прячем
грусть на привязи ночи.
парное одиночество, — другого не надо.
***
2020 год, 4 июня, вечер.
Всю дорогу до дома Настя чувствует себя странно — странно, неуместно и почему-то чертовски глупо. Всё не так: и разваливающаяся остановка, на которой девушки слишком долго ждут автобус, и так невовремя закончившиеся сигареты, и полупустой душный салон с вечно закрытыми окнами. Настя думает, что таких девушек, как Ника, обычно приглашают несколько в другие места: ну, во всяком случае, уж точно не в убитую однушку на окраине Колпино. Ощущение собственной никчёмности застревает неуместным комом в горле, и Петрова сглатывает, бросая взгляд вправо. Ника сидит у окна, разглядывая проплывающие мимо многоэтажки; Настя даже усмехается слегка, покрепче хватаясь за поручень, а в следующую секунду матерится сквозь зубы, когда водитель резко закладывает вправо, в последний момент вписываясь в крутой поворот. Девушка думает, что на это сказала бы Костья… Наверное, что-то типа: «Сейчас ты уступаешь ей место в автобусе, а через пару месяцев она к тебе жить переедет, отвечаю». В целом, Насте было бы чертовски интересно посмотреть, как развивалась бы эта история в нормальных условиях, но, видимо, для них двоих это слишком непозволительная роскошь. Когда автобус наконец подъезжает к нужной остановке, Петрова вдруг осознаёт, что это первый раз, когда она в трезвом уме тащит кого-то к себе домой; осознаёт и заранее чертовски сильно об этом жалеет.***
— А ты не преувеличивала, когда говорила, что живёшь в самой заднице мира, — вздыхает Ника, оглядываясь. Вокруг темнота и ни единой живой души; большая часть фонарей давно перегорела, а в оставшихся просто наглым образом выкрутили лампочки. Настя чертыхается и включает фонарик на телефоне, но спустя секунду смартфон уныло пищит отсутствием зарядки, а свет тут же гаснет. Жукова, стараясь не смеяться, быстро включает фонарик на своём телефоне и протягивает его девушке. — Веди. — Ага, — Петрова хмыкает. — Держись за мной, ни с кем не разговаривай, и самое главное… — Что? — уже шёпотом спрашивает Ника. — Не смотри никому в глаза, — Настя смеётся, не сдержавшись. — Иди ты! Настя, чуть подумав, протягивает руку и удовлетворённо хмыкает, когда Ника с готовностью за неё цепляется, снова переплетая пальцы. Петрова привычно шагает по асфальтированной тропинке, в который раз удивляясь, как в часе езды от Санкт-Петербурга могло расположиться такое захолустье, и облегчённо выдыхает, когда тропинка уходит влево, а в тусклом свете еле живого фонаря становится виден знакомый подъезд. Ника чуть сильнее сжимает руку, заставляя Настю остановиться; Петрова тут же оборачивается, хмурясь, а девчонка ведёт головой влево, в сторону детской площадки. — Там какая-то очень подозрительная компания… — бормочет Жукова. — Просто держу в курсе. — А, не боись, — Петрова смеётся. — Я сама из этой компании… Но, в любом случае, лучше свалить, пока они нас не заметили. Настя дёргается было обратно, чтобы успеть быстро ретироваться, но, увы, — темноту разрезает грубый мужской голос. — Какие лю-ю-юди, — протянутая фраза звучит даже слегка пугающе. Во всяком случае, Ника явно пугается: вздрагивает и делает пару шагов назад, прячась за Настиной спиной. Петрова хмурится: — Ага, привет. А потом с силой жмёт парню руку, пока тот широко улыбается. Спустя несколько секунд компания, что облюбовала детскую площадку, взрывается смехом. — Пойдем, поздороваешься хоть, — недовольно фыркает парень, когда Настя наконец отпускает его ладонь. Петрова оглядывается назад, подмечая, что Ника уже успела спрятать волосы под капюшон — замёрзла, наверное, — и кивает, шагая вперёд. Девчонка послушно плетётся следом, но всё равно держится на небольшом расстоянии. Настя не особо в восторге: у неё ведь сейчас нет ни времени, ни желания для встреч со старыми знакомыми. Несмотря на это, Петрова терпеливо жмёт руку каждому из компании, а одну из знакомых девушек даже слегка обнимает, улыбаясь. — Ты куда пропала-то? — обижённо бормочет парень. Он делает шаг вперёд и кладёт широкую ладонь Насте на плечо, чуть сжимая; девушка тут же раздражённо ведёт плечом, скидывая руку. — Работы много, — оправдывается Петрова. — Какой ещё работы? — громко смеётся парень. Затем добавляет: — А-а… Ты про фотки свои, что ли? Настя кивает. — Каре-е-н, — тянет кто-то из толпы. — Держи. Парень оборачивается, забирает уже начатую сигарету и делает пару затяжек, а затем, на секунду задумавшись, передаёт её Насте. Петрова улыбается, понимая, что это как нельзя кстати, и глубоко затягивается, — а после на автомате протягивает сигарету Нике. Карен ухмыляется слегка: — Ты не одна… Познакомишь? Настя забирает у Ники уже почти докуренную сигарету, добивает её в пару затяжек и медленно качает головой. — Мы торопимся, — Петрова тяжело выдыхает. — Как-нибудь в другой раз, лады? — Ну, посмотрим, — фыркает парень. — Погоди… Карен делает пару шагов вперёд, щурясь. — Я тебя где-то видел, по-моему, — бормочет он, обращаясь уже к Нике. Насте хватает пару секунд, чтобы понять, в чём дело, и она, к явному облегчению Вероники, чуть отступает назад, закрывая девчонку спиной. — Это вряд ли, — Петрова смеётся, пытаясь отвлечь его внимание. — Слушай, мы реально торопимся… — Ладно-ладно, отстал, — Карен поднимает обе руки, отступая. — Просто… Не теряйся, Петрух, хорошо? Настя пожимает плечами: — Посмотрим. А затем оборачивается, обращаясь уже к Веронике: — Пошли давай. Ника кивает и послушно идёт следом; молчит долго-долго, будто бы что-то обдумывая. А только когда смех Настиных знакомых утихает вдали, выдаёт осторожное: — Друзья твои? — Были… когда-то, — Петрова чуть замедляет шаг, чтобы поравняться с девушкой. Вероника молчит, ожидая, видимо, продолжения истории. Настя добавляет: — Карен тоже из детдома, просто из старшей группы. Раньше общались, а потом… Ну, сама знаешь, как это бывает. — Ага, — кивает Жукова. — Девушка, с которой я здоровалась, она из моей группы… В одной комнате даже жили, — Настя усмехается. — А остальные уже так, просто знакомые. — А почему ты?.. — Я не знаю, — просто отвечает Настя. — Мне… стало с ними скучно, что ли? — Могу понять, — улыбается Ника. Петрова ускоряет шаг, желая наконец оказаться дома, а облегчённо выдыхает только тогда, когда подходит к знакомой подъездной двери. Привычный звук домофона вызывает на лице довольную улыбку, и Настя чуть придерживает тяжёлую дверь, позволяя Веронике зайти первой. Девчонка смеётся: — Ты прямо джентльмен