2.1.
Из метро Данчику вылетает изрядно помятый, с сумкой под мышкой и гитарой в руках, но тут же застывает на переполненном крыльце. Мало того, что он опаздывает, мало того, что умудрился влезть в последний вагон и впервые познал силу толкальщиков, так ещё и вот — зарядивший ливень окончательно похоронил его сегодняшнее везение. — Да что ж это такое, — роняет он, выдохнув. — Скоро кончится, не переживай, — говорит старушка, которая стоит рядом и, в отличие от многих застрявших, не выглядывает из-под козырька. — Лужи пузырятся, а значит, недолго осталось. Спешишь куда? — Спешу, — отвечает Данчику, глядя на неё. Из-под завязанного на затылке синего платка видны гладкие седые волосы, светлая блуза с золотистой вышивкой на рукавах словно воздушная, в левой руке — корзина, накрытая белой тканью. — И зонт как назло выложил сегодня. — Ты, может, не догадываешься, но на всё есть причина, — старушка смотрит на Данчику. Она вся какая-то эфемерная, приходит ему на ум, точно вот-вот исчезнет. Он даже задумывается, не единственый ли, кто видит её. — На забытый зонт в том числе. — Возможно, вы правы, — кивает он и бросает взгляд на наручные часы. — Чёрт… Киджи-сан меня убьёт. Она смеётся. Смех у нёе добрый, ласковый, спрятанный за морщинистым кулачком. — Не убьёт, не убьёт. Можешь уже бежать, не промокнешь. — Откуда вы… — Знаю и всё тут. Погоди-ка, — она отодвигает ткань, достаёт из корзины спелый апельсин и протягивает его Данчику. — Возьми. — Да что вы, не нуж… — Бери-бери. Они вкусные, сладкие, хоть как-то настроение себе поднимешь. — Спасибо, бабушка, — он берёт апельсин, и его аромат мгновенно бьёт в ноздри. — Давно их уже не ел… — Вот видишь, как хорошо, что мы встретились, — старушка перекладывает корзину на другую руку. — Однажды, кстати, ты будешь так спешить, что никакой дождь не остановит, попомни мои слова. — Интересно, почему вы так думаете. — Просто думаю, не бери в голову. Беги, миленький, дождь уже почти прошёл. — Я… Спасибо! Данчику коротко кланяется, прячет апельсин в сумку и сбегает с крыльца. Холодные капли воды падают за шиворот, одна повисает на ресницах — Данчику смаргивает её, — а потом серость прорезает солнце. Умытая улица Сибуи с её небоскрёбами, светофорами и бесчисленными вывесками враз выглядит иначе, приветливо и знакомо. Данчику, правда, не даёт себе времени полюбоваться ею как следует — у него всего десять минут, чтобы успеть, и хорошо, что дождь действительно заканчивается.***
Если Данчику правильно помнит, идея арендовать репетиционную точку именно здесь, в этом старом офисном здании, которое нахально торчит посреди блестящих высоток, принадлежала Киджи. Неважно, что лифт не работал, что под ногами в коридоре хрустела штукатурка, а остальные помещения занимали сомнительные художники в поисках урбанистического вдохновения, — вышагивая по крохотной комнате, обитой акустическим поролоном, Киджи и слушать не хотел о дальнейших поисках. «Здесь есть всё, что нам нужно, йон, и арендаторы не звери, — звучит его голос в ушах Данчику, пока он летит по стёршимся ступенькам на третий этаж. — Здесь раньше репетировали одни мои знакомые, и ничего, не жаловались… Да брось, Йошимару-чан, влезут твои тарелки, не переживай. Лишнее всякое вот уже нет». Ичифуджи, помнится, спросил, что значит «лишнее», но Киджи предпочел не отвечать и, наверное, правильно сделал. Лишнее, думает Данчику, у каждого своё, и оставлять его лучше дома, в тайне и в полной безопасности. Шоссейник там, скажем. Книги всякие, цветы в горшках. Любовь к тем, кто уже давно ушёл из твоей жизни и оставил после себя одну пустоту. Данчику торопливо поворачивает ручку на неказистой безномерной двери, и та со скрипом открывается. — … а я говорю, что надо попробовать, такой талант… О, Данчику! — Киджи встречает его лучезарной улыбкой, сидящий на подоконнике Ичифуджи кивает. — Я уже хотел объявлять тебя в розыск, раз опаздываешь на целых две минуты, йон. — Из… Извините, Киджи-сан. Я задержался в университете. Всем привет, — Данчику ставит сумку к рюкзакам Ичифуджи и Киджи, толкает нечаянно стойку для одежды с висящей на ней курткой Йошимару, но вовремя её подхватывает. — Привет, Данчику, — Йошимару машет палочками, сидя за барабанной установкой, которая занимает чуть больше трети всего помещения. — Под дождину попал? — Нет, он закончился, когда я вышел из метро. Хоть тут повезло. Начнём? — Отдышись сперва, — говорит Киджи и кивает в сторону полупустого кулера. — И водички попей. Я тут, кстати, ребятам уже сказал… Он поправляет очки в серебристой оправе. В помещении линзы не такие тёмные, как на солнце, но всё равно дымчатые. «У меня повышенная светочувствительность из-за цвета радужки», — когда-то рассказал им Киджи, и Данчику не сильно удивился. Таких необычных голубых глаз он не видел ещё ни у кого. — М? — он берёт одноразовый стаканчик, нажимает ладонью на помпу кулера. — Что-то случилось? — Нам разрешили сыграть только одну песню вместо трёх, — и вода едва не льётся мимо. — Хедлайнеры запросили больше времени, и наше пришлось урезать. — Себе бы они кое-что урезали, козлы, — фыркает Йошимару. — Вот почему ты мне не позвонил, когда с оргами говорил? Уж я бы им… — Уж ты бы им что, Йошимару-чан? Они вообще хотели нас выкинуть, и спасибки моему обаянию, что я уговорил их хотя бы на одну песню, йон. Теперь нам осталось определиться, на какую именно. Что думаете? — Ну, выбирать надо из тех трёх, которые мы репетировали все эти недели, иначе смысла нет, — Йошимару постукивает палочкой по малому барабану. — Мне кажется, идеальным вариантом будет «Кобальт». «Классика» не отразит наш стиль, а «Звёзды» предлагаю придержать для более крутого фестиваля, чем это дерь… — Поддерживаю, — перебивает Киджи. — Я тоже думал про «Кобальт», это в целом одна из лучших песен Данчику. Ичифуджи, ты? — Согласен, — отзывается Ичифуджи и соскальзывает с подоконника. На его футболке огромная цифра четыре; всего Данчику насчитал у него около двенадцати футболок с разными номерами на них. — Она и ваш голос хорошо раскрывает, Киджи-сан. То есть он везде хорош, но… В припеве тут особенно. Он краснеет, подходит к стене и берёт бас-гитару, перекидывает через плечо