И ты в нашем семействе Мадригаль

Свеча лениво полыхала, словно маленький костёр, запертый восковыми стенками, и дай ему лишь шанс, как он тут же располится, возрастёт и станет самым настоящим пожаром. Столь маленькая вещь, что мы используем в быту, может запросто сожрать всё здание. Что уж тут поделать, люди так и не смогли до конца приручить огонь. Лёжа в кровати и наблюдая за маленьким танцем огня, я продолжала думать о случившемся в комнате дяди Бруно. Когда он вырвал свою руку, крикнув: "Нет!" – я почувствовала ужас, казалось, что со мной говорит вовсе не знакомый родственник-предсказатель. Голос был его, но звучал он столь озлобленно и яростно. Человек, который так говорит, мог бы запросто убить. Тогда, падая на песок, я практически ощутила, как чужие ладони едва касаются моей шеи. Ещё мгновение и они сомкнуться, удушат, а комната поможет, спрятав тело в песке. Огонь вырвется из своего плена! Но на деле это было лишь прикосновение песка, да и могло бы быть иначе? Дядя не способен на такое, он собственной тени боится. Тем не менее, мне не спалось. Я то и дело мялась с одного бока на другой, а мысли продолжали возвращаться к песку, что сыпался, сыпался и сыпался, заполняя черепную коробку. Совсем скоро ему перестанет хватать места и он вырвется через глаза, рот, уши, нос. Я уже чувствовала, как пара песчинок просачиваются сквозь прикрытые веки. Протерев заслезившиеся глаза, поднялась на ноги. Долгое время я лежала спиной к свече, но вот глаза вновь заскользили по восковому стану. Я сразу вспомнила ночь, когда точно так же не могла заснуть, боясь, что погаснет свеча, а вместе с ней и Касита. Даже сейчас трещины часто преследуют меня в кошмарах. Босые ноги неуверенно коснулись пола, что тут же обдал голую кожу холодом. Рука аккуратно взяла подсвечник. Я тогда не знала, куда я иду и зачем, но просто лежать больше не было сил. Яркое неприятное ощущение поселилось под лёгкими, скручивая внутренности и делая больнее, когда я останавливалась. Знаете, тоже самое мы испытываем, когда забываем сделать что-то в срок, а чувство вины и ответственности душит, подталкивая к работе. Дверь лениво приоткрылась, издавая тихий скрип, что в тишине был подобен крику. Ничего и никого, как и ожидалось. Однако, одна из дверей мигала, лучи света яростно прорезали рисунок, изображающий мою двоюродную сестру, а так же выводя имя "Долорес". Что могло заставить её подняться в столь поздний час? А может ранний? Я не знаю, сколько тогда было времени, вполне вероятно, что это было очень раннее утро. Ступая на носках, я приблизилась к комнате Долорес, с намерением постучать, хотя готова поспорить, что она и сама прекрасно слышала мои шаги. Рука уже поднялась, когда её резко схватили. Я хотела воскликнуть от неожиданности, но к моему рту поднесли палец, призывая к тишине. С ужасом я осознала, что чуть не уронила свечу. Наконец, осознание происходящего ударило по голове, вытряхивая успевший забиться туда песок. В слабом свете свечи мне стали видны тёмные волнистые волосы, которые едва выглядывали из под капюшона, закрывавшего собой половину лица, оставляя лишь нос и губы, безмолвно шепчащие что-то очень важное. – Дя..? – я так и не смогла договорить, ибо чужой палец тут же прислонился к губам. Дядя Бруно, судя по всему в образе бесстрашного Эрнандо, медленно отступал дальше от двери Долорес, утаскивая меня за собой. Он подводил меня к своей двери. В голове вновь зашумел песок, создавая бурю. Вновь чётко стала видна картина, как я вязну в этом самом сыпучем времени, уходя всё глубже и глубже. – Да что происходит? – я дёрнула руку, освобождаясь от хватки дяди. Бруно засуетился, оглядываясь на мерцающую дверь Долорес, а затем стянул капюшон. Выглядел он взволнованно, глаза выражали страх и мольбу. Его пальцы поочерёдно касались сомкнутых губ, прося меня молчать. Честное слово, после того, как он открыл лицо, мне стало спокойнее. Возможно потому, что теперь я точно знала, дядя не боится меня. А ещё я больше не боюсь его. Я покорно дошла с ним до двери. Бруно приоткрыл её, причём делал он это с таким трепетом и аккуратностью, точно она была из хрусталя, способного разбиться от единого дуновения ветра. Шаг, раздался скрип. Дверь Долорес тут же засияла в разы сильнее. Не хочу признаваться в этом, но портрет на ней стал казаться угрожающим, деревянные глазницы кузины точно смотрели на меня, стараясь своим светом выжечь сичатку. Я застыла, наблюдая за буйством лучей, стал слышен топот. Деревянная Долорес словно стала ликовать, она ждала, что сейчас появится её хозяйка и... – Здесь будет лучше, – секунда и я уже стояла в комнате дяди Бруно, видимо я настолько ушла в себя, что и не заметила, как он затащил меня сюда. – Что происходит? – едва сумев открыть пересохшие губы, спросила я. – Ох, ну...