Без права на любовь

— Я так и знал, что ты любишь меня… Хосок замер. Джин смотрел на него очень внимательно. — Скажи, Хо, какой у меня айкью? — внезапно спросил он. Обычный такой вопрос, если не брать в расчёт то, что они оба были обнажены и максимально прижаты друг к другу. Оба были покрыты капельками пота. Оба с неровным дыханием. Нет, оргазма не было, как и проникновения. Но было крышесносное удовольствие, которое плавило мозги. Так сильно плавило, что Хосок даже и не понял, в какой момент прокололся. — У меня самый высокий айкью из возможных, — ответил за него Джин. — Кроме того, я знаю тебя как облупленного. Думаешь, я не в курсе, что ты на самом деле ко мне чувствуешь? — Джин-и… — Что, Джин-и? Я много лет слежу за тем, как ты мучаешь себя. Ты не дал мне ни одного шанса быть с тобой. Ни одного! А я хотел, Хо. Я очень хотел… Думаешь, я тогда нечаянно не взял с собой запас блокаторов? Я, который ничего и никогда не забывает? Я дал тебе шанс. А ты так был горд собой, что мог удержать себя в руках, что не воспользовался… Я многократно намекал тебе, что не против наших с тобой отношений, но ты не хотел ничего ни слышать, ни понимать. Ты записал меня в друзья, не спросив меня о том, хочу ли я быть тебе только другом. Хосок всё ещё не понимал, что происходило. Мозг отказывался включаться, реагируя только на волну бешеного желания. Он приподнялся на руках над телом Джина и попытался сосредоточиться. Вдруг Джин сам качнулся ему навстречу. — Хорошо? Тебе хорошо рядом со мной? — Господи, Джин… — А могло быть ещё лучше. — Джин-и… — Я прекрасно знаю, как меня зовут. А ещё я знаю, что хочу тебя давно. И Намджун об этом знает. Я ему рассказал перед тем, как мы уехали сюда. Рассказал, что только здесь смогу сорвать с тебя маску. И, наконец, я вижу тебя настоящего. Ты ведь никогда ни с кем не целуешься. Омеги, с которыми ты иногда спишь, говорят, что ты великолепный любовник, но никогда не целуешься и никогда не ставишь временные метки. Джин замолчал. Хосок со страхом опустил глаза на ключицу Омеги, где красовалась свежая метка. Метка! Когда он успел?! Как он смог?! — Господи, Джин-и… Я… — И не смей мне теперь врать. — Я… — И извиняться не смей. Не порть мне этот момент. И вообще, почему ты остановился? Так не пойдёт. Теперь не пойдёт. Джин одним движением перевернулся так, что Хосок оказался под ним. Омега только выглядел таким себе изящным, но, имея натренированное тело, он с лёгкостью прижал Альфу к кровати. — Теперь не пойдёт, — повторил Джин и, схватив Хосока за подбородок, поцеловал. Глубоко, ненасытно, по-звериному. А потом, не дав Альфе прийти в себя, наклонился к его плечу и прокусил кожу, ставя свою омежью метку. — Ащ…, — прошипел Хосок. — Ты что, с ума сошёл? Омеги Альф не метят… — Да что ты говоришь? — Подожди, значит, то, что сейчас происходит это… — Запланировано мной. — Но как же Намджун? — Наши отношения с Намджуном давно потеряли свою искру. Мы стали тяготиться друг другом, но у нас осталось чувство уважения и привязанности. Всё же мы столько вместе пережили. Но с тобой, Хо, мы пережили ещё больше. И я устал тебя ждать. Устал давать тебе шансы и оставлять намёки. Да, пока я был в отношениях с Намджуном, я полностью на него переключился, но это не принесло ни мне, ни ему счастья. Мы вспыхнули и остыли. Пришло время расставить все точки. Я с ним расстался. — Что? — За несколько дней до Колыбели я с ним расстался. Это никак не отразится на ходе нашей операции, но кое-что изменится. Изменится всё, что касается нас с тобой. — Сказать, что я в очередном шоке от тебя, значит, ничего не сказать. — Я обещаю