ремень. — Три голоса «за», вряд ли что-то изменится, но всё-таки, — Киджи смотрит на Данчику, который цедит воду. — Данчику? — Очень жаль, что не сыграем все три, — отвечает он. — И мне не так важно, что играть, потому что… «Все они напоминают об Иссе». — … я как автор могу быть не объективен, — продолжает он с неловкой улыбкой и кидает пустой стаканчик в мусорное ведро. — Так что если вам больше нравится «Кобальт», давайте её. — Решено! — хлопает в ладоши Киджи и достаёт из кармана телефон. — Сразу позвоню и скажу, чтобы нас не продинамили, йон. Он выходит в коридор, а Данчику вытаскивает из чехла гитару и привычно, как всегда перед репетицией или выступлением, подтягивает пару струн. Звук ровный; он играет пару строчек припева, стараясь, как и говорил Киджи, не привносить ничего лишнего. «… терзает боль, хочу остаться здесь я навсегда, о почему мы встретились с тобой…» Ичифуджи без лишних слов добавляет несколько нот в проигрыше, Йошимару — короткую ударную партию, и Данчику улыбается им. Играть свои песни в группе ему всегда легче, чем в одиночестве. Киджи, вернувшись после звонка с довольной улыбкой, крадёт у него апельсин.***
— Йон! Помощь нужна? Данчику, сидя на корточках, поднимает взгляд. Высокий парень перед ним — в тёмных спортивных очках, со светлыми, отрастающими на затылке волосами, — рассматривает его шоссейник. Сам он на горном велосипеде, колёса которого, кажется, вот-вот продавят асфальт. Данчику видел такие только на фотографиях в «Намбер», и в городском парке он смотрится особенно экзотично. — Привет… Да нет, спасибо. Просто цепь слетела. — Неприятно, — он наблюдает за ним, сложив руки на руле. — Ты же первокурсник Токай, верно? Что-то не видел тебя среди новичков велоклуба. — Первокурсник, но в велоклуб я не вступал, — цепь встаёт на место. Данчику поднимается, берёт пачку влажных салфеток с седла и вытягивает одну из них. — Стоп, а как вы узнали, что я перво… — Пальцем в небо, — смеётся парень и протягивает руку. — Киджи Кьюи. На самом деле я видел тебя пару раз на кампусе и запомнил по синей чёлке. Очень оригинально смотрится, йон. «Йон»? — Вот как, понятно, — Данчику, тщательно протерев масляные пальцы салфеткой, пожимает его ладонь в чёрной перчатке. — Данчику Рюхо. — Рюхо… «Рю» как «дракон», м? — Да, — он кивает. — Это важно? — Нет, но интересно, — говорит Киджи, и или Данчику кажется, или он лукавит. — Я тоже учусь в Токай, на втором курсе. И тоже не состою в велоклубе. — Да? Но у вас же горный… — А у тебя шоссейник. Данчику улыбается, убирает пачку салфеток в сумку, которую потом перекидывает через плечо. Мимо них на городских велосипедах проезжает щебечущая парочка. — Вот будь ты на таком, я бы и не подумал остановиться, йон, — усмехается Киджи, поглядев им вслед. — Ты в школе увлекался велоспортом? — Да, немного. Потом пришлось переехать, и я как-то… не смог влиться в новую команду. Так что сейчас катаюсь, только когда есть желание. — Тогда не хочешь навернуть со мной пару-тройку кругов по парку? Я, если что, не маньяк, честное слово. — Не переживайте, я тоже, — отвечает Данчику и переступает через раму под громкий, заразительный хохот Киджи. — А ты не так-то прост, как кажешься! Мне нравится, йон! — Нет, я… Случайно получилось… Вы раньше тоже занимались велоспортом, Киджи-сан? Они трогаются с места и практически не развивают скорость, только держатся рядом друг с другом, пока едут по прямой вдоль кустарников. — Ага! Несколько раз выигрывал межшкольные, но в последний год уступил-таки одному талантливому упрямцу на мтб, — в голосе Киджи слышна ухмылка. — Веришь, нет, он тоже учится в Токай. — Вы с ним катаетесь? — Да, если получается его поймать, йон, — они поворачивают направо, съезжают по небольшому спуску к раскинувшейся кленовой роще. Мягкий ветер участливо подталкивает в спину, весенний воздух сладко пахнет теплом, и Данчику прикрывает глаза, перехватывая поудобнее руль под родной, двойной стрёкот спиц. — Эй, ты в порядке, Данчику? — Да, просто… Я так давно ни с кем не ездил, — признаётся он, — что забыл, как это здорово. — М-м-м! Рад, что напомнил тебе об этом, — Киджи поправляет очки. — Наверное, после шоссейных гонок ездить одному и правда тоскливо. Почему не вступаешь в велоклуб? — Ну… — Можешь не отвечать, если не хочешь. В конце концов, и я туда не вступил, нечестно как-то требовать от тебя откровений, йон, — они обгоняют ту самую парочку, при виде них прижавшуюся к обочине. — Я вообще считаю, что велосипеды в первую очередь должны быть для души, а не для спорта, и если душа к ним не лежит, как прежде… По тем или иным причинам… Что ж, к сожалению, так бывает. «Так бывает». К глазам Данчику вдруг подступают слёзы, и он трёт уголки ладонью. На мгновение шоссейник опасно кренится вбок, но Данчику вовремя его выравнивает. Успевший уехать вперёд Киджи оборачивается и выпрямляется, опустив руку. — Ты как? Остановимся? — Нет, всё нормально, извините. Я задумался, — Данчику нагоняет его и улыбается. — Вы правы, так бывает. Раньше я с велосипеда не слезал, а сейчас… «Ездить на нём слишком одиноко и больно». — … стали интересны всякие другие вещи. — Например? — Киджи смотрит на него — за солнечными очками едва видны глаза, — и Данчику готов поклясться, что его самые сокровенные мысли, самые грустные воспоминания только что прочли как открытую книгу. — Музыка, — говорит он первое, что приходит на ум. — Последнее время мне нравится играть на гитаре, ещё песни иногда писать. Глупо, может, но… — Так ты музыкант?! — ахает Киджи. — И ты молчал, Данчику! — А? — Значит, так, йон, — он тормозит прямо посреди дорожки, лезет в карман поясной сумки и достаёт оттуда узкий, старой модели смартфон. — Диктуй мне свой телефон. — Теле?.. — Телефон, Данчику! — не просит, требует Киджи с понятным только ему торжеством, и Данчику неожиданно разделяет его, чувствует щекочущий изнутри трепет и послушно диктует цифры. — Спасибки! Сейчас сразу наберу тебя, обязательно сохрани мой номер. «Спасибки»? Он серьёзно? И что же всё-таки значит его «йон»? — А почему… — Да дело в том, Данчику, — Киджи с улыбкой снимает очки, прижав смартфон к уху, — что я как раз ищу гитариста в свою группу.2.2.