сегодня. — Заткнись. — Какой этаж? — уточняет Ника, поднимаясь по лестнице. — Второй, — бормочет Петрова еле слышно. — Слава богу, — Вероника смеётся. — Если бы ты сказала, что пятый, я бы тебя убила, честно. — Принцесса, — фыркает Настя, замирая у входной двери. Девушка выдыхает, будто бы перед прыжком в ледяную воду, а затем медленно поворачивает ключи в замочной скважине, наконец отпирая дверь. — Сразу предупреждаю, — начинает Петрова. — Детей из детского дома у нас в стране не особо жалуют, так что… Но Вероника уже не слышит: быстро проходит в коридор и терпеливо ждёт, пока Настя закроет дверь, а затем самостоятельно, почти по-хозяйски щёлкает старым выключателем, и одинокая коридорная лампочка тускло вспыхивает, освещая захламлённое вокруг пространство. Вероника ловко снимает с себя толстовку и закидывает её на вешалку — а под кофтой вдруг неожиданно оказывается белая полуофициальная рубашка — Настя медленно пробегается по ней глазами. Где-то справа раздаётся еле слышное мяуканье. — Ко-о-т, — тянет Ника, присаживаясь на корточки и протягивая к животному руки. Кот сначала настороженно обнюхивает девушку, но спустя пару секунд доверительно тыкается мокрым носом в ладони. — Смотри, — восторженно бормочет Жукова, поглаживая кота. — Я ему нравлюсь! — Ой, блять, — Настя закатывает глаза. — Ему все нравятся. Когда Ника обиженно фыркает, Петрова добавляет: — Он тут у нас немного это… Лёгкого поведения, короче. Вероника чуть усмехается: — У вас? Настя неловко трёт переносицу: — Долгая история. — Ладно, — Ника кивает. — А как кота-то зовут? — Бля, — Петрова смеётся. — Это ещё более долгая история. Вероника, оставив наконец кота в покое, поднимается и чуть склоняет голову, с улыбкой глядя на девушку. А затем бормочет: — Так я и не тороплюсь, вроде как.***
— Как-то так, короче, — Настя заканчивает рассказ, выдыхая дым, а затем тушит сигарету в пепельнице. Видеть на этой кухне кого-то помимо Костьи чертовски странно, так что Петрова надолго задерживает взгляд на девчонке, хмурясь. Ей начинает казаться, что Костья, как всегда, была права, и что Настя самолично лезет в трансформаторную будку, упорно игнорируя предупреждающие знаки. «Не влезай — убьёт». — И вы, получается, поругались? — уточняет Вероника, пытаясь сложить всю картину воедино. — Ага, — Петрова кивает. — Первый раз за всё время, прикинь! — А из-за чего? Настя качает головой: — Мы с тобой ещё не на том уровне отношений. И смеётся довольно, глядя на то, как девчонка отворачивается, пытаясь скрыть смущение. Ника слегка краснеет, а Петровой это почему-то кажется чертовски милым. Настя спрыгивает с подоконника, подходит чуть ближе и, старательно игнорируя двусмысленность фразы, бормочет: — Я тебе даже ничего не предложила. Правда, у меня есть только кофе… И пиво. — Не удивлена, — смеётся Вероника, внимательно наблюдая за девушкой. А затем, нарочито придвинувшись ближе, добавляет: — Я, пожалуй, выберу второе. Петрова сглатывает, кивая: — Как скажешь. А затем от греха подальше отворачивается, доставая из холодильника две бутылки пива, припрятанные на чёрный день, — который, кстати говоря, настал гораздо раньше, чем Настя предполагала. — В зале будет удобнее, — бормочет Петрова, протягивая девчонке бутылку. Вероника хитро улыбается и тянет: — Хорошо-о-о. — Ой, заткнись. Настя занимает место на диване, ловко открывает бутылку пива с помощью зажигалки и тут же делает пару глотков, — на удивление, но взаимодействовать с девушками на трезвую голову ей почему-то чертовски сложно. Петрова облегчённо выдыхает, хваля себя саму за то, что решила оставить пару бутылок пива в холодильнике чисто на всякий случай, ведь алкоголь — это единственное, с помощью чего у неё получается разряжать неловкую атмосферу. Ника протягивает свою бутылку Насте в немой просьбе открыть, а когда забирает её обратно, то наглым образом усаживается на кресло, складывая ногу на ногу. Петрова бросает многозначительный взгляд, но, заметив характерную усмешку на лице Ники, тут же отворачивается и с тяжёлым вздохом делает ещё пару глотков. Настя не может даже предположить, к чему это всё приведёт, — но при этом прекрасно понимает, что именно имела в виду Вероника, когда напросилась к ней в гости. Несмотря на такой очевидный намёк, Петрова упорно делает вид, что ничего не понимает, ведь алкоголя в её крови сейчас слишком мало для того, чтобы вести себя как-то иначе. Ника моментально улавливает перемену настроения, бормочет: — Тогда на вечеринке ты была гораздо смелее. И смеётся, наблюдая за реакцией. — Я тогда была в хлам и половины не помню, если честно, — фыркает Настя. — Тем более, ты сама свалила… — И не жалею, — Жукова пожимает плечами, делая пару глотков. Петрова хмурится недоумённо: — Почему? — Потому что это всё, — Ника делает странный жест рукой. — Закончилось бы на утро. Когда Настя чуть улыбается и не отвечает, Жукова продолжает: — Я уверена, что у тебя сто раз были такие ситуации. — Ну, уж не сто… — неловко бормочет Петрова. Затем кивает: — Но да, ты права. Вероника довольно улыбается: — Так и думала. А спустя полминуты тишины добавляет: — Но ведь так гораздо интереснее, согласись? На секунду Насте кажется, что всё это просто фарс, что Ника давно всё знает и просто играется, наблюдая за реакцией. Настя почему-то резко начинает чувствовать себя уязвимой — чересчур уязвимой для человека, у которого, казалось бы, всё под контролем. Петрова выдыхает, думая вдруг, а что если? Что если Ника и правда узнала её с самого начала? Что если она просто плывёт по течению, терпеливо дожидаясь, пока Настя наконец сдастся? Что если всё это… Настя дёргает головой, стараясь избавиться от бредовых и абсолютно бессмысленных мыслей: дураку понятно, что Ника уж явно не имеет ничего общего с теориями заговора. А затем поднимает взгляд наконец и широко улыбается, забывая, о чём вообще думала, ведь девчонка с чертовски довольным видом гладит обнаглевшего кота, что уже успел забраться к ней на колени. — Мне кажется, ему не хватает ласки, — Жукова смеётся. — Как и всем в этом доме, — отвечает Настя, пожимая плечами. — Это поправимо, — Ника улыбается. — Было бы желание. Петрова думает, что рано или поздно её система рухнет, как карточный домик; рано или поздно она просто сорвётся, выскажет всё, что думает, — и признаётся в том, что всё знает. Настя понятия не имеет, как вообще отреагирует Ника, когда узнает, — и осознание этого почему-то заставляет её тяжело выдохнуть. Выдохнуть так, будто бы ей уже давно не