всегда держать тебя в тонусе. — Значит, мы теперь… Вместе? — Хо, ты сегодня долго соображаешь. Ты метку свою зачем поставил? — Я не знал. Я не хотел… То есть, я хотел… — Ага, уже лучше. — Конечно, я хотел! И сейчас хочу! И если всё, что ты сейчас сказал правда, то я хочу, чтобы ты был моим. Сейчас и всегда, Джин-и. Теперь ВСЕГДА! — Ну, наконец… А теперь мы можем? — Что? — Вот это… Джин взял в руку член Хосока и плавно на него опустился. Опустился и замер. — Мы не будем ничего изображать. Мы будем наслаждаться. Ты и я. Здесь и сейчас. И наклонившись к уху Хосока, зашептал: — Я растянул себя в душе. А Ханыль дал мне противозачаточные. И теперь мы можем оторваться по полной… У нас целая ночь впереди. Хосок посмотрел на Джина. — Какой говоришь у тебя айкью? — Самый высокий из возможных. Хосок перевернул Омегу под себя и, приподняв его за бёдра, сказал: — А уровень ненасытности? Намджун как-то поделился, что ты его однажды просто затрахал. — Ах, он скотина… — Я хочу, чтобы ты запомнил раз и навсегда: я не Нам. Я беру каждый раз, как в последний. И теперь, когда ты в моих руках, я тебя никуда не отпущу. — Надеюсь на это. Джин предвкушающе улыбнулся, а Хосок сделал резкий рывок вперёд. — Чёрт! Как же глубоко, Хо… Как хорошо… Хосок же, счастливо сверкнув глазами, со всей страстью впился в пухлые губы, о которых мечтал столько ночей подряд. *** Намджун находился на смотровой вышке с биноклем в руках. Рядом стояли несколько его помощников. Они ждали возвращения машины из Колыбели. Хосок всё сделал чётко и по плану. Их пропустили на территорию, и препарат, на который возлагались большие надежды, оказался внутри вражеской цитадели, как за глаза называли Колыбель некоторое из них. Намджун глубоко ушёл в свои мысли, которые касались их отношений с Джином. Он вспомнил, как впервые встретил этого необыкновенного Омегу. Как был очарован его красотой, физической силой и острым умом. Как осторожными шагами подбирался ближе. Как в первый раз признался в своих чувствах. Их первая близость с Джином была подобно фейерверку. Она пробирала до самых костей. И Намджун испугался. Испугался того, насколько он может потерять контроль рядом с этим умным и расчётливым Омегой. Омегой, у которого ничего не было просто так. Намджуна всегда удивляло, как в этом Омеге могли сочетаться холодный острый ум и неконтролируемый взрыв эмоций, особенно в моменте, когда Джин, наконец, позволял себе расслабиться. Для Намджуна это было чересчур много. Однако они просуществовали в крепком союзе несколько лет. И столько было сделано. Если бы не Джин, Намджун бы так далеко не продвинулся в своей борьбе против произвола Колыбелей. Джин всегда был за его спиной, крепко держа за локоть, а иногда, когда требовалось, шёл на шаг впереди Намджуна. Как партнёрские отношения это был идеальный союз. Но вот для личного счастья и Намджуну, и Джину всегда чего-то не хватало. Это чувствовалось при каждом недосказанном слове, иногда взгляде. Намджун знал, что Джин ждал от него намного больше того, что он мог ему дать. Но так как Альфа не любил копаться ни у себя в голове, ни в голове своего Омеги, то он оставил всё как есть. И Джина какое-то время это устраивало. Но Намджун знал, что это только до поры до времени. И вот этот момент настал. Вернее разговор, который у них состоялся с Джином накануне их с Хосоком отправки в Колыбель. Джин аккуратно и по полочкам разложил Намджуну, почему у них не все идеально. Рассказал про Хосока и добавил, что даже если бы не он, то их отношения с Намджуном всё равно были бы обречены. Сказал, что хочет воспользоваться своим шансом. Потому