В честь осеннего фестиваля небольшой стадион забит под завязку. В толпе, помимо обычных слушателей, видны и байкеры в кожаных куртках, и панки с цветными ирокезами, и даже горстка бесстрашных восторженных отаку у самого ограждения. Везде поднятые руки, смех, воздушные шарики и нарисованные плакаты; музыка из колонок бьёт по ушам так, что отдаётся в груди. Концерт, несмотря на накрапывающий дождь, идёт уже около сорока минут, местные группы сменяются одна за другой, а Данчику всё ещё кусает заусенец на большом пальце, стоя за сценой в зоне для участников. Что, если он забудет свою партию? Запутается ногами в проводах? Выронит гитару, и та с порванным ремнём брякнется на пол? Что, если прямо здесь, посреди зрителей, есть и… — Не дрейфь ты так, Данчику, — Йошимару от души хлопает его по спине ладонью. — Тебе всего-то надо побренчать на гитаре пять минут, и дело с концом. Придёшь домой и ляжешь спать, как любит говорить Сузуне. — «Кобальт» идёт где-то четыре… — Тем более, — он осматривается, сложив на груди руки. В одной из них зажаты барабанные палочки с гравировкой молнии на комеле, и Йошимару покачивает ими в такт песни каких-то чересчур сладкоголосых девушек. — Поверить не могу, что после стольких выступлений тебе по-прежнему непривычно… Чёрт, где их носит? Пять минут осталось! — Вы про Киджи-сана и Ичифуджи-куна? — Да. Они пошли поспрашивать, есть ли тут представители лейблов, хотя я считаю, что это пустая трата времени. — Почему? — Есть, нет — какая разница, если они опоздают и мы не сыграем? — отвечает Йошимару, и Данчику в который раз восхищается его серьёзностью. Тем спокойствием, которое он умудряется сохранять в абсолютно любой ситуации, осязаемой надёжностью. — Патлатый трубку не берёт, не слышит, видать. Раз пять ему звонил, и по нулям. Ух, как вернётся… — Попробую набрать Ичифуджи-куна, — но Данчику не успевает достать телефон из кармана, как замечает обоих с другой стороны зоны. — О, вон они!.. Боже, они что, через ограждение перелезают? — Вы совсем того? — набрасывается на них Йошимару, едва они, оба растрёпанные, чуть промокшие, подбегают ближе. — Ладно Киджи дурной, но ты-то, Ичифуджи?! — Извините, Йошимару-сан, — запыхавшись, отвечает Ичифуджи. — Я постоянно напоминал о времени, но… — Но всё и так было под контролем, йон, — заканчивает довольный как никогда Киджи, поправляя пиджак поверх белой футболки. — Ты не поверишь, кто здесь, Йошимару-чан! — Ещё раз назовёшь меня… — «Стардаст промоушен», йон! Данчику и Ичифуджи переглядываются. — Да ладно, — моргает Йошимару. — Те самые? — Вот только подтянулись, хотят на хедлайнеров посмотреть… Ох, нам чертовски повезло, что мы ещё не выступили! — Киджи улыбается, а потом осматривает сперва Ичифуджи, затем Данчику. — Ичифуджи, заправь футболку сбоку в джинсы, ага, именно так. Данчику, ещё немного расстегни рубашку и ослабь галстук. — Ки… — Быстрее-быстрее, — Киджи стучит по невидимым часам на запястье, и Данчику расстёгивает вторую сверху пуговицу, тянет узел галстука вниз так, что он начинает болтаться. Шею обдаёт прохладой. — Йошимару-чан… — М? — Ты и так хорош, — кивает Киджи. — Давайте выложимся на полную, и пусть нас заметят, йон! — Пусть под нами сцена не провалится для начала, — хмыкает Йошимару, и Ичифуджи хихикает. — Я сёрьёзно, однажды такое уже случалось, потому что кое-кто набрал вес. — Ну-ну, Йошимару-чан, не вспоминай о плохом! Киджи выставляет вперёд руку, и Данчику вместе с Йошимару и Ичифуджи кладёт свои поверх. Возможно, со стороны они смотрятся странно, как футболисты, но и чёрт с ним — в такие моменты Данчику кажется, что он может свернуть целые горы. Из огромной наземной колонки звучит название их группы.***
На университетскую велопрогулку Данчику приезжает впритык к началу, и от вида десятков шоссейников перед главным корпусом его ожидаемо пробивает дрожь. Остановившись неподалеку от основной толпы, он слезает с велосипеда, идёт с ним между смеющихся студентов — кто в джерси, кто в спортивном костюме, кто в обычных джинсах и футболке, — и высматривает Киджи. Атмосфера вокруг до бесконечности напоминает межшкольные. Пусть это и не соревнования вовсе, так, городское мероприятие в поддержку велоспорта и здорового образа жизни, но Данчику то и дело ловит знакомые ощущения. Волнение и беспокойство перед поездкой, предвкушение старта, щекочущее желание вскочить на седло и закрутить педали… Если бы не вчерашний звонок Киджи с приглашением прийти, он бы и шагу сюда не ступил. Все последние недели Данчику игнорировал объявления в университетской группе на фейсбуке, проходил мимо плакатов на стенах рекреаций, говорил старосте, что нет, он не катается на велосипеде, и нет, не хочет пробовать. Он был уверен, что продержится, но Киджи хватило всего нескольких слов, чтобы он согласился. «Мы тут хотим погонять и поболтать о музыке, йон! Приходи, если будет настроение». Наверное, Данчику слабовольный, ну или у Киджи слишком обаятельный голос — сейчас всё равно. Он идёт вдоль дружных компаний, слушает краем уха новости и обсуждения, видит в стороне членов университетского велоклуба в одинаковой красно-жёлтой форме. Их шестеро, и они смеются. При взгляде на них Данчику на мгновение хочется развернуться и уехать. Забыть снова всё, что связано с шоссейными гонками, продать-таки свой C-Works, даром что уже пытался, и не отвечать больше на всякие телефонные звонки, но тут он замечает Киджи рядом с незнакомым парнем, и бежать становится поздно. — … звал, конечно, но ты же его знаешь, йон! Сегодня выходит новая полнометражка по его любимой «Принцессе», и он идёт в кино с… А вот и Данчику! Я так рад, что ты пришёл! Данчику подходит ближе. Киджи придерживает знакомый горный велосипед, у парня рядом похожий, только ярко-красный. — Привет, Киджи-сан. Думал, что не найду вас. — Значит, такова судьба! Данчику, это Йошимару-чан, то есть Йошимару Райне, мой закадычный друг, — говорит Киджи с улыбкой. — Йошимару-чан, это Данчику Рюхо, о котором я тебе столько рассказывал. — Так это ты, значит, катаешься на шоссейнике и играешь на гитаре? — Йошимару пожимает ему ладонь. Он немного ниже Данчику, но последнему почему-то кажется наоборот. Возможно, дело в пристальном взгляде, ровной осанке, уверенном рукопожатии и низком тембре голоса; Йошимару держится так, словно уже победил всех в этом заезде, причём заносчивости или предвзятого отношения к другим ничуть не ощущается. — Приятно познакомиться. — И мне. Я играю, но на любительском уровне. Вы тоже в группе Киджи-сана? — Эй, что значит в его? — Йошимару косится