– провидец потёр затылок, пытаясь понять, а что он собственно хочет сказать, – Твоя кузина уже вторую ночь...такая, – выделяя слово наконец произнёс мой собеседник, – Как раз после того такой стала, когда магия вернулась, ну, она и никак... – Никак что? – я сделала шаг к дяде, тот отступил. – Понимаешь, тебя же ещё тогда и на свете не было, когда Долорес получила дар, вот ты и не знала. Всё хорошо, уже скоро это пройдёт и... – Да что пройдёт!? – Скоро она привыкнет, не кричи! –выкрикнул дядя мне в ответ и тут же закрыл рот руками. Я не могла видеть, но готова поспорить, что дверь Долорес в это мгновение вспыхнула с неимоверно силой, чуть ли не сжигая саму себя. Деревянная кузина, сжалась от боли и завопила, затыкая свои резные уши, которые с особой тщательностью поджигал свет. От подобной картины, возникший в голове, я вздрогнула. В руке покачнулась свеча. – Нельзя, нельзя кричать, нельзя говорить, – запричитал провидец, отходя к песочному проходу и стучать по нему, – Тук-тук, тук-тук по дереву. – Дядя, объясни наконец, что с Долорес? – говорить я всё же стала тише. – Ну, за то время, когда мы все лишились дара, она успела отвыкнуть от своего слуха, вот и...привыкает, – как-то неуверенно закончил Бруно. – Такое уже было? – я видела, что мой родственник чувствует себя неуютно и зажато, а потому села, прислонившись к стене, и похлопала ладонью рядом с собой. Дядя немного помялся, но затем его губы растянулись, признательно улыбаясь. Со стороны казалось, словно я впустила его в свой дом, а он благодарит за кров в грозу. Бруно приземлился близ меня, за что получил ответную ободряющую улыбку. Свеча лениво догорала на моих коленях, парочка крыс сбежалась на её свет, их глаза при не очень хорошем освещении казались горящими алыми ягодами. Тем не менее, это не пугало, впервые за ночь я чувствовала уют, удивительно, что это происходит в той же комнате, с которой и связаны мои кошмары, мешающие спать. – Долорес, как и все мы, получила свой дар в пять лет. Представь, как сложно ребёнку привыкнуть к тому, что он теперь слышит каждый шорох. Она не сразу научилась контролировать свой слух, долгое время бедняжка мучилась, пыталась заткнуть уши, перестать слышать весь этот, – дядя резко махнул руками, пытаясь подобрать слово, – звенящий ужас, что царил вокруг. Долорес надолго запиралась у себя в спальне, Пеппа заходила к ней, пытаясь утешить, но каждый раз выходила в слезах, устраивая дома ливень, – Бруно затих, смотря пустым взглядом на одну из крыс, что успела забраться к нему на колено. Я никогда не задумывалась о подобном. Мне казалось, что это здорово – слышать всё, что говорят люди, уметь улавливать писк мыши, что находится на другом конце города. Но действительно, как часто Долорес закрывает уши в повседневной жизни, как часто её лицо морщится от боли, что переполняет ушные раковины. – Прекратилось это где-то через месяц, Долорес смогла немного научиться контролировать свой дар, – бледноватая рука мягко прошлась по шёрстки крысы, – Но знаешь...на тот момент она была моей единственной племянницей и я...