плевать. — Всё нормально? — Вероника хмурится. — Я, если хочешь, могу… — Да, да, всё хорошо, — Настя улыбается, стараясь выбросить из головы абсолютно неуместные мысли. — Просто задумалась. — Ты весь вечер какая-то странная, — девчонка смеётся. — Зато так интереснее, правда? — повторяет Настя недавно сказанную фразу. Ника кивает: — Интригует, да. Главное не переборщить. — Постараюсь, — усмехается Настя. — Можно немного наглый вопрос? — вдруг спрашивает Вероника, переводя тему. — Смотря насколько… — В этом доме ведь нет еды, да? Настя смеётся: — Ну, не считая корма для кота, — нет. — Так я и знала, — расстроенно тянет девчонка, доставая из кармана телефон. — Сюда вряд ли что-то доставляют, — Петрова пожимает плечами. — И, тем более… — Разреши мне этим заняться? — перебивает Вероника. — Оке-ей, — тянет Настя, закатывая глаза. — Только больше не перебивай меня. Ника хмурится: — Привычка, извини. А спустя пару секунд спрашивает: — Какой здесь адрес? Настя улыбается: — Улица Правды… Второй дом. — Говорящее название, конечно, — Вероника вдруг вздрагивает, отводя взгляд. — А квартира? — Пятнадцатая, — бормочет Настя. Петрова бросает взгляд на кота, который, судя по всему, окончательно растерял остатки совести — развалился на коленях у девушки, нагло подставляя шею под поглаживания, — и думает, что кот в этом случае определённо занял гораздо более выгодную позицию, чем она. Мысли бегут куда-то не в ту сторону — Настя буквально слышит, как в голове раздаётся щелчок, — а уже в следующую секунду Петрова думает, что не прочь бы оказаться приблизительно там же, где сейчас развалился этот чёртов кот… Ну, может быть, чуточку ниже. Настя раздражённо дёргает головой, а когда поднимает глаза, то в который раз за вечер видит, с какой насмешкой на неё смотрит Вероника, и снова вдруг чувствует себя семнадцатилетней девчонкой, у которой сегодня случится первый секс. Петрова выдыхает и, будучи не в силах больше ощущать непрекращающееся чувство дежавю, выходит на балкон. Улица встречает её прохладой и темнотой — самое то для разгоряченного мыслями мозга, — и девушка хмурится, пытаясь понять, в какой момент они с Никой поменялись местами. Настя думает, что это нечестно; а ещё думает, что Костья, как всегда, была права, — и Петрова просто пытается прожить свою юность заново. Её первые «отношения» закончились полнейшим дерьмом — так что мешает ей сейчас попробовать ещё раз? Тем более, поведение Ники чересчур сильно напоминает ей… Блять. Петрова достаёт из кармана пачку, которую утром благополучно забыла в квартире, и быстро прикуривает, делая пару жадных затяжек. Не очень удачное время для рефлексии, однако, Настя не может ничего с этим поделать, ощущая липкий страх и чертовски знакомое чувство одновременно. Забавно только одно: три года назад она и знать не знала, что ей изменяют, а теперь ситуация повернулась таким образом, что изменяют уже с ней… «Ну и пиздец», — думает Настя. Ничего более подходящего на ум, увы, не приходит. Петрова затягивается ещё раз, пытаясь успокоиться, — успокоиться и не наделать глупостей. Например, разозлившись, не сказать вдруг случайно: «Кстати, Ник, передавай привет мужу»; или не спросить неожиданно: «А как там Рома поживает, забыла спросить?». Это было бы, конечно, верхом безрассудства, и Настя даже смеётся, представляя лицо Вероники в этот момент. Когда балконная дверь со скрипом открывается, Петрова не знает, радоваться этому или не очень. Вероника подходит ближе, аккуратно забирает из рук девушки сигарету и затягивается, а после возвращает обратно. Настя хмурится: — Наглость. — Немного, — девчонка смеётся. — Через час у нас будет еда, кстати. — Ого, — Петрова даже вскидывает вверх брови. — Как ты… Ника поворачивается и опирается спиной на балконную перегородку; Настя же замолкает на полуслове, опуская взгляд чуть ниже положенного. — А в целом, пофиг, — резюмирует Настя. — Ты постоянно так смотришь, — Вероника поворачивает голову. — Я от этого чувствую себя лет на семнадцать. — Взаимно, — смеётся Петрова. «Ты даже не представляешь, насколько», — думает Петрова. — Но… — аккуратно начинает Ника. — Ох уж это «но», — напряжённо бормочет Настя. — Ты весь вечер какая-то загруженная… Просто, если это всё не вовремя, я… — Жукова это даже шепчет, будто бы боясь ответа. Петрова выдыхает; видимо, флиртовать с девушками на трезвую голову она не умеет от слова совсем. Ей неловко — и ещё более неловким этот отвратительный момент делает виноватый шёпот Вероники, которая, кажется, уже давно перестала понимать, что здесь вообще происходит. Неуютная тишина воцаряется, обволакивает и будто бы проникает куда-то под кожу, — Настя вздрагивает. А спустя секунду понимает, что если сейчас не сделает хоть что-нибудь, то будет ещё очень долго об этом жалеть. Ника вздыхает, так и не дождавшись ответа, и шагает вперёд, к балконной двери; Петрова тут же делает шаг следом, аккуратно берёт девчонку за локоть и тянет на себя, — Вероника послушно замирает. — Погоди, — Настя выдыхает. Следующая произнесённая Настей фраза будто бы припечатывает её к полу, ведь Петрова, даже сама не веря в то, что говорит, бормочет тихое «Извини». Так вот как, оказывается, выглядит точка невозврата. Ника оборачивается и недоумённо пожимает плечами, мол: «За что?»; а Настя, всё так же не убирая ладонь с локтя девушки, мягко тянет её на себя. Вероника вздрагивает, но поддаётся; Петрова делает шаг назад, упираясь спиной в деревянную балконную перегородку, а затем снова тянет девчонку ближе к себе. Ника замирает в паре секунд от поцелуя, чуть улыбается и опускает взгляд на губы. А после, сглотнув, бормочет тихонько: — И что это за эмоциональные качели? Настя чуть усмехается и, поместив ладонь на талию девушки, аккуратно прижимает Нику к себе, мягко целуя. Все их поцелуи, в целом, всегда получаются какими-то чересчур нежными — не считая, конечно, того случая на вечеринке. Петрова делает это неосознанно: будто бы до сих пор до конца не верит, что у них всё происходит на самом деле; будто бы не хочет напугать, разрушить в хлам этот крайне хрупкий момент; будто бы боится, что Ника в любой момент развернётся и уйдёт, напоследок пробормотав тихое: «Не думала, что для тебя это так важно». Настя подаётся чуть вперёд, целуя уже слегка настойчивее, а руки скрещивает за спиной, прижимая девушку ближе к себе. Ника вздрагивает, выдыхает прямо в поцелуй, — и Петровой на самом деле кажется, что вся эта хрупкость может рухнуть от любого её неловкого движения или