врезаться взглядом, сходить с ума врать, чтобы жизни казались яркими. заткни меня и заткнись сама. давай не будем такими жалкими.
***
2020 год, 5 июня.
В маленьком длинном коридоре воцаряется тишина: тишина неприятная, некомфортная; такая тишина забирается под рёбра и ещё долго раздражает неозвученными вслух вопросами. Ника растерянно переводит взгляд с одной девушки на другую, понятия не имея, что она вообще здесь делает; Костья ухмыляется, явно довольная своим эффектным появлением, а Настя просто молча хлопает глазами, не в силах вымолвить и слова. — Я, наверное, пойду… — шёпотом бормочет Жукова, делая несмелый шаг в сторону входной двери. — Стой, — резко отвечает Настя. Вероника вздрагивает. — Костья ведь просто пошутила, да? — угрожающе спрашивает Петрова. Купер упрямо мотает головой: — Не-а. Правда, в следующую секунду замечает, как именно Настя на неё смотрит: видит ладонь, медленно сжимающуюся в кулак, и, выдохнув, поднимает обе руки вверх, признавая своё поражение. — Ладно-ладно… Но, бля, видели бы вы свои лица, — выдаёт Костья, усмехаясь. Когда девушки не отвечают, напряжённо переглядываясь, Купер добавляет: — Я тебя ещё ни разу не видела такой охуевшей… И смеётся — причём так громко, что Настя в итоге сама улыбается, кивает и легонько ударяет подругу кулаком по плечу. — Ёбнутая, — бормочет Петрова. — Я же тут чуть… — Ну, в целом, я даже почти не соврала, — улыбается Костья, чуть дёргая бровями. — Замолчи, — шипит Настя. Ника, всё это время стоявшая чуть поодаль, вдруг кивает: — Я так и знала. — Да нет, ты не так поняла, это не… — неразборчиво бормочет Петрова, пытаясь оправдаться. — Мне не пять, Насть, — устало бормочет Вероника. — И мне правда нужно идти. Девчонка берёт в руки толстовку, решив её всё-таки не надевать, и быстро выходит за дверь, игнорируя Костьино саркастичное: «Крутая футболка, кстати». Настя, даже не задумавшись, тут же выходит следом. Костья недовольно ворчит девушке в спину: — Какие мы все нежные, блять, можно подумать.***
— Погоди, — Петрова в последний момент хватает Нику за локоть, заставляя девчонку обернуться. — Ты точно хочешь, чтобы я опоздала и осталась без работы, да? — Вероника, на удивление, улыбается. — Нет, просто… Ты правда не так поняла, — Настя выдыхает. — Просто Костья, она… Дурная, короче. Ника усмехается, не отвечая. — Она просто пошутила, — Петрова пожимает плечами. — Между нами ничего… — Мне без разницы, — Вероника улыбается. — Я имею в виду… Мы ничего друг другу не обещали, так что… Мне правда плевать. Жукова смеётся, глядя на растерянную и явно запутавшуюся девушку. Настя молчит пару секунд, прежде чем делает маленький шаг вперёд — всё, что она может сейчас позволить, — и бормочет тихонько: — А мне нет. Ника удивлённо приподнимает брови: — Что? — Я просто хочу, чтобы ты знала, то есть, — Настя снова путается в своих же словах. — Мы спали, да. Один раз… И после этого всё, мы… просто друзья. Не более. — Ты же понимаешь, что то, что случилось один раз, в любой момент может повториться снова? — Жукова, не сдержавшись, смеётся. Настя отрицательно и слишком рьяно мотает головой: — Точно нет. Это, типа… Должно было быть на один раз, ну, ты понимаешь… А потом мы как-то неожиданно подружились. На этом всё. Ника кивает: — Я ещё в первую нашу встречу поняла, что ты из тех людей, которые предпочитают… краткосрочные отношения, скажем так. — Типа того, — Петрова усмехается. — Я не то чтобы это специально всё, просто… так выходит. Девушка растерянно пожимает плечами. — В любом случае, мы уже давно дружим, и без всякой хуйни. Тем более, у неё даже, вроде как, девушка сейчас есть, — Настя выдыхает рвано. — В общем, мне важно, чтобы ты знала, вот. Настя неожиданно чувствует себя какой-то школьницей, первый раз признающейся в любви старшекласснице, и это ощущение заставляет девушку досадливо поморщиться. — Всё нормально, — Вероника снова смеётся. Затем добавляет: — Всё было бы нормально и без твоей исповеди, но если тебе так проще, то ладно… Я тебя услышала. «Ага, и после нашего разговора срочно побежишь подавать на развод», — проносится в Настиной голове саркастичная мысль. Но вместо этого Петрова просто кивает: — Да, походу, это было лишнее… Но уже всё равно поздно. — Да уж… А теперь я всё-таки пойду, иначе меня точно уволят, — Жукова улыбается. Настя неловко переступает с ноги на ногу: — Не заблудишься тут? — Не думаю, — Ника пожимает плечами. Но уйти не успевает — только вздыхает тяжело, когда Петрова неловко бормочет: — Всё точно нормально? — Ага, — Вероника кивает, смеётся снова и подходит чуть ближе. — Это даже забавно, в целом. Когда Настя не отвечает, неловко потирая переносицу, Жукова добавляет: — Передай Костье, что я нормально с ней познакомлюсь в следующий раз… Тем более, я её заочно уже знаю. — В смысле? — настороженно спрашивает Петрова, чувствуя мерзкий холодок, пробегающий по позвоночнику. — В сторис видела. У знакомой, — Вероника пожимает плечами. Настя тут же понимает, у какой именно знакомой — той самой, что изначально дала ссылку на профиль Ники, — и облегчённо выдыхает, понимая, что никто ни о чём пока что не догадался. — Так что всё хорошо, не парься, — Ника улыбается, поправляет волосы. А затем вдруг резко добавляет: — Или тебе обязательно нужно подтверждение моих слов? — Обязательно, — кивает Петрова, сглатывая. — Как скажешь, — Ника смеётся. Жукова делает совсем маленький шаг вперёд: на секунду замирает, раздумывая, а затем целует девушку первой. Настя отвечает, от неожиданности выдыхая прямо в губы, — Ника улыбается, чуть прикусывает нижнюю губу и аккуратно отстраняется. — Я напишу позже, ладно? Настя кивает. А когда тяжёлая подъездная дверь характерно хлопает, Петрова ещё долго смотрит девчонке вслед; смотрит и начинает наконец осознавать, что в попытке отомстить Роме абсолютно случайно положила начало чему-то прекрасному и уничтожающему одновременно.***
— Спорим, она проебётся? — смеётся Костья, глядя на подругу. — Ну, пускай, — Петрова привычно выдыхает дым. — Мне-то что? — Не пизди, — Купер закатывает глаза. — Я прекрасно видела, как ты на неё смотришь… И всё слышала. Настя недовольно хмурится: — Ты ещё и подслушивала? Это… Бля… Никакого уважения, короче! Костья смеётся ещё громче: — Широкий словарный запас, конечно. — Отъебись, — ворчит Петрова. Произошедшую накануне ситуацию они упорно не обсуждают: слишком не в их стиле. Насте достаточно того, что она вывернула себя наизнанку и извинилась всё-таки; а Костья, конечно же, безумно это ценит, хоть и не показывает. — Только скажи мне честно, — бормочет вдруг Купер. — На какие поверхности здесь лучше не садиться? И смеётся — так громко и двусмысленно, что Настя даже глаза закатывает. — Как тебе сказать, — тихонько начинает Петрова. — Мы не… — Да ты гонишь! Купер аж со стула подскакивает, смотрит на подругу недоумённо, еле-еле сдерживая смех, но в итоге всё-таки заходится хохотом. А когда успокаивается, то показательно вытирает выступившие от смеха слёзы и бормочет: — Не могу, бля… Мощно она тебя продинамила, конечно… — Она не… Иди в пизду, а? — Настя хмурится, глядя куда-то в сторону. — Я-то пойду, а вот ты… — Костья, блять! Купер, всё ещё широко улыбаясь, пожимает плечами и садится обратно на свой стул, ставя его, как обычно, спинкой вперёд. Затем спрашивает: — Так, а в чём проблема-то? Нихуя не понимаю, если честно. — Не знаю, в чём конкретно, — Настя выдыхает. — Но по моим предположениям, этот Рома ещё больший мудак, чем мы с тобой изначально думали. Костья замолкает напряжённо, хмурится, — Петровой кажется, что в тишине кухни можно даже услышать, как внутри её головы медленно двигаются скрипучие шестерёнки. — Так он её… Вот бля, — Костья неловко чешет выбритый затылок, догадываясь. — Я не уверена, — Настя пожимает плечами. — Может, не он, а может и не насиловал он её, а просто… В общем, тут что-то не так. — Я поняла, — Купер кивает. — Везёт же тебе на ёбнутых. — И не говори, — Петрова смеётся, туша в пепельнице докуренную сигарету. — А я тебя предупреждала! — Помолчи, — Настя морщится. — Без тебя тошно.***
Ника держит слово, и через пару часов после утренних событий отправляет Насте сообщение в директе. Петрова улыбается слишком широко, когда видит уведомление, а Костья, тут же догадавшись в чём дело, только глаза закатывает. Она сегодня дома, поэтому Настя уверена, что без огромного количества неуместных подколов уж точно не обойдётся. Девушка усаживается на диван, упорно игнорируя крутящегося рядом кота, и наконец открывает переписку.5 июня, 13:17
как и обещала [ссылка на песню] у меня тут такой дурдом на работе, ты не представляешькак хорошо, что я фрилансер
интересный синоним слову «безработная»иди ты
обязательно кстати [фотография] Настя открывает присланную фотографию и смеётся слишком громко — Костья даже хмурится, недоумённо фыркая. Петрова ещё раз рассматривает изображение, даже приближает его, чтобы убедиться, что надпись на фото гласит именно то, что Настя прочитала изначально, а затем вновь открывает диалог, улыбаясь.5 июня, 13:21
это к тебе вопрос вообще-то
я исправлюсь ;)ловлю на слове, ник
да-да ладно, мне нужно идти передавай привет коту и костье тожекак скажешь
