* * *
Ровно в шесть тридцать Юкита топталась на пороге и звонила в дверь. Тяжелое дыхание и растрепанные волосы выдавали дикую спешку и могли стать новой причиной для наказания, но какая разница? Она же успела. — Ты как раз вовремя, — произнес спокойный голос, как только дверь наконец начала открываться. — Впрочем, у тебя должно было быть достаточно времени, чтобы прийти раньше. Ютсу слишком поздно прислала мое сообщение? — Нет, она прислала его ровно в то время, в какое ты и задумал. — Сцепив руки за спиной, Юкита отвела взгляд. Смотреть в такой ситуации на брата было выше ее сил. — Я задержалась с Тсумики-тян в больнице. — Ясно, — ответил он все так же спокойно и отошел в сторону, пропуская сестру внутрь. — Подними глаза. Гость уже прибыл и ждет в столовой. Не говоря больше ни слова, Ишимори зашла в дом быстрым шагом, разулась, оставив обувь рядом со входом и, надев свои, на первый взгляд, тапочки, все так же быстро прошла в сторону столовой. Акайо, оставшийся закрывать дверь, идти за ней не спешил: следил за исчезающей за следующей дверью спиной с растрепанными белыми волосами и отчего-то едва заметно улыбался. Столовая была погружена в такой же полумрак, как и архив в отцовской больнице. Только свечи на длинном столе разрезали темноту рваным покачиванием из стороны в сторону. Количество темных комнат в ее жизни уже начинало бесить Ишимори. При таком раскладе она, пусть и с довольно маленькой вероятностью, рисковала заработать себе фобию. — А это моя дочь, Юкита. Помнишь, я когда-то рассказывал тебе о ней? — А-а… Она учится в той самой академии? Когда-то мой сын тоже ее заканчивал… Славные были времена. Чуть сощурившись, Юкита постаралась разглядеть лица беседующих между собой мужчин. Первый, низкий и немного своеобразный, голос, словно намеренно искажавшийся его обладателем так, будто он был актером мюзикла, игравшим кривляющегося шинигами, принадлежал Акихико Ишимори, который сидел прямо перед одной из свечей. Будучи, в первую очередь, ученым, он почти никогда не снимал своего халата и сейчас тоже был в нем. Его шею закрывал широкий клетчатый шарф, но маску на лицо отец надевать не стал, поэтому редкие пигментные пятна на его лице были заметны в свете дрожащей свечки. Черные перчатки, сливаясь с окружением, закрывали худые ладони. Из-за альбинизма отец не мог надолго выходить на улицу в солнечные дни, вынужденно носил закрытую одежду и вообще привык существовать жизнью крота. «Темнота — друг молодежи», но в данном случае — «Темнота — друг сумасшедших ученых». Хотя Акихико не был старым. И сумасшедшим, по его собственным словам, тоже. Ему было слегка за сорок, но бледная пигментированная кожа и чуть торчащие вверх белые волосы неизбежно прибавляли старшему Ишимори несколько лет. Сейчас желтые глаза Акихико не скрывали круглые темные очки, аккуратно примостившиеся на его макушке. К сожалению, за много лет они стали его незаменимым спутником, ведь из-за незащищенности глаз он не мог нормально смотреть на солнце. Юкита всегда задавалась вопросом, почему, если отец так страдает, то не страдают они с Акайо. Во время изучения темы альбинизма еще в детстве она наткнулась на любопытный факт: для того, чтобы ребенок родился альбиносом, оба родителя должны тоже быть альбиносами. Но матушка была обычным, здоровым человеком низкого роста, с короткими черными волосами и уставшими черными глазами. При этом и Юкита, и Акайо родились с каким-то неправильным альбинизмом, никак не мешающим нормальной жизни. Да, у Ишимори, по словам брата, было «слабое здоровье», но никаких симптомов, присутствующих у отца, у нее не наблюдалось. — А матушка не придет? — сев на обозначенное отцом место, спросила Юкита, когда заметила, что Руны Ишимори здесь нет. Акихико криво улыбнулся, поддевая зубчиками вилки кусок мяса. — Нет, она сказала, что ее не интересуют светские беседы с давним приятелем, и закрылась в комнате. Глупо было ждать от нее чего-то другого… Кстати, познакомься. — Отец кивнул туда, где, через одно свободное от Юкиты место, сидел неизвестный человек. Его лицо трудно было разглядеть, потому что свечи по какой-то причине не поставили на ту сторону стола. Но Ишимори смогла рассмотреть белый пиджак и грязно-зеленый галстук, покоившийся на мощной груди. — Это мой друг, с которым мы вместе учились и