неудачно произнесённой вслух фразы. Вероника разрывает поцелуй первой, но не отходит. Только смотрит долго-долго, наблюдая за сменяющимися на лице Насти эмоциями, а Петрова хмурится, не понимая, в чём дело, и неосознанно чуть склоняет голову вправо. — Не знаю, что там у тебя случилось, — еле слышно бормочет Ника. Голос её звучит иначе: чуть более низкий, чем обычно, и с лёгкой хрипотцой; Петрова вздрагивает. — Но у меня есть вариант, как эту проблему решить… Или, во всяком случае, отодвинуть до лучших времён. Настя медленно кивает, характерно бегая взглядом сверху вниз. Вероника хитро улыбается и сама тянется вперёд, целуя девушку в разы настойчивее, чем прежде — Настя даже на секунду теряется. Однако, много времени ей не требуется: Петрова быстро перехватывает инициативу, углубляет поцелуй и одним ловким движением разворачивает Нику, впечатывая её спиной в перегородку. Жукова довольно улыбается прямо в губы и бормочет: «Сразу бы так». Настя улыбается тоже, не сдержавшись, но в следующую секунду слегка прикусывает нижнюю губу девчонки, недвусмысленно намекая на то, что пора бы уже и заткнуться. Ника шипит недовольно, чуть цепляется ногтями — наращёнными, но короткими — за плечо девушки, а второй рукой задирает Настину футболку, проводя подушечками пальцев по оголённой коже. И тут же руку убирает. Петрова выдыхает раздражённо-разочарованно, гораздо более грубо вжимая девчонку в эту несчастную перегородку, — и ни от нежности, ни от дурных неуместных мыслей не остаётся и следа. От Вероники тянет чем-то сладким — вишня, кажется? Настя ненавидит чёртову вишню, но сейчас ей на это плевать абсолютно. Даже наоборот — прилипчивый запах въедается куда-то в память, остаётся всполохами на одежде и обещает ещё не раз напомнить о себе позже. Параллельно Настя думает, что будет очень забавно, если Костья вдруг неожиданно вернётся; а когда спустя пару секунд Ника всё-таки запускает руки под её футболку, то тут же думает, что убьёт Купер к чёртовой матери, если та вдруг вздумает вернуться. Вероника несильно проводит ногтями по спине девушки; Настя улыбается, отстраняется и вдруг замирает, внимательно рассматривая девчонку напротив. А затем бормочет тихонько: — Ты явно знаешь, что делать… У тебя точно никого?.. — Заткнись, — снова перебивает Ника. Петрова пожимает плечами; Вероника усмехается, понимая, к чему клонит девушка, и чуть тянется вперёд. Настя же, наоборот, отстраняется, думая о том, что на балконе уже достаточно холодно, но при этом чертовски сильно не хочет возвращаться внутрь, боясь, что от атмосферного момента останется только неловкое молчание. А затем, неожиданно даже для себя самой, неуместно-заботливо спрашивает: — Не холодно? — Да нет, — Ника пожимает плечами. — Ладно, — Петрова кивает. И тянет руку вперёд, в попытке расстегнуть верхнюю пуговицу на белой рубашке. Вокруг темно, а тусклый месяц абсолютно не справляется со своей задачей, поэтому это простое действие неожиданно занимает чуть больше времени, чем Настя планировала. Ника улыбается от этой неловкой попытки и перехватывает вдруг запястье девушки, останавливая. Петрова хмурится, но послушно замирает, а Вероника, пожав плечами, расстёгивает пуговицы уже сама: первую, вторую, третью… И чуть ведёт плечами назад — рубашка послушно соскальзывает наполовину. — Ого, — бормочет Настя. Ей даже неловко слегка, ведь обычно в подобных ситуациях она оказывалась исключительно после нескольких крепких шотов. Поэтому сейчас Настя внимательно рассматривает открывшуюся напротив картину — и ей вдруг кажется, что этот момент она запомнит ещё очень надолго. «Не встречала ещё никого, кому бы так же сильно шли татуировки», — думает Настя. Но вместо этого говорит просто: — Красиво. И кончиками пальцев осторожно проводит по рисунку на коже. Как так получается, что произнесённые вслух фразы всегда разительно отличаются от её мыслей, Настя не знает, — Ника же в ответ на это слишком громко смеётся. — Знаешь, сейчас наша разница в возрасте особенно сильно бросается в глаза. — Бесишь, — усмехается Петрова. Настя и сама не понимает, что не так; не понимает, почему она себя чувствует так странно, неловко и глупо, будто бы ей и правда лет пятнадцать от силы. Осознание того, что весь секс в её жизни шёл исключительно в комплекте с алкоголем, безумно напрягает — даже несмотря на то, что сейчас абсолютно не время и не место для подобного рода размышлений. Петрова жмурится, стараясь сосредоточиться на настоящем, и чуть двигается вперёд, опираясь обеими руками о балконную перегородку позади девчонки. Ника шумно сглатывает; Настя тянется вперёд. Момент замирает, когда Вероника в который раз за вечер отвечает на поцелуй; только поцелуй этот выходит абсолютно иным, отличающимся от всех, что были до. Он медленный и тягучий, словно мёд, — и когда Настя его углубляет, выдыхая, Ника еле слышно стонет. Настя думает, что это красиво, — и, конечно, чертовски горячо. Ещё Настя думает, что это уже явно что-то гораздо большее, нежели чем просто «предоплата», — и сама пугается этого чувства, чересчур нового и странного. А спустя секунду думать вообще перестает, потому что Вероника вдруг разрывает поцелуй и спускается чуть ниже: аккуратно проводит языком по шее, а затем легонько прикусывает кожу. Петрова вздрагивает и выдыхает тяжело — Ника в ответ на это довольно ухмыляется, — а затем возвращает ранее скинутую девчонкой рубашку ей обратно на плечи. Вероника даже не успевает понять, зачем Настя это сделала, — но и спросить не успевает тоже, потому что Петрова быстро расстёгивает оставшиеся пуговицы и проводит холодными кончиками пальцев по впалому животу; а затем ведёт чуть ниже, ловко расстёгивая одну-единственную пуговицу на джинсах. Ника вздрагивает от неожиданности, но всё равно вновь тянется вперёд: целует сама, прижимается ближе и на очередном выдохе даже стонет еле слышно. Петрова, понимая, что дальше тянуть уже некуда, разрывает поцелуй — затем медленно проводит языком за ухом и спускается ниже к шее, прикусывая, а свободную руку запускает под джинсы и замирает, наблюдая за реакцией. Вероника чуть дёргается, видимо, удивляясь слишком быстрому развитию событий, — но когда Настя аккуратно прижимает два пальца, то рвано выдыхает и кивает, будто бы позволяя. В следующую секунду Насте кажется, что она в каком-то плохом анекдоте, ведь настойчивый звук чужого телефонного звонка возвращает её в суровую реальность, а спонтанная мысль о том, что это может быть Рома, больно бьёт по голове, не