была ложь? Его убили? — Да. Но подробности ты услышишь от него, — ответил Янек. — Воля ваша, — Раджи прищурился, снова о чем-то раздумывая. — Нави находят всех своих убийц и сами исчезают с последним из них. Мой отец не нашел последнего? Янек покачал головой: — Нашел. Но отказался от мести. О причинах, опять же, ты узнаешь от него лично. А теперь, когда мы в общих чертах обсудили наше внезапное открытие, позвольте перейти к неприятной, но необходимой части нашей встречи, — голос доброжелательного лекаря стал очень жестким. — Мы находимся на территории Грюнланда. Здесь навям, прочей нежити вне зависимости от опасности и разумности, вообще любой магии грозит опасность. Как и тем, кто с ней связан. Поэтому до тех пор, пока мы не убедимся в том, что можем полностью вам доверять, вы из наших гостей превращаетесь во временных пленников. При попытке обмануть нас или бежать последствия будут... весьма плачевными. Да, это угроза. Приношу свои извинения за грубость, но я надеюсь, что вы нас поймете. — Как я уже сказал недавно Дагмаре, — улыбнулся Вишвамитра, — ваше желание защитить свою дочь и себя вполне естественно. Мне у вас нравится, и я никуда не тороплюсь, Раджи тем более, но все-таки можно узнать приблизительные сроки? — Надеюсь, недели нам хватит за глаза. Раджи, что ты скажешь? — Что я согласен с учителем. Кстати, я неплохо умею ладить с детьми и умею кое-что по хозяйству. Прошу распоряжаться мною по вашему усмотрению. Дагмара кивнула: — Знаю, Раджи, у тебя есть опыт старшего брата. Кстати, ты здесь, а что твои родные? Рашид нам друг, но не слишком-то откровенничает о своей семье. Однако я помню, что у него были родители, брат, жена и еще один сын. Что с ними? Раджи нахмурился, допил вино и только потом ответил: — Когда я убежал из дома, бабушка и дедушка хворали не больше, чем положено людям в столь почтенном возрасте. Моя мама через полгода после похорон вышла замуж за дядю Джафара, и у них родилась чудесная девочка. Но мой брат Джамиль... его больше нет. В тягостной тишине Янек налил вина уже себе и выпил залпом. Глубокой ночью, когда вся деревня спала, Дагмара в потемках добрела до леса и только там зажгла свечу в фонаре. Прошла еще немного, нашла нужное дерево с дуплом и спрятала в него зашифрованное послание. Только бы фёны нашли его поскорей! Рашид обещал заглянуть к ним на следующий вечер, и Дагмара очень надеялась, что Кахал придет раньше. Больше двух лет знала она Рашида и Ладу. Замечала перемены в их душах, видела удивительное преображение... Но она и представить себе не могла, что сотворит с навью весть о смерти младшего сына и встреча со старшим. И если кто-то и сумеет помочь Рашиду, не позволит горю или гневу вновь овладеть им, так только его названный брат. Но кроме страха за товарищей Дагмару беспокоила ее собственная семья. Каким бы стойким, способным вынести все удары судьбы ни казался Янек, он был живым человеком. Изредка горе других людей бередило его собственные тихие, но незаживающие раны. Рашид потерял младшего сына, а Янек вспомнил о своих ушедших сыновьях и дочери. Дагмара до слез жалела любимого, а еще она понимала: в ближайшие день-два вся ответственность за Искру ложилась на ее плечи, потому что болезненная тревога мужа не позволяла ему здраво мыслить. Дома тягостные мысли ее оставили — ужасно хотелось спать. Но до рассвета Дагмара подхватывалась несколько раз, Янек вертелся с боку на бок, Искра под утро захныкала и залезла к родителям в постель, чего не делала с полутора лет, да и гости, судя по беспокойным звукам за перегородкой, отдыхали так себе. Наверное, лишь лошади славно провели эту ночь. Поздний