Петрова замечает, что Ника читает последнее сообщение, но уже не отвечает, и, слегка расстроенно выдохнув, убирает телефон. Костья произошедшее никак не комментирует, только показательно закатывает глаза, когда плетётся на кухню, чтобы поставить чайник; и Настя довольно смеётся, понимая, что подруга, скорее всего, просто ревнует, — хоть и исключительно по-дружески. Дел на сегодня, помимо редактирования фотографий, у Насти нет, поэтому девушка берёт оставленный на полу ноутбук и приступает к рутинным действиям. Фотографий много, и вся редактура в итоге затягивается до позднего вечера. Закончив, Петрова скидывает некоторые изображения на телефон — чтобы затем отправить их Нике, как та и просила, — и вдруг неожиданно понимает, что за всё это время от девчонки не было ни одного сообщения. Неприятное чувство забирается куда-то под кожу; Настя хмурится, открывает директ и скидывает несколько самых удачных фотографий. Когда минут пять спустя Вероника не отвечает, Петрова открывает её профиль и просматривает последние публикации. А затем вдруг расплывается в улыбке, понимая, что сегодня днём Ника выложила сначала фотографии с крыши, а затем то самое фото, которое отправляла Насте в директ, — причём с говоряще-дразнящей подписью: «Почему?». Петрова выдыхает, стараясь успокоиться: должно быть, Вероника просто замоталась на работе и объявится чуть позже. Девушка выключает ноутбук, понимая, что на сегодня закончила, и шагает в сторону кухни, надеясь найти в этом доме хоть что-нибудь съедобное. Костья сидит на подоконнике, активно с кем-то переписываясь; Настя чуть дёргает бровями, тут же понимая, в чём дело. — Как у вас, кстати? — Петрова аккуратно заводит диалог. — Пока вроде нормально… Я, кстати, скоро тебя покину. Дня через два-три. — Уже переезжаешь? — смеётся Настя. — Сплюнь, блять, — фыркает Костья. — Там просто… Короче, Белка живет с бабушкой, и эта бабушка, на моё счастье, решила съебаться в какой-то санаторий или типа того, я не вникала. Петрова улыбается, не отвечая. — Короче, на неделю. — Ясно, — Настя кивает. — Значит, в ближайшую неделю тебе не звонить? — Именно, — Купер дёргает бровями, заставляя подругу поморщиться. Затем добавляет: — Так что там твоя эта… Костья делает показательный жест руками, будто бы совсем не помнит имени утренней гостьи. — Ника, ага, — беззлобно отвечает Петрова. — Да-да, точно, — Костья кивает. — Написала? — Ага, — Настя пожимает плечами. — Мне кажется, ты к ней предвзято относишься. — Может быть потому, что она замужем? — Ну да, но… — Настя выдыхает. — Она же сама выбрала… Ко мне приехать. — Ты ёбнутая, — Купер прячет лицо в ладонях. Затем, выдохнув тяжело, добавляет: — Ты же, блять, прекрасно понимаешь, что когда она узнает, что ты её так жестко наебала, она… — Знаю, — Петрова кивает. — Просто надеюсь, что это произойдёт не скоро. Костья только закатывает глаза: — Дурдом, блять, какой-то. — Кстати, справедливости ради скажу, что она мне писала только в обед, — Настя достает телефон, открывая Инстаграм. — И пропала. Правда, последние мои сообщения почему-то висят прочитанными… — Я так и знала, — Купер улыбается, кивая. — Она струсит, по-любому… По ней видно. — Да нет, — Настя отрицательно качает головой. — Она говорила, что у неё пиздец на работе… Может, позже напишет. Ну, или завтра. Но Вероника не пишет. Ни через день, ни через два, и даже ни через три.***
2020 год, 8 июня.
Настя стабильно обновляет директ каждые три часа — и стабильно натыкается на звенящую пустоту диалога. Пустота эта отдается Костьиным «Я же говорила», но Петрова никак не верит в эту простую истину и продолжает писать глупо-неловкие сообщения, которые уже несколько дней уныло висят непрочитанными.5 июня, 23:40
у тебя все нормально?
6 июня, 12:37
ник?
я уже начинаю нервничать
6 июня, 18:48
я тебя убью, отвечаю
если конечно у тебя ничего не случилось
а если случилось то все равно убью
можно же предупредить хотя бы
7 июня, 20:31
это тупо
ты реально просто будешь меня игнорить?
если ты не хочешь больше… ну… проводить время вместе
то так и скажи
что за детский сад, блять
8 июня, 17:45
не хочешь говорить со мной, поговори с ним
[фотография]
он тебе этого точно не простит
и я тоже.
Настя закрывает Инстаграм, раздражённо откидывая телефон куда-то в сторону. Хмурится, пытаясь понять, в чём же причина такого резкого исчезновения, и с силой гонит от себя мысли о том, что Нике, в общем-то, просто плевать. «Она ведь сказала, — думает Настя. — Сказала, что ей плевать». В голове всплывает недавний разговор на лестничной клетке, и Петрова, выдохнув, тяжело опускается на старенький диван, скрещивая пальцы в замок. Простой, но в то же время чертовски тяжёлый вывод напрашивается сам собой, — и девушка морщится, ощущая горький привкус на языке. Осознание накатывает волной — не постепенно, как это обычно бывает, а резко и неизбежно. Настя хмурится и сглатывает характерно, подавляя непонятно откуда взявшийся ком в горле, и не понимает даже, какого чёрта ей вдруг настолько обидно. Она не то чтобы и надеялась на что-то, просто… Петрова опирается подбородком на большие пальцы, выдыхает и устало прикрывает глаза, — сил вдруг неожиданно не остаётся вообще ни на что. Настя сидит неподвижно пару минут; сидит и упорно отгоняет от себя мысли, что Веронике в принципе это всё изначально не было нужно. И самое мерзкое во всей ситуации — это то, что винить Нику в безразличии нельзя, — ведь никто никому ничего не обещал. Ещё спустя какое-то время — Петрова понятия не имеет, сколько прошло минут (или часов?), — девушка чувствует на себя тяжёлый взгляд. Поднимает глаза: в проёме стоит Костья. — Ну чего ты тут? — Купер бормочет это неловко, понятия не имея, что вообще нужно в таких ситуациях делать. Настя убирает руки от лица: — Порядок, не переживай. Врёт. — Я вижу, — Костья явно злится. — Господи, нужно было просто отпиздить этого Рому, и дело с концом, а теперь… Петрова смеётся: — Видимо, нужно было. — Никогда в жизни ни о чём так не жалела, — Купер скрещивает руки на груди, опираясь на дверной косяк. — И как мне теперь тебя здесь одну оставлять? — Мне же не пять лет, — Настя улыбается, поднимаясь с дивана. — Всё нормально, пару дней погружусь и приду в себя, ну. Костья недоверчиво качает головой: — Я надеюсь, иначе… — Угомонись, — Настя усмехается. — В целом, она не сделала ничего плохого. Петрова вздрагивает, сталкиваясь с тяжёлым взглядом подруги, но продолжает упорно: — Я имею в виду, что… Она же, блять, замужем. Как я вообще могла повестись на это? — Это уже другой вопрос, — Костья пожимает плечами. — Вопрос, который я задам, когда ты успокоишься. — Спасибо, что хоть сейчас меня не подъёбываешь, — Настя благодарно улыбается. — Ты не представляешь, каких усилий мне это стоит, — Купер смеётся. Затем, отсмеявшись, добавляет: — Мне нужно идти. Девушка достаёт из кармана телефон, всматривается в экран и кивает. — Да, такси уже подъезжает. Петрова кивает и, не сдержавшись, двусмысленно дёргает бровями: — Удачи. — Ага… Буду держать тебя в курсе, — усмехается Костья. — Избавь меня, — Настя смеётся, ощущая, как застывшая внутри тяжесть постепенно сходит на нет. Купер кивает, идёт в коридор, ловко подхватывает небольших размеров сумку, — и замирает возле двери, оборачиваясь. Настя стоит чуть поодаль, глядя исподлобья, — Костье почему-то становится неудобно. Прежде чем выйти за дверь, девушка предупреждает: — Если напишет, не отвечай ей. — Думаешь, напишет? — Петрова хмурится, стараясь не обнадёживать себя раньше времени. — У-ве-ре-на, — чётко по слогам произносит Костья. — Мне кажется, она просто играется… А заигнорить человека, чтобы затем привязать посильнее — это самое банальное из того, что можно сделать. Фраза повисает в тишине коридора; Настя кивает, соглашаясь, и Купер выходит за дверь, мягко прикрывая её с обратной стороны. Петрова делает пару шагов вперёд, замыкается изнутри и плетётся на кухню. Ненавистное ощущение одиночества закрадывается внутрь; оно отдаёт горьким дымом прикуренной только что сигареты и невысказанными вовремя словами. Настя думает, что было бы, если бы она всё-таки рассказала правду, — и смеётся, понимая, что Вероника умудрилась сбежать ещё задолго до этого события. Время близится к семи вечера, и Петрова тяжело выдыхает, понимая, что ей абсолютно нечем заняться. Она даже не может вспомнить, чем занималась в свободное время до того, как в её жизни появилась Вероника, — и осознание этого больно бьёт под дых, выбивая из лёгких остатки воздуха. Настя кашляет от неожиданно резкой затяжки, выдыхает дым, тушит недокуренную сигарету в пепельнице, — а затем вдруг прячет лицо в ладонях, думая, в какой именно момент она повернула не туда. Самым ярким воспоминанием оказывается момент на балконе: тот самый, когда Петрова крепко держала девчонку за локоть, мысленно прося не уходить. Видимо, это и была точка невозврата, — хотя глупо отрицать, что смотреть на Нику как-то иначе Настя начала ещё после их странного «свидания» на крыше. Посреди всей этой рефлексии Настя вдруг вспоминает, что так и не послушала песню, которую девчонка скинула несколько дней назад, и, усмехнувшись, достаёт из кармана неизменной толстовки еле живые наушники. Песня и в самом деле оказывается неплохой, поэтому Петрова, криво улыбаясь, ставит её на входящий звонок, — как и обещала. А когда блокирует телефон, то искренне надеется на то, что больше никогда не услышит эту мелодию.***
Настя просыпается около девяти вечера, понимая, что как-то неожиданно задремала прямо в кресле, и недовольно потирает шею, чувствуя, как всё тело ломит от неудобного положения. Девушка поднимается, тянется за телефоном, щурится от слишком яркого света, — а в следующую секунду думает, что ещё спит и просто видит чересчур странный сон. Ведь на экране одиноко висит уведомление из Инстаграма: «nikolaeva_nika97: я всё объясню». Петрова тут же блокирует телефон, выдыхает, сонно протирает глаза, — и только спустя несколько секунд включает экран заново. Уведомление висит всё там же, даже не думая куда-нибудь исчезать; Настя быстро делает скриншот и скидывает изображение Костье. От подруги буквально через несколько секунд приходит короткое: «не смей отвечать», и Петрова даже смеётся от этого приказного тона. Отвечать она, конечно, не собирается — хотя безумно хочется! — поэтому всего лишь открывает переписку, перечитывая текст. Ника, судя по всему, видит, что девушка в сети, потому что в ту же секунду начинает заваливать диалог сообщениями.8 июня, 21:15