на Киджи. — Ты ему чего наговорить успел, прохвост императорский? — Я просто не стал грузить его подробностями при знакомстве, — Киджи поправляет очки. — Так что да, группа не моя, а наша с Йошимару-чаном, но у нас равноправие и никакой дедовщины. — Наша, ага… — Тем не менее, мы вдвоём не справляемся, — продолжает Киджи, хлопнув Йошимару по плечу, — поэтому ищем гитариста и басиста. Если нам повезло, гитариста мы нашли, йон. — Меня? — смотрит на них Данчику, и оба кивают. — И вдруг я не подойду? Я ведь и не согласился даже! — Ты здесь, а это практически гарантия твоего согласия, — Йошимару достаёт из заднего кармана джерси перчатки и надевает их. — Где ещё разговаривать о важных вещах, как не на велопрогулке? Данчику не сдерживает улыбки. — А на чём вы играете, Йошимару-сан? — Есть догадки? — Барабаны? Йошимару кивает. — С моим именем невозможно играть на чём-либо другом, — говорит он, и Киджи усмехается. — Правду же говорю. — Я и не спорю. Йошимару-чан самоучка, как и ты, Данчику, так что вам в любом случае будет проще найти общий язык. — А как… — М? — А как получилось, что вы оба катаетесь и оба занимаетесь музыкой? Извините, если как-то лезу не в своё дело. — Мы познакомились на соревнованиях в старшей школе, — голос Киджи смягчается. — Думаю, что поначалу Йошимару-чан меня ненавидел. — Ненавидел, — Йошимару ухмыляется. — Представь, Данчику, как ты участвуешь в разных гонках, постоянно побеждаешь, а потом с горы спускается никому не известный парень и уделывает тебя как младенца. — Да, не возненавидеть сложно, — соглашается Киджи. — Хорошо, что я не злопамятный, йон. — В общем, пока я не надрал ему задницу, мы были как на ножах, а потом разговорились и поняли, что кроме великов увлекаемся музыкой. Сходили пару раз в караоке, и слышал бы ты тогдашние завывания Киджи… — Спасибо за комплимент, Йошимару-чан! — И примерно тогда же пошутили, что неплохо было бы сколотить группу, — Йошимару опирается локтями на руль. — Как видишь, шутка затянулась. — Мы оба понимали, что не уйдем в профессиональные мтб-гонки, — поясняет Киджи. — Я на первом курсе совсем перестал кататься, Йошимару-чан только иногда участвует, если есть время. С музыкой гораздо проще — можно в любой момент уйти, сменить коллектив, напевать что-то по дороге домой или в душевой кабинке. — И палками в любом месте стучать можно, было бы желание. — А в университет вы поэтому вместе поступили? Киджи смеётся, и Йошимару пихает его рукой в бок. — Чистое совпадение! — заявляет он. — Я не рассчитывал, что патлатый сюда заявится, и столкнулись мы только через недели две после начала учебного года! — На потоковой лекции, да, — Киджи не может перестать смеяться. — Ты бы видел его лицо, Данчику, когда он меня увидел! Я аж пожалел, что не включил камеру на телефоне, чистое золото, йон. — Мы почти сразу начали играть, — не обращает на него внимания Йошимару. — Нашли гитариста, выступали втроём, иногда Сузуне брали на клавиши, но она больше как менеджер у нас выступает. — Сузуне? — Моя сестра, я вас потом познакомлю. И да, говорю сразу — не вздумай в неё влюбляться, Данчику, она для тебя слишком хороша. — Не буду, — отвечает Данчику. — Значит, у вас был гитарист? — Был да сплыл, в смысле решил завязать с музыкой, — Йошимару осматривается. — Слушайте, вам не кажется, что мы тут вечность торчим? — Не кажется, — Киджи смотрит на наручные часы. — Как всегда начало запаздывает, думаю, старт будет через минут пять. Не хочешь погоняться по старой памяти, Данчику? — Не очень… — А если предложу ускориться в самом начале, оторваться от пелотона и продолжить наш прекрасный разговор в лидерской тишине? — Киджи улыбается, и у Данчику не хватает сил возразить. Он кивает и слышит объявление по громкоговорителю об общем сборе возле стартовой линии. — Вот и чудесно, йон! — Данчику. — М? Йошимару подъезжает ближе, стоит Киджи исчезнуть впереди. — В Киджи тоже не влюбляйся, это просто дружеский совет, — говорит он с усмешкой. Данчику на секунду обдаёт паникой, и Йошимару продолжает: — Не знаю, конечно, может, ошибаюсь, однако тебе стоит быть с ним начеку. Он из тех, кто уболтает тебя на что угодно, и ты даже не успеешь ничего осознать. Понимаешь, о чём я? — Не волнуйтесь, Йошимару-сан, — расслабившись, Данчику ставит ногу на педаль. — Киджи-сан пока не предложил мне ничего, чего бы я сам не захотел, а давать отпор я умею. Спасибо за предупреждение. — Да не за что. Хороший шоссейник, кстати. Очень тебе подходит. — Спасибо! Одно время хотел его продать, но сейчас радуюсь, что всё-таки передумал. Наверное, я бы в итоге и не смог. — Вот как… Правильное решение, — Йошимару коротко хлопает его по спине, и Данчику пробивает дрожью от этого давно забытого прикосновения, полного незримой поддержки. — Поехали давай скорее, а то не догоним нашего павлина. — Павлина? — Ну, так-то он фазан, — и Йошимару ухмыляется, — но хвост распускает не хуже павлиньего, можешь мне поверить.***
«… прощаюсь навсегда, Как же красив тот мир, где мы разлучены…» Полностью влившись в песню, в сильный, мелодичный голос Киджи, Данчику не замечает, как отыгрывает финальное соло. Пальцы побаливают из-за струн, сердце бьётся от восторга, и он приходит в себя, лишь когда слышит аплодисменты. Громкие, со свистом и бенгальскими — разве их не должны были запретить? — огнями. — Спасибо за вашу поддержку! — машет Киджи рукой, и стадион гудит, кто-то даже раскуривает жёлтую дымовую шашку, за которую точно не поздоровится. — Большое спасибо, йон! — Пошли уже, Ромео, — говорит с улыбкой Йошимару, уверенный, что слышит его только Киджи, и встаёт, обходит барабанную установку. Палочки в его ладони подрагивают. — Данчику, ты как? Порядок? — Порядок, — сняв гитару, Данчику отвешивает поклон вместе с ними и спускается со сцены по лесенке, пока не подошла следующая группа. Идущий впереди Ичифуджи спотыкается, впечатывается прямо в спину Киджи и испуганно отпрыгивает от него. — П-п-простите, Киджи-сан! — ойкает он. — Нечаянно! — А я-то думал, ты на радостях обниматься полез, — со смехом оборачивается Киджи, отойдя в сторонку от сцены, и обводит всех взглядом, приподняв очки. — Отличное выступление, ребята! Я бы сказал, эталонное и весьма достойное хедлайнеров, йон! — Я в один момент ритм чуть не посеял, так что с эталонным ты малость переборщил, — Йошимару хмыкает, — но в целом да, круто было. Предлагаю отметить, что ли, тем более выходные на носу. — Можно у меня, — подаёт голос Данчику. — Я тут совсем рядом живу, так что… Да и места переночевать хватит. — Прекрасная