зимний рассвет развеял тревогу. Снаружи шел снег, из-за облаков в доме было сумрачно, однако по-особенному уютно. Янек смотрел на мир чуть воспаленными глазами, но с вызовом. После завтрака он пошел давать уроки и на обход больных. Дагмара осталась со своими гостями-пленниками и развлекала их. Или даже они ее. В беседах все яснее вырисовывались характеры обоих. И если светлый, сказочный Вишвамитра приносил Дагмаре покой, то Раджи вызывал сложные чувства. — Любопытно мне, откуда у бедного юноши такой роскошный Грозный? — спросила среди прочего Дагмара. — Из нашего пункта первой помощи. У нас был один тяжелораненый гном с… откровенно говоря, еще более тяжелым характером. Но он искренне любил своего коня. Я предположил, что если понравлюсь этому сварливому пациенту, то он оставит мне Грозного в случае своей смерти. Пришлось потерпеть выходки старого… м-м-м… ворчуна, однако же Грозный того стоил. Вишвамитра торопливо добавил: — Поверь мне, Раджи прекрасно ухаживал за бедным гномом. Каковы бы ни были его внутренние мотивы, как медик он вел себя безупречно! — Верю, — рассеянно улыбнулась Дагмара. Она и без пояснений эльфа отчего-то не усомнилась в профессиональной чистоте Раджи. Вообще вся история выглядела так, что понравилась бы, например, Ладе. Гном получил достойный уход в последние дни жизни, а конь перешел в руки заботливого хозяина. Его довольная морда, ухоженная шкура и здоровые копыта громко ржали об этом. Но ровный тон, каким Раджи поведал историю Грозного, циничный расчет, нечто неуловимое оставили в душе Дагмары осадок. Как-то Рашид отнесется к своему взрослому сыну? К позднему обеду явился Янек, а после ужина прискакал Кахал. Открыто, без маскировки, как она и просила, дабы пленники не заподозрили в своих хозяевах лишнего. Дагмара задержала его в сенях и передала, что у них стряслось. По дороге из сеней в комнату Кахал набросал в голове кое-какой план, поэтому при встрече со своим кошмаром у него осталось немного времени на эмоции. Зимний вечер отступил перед памятью о жарком воздухе Хаива, о благовониях в доме покойного — и свежести. Тогда на расстоянии Кахал никак не мог почуять, чем пахнет вдова, но он ощущал ее как прохладное дуновение: россыпь темных локонов, изящество траурного наряда, трагический рисунок губ… Взрослый Раджи напоминал Гарам еще больше, чем тогда, когда был ребенком. Диспропорциональность подростка уступила место гармонии и юношеской свежести. Изумительно плавные движения, водопад черных волос, медовые глаза в обрамлении густых ресниц — точь-в-точь как у матери. Но вот Кахал вернулся обратно в зимний Грюнланд и заметил, что, в отличие от Гарам, Раджи вовсе не был призраком. Он просто удачно им притворялся. — Ну здравствуй, Раджи, — Кахал поклонился по-саорийски, сложив перед лицом ладони. Повернулся к Вишвамитре и отвесил ему обычный поклон: — С тобой тоже рад познакомиться. Ну, надеюсь, что буду рад, мне в двух словах рассказал о твоем искусстве. Ах, да, ко мне обращаться Кахал, — он прошел через всю комнату, поцеловал Искру в макушку и уселся на стол. — Итак! Рашид будет здесь через час-другой, поэтому предлагаю сразу перейти к делу. Останется время — почешем языками просто так. Согласны? Отлично. План действий в общих чертах: как только приходит Рашид, мы с Раджи прячемся за шторкой, вы коротко сообщаете ему о сыне и дружно топаете в лес изучать местные достопримечательности. Думаю, вы не будете спорить с тем, что Искре безопаснее поспать у вас на руках в лесу, чем в паре шагов от непредсказуемой нави. Ну а мы с Раджи сымпровизируем. Если я увижу, что все плохо, я их наедине не оставлю. Если пойму, что все