извини я проебалась, знаю просто у меня много всего произошло и я… растерялась короче я могу объяснить подробнее если ты хочешь конечно Настя, конечно же, хочет, — она, кажется, хочет этого так сильно, как ничего (и никого) никогда в жизни не хотела; но при этом стоически молчит. Только оставляет сообщения прочитанными — в качестве маленькой глупой мести — и закрывает диалог, всеми силами сдерживая себя от того, чтобы не натворить глупостей. Петрова хочет скинуть фотографии с Никиной свадьбы прямо в ответ на эту исповедь; хочет рассказать, что всё знала изначально и просто воспользовалась девчонкой; хочет сделать как можно больнее в нелепой попытке защититься. Но вместо этого резко тянется к пачке сигарет, а после, обнаружив внутри зияющую пустоту, чертыхается и прикуривает недобитую до этого сигарету, одиноко оставленную у пепельницы. Дым привычно обжигает горло, и Настя хмурится, не понимая, что делать дальше. Ей чертовски интересно, напишет ли Жукова ещё или, как обычно, струсит и забудет всё произошедшее, словно нелепую подростковую интрижку. Петрова и в самом деле чувствует себя глупым подростком прямо в разгар пубертатного периода, и это её настолько бесит, что девушка в бессилии сжимает свободную руку в кулак. Перед глазами мелькают картинки не самого приличного содержания: абсолютно неуместные в данной ситуации, но при этом всё равно упорно возникающие; Настя раздражённо дёргает головой. Докурив оставшуюся половину сигареты, Петрова щёлкает кнопкой электрического чайника и открывает холодильник, ведь сна у нее всё равно нет ни в одном глазу. Настя чувствует себя на удивление выспавшейся, поэтому достает из холодильника заботливо нарезанные Костьей бутерброды и тащится в зал. Насте кажется это милым — а ещё она абсолютно не умеет существовать без человека, который бы о ней заботился. К сожалению, полностью искоренить из себя инфантильность и несамостоятельность у неё не получается — последствия взросления в детском доме, — поэтому Петрова просто плывёт по течению, надеясь, что её жизнь в итоге сложится сама собой. Это наивно и бессмысленно, но сил на то, чтобы что-то поменять, у Насти нет. Да и желания, если честно, тоже.***
Петрова упорно пытается отвлечься на какой-то фильм, лишь бы только не думать. Сначала предусмотрительно застилает диван: этакая маленькая традиция — ночевать в зале, когда Костья не приходит домой; затем прибавляет звук на ноутбуке, выключает настырные уведомления на телефоне и пытается вникнуть в сюжет. Только вот неприятное зудящее чувство не дает ей отвлечься, ведь сигареты в пачке закончились, а все магазины уже давным-давно закрыты. Решения этой проблемы у Насти, увы, нет, поэтому девушка, хмурясь, вновь пытается переключить своё внимание на фильм. Минут через десять всё-таки втягивается и уже с гораздо большим интересом начинает наблюдать за сюжетом, на пару часов забивая на весь происходящий в её жизни пиздец. А когда до конца фильма остаётся минут десять — самое интересное! — слышит настойчивый звонок в дверь. Петрова молится всем богам, чтобы это была Костья, — хотя головой прекрасно понимает, что у Купер есть её собственные ключи, и чёрта с два она стала бы трезвонить в дверь без предупреждения. Настя медленно и осторожно шагает по коридору, и чем ближе продвигается, тем настойчивее кто-то жмёт на звонок. Девушка подходит ближе, обречённо смотрит в глазок, а после устало отступает обратно. «Конечно… Кто же ещё-то, блять», — думает Петрова. Дверь открывать она не планирует — много чести! — и спустя ещё несколько минут активного изнасилования дверного звонка наконец-то воцаряется тишина. Настя выдыхает, бормочет: «Я так и знала», — и возвращается обратно в зал, но там её уже поджидает разрывающийся знакомой мелодией телефон. — Да твою мать! — ругается Настя, возвращаясь обратно в коридор. В руках у неё телефон, на который тут же приходит сообщение: «настя, открой дверь и не будь ребенком, в конце концов» Петрова вспыхивает: — То есть, это я теперь ребёнок? За дверью раздаётся приглушённый смех: — Спалилась. А затем: — Открывай давай. — И не подумаю, — фыркает Настя, вновь сбрасывая звонок на телефоне. — Я не хочу с тобой разговаривать. — Пожалуйста, — давит Вероника, легонько царапая ногтями дверь. Характерный мерзкий звук заставляет Петрову вздрогнуть. — Я просто… Я просто хочу поговорить, слышишь? Настя слышит. И ей приходится собрать в кулак всю силу воли, чтобы упорно продолжать стоять на своём. — А ещё, — испуганно бормочет вдруг Вероника. — Тут какая-то странная бабушка… «Твою мать, — думает Петрова. — Её ещё тут не хватало». В следующую секунду девушка слышит шаркающий звук шагов, а после неприятное ворчание: — Что это здесь происходит опять, а? Настя выдыхает, быстро отпирает дверь и, схватив девчонку за руку, тянет на себя. Вероника от неожиданности спотыкается о порог, буквально чудом удержавшись на месте, но в итоге всё-таки заходит в квартиру. Петрова осторожно выглядывает за дверь, долго и настороженно смотрит на соседку, а затем бормочет: — Всё нормально, извините. Настин голос звучит глупо, заискивающе, — Ника от этого еле слышно смеётся в кулак. Настя несильно пихает девчонку в плечо, заставляя замолчать; Жукова, прикрывая рот рукой, чуть отступает. — Анастасия, я, кажется, тебя уже предупреждала: после десяти… — ворчит бабушка. — Больше… — Петрова выдыхает, собирая остатки самообладания. — Больше не повторится, извините, пожалуйста. Соседка тяжело выдыхает и молча возвращается в свою квартиру, показательно-громко хлопая дверью, и лишь в последний момент Настя слышит ворчащее: «Сначала выдают квартиры кому попало, а потом…». Девушка устало проводит рукой по лицу, выдыхает, закрывает за собой дверь, — а затем медленно, с чувством неотвратимо приближающегося пиздеца, поворачивается. Ника стоит чуть поодаль, взгляд в пол опущен; на лице девчонки нет ни грамма косметики, а одета она в какую-то дурацкую футболку, — видимо, собиралась в спешке. Петрова подмечает типичные мешки под глазами, неловко дрожащие руки, и закатывает глаза, думая, что ей нет до этого никакого дела. Нагло врёт сама себе — и, конечно же, ни капли в это не верит. Вероника неловко пытается разрядить обстановку: — Кто это был? — Старшая по подъезду… Всему дому кровь сворачивает, блять, — объясняет Настя. — Считай, что тебе сказочно повезло — иначе хер бы я тебя сюда пустила. — Надо будет её поблагодарить, — кивает Вероника с улыбкой. Глупая шутка не производит на Настю никакого впечатления: девушка закатывает глаза, скрещивает руки на груди и делает характерно-вопросительное движение головой. — Что тебе нужно? — Насть, — бормочет Жукова, переходя на шепот. — Я… — Ты можешь просто съебаться? — взрывается вдруг Настя. — Я не хочу тебя видеть, ясно? — Нет, не могу, — Вероника качает головой отрицательно. — Дай мне объяснить… — Мне тебя силком вытащить или что? — угрожающе бормочет Петрова, делая шаг вперёд. Ника даже бровью не ведёт: — Не сможешь. Слова повисают в воздухе вместе с незримым напряжением; воздух спёртый и душный — кажется, его можно даже потрогать руками. Вероника несмело делает шаг вперёд и кладёт ладонь девушке на плечо; Петрова раздражённо дёргается, скидывая руку. — Не трогай меня. — Ты так себя ведёшь, как будто я человека убила, блять, — злится Ника. — Даже если у тебя что-то случилось, — цедит Настя. — Можно было предупредить. — Я… — девчонка выдыхает. — Я просто испугалась, ясно тебе? Петрова замирает, хмурится. Вероника продолжает: — Я не знаю, я… Сначала пиздец на работе, там долго рассказывать, просто… Много всего. Все эти дни, кроме последнего, я работала. — И что мешало тебе написать хотя бы? — Извини, — бормочет девчонка. — Мне просто… Я… Ника замолкает под тяжёлым взглядом, выдыхает. Затем шёпотом бормочет: — Всё просто слишком быстро развивается, и я… Я проебалась, и испугалась, и… Вероника сбивается, сжимает в маленькие кулаки руки, характерно сглатывает, — Насте вдруг неожиданно становится её жалко. Девушка неосознанно делает шаг вперёд, навстречу; Ника криво улыбается. — Это по-детски и глупо, я знаю, просто… У меня никогда ничего не было с… — С девушками, ага. Я помню, — перебивает Петрова, усмехаясь. — Но в целом, какая нахуй разница? Всё одно. — Есть разница, — Ника мотает головой. — Я думала, что мы после той вечеринки даже и не увидимся, а в итоге начала понимать, что… — Что? — Настя вопросительно склоняет голову. — Ты знаешь, — девчонка стыдливо опускает взгляд вниз. — И меня это… пугает. Вот и всё. На несколько долгих минут воцаряется тишина; Петрова хмурится, пытаясь переварить только что услышанную информацию. «Это получается, что ей и не плевать совсем?.. Значит, она, получается, тоже?..» — думает Настя. Думает, но в последнюю секунду буквально силой выбрасывает из головы неуместные мысли, не давая себе осознать, насколько, оказывается, далеко всё зашло. — Ты же мне тогда утром сказала, что тебе без разницы, — вдруг неожиданно шепчет Петрова. — Я подумала, что ты… — Глупая, — непривычно-нежно бормочет Ника. — Меня просто взбесила эта ситуация с Костьей, и я… И смеётся вдруг. Настя несколько раз медленно моргает, пытаясь сложить все имеющиеся кусочки пазла в одну большую картину. И, в целом, у неё получается, — только в эту прекрасную картинку никак не вписывается Рома и тот факт, что Петрова знала о нём изначально. Настя вдруг чувствует жгучий стыд и знакомое