мысль, — кивает Киджи. — У меня купон есть скидочный на пиццу, йон. — Чёрт, вот на что у тебя нет купонов, а? — На сладости и выпечку, — невозмутимо отвечает он и слегка меняется в лице. — Не пугайтесь сильно, но к нам идёт один из представителей «Стардаст Промоушен». Данчику сглатывает, замечает краем глаза, как выпрямляет спину Йошимару и как краснеют, почти идут пятнами щёки Ичифуджи. Спокойствие из них всех сохраняет только Киджи — он лишь опускает очки обратно да суёт руки в карманы джинсов. Подошедший к ним человек на первый взгляд ничем не напоминает сотрудника одной из самых известных компаний в музыкальной индустрии: просторная толстовка, кроссовки, кепка, — но по одним только лейблам на них Данчику понимает, что даже носки в этом комплекте, наверное, стоят дороже всей его зарплаты за подработку в комбини. «Чем круче одежда, тем менее это заметно», — как-то раз сказал Йошимару, и Данчику с ним полностью согласен. — Добрый вечер. Меня зовут Ишикава Рин, я работаю в «Стардаст промоушен», — без предисловий начинает незнакомец и протягивает Киджи визитку. — Мне понравилось ваше выступление. Лирика на высоте, звучание хорошее, но для полного впечатления хотелось бы послушать что-нибудь ещё. У вас планируются какие-то выступления в ближайшее время? — Киджи Кьюи, приятно познакомиться, — говорит Киджи, взяв поблескивающую визитку. — Да, мы через две недели выступаем в клубе «Розмарин». Рады будем вас там видеть. Данчику моргает. Он косится на Йошимару с Ичифуджи и замечает точно такое же замешательство, как у него самого. — Надеюсь, не одной песней ограничитесь? — Тремя, — улыбается Киджи. — Могли бы и больше, но, боюсь, зал не выдержит таких восторгов без должной подготовки. Ишикава усмехается. — Что ж, буду ждать с нетерпением. Удачи. Он переключает внимание на сцену с хедлайнерами, и стоит ему только отойти на безопасное расстояние, как остальные отмирают. — Какой, нахер, «Розмарин»?! — налетает на Киджи потрясённый Йошимару. — Мы ведь туда подавали заявку, но нам пришёл отказ! Ты забыл, что ли? — В «Розмарин» не пробиться, — поясняет Ичифуджи, пока Данчику молча наблюдает. — Обычно там всё под завязку, приоритет отдают уже более или менее известным группам. — Совсем тебе память отшибло, видимо, раз такие вещи забываешь… — Мы там выступаем, Йошимару-чан. То, что я ещё не договорился, ничего не меняет, йон, — Киджи жмёт плечами, в голосе у него сквозит редкая нотка решительности. — Давайте-ка отсюда двигать, лучше поговорить обо всём в норе Данчику. — Ах ты… Йошимару прикусывает губу, машет на него рукой, и Киджи смеётся.2.3.
Переступив порог, Данчику первым делом радуется, что накануне нашёл в себе силы прибраться. Он лишь ставит в раковину чашку с остатками утреннего кофе и заталкивает на полку шкафа бельё, сдёрнув его с сушилки. Заглянув в холодильник и оценив масштабы, он спрашивает, кто будет заказывать еду, и отзывается, естественно, Ичифуджи. Он достаёт телефон, привалившись к дверному проёму, пока Киджи и Йошимару падают на диван с крайне довольным видом и достают из пакета бутылочки пива. В маленькой, скромно обставленной квартире Данчику все трое смотрятся странно и одновременно гармонично. Впрочем, последние пару-тройку месяцев они вообще часто заглядывали к нему в гости — то вместе, то порознь, — и удивительно, но Данчику никогда не напрягался. Он скорее не перестает поражаться, как так им не тесно, как они умудряются угнездиться в его комнате и при этом оставить её в полнейшей сохранности. Он набирает воды в чайник, слушая, как Ичифуджи рассказывает про актуальные акции в своих приложениях, и улыбается. Спроси кто, что из еды предпочитает каждый из них, Ичифуджи запросто сдал бы всех с потрохами. Данчику не видел ещё ни одного человека, который бы так ловко ориентировался в ресторанах и службах доставки: он отлично знал, где можно дешево и вкусно перекусить; первым узнавал о новых местах; всегда советовал, куда стоит сходить, а мимо чего лучше пройти; рекомендовал попробовать такие блюда, от которых потом невозможно было оторваться. У него в телефоне, помимо собственного, уже были забиты адреса Данчику и репетиционной точки, и никто понятия не имел, как давно это всё началось. — Заказал, — говорит по-турецки усевшийся на коврике Ичифуджи, когда Данчику возвращается к ним, и поднимает голову. — Я взял вам набор онигири, всё равно вы вечером особо не едите. — Спасибо, отлично, — кивает Данчику, потому что, и Ичифуджи это знает, спрашивать его бесполезно. — А вы что выбрали? — Китайскую лапшу, — в один голос говорят Киджи с Йошимару. — Вот опять ты… — Только у Киджи-сана с креветками, а у Йошимару-сана с беконом, — Ичифуджи сверяется с заказом на экране смартфона. — А я остановился на жареном рисе с кукурузой. Привезут где-то через двадцать минут, если не раньше. — Ух, поедим! — трёт ладони Киджи. — Я слона готов съесть, не то что коробочку лапши, йон. Ичифуджи, ты ведь большую заказал? — Конечно, Киджи-сан. — Прекрасно, прекрасно! — Что прекрасного-то? Налопаешься сейчас опять калорий на ночь глядя, а к концерту штаны не сойдутся, — фыркает Йошимару. — Не забывай, ты не катаешься уже, ничего не сжигаешь. Как бы не получилось, как на первом курсе. — А что было на первом курсе? — Данчику включает спотифай на ноутбуке, и от приятной фоновой музыки становится уютнее. — Или это секрет? — Да не секрет, — отвечает Киджи. — Ты так и будешь стоять? — Нет, — Данчику садится в своё офисное кресло, подогнув под себя левую ногу. — Так что там с первым курсом? — Ну, когда я бросил кататься, я, скажем так, не сразу вернулся к рациону нормального человека. Думаю, вы знаете, о чём я, — все трое кивают. — И в один прекрасный момент Йошимару-чан заметил, что я совсем себя не контролирую. — Он по привычке ел куда больше, чем требуется, — подтверждает Йошимару. — Вполне логично, что однажды у него во время потоковой лекции отлетела пуговица на джинсах. — Вообще-то молния разошлась, йон, не надо тут выдумывать! — И то и то одинаково смешно, они тоже так считают, — отвечает Йошимару, пока Данчику на пару с Ичифуджи прячет рот ладонью. — Верите или нет, но наш прекрасный и потолстевший Киджи Кьюи сидел за партой с каменным лицом и слёзно писал мне в лайне с просьбой дать ему толстовку, потому что сам пришёл в одной футболке. — А толстовка зачем? — спрашивает Данчику. — На поясе повязать? — У тебя опыт есть, что ли? — ухмыляется Киджи. — Но да, именно для этого. Йошимару-чан тогда носил оверсайз, и я как раз смог прикрыть ею джинсы, йон. — Так вы всё-таки