проходили врачебную практику, но он уже давно ушел из медицинской сферы. Открыл кондитерскую. — Приятно познакомиться, — спохватившись, Юкита привстала со стула и учтиво поклонилась, образовывая угол примерно в тридцать градусов. Судя по едва уловимому движению теней, незнакомец слегка кивнул головой. После обмена приветствиями Юкита вернулась на место. — Акихико много рассказывал о тебе. Он гордится успехами своей девочки… Голос незнакомца был низким, с характерной хрипотцой и каким-то… слегка отрешенным. Такой тембр выдавал заядлого курильщика. — А моими успехами он не гордится? — насмешливо спросил вошедший в комнату Акайо и поправил очки. Акихико странно усмехнулся в ответ. — Акайо, будь повежливее. — Простите, отец. — Ничего, садись. — Ладно, давайте поблагодарим за еду. — Акихико сложил руки в молитвенном жесте и прикрыл глаза. — Спасибо за еду. — Спасибо за еду, — почти в унисон сказали Акайо и Юкита и одновременно взяли столовые приборы. Незнакомец воздержался. — Шибусава, ты снова игнорируешь приличия? — со смешком обратился к нему отец и отрезал кусочек от жаренного мяса. — Просто не вижу смысла благодарить высшие силы за то, что заработано человеком. Я и сына тому же учил. — Человек не притронулся к приборам. — Да и, если честно, то я не голоден. Юкита, уже отправившая в рот кусочек мяса, резко закашлялась. Плотно закрыв рот рукой, она старалась кашлять как можно тише. — Юкита? — Акайо замер. — С тобой все хорошо? — Да-да, я просто подавилась… — ответила Ишимори, судорожно хватая стакан воды. — Ешь аккуратнее, — нервно бросил он и отвел взгляд. — Ах да, я же не назвал своего имени, как неловко, — хрипло засмеялся незнакомец и пододвинулся ближе ко столу. Из мрака выплыло лицо человека чуть старше сорока, с морщинистым лбом и пышными усами, расходившимися в разные стороны, словно полу-опущенные крылья бабочки. Безжизненные зеленые глаза послужили лишним напоминанием о жизнерадостном лице девочки из архива. Незнакомец смотрел прямо на Юкиту. И от этого ей было неловко. — Шибусава Накахара. Теперь мы точно знакомы. Заметив краем глаза и почувствовав, взгляды, обращенные на них (а может, ей это показалось), Ишимори просто кивнула, ни на кого не посмотрев. Она тянула губами живительную воду, и смотрела на разрезанное мясо, которое теперь вызывало у нее отвращение. По какой-то причине оставшийся ужин прошел в молчании. Больше не слышно было веселых разговоров отца о его молодости. Их даже стало не хватать. Складывалось такое ощущение, будто их погрузили в стазис. Лишь свечки своим живым колыханием напоминали о том, что время не остановилось. Первым из-за стола ушел Акайо, сказав, что пойдет, проведает маму. Вскоре за ним откланялся отец. — Акихико, а где у вас здесь туалет? Я уже и не помню с прошлого раза, — неожиданно спросил Шибусава, тоже приподнимаясь из-за стола. — По коридору направо, — как-то холодно ответил отец и зачем-то мотнул головой, словно прогоняя наваждение. — Потом возвращайся в коридор. Акайо проводит тебя. — Я уже взрослый, Хико-аники, — усмехнулся Шибусава и наконец-то вышел на свет. Юкита смогла разглядеть атлетически сложенную фигуру человека за сорок с прилизанными черными волосами. — Я уже не теряюсь и могу добраться до дома без сопровождения. Отец дернулся, сделав шаг назад. Темные очки сползли с его головы и шлепнулись на нос, отчего он тут же поморщился. — И все же, я настаиваю. Не хватало еще искать тебя по всему городу, как раньше. И Шибусава… не при детях. — Стесняешься… — Мужчина осклабился. — Понял. Акихико вздохнул и, ничего на это не сказав, пошел в сторону лестницы на второй этаж. Уже стоя одной ногой на первой ступеньке, он обернулся на Юкиту, как бы говоря взглядом «не задерживайся», после чего спешно поднялся. Шибусава еще некоторое время тупо смотрел на лестницу, а затем, как по команде, повернулся на сто восемьдесят градусов. На его губах продолжала играть усмешка, но, когда он вышел в коридор, Юкита, незамедлительно последовавшая за ним, заметила, что выглядит эта усмешка кукольно. Будто ее приклеили. Шибусава усмехался, но без всякой ясной цели. Ишимори окликнула его прежде, чем он успел свернуть за угол: — Шибусава-сан, подождите, пожалуйста… — Что такое? — Он повернулся к ней уже с естественным выражением лица. — Ваш сын… Вы знаете, что