ощущение, будто бы жизнь ей только что с размаху дала увесистый подзатыльник. — В любом случае, игнорировать было тупо, — подаёт вдруг голос девчонка. — Извини. Настя кивает: — И ты. Я… не так всё поняла. Думала, что ты просто слилась, вот и всё. — Любой бы так подумал, — Вероника неловко улыбается и делает маленький шаг вперёд. А затем вдруг добавляет: — Поэтому я готова извиниться. Петрова вскидывает брови от неожиданности: — Что? Ника тут же отворачивается, бормоча: — Да я не про это, господи… У меня кое-что для тебя есть. Настя хмурится, заново оглядывая девчонку, — и вдруг замечает за спиной небольшую сумку, на которую изначально даже не обратила внимание. Жукова снимает рюкзак со спины, замирает на секунду, будто бы готовясь, а затем достаёт увесистый квадратный кейс и протягивает его девушке. Петрова тянет руку вперёд, отгоняя от себя неожиданно-верное подозрение, и проводит кончиками пальцев по чехлу. Ткань на ощупь приятная, мягкая, — кожа, кажется. Настя сглатывает. «Нет, нет, нет, только не это», — ворохом проносится в голове. Ника, довольно улыбаясь, аккуратно расстёгивает чехол. «Твою мать», — думает Настя, неосознанно отступая на пару шагов назад. За спиной вдруг неожиданно оказывается стена: Петрова прижимается к ней лопатками, выдыхает и пытается унять дрожь в теле. «Это и правда происходит снова?» — вновь мелькает в голове. Мысли эти горькие, неприятные, панические, — вертятся, шевелятся в голове, словно разозлённый рой пчёл. Насте вдруг становится страшно, но она всё равно не отводит взгляда от новой камеры, — и даже не может найти в себе силы, чтобы на Нику посмотреть. Это не должно было произойти снова. Петрова до сих пор слишком хорошо помнит свою первую камеру и ту, кто её подарил. Настя не верит, что это всё происходит взаправду; видит только чёртов объектив и всполохи воспоминаний перед глазами: вот улыбчивая девушка протягивает совсем юной Насте её первую зеркалку, и Петрова, улыбаясь, тут же делает фотографию, — ту самую, которую хранит до сих пор. Настя выныривает из воспоминаний и, набравшись смелости, всё-таки поднимает взгляд на Веронику. Девчонка смотрит мягко, как-то наивно-доверчиво, — и Петрова вздрагивает, понимая, что больше так не может. Понимая, что всё это зашло слишком далеко; понимая, что она вовсе не этого хотела; понимая, что круговорот вранья затянул её слишком глубоко, — гораздо глубже, чем она планировала; понимая наконец, что она и правда что-то чувствует по отношению к Нике — что-то странное, непривычное, щемяще-глупое и чертовски неуместное. — Она не новая, сразу говорю, — Вероника вдруг прерывает бешеный поток Настиных мыслей. И тут же бормочет быстро-быстро: — У меня есть знакомый в ломбарде, он подсказал. Я не разбираюсь, но ему я доверяю почти так же, как себе, так что, думаю, всё будет нормально… В любом случае, она хотя бы не выключается… — Ник, — Петрова вдруг резко прерывает бормотание, что стало практически неразборчивым. — Подожди, стой… — Что? — девчонка склоняет голову непонимающе. Настя делает шаг вперёд, кладёт широкую ладонь Веронике на плечо и, выдохнув, шёпотом произносит: — Мне нужно тебе кое-что рассказать. Повисает тишина; Петрова сглатывает, сжимая ладонь на плече покрепче; Ника хмурится, исподлобья глядя на девушку. Затем кивает. Настя понимает, что пути назад нет; понимает, что она больше не хочет врать и изворачиваться; и что если после этого Вероника уйдет — это будет честно. Ведь хоть что-то в их «отношениях», в конце концов, должно быть честным. — Я… — начинает Петрова, но не может даже и слова вымолвить. — Что такое? — Ника бормочет это шепотом, мягко. Девчонка, в попытке поддержать, накрывает своей ладонью Настину, глупо переплетает пальцы, поглаживает. Петрова опускает взгляд на сцепленные руки, тяжело выдыхает и говорит наконец: — Я всё знаю, Ник. Вероника непонимающе хмурится, не отвечая; только аккуратно убирает камеру в чехол и кладёт на ближайшую тумбочку — от греха подальше. Настя добавляет, добивая; расставляя все точки над «и»: — И с самого начала знала. — Я ничего не понимаю, если честно, — недоумённо бормочет Жукова. — Можешь уже не придуриваться, — Настя криво усмехается. — Я про Рому говорю. Ника вздрагивает, резко выдёргивая руку, и отступает назад: — Что? Петрова пожимает плечами, опускает взгляд: — Прости. Он не заплатил мне за съёмку, поэтому я к тебе и подкатила тогда… — Нет, нет, — панически шепчет Вероника, снова пятясь назад. — Ты не могла, нет… Настя пожимает плечами: — Как видишь, могла. Девушка быстрым шагом преодолевает расстояние до комнаты, забирает оттуда свою камеру и возвращается в коридор. Ника смотрит в ответ растерянно, недоверчиво, — и быстро-быстро моргает, лишь бы ни в коем случае не показать своей слабости. Петрова осторожно подходит ближе, включает камеру, листает уже готовые фотографии, а затем поворачивает маленький экран к Веронике. Та растерянно выдыхает, тянет дрожащие пальцы вперёд, нажимает на кнопку, — и просматривает все фотографии со своей собственной свадьбы. А затем вдруг резко сжимает маленькую руку в кулак, ногтями неосознанно впиваясь в бледную кожу. Настя медленно проходит на кухню, оставляет камеру на столе, после возвращается обратно к девчонке и аккуратно пытается разжать её руку, лишь бы та ненароком себе не навредила. Ника дёргается, не давая к себе прикоснуться, сжимает зубы, — а в следующую секунду гнетущую тишину коридора разрезает звук смачной пощёчины. Петрова дёргается, ощущая жгучую боль, но стоически кивает, — справедливо. Вероника от этого только ещё больше злится, вновь заносит руку для удара, но замирает, тыльной стороной вытирая непонятно откуда взявшиеся слёзы. — Хочешь — ещё ударь, — шёпотом бормочет Настя, чуть потирая покрасневшую щеку. — Это честно. — Ты… Блять… Зачем? — на выдохе спрашивает Ника. Но сама уже прекрасно знает ответ на этот вопрос, поэтому снова пытается влепить пощёчину, — но мажет, попадая куда-то по шее. Петрова отступает назад — Вероника придвигается ближе и, абсолютно себя не контролируя, начинает лупить кулаками куда попало; Настя вновь стоически терпит. Ей даже не больно — она вообще сомневается, что Ника может причинить кому-то боль, — поэтому просто терпеливо ждёт, пока истерика утихнет. Вероника никак не успокаивается, поэтому Настя, подгадав момент, аккуратно перехватывает её руки — заботливо избегая той самой точки на запястьях — и хватает чуть выше локтя, пытаясь удержать девчонку на месте. — Отпусти, — то ли бормочет, то ли рычит Ника, тяжело дыша. — Вообще не трогай меня, ясно? Петрова кивает, послушно убирает руки; девчонка отступает назад, медленно пятясь до тех пор, пока не упирается спиной в стену, — и молча сползает по ней, пряча лицо в ладонях. Настя выдыхает, присаживается рядом с Никой на корточки, пытается дрожь унять: ей чертовски стыдно и почему-то страшно. — Ну чего ты… — неловко бормочет Петрова. — Успокойся, я же… Вероника отнимает руки от лица, повышает голос: — Чего я? Действительно, чего же это я! Слёзы стекают по её щекам — Настя стыдливо отводит взгляд — и теряются где-то в районе подбородка. Девчонка резко втягивает воздух, пытаясь успокоиться, а Петрова вдруг протягивает руку и аккуратно вытирает остатки слез. Ника, на удивление, не отстраняется. Бормочет только шёпотом: — Как так вообще… Неужели такое и правда бывает, а? Когда Петрова не отвечает, вновь отводя взгляд, Вероника спрашивает: — То есть, ты и на тусовку ту пришла специально, да? — Нет, нет, — Настя отрицательно качает головой. — Что-что, а это уж точно судьба. — Пошла ты нахер… вместе со своей судьбой, — озлобленно выплёвывает Вероника. — Я думала, ты меня узнала, — Петрова пожимает плечами. — И не ожидала, что ты начнешь, ну… Ты поняла. — У меня просто был хуёвый день, — бормочет Ника, морщась. Затем вдруг подскакивает резко: — Почему сразу нельзя было рассказать, а? Или хотя бы тогда, когда ты мне написала? Настя выдыхает, поднимается тоже. — Потому что. — Да ты охренела совсем, — Вероника срывается на крик. — Ты… — Потому что я не думала, что влюблюсь в тебя, ясно? — Петрова тоже повышает голос, сама не понимая, что именно только что сказала. Самая главная фраза наконец произнесена вслух — и Вероника выдыхает, проглатывая наивно-глупое: «Правда?». — Я просто… Просто хотела тебя трахнуть, и всё, — добивает Настя. — Изначально. Ника кивает несколько раз подряд — на лице её застывает выражение разочарования; выражение, которое буквально кричит: «Я так и знала!». Настя продолжает: — Рома заплатил мне за фотки вполовину меньше, и… Сначала мы с Костьей и её друзьями хотели просто его подкараулить и отпиздить, потому что так дела не делаются… А потом на тусе ты подвернулась, понимаешь? И я решила… Решила что отомщу ему с помощью тебя, то есть… Возьму в качестве невнесённой предоплаты. — Заебись, — обречённо бормочет Ника. — А потом… Ну, потом ты знаешь. — Охуенный план, — Жукова вновь повышает голос. — Или что, сейчас он тебе уже не нравится? Девчонка делает пару шагов по направлению к Насте; Настя же удивлённо застывает прямо посреди коридора, окончательно запутавшись. — Трахнуть, значит, — Ника смеётся, но смех этот истерический, неестественный. — Так бери, что ты? Ты же этого хотела, нет? Петрова отрицательно качает головой: — Больше не хочу. Затем добавляет, внося ясность: — То есть хочу, но… Не так. — Не ломайся, — грубит Вероника, подходя ближе. — Ты ведь так долго к этому шла, ну? Голос её странный, тягучий, неестественный; Настя упрямо мотает головой. — Перестань. Ника не перестает. Ника придвигается ещё ближе и чуть ли не силой целует девушку, — Настя не отвечает; она, наоборот, отстраняется, кладёт руки девчонке на плечи и