одолжили? — Ичифуджи переводит взгляд на Йошимару. — Мне, скажем так, предложили слишком хорошую сделку, и я не смог отказаться, — тот улыбается, но потом вновь становится самим собой. — И кстати о сделках. Может, перестанешь отвлекать нас историями о своих лишних семи килограммах и расскажешь про «Розмарин»? — Во-первых, килограммов было пять… — Киджи. — Ладно-ладно, — он машет руками. — Да, я не забыл, что нам отказали, но это первый клуб, о котором я вспомнил. Что мне оставалось делать? Нас не каждый день спрашивают, где мы выступим в следующий раз, у меня попросту не было выбора, йон. — То есть у тебя не было никакого плана, и ты всё равно их туда позвал? — Теоретически планы могли измениться и у нас, Йошимару-чан, но лучше иметь хоть какую-то, пусть и недостижимую, цель, чем блуждать во мраке. — Строчка из новой песни, что ли? — шёпотом спрашивает Ичифуджи у Данчику. — Красиво. — Я хочу сказать, что теперь держу «Стардаст промоушен» на крючке. Сам подумай, если бы я замялся и сказал, что никаких концертов у нас впереди не маячит, он сразу бы потерял к нам интерес, — Йошимару молчит, и Киджи поправляет очки. — А так у нас есть целых две недели, чтобы придумать, как попасть в «Розмарин». Идеи есть у кого? Нет? — Кроме убийства конкурентов — никаких, — Йошимару, подобрев и расслабившись, водит пальцем по экрану своего смартфона. — Раньше там работала подружка Сузуне, которая мутила с пиар-менеджером, но, во-первых, она уволилась, а во-вторых — пиар-менеджера явно будет недостаточно. — А кто отбирает участников? — спрашивает Данчику. — Они только по анкете нашей сделали вывод, что мы никуда не годимся? — И по анкете, и по дырявым карманам тоже. Кстати, Ичифуджи, ты оплатил уже? Сколько скинуть? Ичифуджи отвечает, и в комнате звучит только инструментальная версия незнакомой песни. Данчику, наблюдая за остальными, не сразу различает в ней слова, а потом невольно прислушивается, и сердце сбивается с ритма. «Красно-жёлтые подсолнухи, Горький апельсин и ультрамариновые гортензии…» — Данчику? «Плыву один во тьме морской…» — Эй, Данчику! «До тех пор, пока вновь тебя не встречу» Он приходит в себя, лишь когда видит напротив Киджи. С поднятыми очками, обеспокоенным взглядом, сдвинутыми к переносице бровями. Киджи смотрит на него в упор, присев перед креслом, и Данчику заставляет себя вдохнуть. Ещё раз. Ещё раз. Ещё. Кажется, что Киджи дышит вместе с ним, и складка на его лбу постепенно разглаживается. — Ты нас до смерти перепугал, — говорит Йошимару с дивана. — Ты как будто отключился, побледнел весь. Что случилось? — Извините, — Данчику резко поднимается, забыв, что подогнул под себя ногу, и валится прямо в руки Киджи. — Ой! — Если это от голода, то осталось десять минут, — слышится взволнованный голос Ичифуджи, но Данчику едва его различает. Мысли у него сбиваются, он на секунду сжимает футболку Киджи, а потом выпутывается из его объятий и бежит в ванную. Щёлкнув выключателем, Данчику захлопывает за собой дверь, прислоняется к ней спиной и зажмуривается, стиснув кулаки. К горлу подступает комок. Данчику дышит шумно и часто, но воспоминания, которые он так долго прятал, так долго хранил под строжайшим запретом, накатывают на него одно за другим. Звонки, фейсбук, та самая фотография, которую он предпочёл бы никогда не видеть, но запомнил до мельчайшей детали. Данчику хочется или завыть, или разбить костяшки о стену, но вместо этого он отлепляет себя от двери, включает кран с холодной водой и ополаскивает лицо. Становится легче, образ Кабураги Иссы привычно рассеивается. Может быть, ещё чуть-чуть — и Данчику успокоится окончательно. Закинет куда подальше злосчастную песню, посчитает до десяти, придёт в себя. По крайней мере, он уже думает, что скажет остальным, как будет оправдываться, и смотрит на себя в зеркало. Вид ему не нравится — уставший, измотанный, синяя чёлка добавляет бледности, — но делать нечего. Он подсушивает мокрые волосы полотенцем, уткнувшись в него, и выходит через минуту, как можно тише закрыв дверь. Йошимару и Киджи поворачиваются к нему одновременно. Ичифуджи, судя по шуму, принимает доставку: слышно, как шуршат крафтовые пакеты. — Хочешь поговорить? — спрашивает Киджи. — Одно твое слово, и мы не зададим ни одного вопроса, — добавляет Йошимару. Данчику пальцами зачёсывает чёлку назад. — В следующий раз, — отвечает он, и они кивают.***
Из-за срыва Данчику ужин проходит в слегка натянутой обстановке, поэтому, когда Ичифуджи робко спрашивает, какие песни им стоит готовить для «Стардаст промоушен», все хватаются за это, как за спасательный круг. — «Звёзды» стопроцентно, — наматывает лапшу на палочки Йошимару. — Зря мы её на фестиваль готовили, что ли? Кроме того, «Стардаст» ещё и отсылочку заценит, в итоге и нам хорошо, и им приятно. — Прослывем тогда подлизами, нет? — Киджи облизывается. — Рискованный шаг, йон. — Не хуже твоего павлинского финта с приглашением. — Если сыграем её второй, никто и не подумает, что мы специально, — Данчику сидит в кресле с едва початым пивом в руках. Аппетит на онигири, лежащие на столе, начисто отбило, и Ичифуджи уже стянул один из них с его разрешения. — Хорошая идея, — Киджи улыбается. — А что думаете про «Жар»? Обычно её очень тепло встречают. — Она хороша, — Йошимару потирает подбородок, Ичифуджи согласно мычит. — И у Данчику там выигрышное гитарное соло на второй минуте, такое нельзя не заценить. — Данчику, ты не против? — Нет. — Значит, с первой и второй решили, йон. А вот с третьей… — Киджи ставит пустую коробочку на стол. — Возможно, вы меня прибьёте, но третьей я хочу эксклюзив. Йошимару выгибает брови, Ичифуджи застывает. Данчику, до сих пор улавливающий происходящее только частично, моргает. — Эксклюзив? — переспрашивает он. — Новую песню? — Да. — Прям новую-новую? — уточняет Йошимару. — Написанную специально для выступления в «Розмарине», никогда никем не слышанную, всё так, йон, — подтверждает Киджи. — Отговаривать меня будешь? — Я не понимаю, зачем… За две недели мы попросту не успеем нормально выучить и отрепетировать что-то новое, выйдем и опозоримся. Тебе оно надо? — Суть в чём, ребятки, — Киджи наклоняется вперёд, оперевшись локтями о колени, поочередно на всех смотрит. — Если группа постоянно выступает с одним и тем же репертуаром, интерес к ней гаснет. Зачем идти снова слушать то, что ты уже наизусть знаешь, верно? А вот если мы дадим что-то новое и крутое, ради чего захочется прийти на наше следующее выступление… Кроме того, «Стардаст» во время наших песен будет смотреть на публику, и как вы