– голос дяд дрогнул, – Мне было так страшно смотреть, как она страдает, – рука стала сильнее водить по спине крысы, Бруно пробила мелкая дрожь. Теперь свеча показывала не только красные глазницы крыс, но и точно такие же глаза дяди. Его веки подрагивали, а капиляры полопались, запуская в белый омут алый цвет, – Матушка попросила меня заглянуть в будущее, а я... – крыса взвизгнула, очевидно погладили её уж слишком сильно, – Я не смог, я боялся накликать беду, – ещё чуть-чуть и он бы разрыдался, но я тут же подалась в сторону, роняя свечу, которая, к счастью, потухла, упав в маленькую горстку песка на полу. Дядя был весьма худой, а потому сжать его в объятиях не составило труда. – Всё в порядке, – прошептала я, – Всё уже позади, я уверена, что Долорес скоро придёт в себя. Не стоит во всём видеть лишь свою вину. Крыса недовольно спрыгнула с коленок Бруно, возмущённо пища. Другие её сородичи так же стали разбегаться, осознав, что свет, а вместе с ним и тепло, пропал. Я почувствовала, как меня сжимают в ответных объятиях, сначала слабых и неуверенных, но затем уже более решительных. Песок успокоился. *** Когда я вышла из комнаты Бруно, ночь уже грозилась превратиться в зарю. Звёзды практически скрылись, уступая место облакам и, судя по всему, дождевым, день обещал стать пасмурным, но зато не придётся поливать сад Изабелы. Мой взгляд медленно переполз на недавно бушующую дверь. Она не светилась, резная Долорес как и всегда неподвижно взирала на мир, подняв ладони к своим большим ушам. Вновь посмотрев на небо, я с ужасом осознала, что нахожусь здесь не одна. Женский силуэт с высокой причёской отчётливо выделялся на крыше, странно, что я не заметила его раньше. Это была уже не деревянная, а самая что ни на есть живая Долорес. Её, такие же как и уши, большие, лупоглазые глаза вопросительно смотрели на меня. Хотя, про "вопросительно" это скорее моя надумка, мне всегда было сложно понять мимику кузины, а уж тем более распознать её эмоции. Долорес отвернулась, продолжая смотреть на горизонт, с точностью могу сказать лишь одно, моя личность её не интересовала. *** – Привет? – тихо то ли сказала, то ли спросила я. Забраться на крышу не было трудностью, я часто проворачивала такое в детстве, считая, что это и есть мой дар. Вот только теперь стало понятно, что такое под силу не только мне. – Угу, – быстро ответила Долорес в привычной для себя манере. – Ну...как ты себя чувст... – Можешь нарочно не шептать, я каждый день сижу с вами за столом и ничего ещё не случилось от того, что вы разговариваете, – кузина по прежнему отказывалась на меня смотреть. Со стороны она выглядела как рыба, бездумно смотрящая в стенку аквариума. Воцарилось молчание. Между деревьев шуметь ветер, поигрывая с листвой. Кузнечики же, собравшись большим оркестром, затеяли симфонию, что столь дивно переплеталась с журчанием реки, находившийся чуть дальше. В целом ничего особенного, подобную музыку тишины можно услышать каждый вечер. – Ну что-о ж, – я таки решила прервать это неловкое молчание, – Может всё же скажешь, как у тебя дела? – моя ободряющая улыбка не сработала, произведя ровно ноль процентов результата, – Знаешь, у меня тоже в последнее время не оч... – Как было хорошо. Столь резкое заявление меня остановило. Я не поняла о чём она говорит, но, не успела я даже вдохнуть, как Долорес продолжила. – Было так приятно услышать тишину спустя столько лет, – кузина поджала губы, резко поворачиваясь в мою сторону. Выглядела она скорее удивлённой, чем расстроенной, – Тот период, когда мы все лишились дара, ну, кроме тебя, у тебя же его и не было, хм,— на это я лишь скептически агакнула, – Я наконец смогла расслышать звуки ночи, – Долорес вновь резко обернулась к горизонту, её руки совсем по-девчачи сложились на груди, – Меня не отвлекали лишние, вроде храпа, писка, скрипа, голосов не спящих за пару километров людей, – моя двоюродная сестра вновь хмыкнула, пожав плечами, можно было бы подумать, что ей всё равно, но в тот момент я стала понимать, что это вовсе не так. – А ты... – Мне казалось, что дядя Бруно рассказал тебе уже всё, что было нужно, – впервые я расслышала в её всегда столь поверхностном и отстранённом голосе сталь. – Прости, – как-то резко и возможно даже таетрально отреагировала я. – Тебе повезло, Мирабель, возможно, любой из нас тебе завидует, –и вновь непонятный хмык. Вот теперь мне уже совсем стало ничего не ясно. Оставшееся время, что мы сидели на крыше, царила тишина. Должно быть, Долорес по прежнему пыталась расслышать ночь, а я, в свою очередь, оставалась хмурой и задумчивой. Я с самого детства мечтала получить дар и столько всего прошла, дабы понять, что это не главное в жизни... А теперь мне говорят, что я – счастливица! Парой я просто не понимаю своё семейство Мадригаль.