смотрит ей прямо в глаза, выдыхая. Говорит твёрдо: — Перестань, пожалуйста. А затем шепчет: — Что ты делаешь? Вероника моргает пару раз медленно, отстраняется, хмурит брови, — и странное наваждение словно бы спадает с неё, заставляя Настю облегчённо выдохнуть. Ника зарёванная, разбитая; Ника вновь опускается на корточки, опирается о стену и устало прикрывает глаза. Петрова садится рядом, протягивает руку, переплетает пальцы, — девчонка не спорит, только характерно вздрагивает. Настя смотрит на неё виновато, растерянно; Вероника, почувствовав взгляд, открывает глаза, смотрит в ответ. По щекам у неё снова стекают эти дурацкие слезы, но Ника вновь упорно вытирает их тыльной стороной ладони. Они пялятся друг на друга, словно в дешёвом российском кино, и Петрова даже не знает, что произойдёт в следующую секунду: то ли Вероника её поцелует, то ли снова залепит справедливую пощёчину. Ника, на удивление, ничего не делает; только смотрит горько-разочарованно, будто бы до не до конца ещё верит во всё происходящее. — Прости меня, — в который раз за вечер повторяет Настя, осторожно поглаживая пальцами ладонь девчонки. — Я правда, я не хотела, чтобы всё вот так… Вероника качает головой: — Не могу. Петрова чувствует, как сердце её, по-ребячески глупое, стучит где-то в горле. Она выдыхает, опускает взгляд на скрепленные руки и чувствует, что, кажется, падает. — Еще припёрлась к тебе, как дура, — горько усмехается Ника. — Даже если бы я не знала изначально… Я узнала бы это потом и… Было бы больно, — несмело предполагает Настя. — Я хотела рассказать, просто… Никак не могла набраться смелости. Да, это было бы ужасно с моей стороны, знаю, но… не так, — голос у Жуковой дрожит, и она сглатывает, пытаясь собраться с мыслями. — Я тебе не врала, понимаешь? То есть, да, я замужем, но… Всё было по-настоящему, ясно? Я… Я не врала, — повторяет девчонка, делая акцент на такой значимой фразе. — Я, в целом, тоже, — Настя пожимает плечами. — Сначала да, но потом… — Это всё равно мерзко, — фыркает Вероника. — Да, Рома тебе не заплатил, и, в целом, я даже не удивлена — он всегда был мудаком, но… Я-то здесь причём? — И зачем ты вышла замуж за мудака? — саркастично спрашивает Петрова. — Долгая история, — Ника отмахивается. — И это уже не важно. Когда Настя не отвечает, Вероника добавляет: — Нужно было сказать сразу… Блять, это нечестно! — А если бы я спустя время узнала, что ты замужем, это было бы честно? — спрашивает Петрова, защищаясь. — Нет, но… В конце концов, это ведь решаемо. А то, что ты просто хотела переспать со мной в качестве «предоплаты» — это отвратительно. Ника поднимается и аккуратно убирает руку из крепкой хватки. Девушка, на удивление, спокойна: она поправляет растрёпанные волосы, утирает остатки слёз, неловко разглаживает смятую в порыве гнева футболку, — и шагает к двери. Петрова тут же подрывается, хватает Веронику за локоть, силой разворачивает к себе, — Ника смотрит в ответ исподлобья, хмурится. — Чего ты от меня хочешь? — говорит устало. — Останься… — несмело бормочет девушка. И добавляет уже громче: — Пожалуйста. — Зачем? — Вероника выдыхает. — Я… Я не знаю, — Настя опускает взгляд в пол. — Я проебалась, ясно? Гораздо больше, чем ты, просто… Не знаю… Это всё ведь не должно так тупо закончиться! Ника не отвечает. — Дай мне шанс, что ли, — криво усмехается Петрова. А сама думает: «Блять, в жизни так ни перед кем не унижалась». — Зачем? Я ведь всё равно замужем, — бормочет девчонка, делая акцент на последнем слове. Слово это обжигает, словно та пощечина, — Настя дёргается, убирает руку, сжимает ладонь в кулак от бессилия. Затем, взяв себя в руки, добавляет: — Я понимаю. — Да ладно? — фыркает Ника. — Нихуя ты не понимаешь, Насть. Девушка хмурится: — Ладно, ты права. Я и правда нихуя не понимаю, если честно. Вероника снова молчит, будто бы после истерики, которая, кажется, душу вывернула наизнанку, просто нет сил на бессмысленные разговоры. — Просто, — Настя выдыхает, словно бы перед прыжком в ледяную воду. И добавляет тихо: — Останься. И всё. Я больше ничего от тебя не прошу. И… не буду просить. Ника вздрагивает, снова вытирает чуть было не скатившиеся вниз слёзы, а Настя вновь чувствует себя виноватой. — Пожалуйста, — повторяет Петрова, окончательно растоптав в этом простом слове всю свою гордость. Когда Ника не отвечает снова, Насте кажется, что это конец. Но спустя минуту оглушающей тишины Вероника вдруг делает маленький шаг вперёд — и этого оказывается достаточно. Настя тут же тянет девчонку на себя, выдыхает, обнимает порывисто, прижимает к себе ближе и пытается успокоить бешено стучащее сердце, которое, кажется, готово выпрыгнуть к чёртовой матери. Ника аккуратно отстраняется, выпутывается из объятий, смотрит в ответ, — а во взгляде этом столько горечи и разочарования, что Настя отводит глаза, лишь бы не видеть этого снова. — Посмотри на меня, — шёпотом просит Вероника и, чуть касаясь кончиками пальцев подбородка, поворачивает девушку к себе. Петрова сглатывает, смотрит в ответ, будучи не в силах отказать, но и будучи не в силах принять всё происходящее. Насте одновременно и стыдно, и чертовски страшно, и обидно, и… Ника целует её первой. Все «и» сходят на нет.***
Они не отвлекаются на ненужные разговоры, ведь никакие слова — даже самые искренние — не исправят того дерьма, что они вдвоём умудрились наворотить за такой короткий срок. Вероника молча прижимается ближе, выдыхает, углубляет поцелуй, будто бы сама слабо понимает, что делает. Настя даже не удивляется; Настя почему-то чувствует себя пьяной, хотя сегодня ничего крепче кофе не пила. Петрова быстро перехватывает инициативу: в этот раз она чувствует себя в разы увереннее; в этот раз она точно знает, что нужно делать. Голова кружится, будто бы и правда от алкоголя, — Настя смело опускает руки девчонке на талию, цепляет короткими ногтями край футболки, тянет наверх. — Иди сюда, — бормочет, буквально ощущая тягуче-приятный привкус на языке от наконец сказанной вслух фразы. Ника кивает; Настя оставляет в покое футболку, перемещает ладони на бёдра и резко, без предупреждения даже, ловко поднимает девчонку. Это не сложно совсем: в ней, господи, килограмм сорок пять от силы; Насте с её боевым прошлым даже усилий прилагать не приходится. Вероника выдыхает от неожиданности, цепляется ногами за спину, руками — за шею; поцелуй разрывает, смотрит настороженно. — Ты хоть предупреждай, — бормочет недовольно, смущённо слегка. — В другой раз, — Петрова усмехается. Настя перехватывает девушку поудобнее и делает пару шагов по коридору в сторону зала, только спиной вперёд. Вероника улыбается, вновь тянется за поцелуем; Настя не спорит даже. Так, аккуратно, шаг за шагом, Петрова практически наощупь добирается до дверного проёма, — но в итоге всё-таки не сильно ударяется плечом о косяк. Ника чуть смеётся прямо в поцелуй, не сдержавшись. Настя, закатив глаза, резко разворачивается и, быстро преодолев расстояние, укладывает девчонку на диван, — а сама нависает сверху и замирает, понимая, что теперь уж точно нет пути назад. Жукова вздрагивает, осознавая наконец, что именно происходит. Но вдруг, к великому удивлению Насти, чуть кивает, давая таким образом согласие на всё дальнейшее безобразие. Настя замирает, сглатывает и никак не может понять, что именно происходит в голове у этой странной девчонки. Почему ещё минут пятнадцать назад она готова была уйти, оборвать всё на корню, а теперь лежит вся такая податливая, смотрит исподлобья, наблюдает внимательно. Петрова не знает даже, что будет дальше, ведь сейчас есть только этот момент, сумасшедший и долгожданный одновременно. Настя не знает — может быть, они наконец переспят, а потом Вероника просто сбежит в ужасе, понимая, что именно натворила; а может быть, наоборот, останется — и они так и будут срываться другу к другу по ночам, воровать у реальности кусочки невообразимого и не задавать абсолютно никаких вопросов. Настя чуть отстраняется: на губах её играет какая-то чересчур подозрительная улыбка. Вероника хмурится, ничего не понимая, — Петрова поднимается с дивана, убирает оставленный до этого ноутбук и беспечно скидывает на пол все провода, а затем переводит взгляд на девчонку. — Ляг, — проговаривает твёрдо, показывая в сторону подушки. — Что? — Ника подтягивает к себе ноги, смотрит настороженно, недоверчиво. — Ляг, говорю, — Настя усмехается. — Пожалуйста. Вероника пожимает плечами и, явно стесняясь, ложится туда, куда Настя только что показала. Петрова кивает, даже не скрывая довольной улыбки, а после возвращается обратно: нависает сверху, раздражённо убирает за ухо мешающиеся волосы и наконец снова целует смущённую девчонку. Та выдыхает облегчённо, прижимается ближе, тут же смело запускает руки под футболку и слегка царапает спину ногтями, — дразнит ещё больше, заставляя Настю нетерпеливо углубить поцелуй. Вероника чуть прикусывает нижнюю губу девушки, добавляет язык, — поцелуй выходит рваным, нетерпеливым, характерным. Петрова позволяет девчонке вести; ей, в целом, даже нравится, — только в определённый момент помещает колено между призывно раздвинутых бёдер, прижимаясь ближе. И наблюдает за реакцией. Ника вздрагивает, выдыхает, тут же разрывает поцелуй и взгляд отводит куда-то в сторону; Насте всё происходящее доставляет какое-то странно-садистское удовольствие. Петрова расставляет ладони по обе стороны от головы Ники, опирается на руки, смотрит сверху вниз, — а затем двигается чуть вперёд, прижимая колено ещё ближе. Вероника дёргается, издаёт какой-то смущенный то ли выдох, то ли стон, — и сама вдруг жмётся ещё ближе, делая пару характерных движений вверх-вниз. — Твою мать, — выдыхает Настя. Девушка чуть сгибает