давая даже выдохнуть. Петрова слегка отодвигается, пытаясь убрать руку, но Ника, на удивление, отрицательно машет головой и перехватывает запястье девушки, не позволяя ей остановиться. Настя замирает, от удивления даже брови приподняв; Вероника улыбается, достаёт из кармана телефон и, ни секунду не сомневаясь, сбрасывает звонок. — Ты сейчас охуеть как сильно повысила мою самооценку, — бормочет Петрова. — Помолчи, — Ника закатывает глаза. Настя пожимает плечами, проглатывая банально-привычное «Как скажешь», и вновь прижимает ладонь, — свободной же рукой аккуратно берёт девчонку за подбородок и чуть тянет к себе; а когда Ника послушно подаётся вперёд, то целует. Раздражающий звук входящего вызова снова бьёт по ушам — Петрова раздражённо выдыхает. — Я его выкину сейчас, — ворчит девушка недовольно. Ника кивает: — Я согласна. И тянется к смартфону, чтобы отключить звук, — а в следующую секунду вдруг что-то вспоминает; что-то, что заставляет её сначала испуганно взглянуть на Настю, а затем громко-громко рассмеяться. Петрова хмурится, с лёгким разочарованием убирает руку и молча ждёт объяснений, — Ника успокаивается и виновато выдыхает. А затем говорит: — Скорее всего, это был курьер. Я ведь заказала… — Бля-я-ть, — тянет Настя и тоже смеётся. Жукова подхватывает, и в этом смехе нарастающая было неловкость моментально растворяется. Вероника быстро перезванивает по номеру, и сквозь слегка пропускающие динамики Настя слышит только отдалённое «Это доставка, я звонил, но…». Петрова усмехается ещё раз, оглядывая девчонку напротив, и, пока Ника оправдывается перед курьером, предусмотрительно застегивает все пуговицы на её рубашке. Вероника улыбается и кивает, одними губами бормоча: «Спасибо». Улыбается так, что Настя впервые вдруг думает о том, что чертовски сильно хочет ей всё рассказать.***
— Удивлена, что это был не очередной твой знакомый, — беззлобно смеётся Ника, когда Петрова закрывает дверь за курьером. Настя закатывает глаза: — Мои знакомые не работают доставщиками. — О, ну так и кем же они работают? — саркастично спрашивает Вероника, пока ставит пакет с едой на кухонный стол. — В основном барыгами, — смеётся Петрова, тут же вспоминая о Костье. Ника чуть дёргает бровями в удивлении, но смеётся тоже. Дальше тему не продолжает: видимо, не желает знать все подробности. Настя подходит ближе, становится возле стола и смотрит на девушку исподлобья, пытаясь понять, насколько сейчас уместно то, что уже несколько дней неприличными картинками крутится в голове. Жукова, кажется, думает о том же: делает несмелый шаг вперёд и замирает, будто бы дожидаясь немого разрешения. Настя улыбается неловко и сдаётся первой, целуя девчонку, а затем аккуратно делает пару шагов назад, не отстраняясь. Вероника быстро понимает, что от неё требуется, и даже не спорит, послушно продвигаясь вглубь по коридору. Так, медленно и с горем пополам они добираются до Настиной комнаты — правда, при попытке открыть дверь спиной Петрова всё-таки спотыкается и слегка ударяется плечом; Вероника усмехается. Настя даже не тратит время на привычное «Заткнись», только вновь притягивает к себе девчонку и грубо целует. Петрова делает ещё несколько шагов назад, до тех пор, пока не доходит наконец до кровати, а затем садится на её край и снова тянет Нику на себя. Жукова, недолго думая, усаживается девушке на колени, а затем с улыбкой убирает мешающиеся волосы. Настя перемещает обе ладони Нике на талию и одним ловким движением кладёт девчонку на кровать, нависая сверху, — Вероника шумно сглатывает. — Ого, — Ника выдыхает рвано. — А ты что думала, — Настя улыбается, заправляя волосы за ухо. — Да я вообще не думала… «Понимаю», — мысленно соглашается Петрова. Но вместо этого просто наклоняется и целует девушку снова, вжимая теперь уже в более-менее мягкую кровать. Вероника ведёт себя чуть смелее: запускает под футболку руки, проводит короткими ногтями по спине, стонет прямо в поцелуй, — Настя даже удивляется слегка, но особого значения таким переменам не придаёт. Петрова разрывает поцелуй первой и спускается ниже: сначала к шее, затем к ключицам, параллельно второй раз за вечер расстёгивая эту чёртову рубашку. А пока расстёгивает, то вдруг резко понимает, что застёгнута она была криво и явно не на те пуговицы… Интересно, что подумал курьер? Снимать рубашку сейчас чертовски неудобно, поэтому Настя просто отодвигает ткань и замирает на секунду, разглядывая девушку. Ника, на удивление, тушуется, бормочет что-то еле слышно, отворачивается; а Петровой вдруг это кажется гораздо более интимным, чем даже то, что по всем законам жанра должно последовать дальше. Настя вновь возвращается обратно, тянется за поцелуем, а свободной рукой уже гораздо быстрее чем в прошлый раз расстёгивает пуговицу на джинсах, — Вероника выдыхает и вздрагивает. — Расслабься, — бормочет Петрова тихонько. А затем аккуратно перехватывает тонкие запястья левой рукой и крепит их над головой девушки. Ника вдруг резко дёргается, пытаясь освободить руки; Насте требуется буквально пара секунд, чтобы понять, что здесь что-то не так, — и она моментально убирает ладонь, замирая. — Бля, — Вероника бормочет это виновато. — Блять, я… Настя поднимается, садится рядом; Жукова садится тоже, глядя растерянно-настороженно. — Извини, я, — Ника путается, дрожит вся. — Просто… Петрова вдруг злится; злится потому, что прекрасно понимает — знает на собственном опыте, — в чём может быть причина такой резкой смены настроения. Девушка молча тянется вперёд: с улыбкой снова застёгивает эту раздражающую её белую рубашку, бестолково разглаживает смятую до этого ткань и выдыхает. Вероника наблюдает за этим, практически не дыша, — чего-чего, а подобного она уж явно не ожидала. Ника виновато смотрит на девушку напротив, чуть склонив голову, и понятия не имеет, что вообще обычно говорят в таких случаях. Настя подаёт голос первой, когда повторяет ранее сказанное: — Расслабься. А затем добавляет: — И пошли покурим.***