как если в обычной жизни Хосок стойко держал свои позиции, ни на шаг не подпуская Джина за черту их дружбы, то подвернувшиеся обстоятельства могут пробить брешь в непробиваемой броне, которой окружил себя Хосок. Кроме того, Джин намекнул, что он не слепой и знает о том, что Намджуну совсем недавно приглянулся один одинокий беременный Омежка. Тот, которого спасли в операции, в ходе которой так неудачно попался Чимин. Намджун и сам не заметил, как проникся этим миловидным личиком, с огромными карими глазами на пол-лица. Омега отдалённо напоминал Джина, но был более маленьким и хрупким. Находясь рядом с ним, хотелось укрыть этого Омегу собой, от всех бед мира. Он так забавно передвигался неторопливыми шагами, аккуратно поддерживая рукой свой беременный животик, что это не могло не умилять. И так по-домашнему пах капучино со сливками, что рядом с ним невозможно было не почувствовать атмосферу покоя и уюта. Намджун был очарован. К слову сказать, и сам Омега с самой первой минуты заинтересовался Намджуном, но сдерживал свои порывы, потому как знал, что Альфа состоял в отношениях. А про Джина говорили, что он мог открутить голову любому, если бы посчитал, что на его территорию покусились. Поэтому Омега не рисковал, а лишь тихонечко вздыхал в стороне, аккуратно поглаживая рукой свой животик. Омеге едва исполнилось восемнадцать лет, и он ещё не успел пройти своё первое медицинское обследование. У него никогда не было своего Альфы, а ребенка он зачал по принуждению. Его изнасиловали, когда он вышел из своей квартиры в аптеку за блокаторами, накануне течки. Течка началась прямо на улице. Омега метнулся домой, но не успел. Физически он пострадал не очень сильно, но морально был подавлен. А тут ещё оказалось, что он мог иметь детей. Он несколько месяцев прятался от Охотников, и ему повезло, что люди Намджуна вышли на него раньше. Теперь, живя на базе повстанцев, он мечтал об обычной нормальной семье. И ему до дрожи хотелось видеть рядом с собой этого сильного Альфу. Он сходил с ума от брутального аромата Намджуна, который пах костром и немного порохом. Заметив их взаимную тягу друг к другу, Намджун стал избегать Омежку, стараясь не провоцировать ни себя, ни Джина. Но теперь он мог со свободной совестью проявить свою заботу к тому, кто так в ней нуждался, к кому начало тянуться его суровое сердце. К Омеге с нежным именем Субин. *** Юнги вели по знакомому до боли коридору в апартаменты Минхёка. На этот раз он был без наручников. И если всех остальных Альф Минхёк без лишних расшаркиваний брал прямо в лаборатории, то с Юнги, за исключением самого первого раза, они всегда виделись только в личных покоях Альфы. А они у него были большие и шикарные. Квартира располагалась на верхнем этаже небоскреба, принадлежавшего Колыбели. Попасть туда можно было, только пройдя через этаж, на котором находились различные кабинеты и конференц-залы, а также кабинет самого Минхёка. Дальше — только на лифте. И если кабинет у Минхёка был серым, простым и безликим, то личные покои, в которых он практически жил всё своё свободное от работы время, разительно отличались от того, что располагалось этажами ниже. Последний этаж целиком и полностью был переделан под нужды владельца: большие окна в пол, огромная гостиная, уютная кухонная зона, большой гардероб, несколько ванных комнат и личная спальня самого хозяина. У Минхёка была и другая недвижимость в городе, но он предпочитал жить прямо здесь, где он был Бог и Хозяин. Он так любил это ощущение безграничной власти. Но в последнее время Альфа стал замечать, как паршивое чувство одиночества всё чаще