руки в локтях, наклоняется, целует: настойчиво проводит языком по нижней губе, кусается, — Ника, не сдержавшись, еле слышно стонет прямо в губы. Этот звук, видимо, срывает башню окончательно, — Настя разрывает поцелуй, спускается к шее, целует-кусает; затем оттягивает ворот футболки и проводит языком по выпирающим ключицам. Вероника стонет уже громче, призывно запрокидывает голову, подставляет шею, — Петрова послушно возвращается обратно, оставляет ещё несколько поцелуев на бледной коже, слегка прикусывает мочку уха, — девчонка в этот момент выдыхает как-то слишком громко. Ника вся какая-то странная, открытая, чересчур чувствительная, — Настю это чертовски удивляет, и при этом ещё чертовски заводит. У Петровой на этот счёт всего лишь пара теорий: первая — Вероника всегда ведёт себя подобным образом; вторая — у неё уже давно ничего (и никого) не было. Вторая мысль отдаётся приятной тяжестью внизу живота, ведь, несмотря на свои слова, Насте эгоистично хочется, чтобы Ника была только с ней, — и спала только с ней. Петрова отстраняется, выныривает из своих мыслей, решая, что подумает об этом позже. Девушка опирается на колени, нетерпеливо цепляет край своей футболки пальцами и тянет ткань вверх. — Погоди, — бормочет вдруг Ника. — Дай я. Настя в удивлении приподнимает брови, но послушно опускает руки, пожимая плечами. Ника кивает, улыбается, приподнимает край футболки и тянет наверх, — Петровой даже приходится по-детски поднять руки; это глупое движение почему-то вызывает на лице Вероники слишком довольную улыбку. Девчонка кидает футболку куда-то в сторону, не особо даже задумываясь, куда, — а после медленно оглядывает открывшуюся перед ней картину. Смотрит долго, с каплей какого-то странного восхищения; Настю это почему-то неожиданно смущает. — Не, — Ника мотает головой с улыбкой. — Я уж точно не натуралка, это сто процентов. Петрова смеётся вдруг: — То есть, ты это только сейчас поняла? Вероника не отвечает, только приподнимается слегка, опираясь на свои руки, и тянется за очередным поцелуем. Настя целует её медленно, протяжно, — будто бы пытаясь на всю свою жизнь запомнить этот чёртов момент. И запоминает. Петрова разрывает поцелуй первой, внимательно Нику оглядывает, а затем, чуть помедлив, приподнимает край её футболки, проводя по животу кончиками пальцев, — Ника чуть улыбается, дёргается. Настя, не встретив сопротивления, обеими руками поднимает осточертевшую уже ткань и тянет наверх, — но Вероника в последний момент перехватывает, сама снимая с себя футболку; а Настя только и успевает, что неловко придержать девчонку за спину. Одежда типично летит куда-то в сторону, Ника вновь опирается на свои руки и выгибается характерно, — Петрова выдыхает тяжело, оглядывая подтянутое тело, украшенное множеством качественных татуировок. — Я, блять, даже не знала, что у меня пунктик на девушек с тату, — смеётся вдруг Настя. Она протягивает руку, проводит кончиками пальцев по рисунку на груди и ключицах, спускается ниже, — Вероника заворожённо следит за скользящей вниз рукой. А затем вдруг смело выдаёт: — У тебя просто пунктик на меня. Петрова хмыкает довольно и кивает, продолжая разглядывать девчонку, — поза чертовски неудобная, но думать об этом почему-то совсем не хочется. Настя тянет ладонь ниже, ловко расстёгивает пуговицу на джинсах; Ника сглатывает и расслабляет руки, возвращаясь в изначальное положение. Теперь уже Настя сидит сверху, опираясь на свои же колени, — удобства в этом, конечно, мало, но зато открывается прекрасный вид. Девушка наклоняется: дурацкие длинные волосы лезут в лицо, и Петрова раздражённо фыркает. Вероника вдруг улыбается, протягивает руку, аккуратно убирает волосы за ухо, — Настя даже замирает от неожиданности, встречается с Никой взглядом и несколько долгих секунд смотрит ей прямо в глаза, не отрываясь. Ника не выдерживает первой: хмурится, отворачивается, бормочет что-то смущённо; Петрова улыбается, словно бы в лотерею выиграла. — Не смотри так, — недовольно шепчет Вероника. — Хочу и смотрю, — Настя пожимает плечами, улыбается. Затем добавляет: — Приподнимись. Ника уже не спорит, послушно исполняя просьбу, и Петрова, осмотрев девчонку ещё раз, быстро расстёгивает застёжку на лифчике, — а после характерного щелчка наконец убирает уже порядком надоевшую ткань, рассматривая татуировку ещё внимательнее. Вероника слегка краснеет, и Настя даже не может понять, то ли ей это нравится, то ли ей хочется сделать абсолютно всё, чтобы увидеть другую сторону Ники, — открытую, развязную и абсолютно ничего не стесняющуюся. Настя уверена, что Вероника может быть и такой тоже, ведь, если судить по её опыту, в тихом омуте обычно водятся самые безобразные черти. Девчонка вздрагивает, когда Петрова снова склоняется над ней: Настя сначала проводит языком по шее и ключицам, а затем осторожно прикасается к груди и внимательно следит за реакцией, лишь бы не переборщить, как в прошлый раз. Но Ника уже и сама не против: выгибается, стонет; Настя же, не встретив сопротивления, легонько прикусывает сосок, обводит языком, — Вероника смущённо выдыхает, прикрывая глаза. Петрова, явно довольная происходящим, медленно спускается ниже: сначала целует, затем легонько кусает бледную кожу; как-то совсем откровенно проводит языком по низу живота, а после нетерпеливо тянет вниз джинсы, пытаясь их снять. Ника замирает, наконец понимая, к чему именно идет дело. Правой рукой она аккуратно берёт девушку за подбородок и чуть тянет на себя, в немой просьбе вернуться обратно, — но Настя не поддаётся, упрямо качая головой. — Что ты делаешь? — банально-смущённо спрашивает девчонка, не отводя взгляда. Петрова довольно улыбается и заправляет за ухо надоевшие волосы. Бормочет: — Расслабься. И, мягко убрав чужую руку с подбородка, спускается вниз. Снять чёртовы джинсы оказывается достаточно сложной задачей: Вероника даже смеётся от абсурдности ситуации, наблюдая исподлобья. В итоге, не выдержав, помогает: чуть приподнимает бёдра, тянет ткань вниз; Настя улыбается, окидывая девчонку взглядом, — взглядом таким, от которого по позвоночнику дрожь пробегает. Петрова убирает порядком надоевшие джинсы в сторону и мягко давит на колено, в попытке развести ноги; Ника же, наоборот, инстинктивно сводит бёдра. Настя смеётся — девчонка недовольно фыркает, не зная, куда себя деть. Настя предпринимает ещё одну попытку и с силой давит ладонью на бедро, — Ника выдыхает и всё-таки поддаётся. Хватка у Насти сильная — Веронике даже кажется, что синяки останутся. Петрова удовлетворённо кивает, протягивает руку, прижимает два пальца прямо поверх белья, проводит сверху-вниз, — и вдруг настолько довольно улыбается, что Ника, не сдержавшись, глаза закатывает. — Молчи, — бормочет. — Вообще ничего, блять, не говори. Настя усмехается, кивает: — Как скажешь. И, подцепив пальцами край ткани, медленно спускает бельё вниз. Вероника сглатывает, наблюдает внимательно, — и в глазах, вопреки напускному смущению, всё-таки загорается интерес. Петрова ухмыляется, понимая, что всё делает правильно: спускается чуть ниже, занимает удобное положение и слегка приподнимает бёдра девчонки. Ника, вовремя сориентировавшись, осторожно кладёт ноги девушке на плечи, — Настя кивает и придвигается ближе. — Твою мать, — снова бормочет девчонка. — Если бы мне кто-нибудь сказал, что я… И замолкает на полуслове, выдыхая, ведь Настя, устав от бессмысленной болтовни, медленно проводит языком снизу-вверх, прижимаясь ближе. Вероника замирает, хмурится, будто бы прислушиваясь к своим ощущениям, — Петрова в ответ на это кладёт руки на бёдра девчонки и одним резким движением придвигает её к себе. Ника выдыхает от неожиданности и не успевает даже ничего предпринять, — Настя вдруг ускоряет движения языка, пытаясь подстроиться под наиболее комфортный темп. Вероника резко выгибается, руками цепляется за простынь, сжимает в руках; в этот момент каким-то краем сознания Настя понимает, что Нике нравится, — и от понимания этого низ живота характерно тянет. Петрова сильнее сжимает руки на чужих бёдрах, но вдруг отстраняется, смотрит с ухмылкой, а затем делает забавное движение головой, пытаясь избавиться от надоедливых волос. Ника улыбается, протягивает руку и собирает непослушные волосы в кулак, — а затем слегка тянет вверх, заставляя Настю от неожиданности резко выдохнуть. Девушка сглатывает, чувствуя, как по позвоночнику пробегает дрожь, и смотрит на девчонку исподлобья, восхищённо и удивлённо одновременно. А затем говорит: — Направляй сама. Так будет… проще, я думаю. Вероника сначала хмурится, не понимая, о чём идёт речь, а спустя пару секунд вдруг осознаёт смысл фразы, — и краснеет так сильно, что Петрова усмехается даже. Ника, несмотря на смущение, что пробегает по телу разрядами, кивает: перемещает вторую руку на голову, путается в волосах, перехватывает их поудобнее, — на выдохе прижимает девушку к себе ближе. И стонет. «Бля-я-ть», — лаконично проносится в Настиной голове. Она ускоряет движения языка, подстраивается, позволяет Веронике вести, — только ладони сжимает на бёдрах всё сильнее с каждой секундой. Девчонка неосознанно приподнимается, в попытке прижаться ещё ближе — хотя вряд ли это возможно, — и стонет ещё громче, уже не обращая никакого внимания на характерные звуки при каждом Настином движении. Насте определённо нравится такая реакция, — в конце концов, она ждала этого настолько долго, что уже чуть было не приняла обет безбрачия. Оказывается, с момента их знакомства прошло всего лишь чуть больше недели, но для Насти это время показалось чёртовой вечностью. Девушка чуть замедляется, скользит языком ниже, внутрь, — Вероника от этого движения стонет как-то особенно громко, выгибается, прижимает