Выдыхая дым, Петрова думает, что изначально она всего лишь хотела раскрутить симпатичную девчонку на секс, а теперь сидит вот на кухне ночью, смотрит на неё исподлобья и — банально! — хочет набить ебало каждому, кто её обидит. В первую очередь, конечно, Роме, ведь Настя совсем не тупая и прекрасно понимает, что именно произошло в комнате десятью минутами ранее. Ника и вовсе сидит сама не своя, курит нервно, дрожит. Разговаривать наотрез отказывается, только хмурится и иногда извиняется. Резкий порыв ветра из форточки заставляет Настю вздрогнуть — а Вероника даже не обращает на это внимания, только, явно задумавшись, крепко держит в руках тлеющую сигарету. А когда спустя пару минут подносит её к губам, то с разочарованием обнаруживает, что та уже давно погасла. Настя спрыгивает с подоконника и пододвигает ближе к девушке стул; после усаживается на него, чиркает зажигалкой и подносит пламя к погасшей сигарете, — Жукова в ответ смотрит с немой благодарностью, чуть улыбаясь. — Знаешь, какое первое правило спонтанного секса? — вдруг спрашивает Петрова. Ника пожимает плечами. — Согласие, — Настя улыбается. — Поэтому никакого осуждения, расслабься. — Ну это как бы правило любого секса, — парирует Вероника. — Ещё бы оно соблюдалось, — фыркает Настя. Ника замолкает и смотрит исподлобья на девушку, пытаясь сложить одно к одному. Затем, наконец, понимает — и взгляд её, с безучастного и потухшего, вдруг сменяется неловко-сочувствующим. — Когда? — зачем-то спрашивает Вероника, даже не уточняя вопрос. — В детстве, — Петрова протягивает руку, забирая у девушки сигарету, и глубоко затягивается. На выдохе кашляет и сипло бормочет: — Дядя. — Твою мать, — Ника проводит рукой по лицу. — Ага, — смеётся Настя. Затем добавляет с улыбкой: — Чисто теоретически, именно поэтому я сплю с людьми только по пьяни. Вероника кивает: — Да, я и подумала, что… Извини, в общем. — За что? — Петрова чуть дёргает бровями в удивлении, возвращая сигарету обратно. — Ну, я же сама всё это устроила… А в итоге… Настя неловко выдыхает и чешет затылок, думая, как бы правильно выразить свои мысли. А спустя где-то минуту молчания, набравшись смелости, говорит: — Я не буду тебе врать — это вообще не то, чего я ожидала, но… Ты не обязана ведь. — То есть, — Настя путается в своих же словах. — Было бы в сто раз хуже, если бы ты, не знаю… Потерпела, что ли. Ника кивает: — Я поняла, о чём ты. Спасибо. Петрова ухмыляется: — Так что… Просто в другой раз, вот и всё. — Самоуверенно, — Жукова закатывает глаза. — Да нет, скорее, реалистично, — парирует Настя. — Заткнись, — привычно бросает Ника. Настя улыбается, понимая, что ей удалось слегка исправить ситуацию, — ведь что-что, а тупые шутки её ещё ни разу в жизни не подводили. Тяжело выдохнув, девушка пытается выбросить из головы далеко не самые приличные флешбэки, но что-то идёт не так, ведь тело пробивает легкая дрожь, а низ живота характерно тянет… Настя хмурится, мысленно матеря организм за такую неуместную реакцию. Ника замечает — и смотрит на девушку с улыбкой, подмечая её дрожащие руки. Затем спрашивает: — Что-то не так, Насть? А сама настолько довольно улыбается, что Петровой хочется ей чем-нибудь врезать с размаху. — Всё прекрасно, — фыркает Настя. И добавляет: — А ещё я хочу есть. — Как скажешь, — поддевает Ника, когда тянется за пакетом.***
— Холодная пицца — отстой, — ворчит Петрова, протягивая руку за очередным кусочком из коробки. — Кто виноват в том, у тебя даже микроволновки нет? — Государство, — бормочет Настя с улыбкой. — Нет, ты, — смеётся Ника. — Подарю тебе на день рождения. — Ну уж нет, — фыркает Петрова. — Лучше камеру. — Вот это запросы, — Вероника бросает взгляд на крутящегося рядом кота. — А мы ведь ещё даже не переспали! — Не начина-а-й, — тянет Настя. А затем подзывает к себе кота: тот моментально запрыгивает на диван, обнюхивает протянутый ему маленький кусочек пиццы, зубами нагло стаскивает оттуда кусок бекона и ретируется куда-то в коридор. — Ты же понимаешь, что это вредно? — закатывая глаза, бормочет Жукова. — Ну, для нас тоже вредно, — Петрова пожимает плечами, доедая последний кусок пиццы. — Не настолько, — вздыхает Вероника. — Тебе нельзя заводить животных. — Ага, только людей, — шутит Настя, с наслаждением наблюдая за тем, как Ника в очередной раз закатывает глаза. — Я заберу у тебя кота, ясно тебе? — с улыбкой проговаривает Вероника. — Только вместе со мной, — Петрова вновь дергает бровями. Ника вдруг кивает: — Ладно. — Ладно? — переспрашивает Настя. — Ладно, — повторяет Жукова, улыбаясь ещё шире. Настя думает, что это самый содержательный диалог в её жизни, — но потом в памяти вдруг всплывает образ Ромы, и весь аппетит резко куда-то исчезает. Петрова думает, что Ника ни в жизнь её не выберет, а когда узнает, что Настя всё знала изначально и хотела таким образом просто забрать свою «предоплату», то вообще оборвёт все контакты и забудет её, как страшный сон. В попытке отвлечься от дурных мыслей Петрова предлагает: — Можем что-нибудь посмотреть, если хочешь. Вероника мотает головой: — Не особо есть на это настроение, если честно. Настя пожимает плечами, понятия не имея, чем ещё заняться. В её голове в принципе присутствует ограниченное количество развлечений: покурить, что-нибудь посмотреть или потрахаться, — вот и всё, в общем-то. — Что бы ты делала, если бы я не ночевала у тебя? — спрашивает вдруг Ника. — Даже не знаю… — Петрова пожимает плечами. — Всё то же самое, кроме пиццы и неудачного секса. — Иди ты, — беззлобно фыркает Вероника. — Ну, ещё мне нужно отредактировать фотографии за пару последних дней, — вспоминает вдруг Настя. — Отлично, — кивает Ника. — Этим и займёмся. — В смысле? — недоумённо бормочет Петрова. — Тебе-то это зачем… — Как зачем? Мне интересно, — Вероника улыбается. — Тем более, так близко с фотографами я никогда не общалась… — Ага, — Настя смеётся. — Чересчур близко. Ника смеётся тоже; Петрова, лишь на секунду задумавшись, поднимается и плетётся в комнату за ноутбуком, а когда возвращается, то видит, что обнаглевший кот уже развалился прямо посреди дивана, как раз рядом с Вероникой. — Не буду вам мешать, — фыркает Настя. — Это какой-то новый вид ревности, — поддевает её Ника. — Я не… Иди в жопу, короче, — ворчит Петрова. Затем залазит на диван с ногами, укладывается поудобнее и подкладывает под голову подушку, — ведь именно в такой позе она обычно и занимается заказами и в такой же позе нередко засыпает, когда Костья не ночует дома. Вероника ложится рядом, терпеливо дожидаясь, пока Настя поставит ноутбук, а затем ещё добрых несколько минут ждёт, пока девушка запустит все необходимые программы. — Бля, — бормочет Петрова. — Сможешь подать камеру? Вон там, на тумбочке. Ника вздыхает тяжело, но всё-таки нехотя поднимается и плетётся в противоположный угол зала, а затем возвращается с выключенной камерой и протягивает её Насте. Девушка кивает: — Ага, спасибо. И кстати, насчёт пиццы… Скажи потом сколько, я скину. Жукова закатывает глаза: — Ещё