думаете, им понравятся постные лица? Уверен, что нет. — Ну, зерно истины в твоих словах присутствует, ладно, — соглашается Йошимару после паузы, — только вот есть ли у нас что-то в запасе? — Это уже не ко мне вопрос. Они переводят взгляды на Данчику. — Ну… — Данчику крутит в руках бутылку. — Сейчас не могу сказать. У меня полно недописанных песен, где-то не хватает слов, а где-то хромает аранжировка. Я посмотрю завтра, прикину, что лучше всего подойдёт, и скажу. — А почему не се… — Киджи тычет Йошимару в бок. — Хорошо, завтра так завтра. В принципе, за две недели выучить что-то вполне реально, было бы желание. — Вот бы «Стардастам» понравилось, — Ичифуджи тянется за вторым онигири, звучит очередной тост, и разговор бодро перетекает в мечты о сольном концерте и долгожданной записи альбома. Данчику слушает его вполуха, уставившись в окно, а потом незаметно, под обсуждение сегодняшних хедлайнеров, сбегает на балкон. Снаружи уже стемнело. С четвертого этажа освещённая Сибуя выглядит большой и спокойной, шум машин почти не доносится, слышно только, как у соседей где-то справа басит ретровейв. Данчику нравится его район. Нравится квартира, на аренде которой настояли его родители, и если поначалу при виде оплаченных счетов он чувствовал вину, то теперь смирился и с благодарностью принял их помощь. В конце концов, родители желали ему лучшего, и он отвечал им тем же: хорошо учился, звонил чаще двух раз в неделю, а ещё — ни в чём никогда не упрекал, и вот это давалось ему куда сложнее. Он вздыхает, прикрыв глаза. — Устал от нас? Киджи опускает руки на перила, заглянув Данчику в лицо. — Нет, просто душновато в квартире. Когда один, воздуха хватает, а вот когда вчетвером… — Да, понимаю. У меня дома так же, йон, — Киджи хлопает по карманам джинсов и достаёт пачку сигарет. — Можно? — Конечно… Не знал, что вы курите. — Я редко, — он протягивает пачку, но Данчику отказывается. — Честно говоря, третий раз всего. — Третий? — Чистое любопытство, йон, — огонёк зажигалки на мгновение отражается в очках, висящих на вороте футболки; пахнет ароматным, ничуть не горьким дымом. — Мне всегда было интересно, можно ли словить с них кайф, а попробовать никак не получалось. Сам понимаешь, спортсмену нежелательно, певцу тем более голос беречь надо… Йошимару-чану только не говори, он с меня три шкуры спустит. — Не скажу… Киджи-сан, — Данчику смотрит на него. Киджи стряхивает пепел в воздух. — Я, кажется, знаю, какую песню могу предложить. — М? В «Розмарин»? — Да. Киджи улыбается. — Я знал, что у тебя припрятан козырь в рукаве! Покажешь? Или доработать надо? — Доработать чуть-чуть надо, и мне совет нужен, наверное. Не уверен, как лучше написать припев. — Хорошо, без проблем. Когда? — Когда что? — Когда работать будем, йон? — Киджи со вкусом затягивается, выдыхает дым и тушит едва истлевшую до половины сигарету о прихваченную пивную крышку. — Данчику? — Ой, — Данчику, засмотревшись на него, прикусывает губу. — Давайте послезавтра? Я в универе завтра до самого вечера, успею доработать, и потом… — Договорились, — Киджи хлопает его по плечу. — Приду к тебе послезавтра, поделишься, что там у тебя. Я в твоем таланте не сомневаюсь, разумеется, но две головы всяко лучше, чем одна. — Спасибо, Киджи-сан. — Не за что, — он вертит в пальцах пивную крышку, зажимает её в кулаке. — Мне и самому невероятно любопытно, йон. Он выходит с балкона, оставив дверь открытой, громко говорит Йошимару и Ичифуджи, что пора собираться, и Данчику, подышав ещё несколько секунд, идёт их провожать.2.4.
На паре современной социологии до невозможного уныло. Преподаватель добрых двадцать минут не сдвигается с темы, на партах впереди играют в морской бой, заслонившись пеналами. Время ползёт и ползёт, и единственное, что помогает Данчику не заснуть и не сойти с ума, лежит сейчас перед ним. Последний раз он открывал эту старую, с птицами на обложке тетрадь где-то год назад, когда искал вдохновения на «Tell me». Строчки из неё записаны ближе к концу — незадолго до того, как Йошимару и Ичифуджи подарили Данчику крепкий блокнот на пружинах, — однако теперь его интересуют вовсе не они. Данчику в обратном порядке листает к началу, иногда останавливаясь и зачитываясь, пока, наконец, не находит нужную страницу. Половина строк на ней нещадно зачёркнута, на полях рифмы и кривые знаки вопросов, в самом верху — одно маленькое, не очень заметное среди остальных помарок кандзи. «Побег». Данчику постукивает по нему кончиком карандаша, подперев щеку рукой. Он начал писать эту песню после переезда в Нагою, да так и не завершил. Не подобрались слова, не закольцевался второй куплет, не понравилась мелодия. Пропал сам смысл, который он хотел вложить, и не понятно, почему именно о ней он вспомнил, стоило Киджи заговорить про что-то новое. Возможно, думает Данчику, песня просто всё это время ждала его взросления и опыта. Возможно, на фоне всяких других она слишком хороша, чтобы вот так легкомысленно оставлять её в столе. Возможно, виноваты апельсины, и он улыбается, вспомнив тот разговор со старушкой на станции. Данчику несколько раз перечитывает строчки, которые однажды мечтал спеть Иссе. Вот она, главная причина, по которой их никто не видел — запретив себе вспоминать о нём, Данчику тщательно оградил себя от всего остального, что с ним связано. Убрал в коробку их совместный фотоальбом из средней школы, удалил профиль с фейсбука, лишь бы не поддаваться соблазну наблюдать за его жизнью, так что о старых песнях, насквозь прошитых чувствами, нечего и говорить. Правда теперь… Данчику исправляет место в первом куплете, над которым некогда бился целыми днями, и ритм песни меняется, становится плавней и отчётливей. Данчику на самом деле хочет её закончить. Довести до совершенства, подарить группе, услышать её в исполнении Киджи и тем самым попрощаться с Иссой. Данчику кажется, что в этот раз он сможет.***