случилось с вашим сыном? По большому счету, тому Шибусаве Накахаре уже должно было быть все равно. Да и, если присмотреться, не слишком этот коренастый мужчина смахивал на тщедушного, сероглазого Акиру. Но не может же быть такого совпадения. Вообще, если говорить откровенно… Юкита перестала, что либо понимать. Шибусава Накахара умер. Она сама видела, как отец убил его. Собственными руками. — А что с ним? — Его тело нашли в Санья на прошлой неделе, — ответила Ишимори. В таких вопросах она не отличалась особой тактичностью. Мгновенно последовавшая реакция совсем сбила ее с толку. Шибусава рассмеялся. Хриплый смех становился все громче и громче с каждой секундой, едва не превращаясь в чахоточный кашель. Ему… смешно от смерти собственного сына? Или это истерика? Нет, конечно, Юкита особо не разбиралась в чувствах людей, но даже она знала, что, услышав подобные слова, следовало хотя бы заплакать. — Ха-ха… Невозможно. Я созванивался с моим Акирой несколько часов назад. С ним все в порядке. Он как раз заканчивал рабочую смену. — Рабочую… смену? — Акира не так давно закончил институт, но, несмотря на неплохое высшее образование, устроился работать библиотекарем. — Шибусава хмыкнул. — Я поддерживаю своего сына в любых начинаниях, так что нисколько не противился его решению. В конце концов, он всегда любил книги. — Постойте, но ведь… — Да-да? — Нет, ничего. Он ведь… учился в 3-B классе. Юкита видела его личное дело. Ватанабэ Эйми дала показания. Акайо тоже признал его бывшим учеником академии. Это… это еще одно совпадение? Юкита запуталась. Кажется, теперь окончательно. — В таком случае, пока, девочка. Передай отцу, что он до сих пор должен мне кружку пива. — Нет-нет, подождите. — Ишимори быстро достала телефон и, найдя нужную фотографию, показала ее Шибусаве. — Скажите, вы знаете эту девочку? Сумасшедшая идея, но отчего бы и нет? Юкиту уже ничем не удивить. Шибусава наклонился к телефону, снисходительно прищурив глаза. Долго всматриваясь в фотографию, он, казалось, завис. Взгляд остекленел, и только усы колыхались от бесшумного движения губ. Прежде чем Юкита успела устать от ожидания, Шибусава поднял на нее опустевшие глаза. — Откуда у тебя эта фотография? — Я не могу вам сказать. Сначала ответьте на мой вопрос. Вы знаете ее, верно? — строго спросила Юкита, внутри которой что-то упало — так жутко и проникновенно на нее смотрели эти зеленые глаза. Шибусава сделал шаг к ней, Юкита убрала телефон и отступила. Он сделал еще один шаг, но куда более широкий. Пальцы мужчины стали слегка двигаться, точно охваченные судорогой. — Откуда у тебя эта фотография? — в точности повторил он свой вопрос, но на несколько полутонов ниже, как кем-то замедленная пластинка. — Так вы знаете ее или нет? — раздраженно отступая, тоже повторила вопрос Юкита. Шибусава наступал. Словно танк, неумолимо и пугающе надвигался, грозясь переломать под собой кости. — Это моя дочь. Моя кровиночка. Моя девочка… Он убил ее. Убил, понимаешь? Он заставил меня подписать согласие, — опустошенно пробормотал Шибусава бессвязный бред, слегка касаясь своей головы. — Согласие, цена которого — жизнь. Две жизни. Он не сдержал обещание. Не так, как я хотел. Он снова обманул меня. Я никогда его не прощу. Никогда не прощу. Никогда не прощу. Никогда не прощу. Никогда не прощу. Никогда… Тело Шибусавы слегка качнулось сначала вправо, а затем влево, уже куда сильнее. Хватаясь за голову, он засеменил ногами к стене, пытаясь выровнять равновесие, и у него это почти получилось. Но новый приступ головной боли заставил его чуть отклониться назад, и это стало фатальной ошибкой. — Шибусава-сан, вы… — Никогда не прощу. Никогда. Никогда. Не две жизни… три жизни… Я знал… знал, что он сделает… Но ничего не мог… — Шибусава-сан! — крикнула Юкита, но было уже поздно. Шибусава повалился на спину с характерным стуком. И больше не встал, распластавшись на светлом паркете. На крик оперативно спустился Акайо и, будто сразу осознав, что произошло, быстро подбежал к телу. Юкита хотела помочь ему привести Шибусаву в чувства, но, стоило ей дернуться в этом направлении, как Акайо раздраженно обернулся. — Что ты ему сказала? — Ничего. Ложь, которую Акайо наверняка раскусил. Слишком уж она была очевидной. — Неважно. — Он вздохнул, попрежнему не отворачиваясь. — Обычный обморок. Иди наверх. — Акайо, скажи, что происходит? Этот ужин… Взглядом брата можно было прожечь дырку в стене. Огромную дырку, если постараться. — Иди. Наверх. Быстро. — Хорошо, спокойной ночи. Спорить было бессмысленно. Юкита развернулась и поспешила к лестнице. Все это время, пока кончики ее волос не скрылись из виду, она чувствовала пристальный взгляд чужих глаз на своей спине. От этого взгляда становилось неуютно. Что-то Ишимори сомневалась, что случившееся было обычным обмороком. И начинала жалеть, что так рано исключила свою семью из списка подозреваемых. Что это вообще было? Вряд ли кто-то даст вменяемый ответ.* * *