что придумаешь? Забей. Настя думает, что, во-первых, ей сказочно повезло, ведь денег у неё в кармане максимум на пару дней; а во-вторых, Ника явно не нуждается в деньгах, ведь заказать что-то съедобное с доставкой в Колпино возможно только втридорога, да и то не всегда. Петрова не хочет думать о том, откуда эти деньги, но вопреки этому всё равно прогоняет в голове мысль о том, что Рома, возможно, зарабатывает раз в десять больше неё. Мысль эта напрягает и удручает, и Настя во второй раз за вечер осознаёт, что Ника никогда бы её не выбрала, даже если бы такой вопрос встал ребром. Осознаёт — и сама удивляется тому, какого чёрта это её вдруг стало волновать настолько сильно. Пока Вероника забирается обратно, Настя привычно поворачивает переключатель, дожидаясь, пока камера включится. — Ты только рассказывай, что делаешь, — смеётся Ника. — Эм… — Петрова даже смущается слегка. — Ну, ладно, попробую… Через несколько секунд Настя чертыхается, поддевает крышку, достаёт аккумулятор и тут же вставляет его обратно. Затем поясняет: — Я была молодая и глупая, когда купила эту камеру. Она неплохая, но у неё нет защиты от воды. Мы попали под дождь, и теперь она периодически страдает хуйнёй, выключаясь в самые неожиданные моменты. — Молодая и глупая? — смеясь, переспрашивает Ника. — Ну да… Год назад, если интересно, — улыбается Настя. Камера наконец запускается, и Петрова быстро подключает её к ноутбуку с помощью провода, а затем открывает папку со всеми фотографиями. — Обычно я сразу фильтрую, так проще. Создаю папку с заказчиком и туда перемещаю фотки, а уже потом обрабатываю. — Логично, — кивает Вероника. Экран отсвечивает, поэтому девчонка двигается ближе и аккуратно кладёт свою голову Насте на плечо, а затем зевает. Петрова зевает тоже, осознавая вдруг, насколько долгим был этот день, — самый долгий за, наверное, последние полгода. Настя щёлкает мышкой и создаёт новую папку на диске, а после поворачивается и, убедившись, что Вероника внимательно наблюдает за её действиями, быстро вводит название: «странная девчонка с тусы». Ника фыркает, тянет руки к клавиатуре и, когда Петрова одобрительно кивает, переименовывает папку, меняя имя на «лучшая девчонка с тусы». — Какая скромная, — смеётся Настя. А сама думает: «И не поспоришь ведь».***
Из двадцати фотографий с крыши Петрова отбирает примерно половину понравившихся — не без помощи Ники, конечно же. Такое своеобразное времяпрепровождение Насте нравится даже чуточку больше, чем секс, но при этом и пугает гораздо больше. До сегодняшнего дня никто из её окружения не проявлял интерес к увлечению фотографией: знакомые пацаны только закатывали глаза, считая это пустой тратой времени, а Костья вечно отмахивалась со словами: «Насть, ты же знаешь, что я нихуя в этом не понимаю, ну». Настя знает. Ей самой понадобилось огромное количество времени, нервов и сил для того чтобы разобраться, как минимум, в элементарном ретушировании фотографий, — и это не говоря ещё о правилах композиции при фотографировании и последующей коррекции цвета на готовых изображениях. Петрова прекрасно помнит, как в первый раз запустила установленный знакомым взломанный «Фотошоп», с ужасом взглянула на огромное количество кнопок и через несколько секунд закрыла программу к чёртовой матери… Включить ноутбук в следующий раз она смогла только дня через три. До профессионального фотографа Насте чертовски далеко, так что сейчас девушка упорно топчется на месте, периодически фотографируя знакомых и продавая изображения на фотостоках. Петрова часто думает, что ей было бы неплохо пойти на какие-нибудь курсы или хотя бы начать нормально вести Инстаграм, — но, увы, на это нет ни денег, ни времени, ни мотивации. — Ты сама в этом всём разобралась? — удивлённо бормочет Ника, внимательно наблюдая за Настиными действиями. — Здесь нет ничего сложного, на самом деле, — Петрова смеётся. — Я просмотрела огромное количество обучающих видео, так что… — Тебе ничего не страшно, видимо, — улыбается Вероника, укладываясь поудобнее. — Я просто проебалась, — неожиданно откровенно бормочет Настя. — После выпуска из детского дома у меня были деньги, но вместо того, чтобы вложить их в себя, я… Жукова кивает: — Это логично. Откуда тебе было знать, как управляться с деньгами? — Да, но… — Настя выдыхает. — Мама предлагала мне помощь, а я… Вероника аж приподнимается от неожиданности: — Мама? — Ага, — Петрова улыбается. — Воспитательница из детского дома, если быть точнее. — Бля, — Ника неловко трёт переносицу. — Это одновременно и самое крутое, и самое грустное из того, что я когда-либо слышала… Когда Настя не отвечает, Вероника бормочет: — Всё ещё будет, я думаю… На ошибках ведь учатся. — Ну да, — Петрова улыбается, а затем чуть наклоняет экран ноутбука. — Как тебе? Ника кивает: — Мне нравится. Не забудь только мне скинуть, ладно? — Да-да, — скучающе отвечает Настя. А затем вдруг добавляет: — Буду твоим личным фотографом. — Я только за, — смеётся Жукова. — У меня всегда были с этим проблемы… Абсолютно не умею делать нормальные фотки. Настя улыбается, кивает и сохраняет несколько готовых фотографий. А после открывает следующую, тяжело выдыхает и ворчит тихонько: «Ненавижу делать ретушь волос». Ника смеётся только, уже давно запутавшись во всех этих дурацких терминах, и зевает, бросая взгляд в правый нижний угол экрана. Время неожиданно уже подходит к двум часам ночи, а Жукова хмурится, вспоминая вдруг, что завтра ей обязательно нужно встать пораньше. — Закончу с этой и просмотрю сегодняшние фотографии, — бормочет Петрова. — А разберусь с ними уже завтра. — Как хочешь, — сонно отвечает Ника, в который раз пытаясь занять удобное положение. Когда Настя наконец заканчивает с ретушью и тяжело выдыхает, то понимает, что Вероника уже уснула, — и почему-то слишком довольно улыбается, глядя на задремавшую рядом девчонку. Петрова аккуратно закрывает ноутбук и ставит его рядом с кроватью, стараясь не шуметь, а затем тянется за пледом. Кот, благополучно на нём заснувший, недовольно пыхтит, и Настя еле сдерживается, чтобы громко не рассмеяться. С трудом отобрав у животного плед, Петрова осторожно накрывает им рядом спящую девушку, а затем укрывается сама. Диван в зале чертовски неудобный — ещё более неудобный, чем кровать в её комнате, — но разбудить сейчас Нику у неё всё равно не поднялась бы рука. Поэтому Настя, тяжело выдохнув, устало закрывает глаза, искренне надеясь на то, что Костья не припрётся с утра пораньше.***
2020 год, 5 июня.