Киджи приносит с собой пакет тёплых паровых булочек с мясом, упаковку данго, чипсы с солью и несколько банок безалкогольного пива с разными вкусами. С одной стороны, очень вовремя, потому что после смены в комбини Данчику не успел перекусить, а с другой — очень и очень неловко. — Мы ведь могли бы и пиццу заказать, Киджи-сан, — говорит он, пока Киджи выставляет всё на стол. — И дешевле вышло бы, и… — А ну цыц! У тебя дома вечно шаром покати, будь благодарен, что теперь хоть что-то путное заваляется, йон. Кроме того, нам твою пиццу дай бог к часу ночи привезут, и ужинать будет поздно, — Киджи вскрывает банку грейпфрутового пива и падает на стул. — Ну так что? — Что? — Песню покажешь? У Киджи поблескивают глаза, в голосе слышно нетерпение. Он всегда такой, когда чем-то заинтересован, всегда такой перед чем-то новым, и Данчику протягивает ему распечатанный в библиотеке лист, включает дополнительный свет, выбирает из оставшихся банок ту, что с вишней, и садится напротив. — Что, в этот раз не рукопись? — посмеивается Киджи. — Теряешь аутентичность, йон. — Она была в старой тетради, вся в исправлениях… Вы бы запутались, — Данчику вскрывает пиво и делает глоток. Прохладное, сладкое и вкусное — он на всякий случай запоминает марку. — Так что я решил, что лучше распечатать. — Что ж, логично. Приятного аппетита, — Киджи вчитывается, а Данчику обхватывает банку руками и наблюдает за ним. В первый раз, когда он дал ему почитать свою песню, они сидели тут же почти год назад. У Данчику потели ладони, он по по движению губ Киджи пытался понять, на какой он строчке, а когда тот воскликнул, что хочет её спеть, пульс зашкалил за двести. Так же случилось со второй песней, полегче далась третья, и Данчику начал относиться к первой читке проще и проще. Не без волнения, но с предвкушением, и Киджи не подводил. Он или хвалил, или хвалил и мягко критиковал; порой без лишних слов брал карандаш, делал пометки и отдавал Данчику с просьбой посмотреть теперь. И Данчику был ему за всё благодарен. Сейчас Киджи молчит, хотя явно успел прочитать и даже перечитать. Данчику глядит на него, боясь спрашивать. — Киджи-сан… — А ты уже подобрал к ней мелодию? — он поднимает взгляд. — Не поверю, если нет. — Подобрать подобрал, записать только не успел. — Сыграешь, йон? Данчику кивает и берёт гитару — ту самую, которую привёз из Чибы. На грифе пара царапин, полученных при переезде, новенькие, недавно поставленные струны смотрятся чуть-чуть странно. — Соседи, гляжу, не жалуются, да? — спрашивает Киджи, Данчику садится на стул рядом с ним, где побольше места. — Или лениво электрическую включать? — Если бы вы только знали моих соседей, Киджи-сан… — он проверяет струны под его смех. — На самом деле мне так привычнее, в наушниках и проводах работать неудобно. Данчику ставит гитару на колени, играет пару пробных аккордов. Помедлив, он смотрит на Киджи, и тот поднимает бровь. — Что такое? — Я хочу её напеть, — говорит Данчику, замечает искреннее удивление на лице Киджи и поясняет: — Тут слишком быстрый ритм. Я боюсь сбиться, если буду как обычно… — А, — он улыбается. — Конечно, без проблем. Я-то думал, что тебе в целом дискомфортно петь, поэтому никогда не спрашивал, почему ты каждый раз только мычишь мне мелодию. Или там, знаешь, «та-та-та-та-а»… Киджи пародирует его, отчего у Данчику начинают пылать уши. — Извини, йон, — Киджи откашливается, снимает очки и вешает их на край футболки. — Я буду счастлив услышать, как ты поёшь. — Спасибо. Данчику выдыхает. Он собирается с мыслями, облизывает губы и начинает. Он не смотрит на Киджи, пока поёт, в груди стучит так, словно вот-вот перекроет мелодию, собственный голос кажется чужим. С непривычки, впервые за долгое время играя перед кем-то, он запинается в паре мест, ещё в одном спотыкается на количестве слогов, а на финальном аккорде проглатывает звук. Под последнюю ноту руки дрожат, и Данчику, уставившись в пол, сжимает гриф пальцами. Чудовищно. И это он всерьёз собирался исполнять перед Иссой? Правда? Господи, как же плохо, позорно он поёт. И как же повезло, что перед ним Киджи, который никому его не выдаст, и главное сейчас… — Данчику. — Да? — он поднимает голову, и Киджи целует его. Вот так просто, положив обе ладони на его запылавшие щёки. Киджи целует его, прикрыв глаза, и Данчику отвечает. Он не может не ответить — так чувственно и осторожно его ещё не целовали. У мягких влажных губ Киджи терпковатый вкус грейпфрутового пива; он ведёт ладонью по затылку к шее, притягивает ближе, пальцы тёплые и бархатные. Его свежий морской парфюм чуть щекочет нос, и Данчику приоткрывает рот, позволив скользнуть по нижней губе языком, выдыхает, а потом Киджи медленно отстраняется. Смотрит на него, не опуская ладоней, и Данчику не видит в его светлых глазах ничего, кроме сочувствия и какого-то горького, щемящего понимания. Он впервые замечает, что радужки его глаз на самом деле светло-карие, даже зеленоватые, и синева неровно разливается только по краям. — Ты отлично поёшь, Данчику, — шепчет Киджи. — Скажи, ты ведь посвятил эту песню кому-то важному, я прав? — Почему вы… Киджи улыбается, а потом касается губами его лба — и в этом поцелуе, как, впрочем, и в первом, Данчику не ощущает ничего интимного, ничего, что, по идее, должно бы ощущаться. — Я пел все написанные тобой песни, но ни одна не была настолько… Твоей? — он выпрямляется, убирает руки. — Понимаю теперь, почему ты так хотел её спеть. И уважаю это, йон. — Вовсе нет, — Данчику как в тумане опускает гитару и ставит её на пол, прислонив к холодильнику. Повезло, что она вообще не упала с его коленей. — И тот человек… Тот человек мне уже не важен. — Врёшь и не краснеешь, — хмыкает Киджи, надев очки, и мир, развернувшийся было на сто восемьдесят градусов, возвращается на круги своя — в уютно освещённую настольными лампами комнату, где пахнет паровыми булочками и на столе лежат блестящие разноцветные крышки. — И да, извини за поцелуй, я не удержался. Ничего? — Я так и понял, Киджи-сан. Всё нормально. — Так ты у нас, значит, гей? — и Данчику чуть не наворачивается со стула под хохот Киджи. — Прекрасно, Йошимару-чан должен мне две тысячи йен. — Вы что, спорили на мою ориентацию? — пытается возмутиться Данчику, но вместо возмущения испытывает облегчение, спокойствие, а ещё адский голод, так что он берёт булочку из упаковки и откусывает от неё солидный кусок. — Ну да! Он думал, что ты асексуал и гетеро, а я ставил, что ты как минимум… Слушай-ка, — Киджи отставляет свою бутылку пива, берёт лист с песней и ведёт по строчкам пальцем. — Где-то тут… А, точно. Вот тут есть пара мест, которые я хочу поправить, ты, собственно, в них и сбился. Ты не против, йон? — Нет, вы что. Данчику, жуя, протягивает ему прихваченный заранее карандаш и следующие сорок минут — за едой и питьём, — обсуждает с ним каждую строку, каждое слово, которое, как казалось Киджи, выбивалось из ритма. От примечаний и вариантов на листе быстро заканчивается свободное место, и Данчику приносит целую стопку чистых. Вскоре он поёт «Побег» снова, уже куда чище, а в третий раз её без всякого аккомпанемента напевает Киджи. Последней пометкой, перед тем, как Киджи уходит домой, они дают ей новое название.