рукой Настю ещё ближе. Свободной же рукой цепляется за простынь, сжимает её, комкает пальцами, — лишь бы уцепиться хоть за что-нибудь; что-нибудь, что позволит осознать реальность происходящего. Петрова возвращается обратно, краем уха ловит Никин разочарованный выдох и заменяет язык пальцем, медленно вводя его наполовину. Девчонка сначала дёргается, выдыхает глупое: «Да что ж ты делаешь-то», — сжимается; Настя терпеливо не двигает рукой, отвлекая от возможно-неприятных ощущений быстрыми движениями языка. Вероника быстро расслабляется, привыкает, выдыхает и даже делает характерное движение бёдрами, насаживаясь на палец. Настя быстро понимает, что её теория верна: Ника, на удивление, чересчур узкая для девушки, которая не так давно вышла замуж. Петровой это безумно нравится; Петрова думает, что обязательно спросит об этом позже, — и аккуратно сгибает палец, прекрасно зная, какая реакция за этим последует. Ника выгибается, стонет ещё громче, бормочет что-то невнятно-пошлое, похожее на «Ещё», — Настя послушно ускоряет движение языка, при этом двигая ещё и пальцем: сначала медленно, а затем, постепенно, всё быстрее и быстрее. Девчонка насаживается сама, пальцами цепляется за волосы, с силой тянет: Насте даже больно слегка, но боль эта приглушённая, бессмысленная, — сейчас совсем не до этого. Петрова добавляет второй палец — так же медленно, как и в прошлый раз, — а затем чуть раздвигает пальцы, растягивая; Ника снова стонет. — Да блять, — бормочет девчонка бессвязно. И, уже нисколько не стесняясь, повторяет: — Ещё… Пожалуйста. Настя останавливается, но пальцы не вынимает, — меняет положение, нависает сверху, целует; Ника тяжело выдыхает прямо в поцелуй, а ладони перемещает девушке на спину и царапает с силой, — оставляет следы, что на утро останутся своеобразно-безобразным воспоминанием. Петрова, не выдержав всё-таки, стонет уже сама и, не разрывая поцелуя, сгибает внутри девчонки пальцы, — а после ускоряет темп, двигаясь с каждой секундой всё грубее. Вероника дрожит, насаживается сама, и всё её хвалёное смущение тонет в очередном гортанном стоне. Настя ухмыляется, вгоняет пальцы глубже и вдруг начинает двигаться чуть иначе, просто сгибая и разгибая их внутри. Нике, судя по всему, это нравится даже больше, — она вновь цепляется ногтями, царапает спину, бормочет что-то совсем непонятное; Петрова переносит вес на свободную руку, наклоняется, кусает девчонку за ухо, — и сама шепчет что-то до одури пошлое; что-то, от чего Вероника даже вздрагивает, чуть краснея. Девчонка опускает одну руку вниз, помогая себе, — Настя даже переводит взгляд и, сглотнув, какое-то время наблюдает за ритмичными круговыми движениями. Это всё выглядит чересчур горячо, но как следует насладиться зрелищем Петрова не успевает: Ника свободной рукой привычно поворачивает её за подборок, в немой просьбе вернуться обратно; а когда Настя подчиняется, то грубо целует её, тут же поцелуй углубляя. Вероника нетерпеливо кусает нижнюю губу, прижимается ближе; Петрова вновь меняет характер движений, ускоряется, двигаясь грубее, сильнее, глубже. — Блять, я… — Ника бормочет это, окончательно растеряв остатки смущения. Настя знает, но эта забавная попытка Вероники держать её в курсе событий чертовски заводит. Она ненадолго отстраняется, кивает, как будто бы разрешая, и вновь грубо целует Нику, не давая той отстраниться. Девчонка выгибается, стонет слишком громко, прижимается ближе, насаживается на пальцы, — и ускоряет движения собственной руки. Вероника неосознанно пытается отстраниться, разорвать поцелуй, но Настя ей этого сделать не даёт, — только кусает за нижнюю губу, ловит чересчур откровенные стоны, прижимает ближе к себе. Ника даже не может как следует на поцелуй ответить; только двигается всё быстрее, напрягается, выдыхает тяжело, — и, с силой сжимаясь вокруг пальцев, наконец кончает, выгибаясь. Петрова делает ещё пару остаточных движений пальцами, наблюдая за тем, как девчонка расслабляется; затем лениво целует её, проводя по нижней губе языком, — и отстраняется, вытаскивая пальцы. Вероника морщится, хмурится, пытается дыхание выровнять; Настя поднимается, пытаясь лечь рядом. — Погоди, — с улыбкой бормочет Ника. Петрова послушно замирает, — девчонка аккуратно берёт её за запястье, подносит руку ближе и, чёрт возьми, медленно, словно в каком-то чересчур качественном порно, облизывает пальцы: сначала проводит языком по всей длине, не отрывая от девушки взгляда, а затем вбирает их в рот. Настя от удивления громко втягивает воздух, смотрит внимательно, удивлённо-неверяще, а после неосознанно толкается рукой вперёд. Ника позволяет сделать пару поступательных движений, прежде чем легонько прикусывает пальцы у основания, — Петрова разочарованно убирает руку. — О-ху-еть, — бормочет медленно, по слогам, не найдя в себе даже силы на то, чтобы сказать что-то менее банальное. Спустя пару секунду добавляет: — Ты… Вероника как ни в чём не бывало откидывается на подушки, выдыхает расслабленно, довольно улыбается: — Что? Настя мотает головой, укладывается рядом прямо поверх одеяла, поворачивает голову и долго-долго девчонку рассматривает, ничего не говоря. Затем бормочет типичное: — Охуенная. Ника смеётся, ничего не отвечая; Петрова переводит взгляд ниже, замечает чуть подрагивающие бёдра, ухмыляется, — девчонка закатывает глаза. — Молчи, ладно? Настя кивает: — Ладно, ладно. Только один вопрос можно? Вероника поворачивается набок, смотрит исподлобья, кивает; затем медленно протягивает руку, проводит кончиками пальцев по татуировке на шее, лёгкими движениями спускается чуть ниже, — одним словом, дразнит. Петрова сглатывает, выдыхает и, пытаясь выбросить из головы далеко не самые приличные картинки, наконец спрашивает: — Есть курить? Вероника с усмешкой кивает: — Ага… В джинсах. Настя приподнимается, тянется к штанам, достаёт из кармана помятую пачку дорогих тонких сигарет вместе с зажигалкой и, поморщившись, прикуривает. Долгожданная затяжка приносит мнимое спокойствие — Петрова возвращается обратно, ложится на спину; затем выдыхает дым и смотрит на Веронику исподлобья. Нике, похоже, даже лень одеваться, — она лежит обнажённая, на боку, прямо поверх одеяла, и подпирает голову рукой. Настя снова затягивается, оглядывает девчонку сверху вниз, пробегается глазами сначала по бёдрам, затем выше, в итоге останавливая взгляд на груди; Вероника усмехается, перехватывает взгляд, дёргает бровями. — Долго будешь так смотреть? — Ника склоняет голову, глядя изучающе. Петрова пожимает плечами, снова делает затяжку, выдыхает дым, — и понятия не имеет, в принципе, что дальше делать. Она обещала ничего не просить, поэтому стоически молчит и только курит, а после каждых двух-трех затяжек протягивает руку и сбрасывает пепел в какой-то забытый на тумбочке стакан. Вероника мягко забирает из Настиных рук сигарету, затягивается тоже, а затем вдруг придвигается ближе и садится на её бёдра сверху. Настя смотрит удивлённо, но не спорит, только приподнимается и двигается чуть назад, опираясь на спинку дивана. Ника кивает: одной рукой держит сигарету, другой — медленно ведёт кончиками пальцев по сильному торсу, замечая, как Петрова чуть вздрагивает и улыбается самодовольно. Вновь затянувшись, Вероника медленно выдыхает дым и показательно выгибается. Настя, уже ничему не удивляясь, перемещает руку на шею девчонки, сжимает слегка, — Ника ухмыляется, стонет еле слышно. Петрова сглатывает тяжело, чувствуя, как по телу вновь пробегает дрожь, — Вероника это замечает тоже, ведёт руку выше и цепляет пальцами край топа, который Настя до сих пор не сняла. — Не честно, — улыбается Ника. И просит: — Снимешь? Петрова не уверена, что вообще когда-нибудь сможет ей отказать, поэтому кивает, перехватывает топ обеими руками у основания, тянет наверх; Вероника наблюдает, снова затягиваясь. Настя снимает одежду, отбрасывает её куда-то в сторону и улыбается, замечая, что девчонка откровенно пялится. — Довольна? — спрашивает. Вероника качает головой, рукой показывает на себя — полностью обнажённую — и бормочет: — Не совсем. Настя смеётся, кивает; опускает руки вниз, ловко снимает шорты наполовину, — а дальше помогает себе ногами, быстро избавляясь от уже ненужного элемента одежды. После сгибает ноги в коленях, позволяя Нике сесть поудобнее, и замирает, понятия не имея, чего ждать дальше. Девчонка передаёт сигарету обратно и бормочет: — Если что… Скажи, в общем. Я же не… Петрова чуть улыбается, в который раз повторяя: — Расслабься. Там просто… интуитивно, и всё. Ника смеётся, кивает; после выдыхает, будто бы готовясь, — и вновь ведёт руку ниже, пальцами аккуратно касаясь девушки поверх белья. Настя сглатывает, чуть дёргается; девчонка ухмыляется. — Приму за комплимент, — шепчет. — Это он и есть, — фыркает Петрова, нетерпеливо вперёд подаваясь. На самом деле, терпеть уже больше нет никаких сил: девушка делает глубокую затяжку, снова передавая почти докуренную сигарету Нике, — девчонка кивает. Она держит в одной руке сигарету, а второй медленно отодвигает ненужную ткань, проводит пальцами сверху-вниз и замирает у входа, позволяя себе лишь аккуратно-дразнящие движения. — Ты… — Настя цедит это сквозь зубы, выдыхает тяжело. — Офигела? Вероника смеётся, кивает, затягивается медленно, — а на выдохе вдруг резко толкается вперёд двумя пальцами, заставляя Настю громко выругаться от неожиданности. Девушка подаётся вперёд в попытке наконец получить желаемое; Ника качает головой, делает последнюю затяжку и, протянув руку, опускает сигарету в кружку. Нарочно задерживает дыхание, наклоняется, выдыхает дым прямо ошалевшей девушке в губы, — и снова резко толкается; Настя стонет. — Да твою мать, — выдыхает