более-менее в порядке, тактично исчезну в сенях. Теперь, внимание! Раджи, твой отец — нежить. По своей природе он — убийца. Из его сердца ушла ненависть, но даже сейчас он крайне опасен. Я понятия не имею, что с ним станет, когда он услышит о смерти Джамиля. Поэтому! Запомни и не вздумай ослушаться! Как только почувствуешь, что что-то не так, что тебе страшно, что Рашид странно себя ведет — тут же грохни... Искра, одолжи, будь другом... грохни этим засовом. Стукни, урони — я услышу. В случае явной опасности — зови. — И ты справишься с навью? — на губах мальчишки (боги, которых нет, племянника что ли?!) заиграла тонкая, знакомо паскудная улыбка. — В твоих интересах, душечка, верить в меня, а не выебываться, — усмехнулся Кахал. — Я удержал твоего отца от исчезновения в первый раз и не собираюсь отпускать во второй. — О, как серьезно! Ты настолько близкий его друг? — Раджи улыбнулся еще гаже. — Я его убийца. Последний. Кажется, Вишвамитра поперхнулся. Янек прикрыл лицо ладонью. Нет, ну а чего они ждали-то? Раджи не дрогнул, лишь с любопытством склонил голову на бок. — Восхитительная честность. Тебе не страшно признаваться в этом? Не боишься, что я захочу отомстить? — Как? Убить ты меня не убьешь, Рашид тебе все-таки дорог. Ты же не хочешь, чтобы он исчез вместе со мной, верно? А остальное — херня, прорвемся. — Тихо вы! — Дагмара, которая стояла во время разговора у маленького оконца, кого-то увидела. — Рашид идет! Кахал цапнул Раджи за руку и утащил за штору. Прижал к стене и прошипел: — Никакого геройства, запомнил? Будет худо — стой за моей спиной. Не лезь. Понял? — Понял, — согласился Раджи. Теперь, когда от отца его отделяла всего пара дверей, ему было не до злых пререканий. В сенях раздался родной, ничуть не изменившийся за восемь лет голос. Все остальные голоса звучали приглушенно, будто издалека, а потом исчезли вовсе. Шторка отдернулась, и Раджи увидел его. Ничуть не изменился. Лишь смуглая кожа стала бледнее, да теплые карие глаза сделались черными. Одевается как грюнландец, и наголовник из кожи, гладкий, а не вышитый саорийской вязью. Но ласка в уголках губ все та же, и смотрит по-прежнему в самую душу. Разве же мертвый? Нет, это он, его отец, самый настоящий! — Раджи, — протягивает руки. — Ты ведь знаешь, кто я? Будет холодно… Какой пустяк! Раджи бросился на шею отцу и не ощутил ни страха, ни льда. Стиснул ладонями спину, прижался к его груди, не услышал стука сердца. Почувствовал, как родные руки лихорадочно шарят по его спине, плечам, зарываются в волосы. Любимый. Столько лет! — Раджи, солнце мое, — прошептал Рашид, сделал полшага назад и окинул восхищенным взглядом старшего сына. И тут же нахмурился: — А где Джамиль? Остался дома? Кахал взглянул на потолок и малодушно понадеялся на чудо. Вдруг молния ударит, наплевав на зиму, или хоть балка обвалится? — Отец… Отец, милый, прости меня, это так ужасно… Прости, нашего Джамиля больше нет. Он умер через год после тебя. — Джамиль умер, — спокойно, даже задумчиво повторил Рашид. — От чего же? — От неизвестной лихорадки. Он сгорел за один день. Кахал согнулся пополам. Он физически ощутил беззвучный вопль зверя, который потерял свое детище. Рашид не шевелился, не выказывал никаких чувств, а его мука била прямо в сердца тех, кто был рядом. Да, судя по лицу и позе Раджи, ему тоже досталось. А потом Кахал в один прыжок очутился рядом с отцом и сыном и оттолкнул Раджи за миг до того, как Рашид вновь стал чудовищем. Он впился нечеловечески сильными пальцами в плечи своего убийцы, он жаждал терзать и уничтожать. — Рашид, вернись! — рявкнул Кахал, выдергивая себя из боли и обморока. — Джамиля