и чаще стало подбираться к нему на своих мягких лапах. Подбираться и впиваться в него своими острыми когтями. И происходило это, когда он был меньше всего к этому готов. Минхёк пытался заглушить это чувство работой, выпивкой и многочисленными телами молоденьких Альф, которых он находил не только на работе, в застенках Колыбели, но и на воле. Минхёк часто посещал аукционы, где продавались как добровольно, так и против воли, за разные штрафы или под угрозой жизни Альфы и Омеги разных возрастов. Минхёк, по понятным причинам, выбирал себе молодых и неопытных Альф и, заплатив за них иногда немалые суммы, забирал к себе домой. Но ни один из его невольных партнёров не был тут больше одного раза. Ни один. Кроме Юнги. Этого упрямого, несгибаемого Альфу Минхёк приказывал приводить к себе с завидным постоянством. Он выдерживал без их встреч всего один месяц, хотя пробовал и больше, но ничего у него не получалось. Он готов был стерпеть от Юнги всё что угодно, только бы впитать немного его Альфьего аромата. Но Юнги стал скрывать свой аромат настолько, насколько получалось. Он не хотел, чтобы Минхёк получил от него хоть что-то. А Минхёк всё равно получал. Получал в своё пользование безвольное тело, потому как добровольно Юнги не соглашался. Каждый раз всё проходило по истёртому до дыр сценарию: Минхёк предлагал Юнги одуматься и принять его по-хорошему, Юнги молчал. Далее его скручивали, вкалывали несколько препаратов и оставляли безвольной куклой на кровати у Альфы. Минхёк ходил вокруг него голодным зверем, рычал, а Юнги закрывал свои потемневшие от бессильной ярости глаза и уходил в глубокое равнодушие. Но сегодня всё должно было быть совершенно иначе. Минхёк уже послал за Юнги свою охрану и в ожидании стоял у большого окна, любуясь огнями ночного города. Возможно, сегодня, именно сегодня он найдет своё лекарство от одиночества. Ему так были нужны эти воспоминания, которые мог ему подарить только Юнги. Только он один и никто другой. Поднявшись на лифте в сопровождении охраны, Юнги мягким шагом зашёл в квартиру. Вообще, многие повадки Юнги напоминали кошачьи. Только не домашнего такого котика, а опасного хищника, который большую часть времени проводил в покое, наслаждаясь моментом уединения, и только в момент опасности готов был вонзить свои клыки в любого врага, не боясь проиграть ему в силе и ловкости. В купе с ароматом морского бриза этот Альфа всем своим видом олицетворял свободу. Таким и увидел его в первый раз Минхёк. Гордым, свободным, но сильно раненым потерей своего истинного Омеги. Ему не дали зализать свою рану, оставляя новые, но уже не такие глубокие. Несмотря на то, что Юнги был заклеймён и ограничен стенами Колыбели, Минхёк искренне завидовал его внутренней свободе. Он хотел попробовать эту свободу, он бы хотел её разделить. Но судьба поставила их по разные стороны баррикад, а Минхёк испачкал своими грязными руками всё, до чего смог дотянуться. И теперь ничего не исправить, как бы он этого не хотел. Юнги остановился в дверях и первый раз открыто посмотрел Альфе в глаза. Минхёк не выдержал этого взгляда. Он взмахом руки отпустил охрану и кивком головы показал Юнги в сторону роскошного дивана. Потом подошёл к бару и, плеснув на дно двух стаканов виски, начал медленно накладывать туда лёд. Когда он повернулся, Юнги уже сидел на самом краю, сцепив руки в замок и по-прежнему следя за Минхёком взглядом своих темных глаз. — Ты во мне дыру прожжёшь, — проворчал Минхёк и, подойдя ближе, протянул Юнги выпивку. Тот помедлил немного, но бокал принял. — Каждый за своё, и не чокаясь, — предложил Минхёк и залпом выпил