Петрова просыпается от какого-то странного шороха, и ещё несколько минут из-под прикрытых глаз наблюдает за Никой, не подавая признаков жизни. Девчонка осторожно спускается с дивана, берёт с кресла свой телефон и быстро набирает короткое сообщение, а спустя несколько секунд выключает звук у входящего звонка и тихонько идёт в сторону балкона. — Решила смыться через балкон? — спрашивает вдруг Настя, понимая, что абсолютно не хочет, чтобы Вероника сейчас отвечала на этот звонок. Ника вздрагивает: — Давно не спишь? — Нет, минут пять, — Петрова поднимается с дивана, чувствуя, как тянет шею, а затем смотрит на наручные часы и добавляет: — Пиздец, какая рань… — Десять утра, — смеётся Вероника. — Я позвоню и вернусь, ладно? И, не дождавшись ответа, выходит на балкон. Настя тяжело выдыхает: с одной стороны, она жалеет о том, что не умеет слышать через стены, а с другой — чертовски сильно радуется этому факту. Понимая, что делать пока особо нечего, Петрова плетётся в душ: всё равно ведь никакого смысла ложиться спать обратно, несмотря даже на то, что раньше двенадцати дня девушка обычно не просыпается. А прежде чем выйти из зала, Настя бросает взгляд в сторону балкона: там Ника, явно с кем-то ругаясь, активно жестикулирует, а после резко сбрасывает звонок и опирается руками на перегородку, тяжело выдыхая.***
— Я ведь могу сходить в душ, да? — спрашивает Ника, наблюдая за девушкой. Настя расчёсывает слегка подсохшие волосы, стоя перед зеркалом в коридоре, а в ответ на заданный вопрос только смеётся, пожимая плечами. — Нет, душ в этом доме разрешён только после секса. Вероника закатывает глаза: — Иди к чёрту. Настя кивает: — Полотенце в шкафу, я буду на кухне. И… удачи. — Почему? — нахмурившись, спрашивает Жукова. — Узнаешь, — смеётся Настя, откладывая расческу в сторону. Не дождавшись ответа, Петрова медленно идёт на кухню, ведь утренние ритуалы никто не отменял. Девушка щёлкает кнопкой чайника, отмечая, что её настроение, несмотря на ранний подъём, исключительно хорошее, и привычно садится на подоконник, протягивая руку к пачке сигарет. Думать обо всём происходящем не хочется, поэтому Настя приоткрывает старую форточку и просто курит, стараясь обойтись без ежедневной рефлексии. Дураку понятно, что весь её план трещит по швам; что всё это зашло слишком далеко; и что всё происходящее между ней и Никой — это уже что-то гораздо большее, нежели чем просто месть нечестному заказчику. Петрова выдыхает остатки дыма, тушит сигарету и спрыгивает с подоконника, — в ту же секунду электрический чайник издаёт характерный щелчок. Настя достаёт с верхней полки две кружки, насыпает по чайной ложке растворимого кофе, а в следующее мгновение замирает, боясь даже обернуться. — Мне нужна какая-нибудь футболка или типа того, — бормочет Ника. — Моей рубашке пришёл пиздец после вчерашних приключений. — Чёртова рубашка, — смеётся Настя, наконец оборачиваясь. Жукова стоит в дверном проёме, завернутая, по всем законам жанра, в одно полотенце, — и Настя тяжело выдыхает, оглядывая девушку сверху вниз. Капли воды типично скользят по её шее и открытым ключицам, теряясь где-то ниже, — Петрова следит за ними, не отрываясь; не замечая даже привычно-насмешливый Никин взгляд; не замечая, в целом, вообще ничего вокруг. «Твою мать», — думает Настя. — Издеваешься? — бормочет тихонько, делая пару шагов вперёд. Ника улыбается: — Ни капли. Настя готова поспорить, что девчонка всё это устроила специально, — Петрова сглатывает, кивает и, аккуратно огибая Нику по дуге, проходит в коридор. — Пошли. Вероника, не сдержавшись, смеётся в голос и, придерживая руками полотенце, шагает следом за девушкой в её комнату. Настя, всеми силами стараясь не оборачиваться, открывает дверь и подходит к убитой тумбочке, выдвигая один из ящиков. Подобрать что-то подходящее чертовски сложно, ведь большинство её вещей будут Нике, вероятно, слегка велики. Через несколько минут поисков Петрова достаёт из ящика свою старую футболку — ту, которую она носила ещё в подростковом возрасте, и, не оборачиваясь, протягивает её Нике. Девчонка фыркает насмешливо, а Настя закатывает глаза, закрывая ящик. — Бесишь, — бормочет шёпотом, всё-таки повернувшись. Ника пожимает плечами, придирчиво рассматривая футболку, а затем кивает, таким образом выражая своё одобрение. — Принцесса, — фыркает Настя. Вероника делает пару шагов вперёд; Петрова, наоборот, от неожиданности шагает назад, упираясь спиной в тумбочку, и сглатывает, не понимая, к чему это всё вообще. Ника подходит ближе. Насте кажется, что она в каком-то кино или крайне тупом сериале: сердце стучит чересчур быстро, а руки сами по себе начинают дрожать, — девушка цепляется за ручки ящика, глядя на Веронику настороженно. — Ты как будто боишься, — смеётся Ника, прежде чем тянется за поцелуем. Петрова, конечно же, отвечает — как иначе? Расслабляется, оставляет несчастную тумбочку в покое и кладёт ладони девушке на талию, прямо поверх полотенца. Параллельно надеется, что это чёртово полотенце наконец упадет, — а Ника же, наоборот, едва ли не молится об обратном. Настя рукой ведёт по шее и открытым ключицам, а затем спускается ниже, кончиками пальцев цепляя край полотенца. Вероника чуть дёргается: — Ты меня убьешь, но… Мне нужно идти, честно. Настя думает, что, скорее всего, скоро взорвётся к чёртовой матери, ведь ещё ни разу в жизни её так долго и качественно не динамили. Петрова кивает, но, несмотря на это, снова целует девчонку; затем резко углубляет поцелуй, проводит языком по нижней губе — Ника выдыхает от неожиданности — и так же резко отстраняется, ухмыльнувшись. — Теперь иди… Куда там тебе надо, — бормочет обиженно. — Не все в Питере зарабатывают фрилансом, — парирует Ника. — И… выйди. Пожалуйста. — Что? — удивлённо переспрашивает Настя. — Что слышала. — Ты прикалываешься! — восклицает Настя недовольно, но при этом всё равно послушно выходит из комнаты. Что-то недовольно ворча, девушка плетётся обратно на кухню, — туда, где её дожидается уже изрядно остывший чайник и последняя сигарета в пачке. Прикурив, Настя снова щёлкает кнопкой брошенного чайника; Ника возвращается как раз в тот момент, когда он закипает. — Тебе идёт, — Петрова смущённо трёт переносицу. — Никогда бы не подумала, что ты слушаешь такую музыку, — улыбается Ника, показывая рукой на принт на футболке. Выцветшая надпись с названием музыкальной группы — «Nirvana» — смотрится абсолютно неуместно и чертовски неподходяще им обеим. Настя фыркает: — Ну, мне было семнадцать… — Ого, — отвечает Жукова, замирая посреди кухни. — Ну да, — Настя усмехается. — Всё остальное тебе слишком… Вероника снова перебивает: — Хочешь сказать, ты в семнадцать лет слушала Нирвану? — Не перебивай меня, — устало бормочет Петрова. — Я же просила. — Прямо как в песне, — смеётся девчонка, игнорируя остальные слова. Настя хмурится: — В какой ещё песне? — Скину потом, — Вероника отмахивается. — Поставлю её на твой звонок, — ворчит Петрова. Ника улыбается, не отвечая, поправляет футболку и выходит в коридор, ведь именно там, на вешалке, она вчера оставила свою толстовку. — Хотя бы на кофе останься, а то уж совсем как-то не по-божески, — несмело предлагает Настя, выдыхая дым. — Ла-а-адно, только если быстро, — девчонка хмурится. — Иначе я точно опоздаю. Петрова, всё ещё держа в руках сигарету, довольно кивает и свободной рукой разливает кипяток по кружкам. Параллельно думает, что было бы неплохо спросить, где Ника работает и чем вообще занимается в свободное время, но озвучить свой вопрос не успевает, — звук открывающейся двери припечатывает к полу все невысказанные вопросы. «Твою мать», — думает Настя, тут же выходя в коридор. Костья аккуратно прикрывает за собой дверь, улыбается довольно, кивает вместо приветствия. А затем замечает Нику. Петрова не успевает ничего сказать; Костья делает пару шагов вперёд, смотрит тяжело, выдыхает, — будто бы чертовски сильно злится. И вдруг выдаёт рассерженно: — То есть, стоило только нам поругаться, и ты уже чёрт-те кого в дом притащила? Не стыдно тебе? — Что? — хором выдают в ответ девушки.