Лунный свет мягко падал на сцену через панорамные окна. Ночи в Токио теплые. Звезды почти не замечаешь за яркими рекламными щитами и бурной жизнью никогда не засыпающего города, но горят они не менее ярко. Впрочем, сегодня одна из них погасла, пропав с темно-синей карты звездного неба. Кто-нибудь будет скучать по ней, когда рядом горят миллионы таких же, ничем не отличающихся друг от друга звезд? Может, кто-то и будет. Но едва ли это рационально. Двое людей пробрались в академию посреди ночи, чтобы сыграть шедевр на сцене актового зала. Первый человек был рядом, оперевшись на край стоявшего в центре рояля. Пальцы правой руки второго чувственно ударяли по клавишам. От ре третьей октавы они быстро пробегали до ми второй. Левая рука отбивала тревожный ритм, от которого в душе постепенно нарастало беспокойство. В ту ночь в актовом зале звучало «Лето» Вивальди, по другому называемое «Грозой» или «Штормом». На лице первого человека сияла блаженная улыбка. — А твои руки не забыли прошлое… — произнес человек, когда отгремела последняя нота. — Мастер-виртуоз среди юниоров… Воистину, сыграть целый оркестр на одном лишь пианино… — На рояле. Зачем было звать меня сюда посреди ночи? — огрызнулся на похвалу второй человек и раздраженно оторвал пальцы от рояля. — Что, уже и похвалить тебя нельзя? — Первый усмехнулся. Свет луны красиво упал на его бледное лицо, сделав безобидную ухмылку зловещей. — Ну-ну… прошло столько лет с того момента, когда мне в последний раз доводилось слышать твою игру на… этом инструменте. Дай насладиться моментом. — Так зачем? — Зачем? Хм… если подумать… — Первый человек сделал вид, будто глубоко задумался, приложив указательный палец к губам. — Потому что… надвигается шторм. И ты прекрасно это знаешь. — Меня уже тошнит от твоих слов, — тяжело выдохнул второй человек и попытался встать со стула, но был мгновенно возвращен на место чужой рукой. — Что? — А сыграй-ка мне «Реквием» Моцарта. — Много хочешь. — Ну пожалуйста. Второй человек снова вздохнул. На этот раз обреченно. Его пальцы возвратились на запылившиеся клавиши рояля и слегка задрожали. — Лучше скажи, для кого я все это играю? Кто стал девятым? — А тебя это волнует? — Первый человек сощурился. — Меньше знаешь — крепче спишь. — Мне бы хотелось знать, кто погибает по моей вине, — холодно произнес второй человек и отвернулся. Взгляд первого немного смягчился. — Хорошо, раз ты так хочешь… Я буду сообщать тебе имена следующих жертв. — Он щелкнул пальцами, от скуки сфокусировавшись на собственных ногтях. — Но ни больше, ни меньше. В конце-концов, это шоу. Для тебя тоже должен быть элемент неожиданности. Иначе получится неубедительно. Твоя актерская игра… крайне паршивая, знаешь ли. — Зато твоя выше всяких похвал. — Не дерзи. — Первый человек резко оторвался от созерцания ногтей, с хищной улыбкой повернувшись ко второму. — Играй. Тебя звали сюда за этим и только за этим. — Когда-нибудь ты заставишь меня играть реквием для себя? — язвительно спросил второй человек. — Ну почему же реквием? — Первый прикрыл глаза, продолжая улыбаться, — Можно лунную сонату. Она идеально подойдет. — Ты… ты так легко говоришь обо всем этом… — Второй человек нервно усмехнулся и согнулся над роялем. — Просто помни, что ты обретешь второе, лучшее рождение. — Первый коснулся головы второго и слегка потрепал его волосы. — Твое время еще не пришло, так зачем задумываться? Играй, ангел музыки. Играй для меня и только для меня. Я скажу, когда настанет твоя очередь. — Я все еще не понимаю, зачем тебе это. — Второй слегка надавил на клавиши. — Но ты ведь не ответишь, да? Первый многозначительно промолчал. Полилась погребальная музыка.