не вернуть, но ты нам нужен, слышишь?! Ты нужен Раджи, вот этому живому Раджи! — Ты отнял у меня год с Джамилем, тварь. Отнял у меня сына. — Но второй здесь, с тобой! Он любит тебя, ему нужен отец! — Ты понял это с опозданием всего на восемь лет? — Я виновен, но Раджи-то не виноват! Он тоже потерял Джамиля, ему потерять и тебя? Раджи оцепенел. Он всякое повидал на войне, но не представлял, что бывает — так! Его отец голыми руками раздирал кожу на плечах Кахала и больше не был его отцом. Нежить хотела крови, одной лишь крови… Не помня себя от страха, Раджи кинулся вперед, чтобы оттолкнуть навь от его убийцы. — Папа, умоляю тебя, оставь его, вернись ко мне! Дикой силы удар отшвырнул Раджи в сторону, и руку обожгло болью. Он закусил крик зубами, с трудом встал и вновь шагнул к отцу. Они оба пытались докричаться до Рашида, вернуть его, удержать — и не могли. Чудовище их не слышало, чудовище купалось в ненависти и невосполнимой потере. Кахал понял, что сейчас потеряет сознание. Из последних сил крикнул: — Рашид, сука, вернись! Это приказ! И провалился в черноту. В Сенном, в доме Янека и Дагмары, немного позже Обезболивающее подействовало, по крайней мере, на тело, и Раджи уже не пытался лезть на стену. Раны, случайно нанесенные Рашидом, царапины от ключицы до запястья оказались поверхностными, но до настойки мучили так, что хоть в голос вой. — Он поэтому в обмороке? — спросил Раджи у отца. — Болевой шок? Раны глубже моих, но должны зажить… Правда? — Правда, — успокаивающе улыбнулся Рашид. — Кахал крепкий, на нем все заживает как на кошке. Это просто шок. Он заварил мяту, хотя сам и не мог пить. Просто это был их любимый напиток, на двоих. Подал кружку сыну, поднял свою и сказал: — В память о нашем Джамиле… Раджи, солнце мое, как тебе тяжело пришлось! Ты пытался вылечить брата, хотя сам был ребенком… Они прижались друг к другу, не одинокие в этом горе. На кровати глубоко вздохнул Кахал. Рашид метнулся к нему и успел вовремя придавить рукой: — Не вставай резко! Швы пустяковые, но мне будет обидно, если они разойдутся в первый же вечер. Кахал осклабился в ответ: — Опять. Опять ты не даешь мне встать из-за каких-то там швов! Не дуйся, я ценю твой труд. Раджи, паршивец непослушный, ты там живой вообще? Мята будоражила обоняние и освежала пересохшие губы, отец вновь улыбался как отец, яркими виделись не только гроздья рябины, но и весь мир. И Раджи честно ответил убийце своего самого дорогого человека: — Да. Теперь живой. В лесу за околицей Сенного, перед рассветом Рашид убедился, что покалеченные им сын и брат спали глубоким здоровым сном. Их не беспокоили ни лихорадка, ни боль, но все-таки он оставил на столе бутылочки со снадобьями и короткую записку. И на пару часов ушел в лес. Зима еще не завладела им полностью. Она расстилала тонкие полотна по спящей земле и рассыпала серебряную зернь по безлистым веткам. Это прозрачное утро на границе двух миров на удивление тепло приняло пронзительную, чуждую северу мелодию мизмара. Звуки метались по снежному безмолвию и рыдали так, как никогда, никогда больше не мог заплакать сам Рашид. Лишенный слез, дрожи, припадков, слабости, реакции на хмельное, он сумел выплеснуть свое горе одним-единственным способом: он играл для Джамиля, которого больше не было. Живая музыка тосковала о мертвом, а мертвый отец уже успел соскучиться по своему живому старшему сыну. Живые деревья молчали, а мертвое дерево мизмара пело и пело. Снег не сохранял следов нежити. На нем отпечатались следы чьих-то копыт.Летит по дороге всадник и бьет в барабан округи. На ледяной наковальне сложены детские руки. Федерико Гарсиа Лорка