Петрова. — Может хватит? Вероника улыбается, кивает наконец, нависает сверху и начинает постепенно ускорять движения пальцев, пытаясь найти нужное место. Настя перехватывает её запястье, заставляя остановиться, — Ника в ответ смотрит слегка смущённо, виновато даже. — Что-то не?.. — Нет, нет, — Петрова смеётся, не давая девчонке озвучить свои подозрения. — Сядь так, как до этого сидела. Ника хмурится, не понимая, зачем, но послушно садится, опираясь на колени по обе стороны от девушки; в процессе случайно трётся о бедро, втягивает воздух, губу нижнюю закусывает, — Петрова наблюдает за всем этим с лёгкой ухмылкой. Когда Вероника наконец занимает удобное положение, Настя кладёт руку ладонью вверх, выпрямляет два пальца и кивает, будто бы приглашая. Ника в удивлении дёргает бровями, но не спорит, — быстро понимает, что от неё требуется. Девчонка приподнимает бёдра, двигается ближе и сама садится на пальцы: медленно, аккуратно; в первые секунды чуть морщится, но затем сама делает пару поступательных движений, показывая таким образом, что всё в порядке. Настя кивает, ухмыляется и вдруг резко пальцы сгибает, заставляя Веронику вновь сжать ладонью многострадальную простынь. — Теперь продолжай, — говорит Петрова, улыбаясь. — Нечестно, — хнычет девчонка, прикрывая глаза. — Сама начала, — фыркает Настя, повторяя движение руки. — Да бля-я-ть… Девчонка переносит вес на руки, опираясь на Настино бедро; Петрова в ответ чуть придерживает Нику свободной ладонью за талию и смотрит на неё внимательно, вновь сгибая пальцы. Вероника выгибается, стонет громко, хрипло, а спустя пару движений вдруг вспоминает, с чего всё началось, и возвращает руку обратно, входя двумя пальцами наполовину. Настя уже даже не может понять, чьи именно стоны наполняют комнату, — она откидывает голову назад, прикусывает нижнюю губу, ускоряет движение пальцев; Ника вторит, подстраиваясь под необходимый темп. Петрова думает, что, видимо, запретный плод всегда самый сладкий, потому что все эти простые, даже слегка неумелые движения приносят какое-то слишком сильное удовольствие; нетипичное, чрезмерное, — долгожданное. Настя неосознанно царапает спину девчонки, чувствуя, как всё тело напрягается; Вероника же, явно довольная своей работой, вновь ускоряется, двигаясь уже гораздо грубее. Чересчур характерные звуки, стоны, выдохи, — всё это в одно смешивается. Настя наблюдает за Никой, что уже самостоятельно насаживается на её пальцы, и думает восхищённо, что, кажется, и правда джекпот сорвала. Ника замечает взгляд, перехватывает, ухмыляется; затем останавливается, смотрит девушке прямо в глаза, дразняще проводит языком по нижней губе, — и вновь возвращается к поступательным движением. Настя думает, что точно скоро с ума с ней сойдет, — в отместку раздвигает пальцы внутри, зная, что Веронике это нравится; девчонка вздрагивает, шипит что-то неразборчивое, стонет. Ещё спустя пару подобных движений вдруг бормочет на выдохе: — Я так… блять… Петрова даже не думает замедляться, прекрасно понимая, что говорить в таком состоянии слишком тяжело. Ника собирает в себе остатки сил, выдыхает-стонет, выгибается; затем добавляет слегка смущённо: — Не смогу. И искренне надеется, что Настя обязательно поймёт, что именно она имела в виду. Петрова сначала хмурится недоумённо, но затем, вспомнив то, что происходило меньше часа назад, медленно кивает. Вероника облегчённо выдыхает, вытаскивает пальцы и, бесстыдно выгибаясь, снова помогает сама себе. Настя думает, что, в принципе, можно закончить от одного вида, что перед ней открывается; девушка грубо толкается вперёд пальцами, выдыхает тяжело, — Ника ускоряется. Потратив на раздумья не больше секунды, Петрова опускает свободную руку ниже, — ощущения, конечно, слегка не те, но всё-таки лучше, чем ничего. Нике, кажется, это чертовски нравится: она переводит взгляд вниз, внимательно следит за пальцами, стонет; Настя снова с силой толкается вперёд. Этого оказывается достаточно: Вероника напрягается вся, выгибается, запрокидывает голову, — а Петрова внимательно следит за девчонкой, думая, что ещё долго не сможет избавиться от этой картины. Ника с силой сжимается, ногтями случайно царапает живот девушки, оставляя алые следы, — а после вздрагивает и наконец кончает, выдыхая Настино имя. Петрова сглатывает, останавливается даже, смотрит исподлобья: раньше ей не особо нравилось, когда кто-то во время секса называл её по имени, но с Никой, видимо, всё иначе. Вероника выдыхает, приподнимается — Настя убирает руку — и тут же, не дав девушке даже сориентироваться, возвращает пальцы обратно. Петрова сжимается, стонет; Ника нависает сверху, спускается к шее, оставляет пару укусов, а движение руки ускоряет, с каждым выдохом вгоняя пальцы практически до основания. Настя издевалась над собой слишком долго, поэтому ей хватает буквально пары движений: девушка обеими руками цепляется за спину, царапает, с силой проводя пальцами сверху-вниз, и, громко выругавшись, кончает тоже. Вероника выдыхает, останавливается, вовлекает Настю в очередной поцелуй, но целует уже гораздо более спокойно, расслабленно-лениво. Спустя несколько секунд девчонка медленно достаёт пальцы, отстраняется и, улыбнувшись чересчур хитро, снова делает это: показательно проводит языком от самого края до основания, медленно обводит фаланги, каждую по очереди, — и только затем, выдохнув, перекидывает ногу и ложится рядом. — Ты теперь каждый наш секс будешь заканчивать таким образом? — бормочет Настя, поворачиваясь на бок. Она тянется к тумбочке, достаёт из пачки сигарету; фыркает от того, что она тонкая, думая, как вообще это можно курить, — но в итоге всё-таки поджигает и делает первую затяжку. Ника пожимает плечами: — Возможно… Я пока сама в шоке, не спрашивай у меня ничего. — Я всё-таки рискну, — Петрова смеётся, протягивает руку, кончиками пальцев медленно ведёт по коже. Когда Вероника кивает, Настя спрашивает: — Как давно у тебя никого не было? Ника вспыхивает: — Как ты… Затем обречённо добавляет: — Заметно, да? — Нет, нет, — бормочет Петрова успокаивающе. — Просто… Ты вся как… Не знаю, как оголённый провод, что ли. Девчонка смеётся: — Сомнительный комплимент. Настя закатывает глаза: — А еще ты очень узкая… Если тебе важны подробности. Вероника тут же отводит взгляд в сторону, краснеет вдруг; Настя находит эту неожиданную смену настроения чертовски забавной. — Больше года, — бормочет вдруг Ника, смущаясь. Петрова давится дымом: — Чт… Вероника пожимает плечами: — Мне просто… Не нравится. А после, подумав, с улыбкой добавляет: — Не нравилось. — Видимо, дело было в партнёре, — Настя самодовольно ухмыляется и затягивается. — Заткнись, — уже привычно отвечает Ника, закатывая глаза.***
Когда спустя некоторое время Петрова тянется к телефону, то с удивлением понимает, что время близится к четырём утра; девушка переводит взгляд влево, понимая, что за окном светает. Ника взгляд перехватывает и удивлённо дёргает бровями. — Я даже не заметила… — И я, — Настя смеётся. Девушка тянется за вещами: надевает бельё, футболку, — Вероника показательно-разочарованно выдыхает. Петрова усмехается, протягивая Нике вещи; та закатывает глаза, но одевается, а после в который раз за вечер тянется за сигаретами. Где-то справа раздаётся подозрительное шуршание, и в следующую секунду кот, что всё это время невесть где прохлаждался, с разбегу запрыгивает на кровать, а затем, покрутившись, укладывается у Ники в ногах. — Он, наверное, в ахуе, — смеётся Настя. — Как и я, — фыркает Вероника. Петрова забирает у неё из рук сигарету, затягивается, — курить одну на двоих постепенно входит в привычку. Ника наклоняется, делает затяжку прямо из Настиных рук и откидывается на подушки, выдыхая. Нерешённые вопросы вновь всплывают в воздухе, и, увы, ответить на них только с помощью секса — даже такого шикарного! — невозможно. Настя вздрагивает, понимая прекрасно, что за этой тишиной последует, и надеется только на то, что девчонка не поднимется вдруг и просто не свалит, оставив её одну разгребать последствия всего этого аморального беспорядка. — Я всё равно не верю, что ты сделала это исключительно ради мести, — шёпотом бормочет Вероника, наконец начиная нежеланный диалог. — В какой-то степени… Настя двигается ближе, ложится, обречённо укладывает голову Нике на колени; та улыбается и запускает руки в волосы, медленно их перебирая. Петрова молчит — молчит долго и упорно, не желая обсуждать всё произошедшее. Ей стыдно, страшно, неловко; девушка переворачивается на спину, смотрит на Нику снизу-вверх, выдыхает. И говорит: — Я на самом деле изначально просто хотела отомстить Роме, но… Настя кривится, произнося такое раздражающее имя вслух. — Так и знала, что есть какое-то «но», — шепчет Вероника, искренне боясь того, что будет сказано дальше. — В свое оправдание скажу, что я не сразу поняла, в чём дело, — Петрова криво улыбается. — Этого я не хотела и не подстраивала… Ника кивает, продолжая медленно перебирать тёмные волосы; Настю это успокаивает. — Помнишь, когда мы с Костьей поругались? Так вот… Петрова выдыхает и продолжает: — Я тогда осознала, что продолжаю заниматься всей этой игрой в детектива только потому, что хочу задать тебе один-единственный вопрос… — Какой? — сглотнув, тихо спрашивает Вероника. — Почему? Видя, что девчонка непонимающе хмурится, Настя совсем по-детски добавляет: — Почему люди вообще изменяют, блять? Ника без слов понимает, что в этом замешано что-то личное, что-то глубокое, — что-то гораздо более важное, чем она; чем всё, что происходит вокруг. Веронику это задевает, обижает, злит, — она сжимает зубы в бессилии, выдыхает… И, сдаваясь, обречённо бормочет: — Ну, хорошо. Я расскажу тебе, почему.