содержимое. Юнги поболтал немного лёд и также одним махом опустошил стакан. Минхёк усмехнулся и сел рядом. Не близко, но и недалеко. Так, чтобы чувствовать свежесть волнами исходящую от Альфы. — Не закрывайся, — попросил он, — дай мне немного подышать. Юнги сначала напрягся по привычке, но потом постарался немного расслабиться. Он позволил своим мыслям уплыть в недавнее прошлое, в те дни, когда счастливый Тэхён мирно посапывал под боком Чонгука, а тот, медленно и аккуратно поглаживая Омегу по голове, задумчиво смотрел куда-то вдаль. Счастье и покой. То, чего так хотелось и так не хватало Юнги. В тот момент и он впитывал и наслаждался. Юнги так глубоко сосредоточился на этих воспоминаниях, что забыл, где и с кем находится, и вздрогнул, когда услышал неподалёку от себя вздох: — Так вот как ты пахнешь, когда не злишься и когда не испытываешь отвращения. Так жаль, что наши ароматы невозможно концентрировать и выдавать во флаконах для личного пользования. Тогда бы я мог наслаждаться твоим ароматом каждую секунду. Я бы купил себе тонны и хранил в особом хранилище, как большую драгоценность. Я бы наполнял твоим ароматом ванну и купался в нём… Юнги с удивлением посмотрел на Альфу, который, откинув голову на спинку дивана и закрыв глаза, продолжал говорить: — Как я был разочарован в свои десять лет, когда мой аромат Альфы наконец, раскрылся. Кому хочется пахнуть полынью? Я ненавижу свой аромат… Ненавижу. Знаешь, почему мне на самом деле нужны Альфы, а не Омеги? После близости с Омегой я продолжаю пахнуть собой, а после близости с Альфами я хоть ненадолго принимаю на себя ваш аромат. Я бы хотел пахнуть, как ты… Удивлён? Да, я монстр, но и у меня есть своё слабое место. Минхёк вздохнул и замолчал. Он не делал попыток придвинуться к Юнги. Он просто сидел и дышал. И тут Юнги понял, что сейчас в комнате пахло только им самим. Услышав, как Юнги принюхивался, Минхёк, не открывая глаз, сказал: — Я принял подавители. Сегодня здесь будет пахнуть только тобой. Так они просидели ещё несколько минут в тишине. Юнги ни о чём не спрашивал. Минхёк ничего не говорил. Наконец Минхёк встал и протянул руку ладонью вверх, выжидающе смотря на сидящего перед ним Альфу. Юнги встал, но до руки не дотронулся. Альфа хмыкнул. — Иди за мной, — сказал он, опустив руку. Они прошли сквозь гостиную и небольшой коридор. Минхёк открыл дверь в свою спальню и приглашающим жестом запустил туда Юнги. Подошёл к кровати и, не раздеваясь, лег прямо на покрывало. Похлопал ладонью рядом с собой. — Думаю, нам с тобой тут будет гораздо удобнее. Не раздевайся. Просто полежи рядом… Юнги подошёл ближе и снял обувь. Посмотрел на Альфу. — Ложись. Юнги обошёл кровать с другой стороны. Сначала сел, а потом аккуратно прилёг на подушку. Сколько всего было на этой кровати. Юнги её ненавидел. Ненавидел всё, что здесь происходило раньше, и то, что должно было произойти сейчас. — Твой аромат начал пропадать, — сказал Минхёк. — Не закрывайся от меня. Сегодня я тебя не трону. Минхёк пододвинулся к Юнги, лёг на бок и уткнулся носом в его плечо. — Не дёргайся, — прошептал он. — Дай мне надышаться… Больше он не сказал ни слова. Оба Альфы лежали и не шевелились. И если бы не их дыхание, то могло бы показаться, что в комнате никого нет. Прошло несколько часов, и за всё это время Минхёк только раз пододвинулся ещё плотнее к Юнги и только раз слегка провёл своими пальцами по ключице Альфы. Ночь прошла и закончилась. Оба не сомкнули глаз. Оба думали о своём. И только когда первые лучи солнца окрасили горизонт тёплым оранжевым светом, Минхёк перевернулся на спину и тихо сказал: — Иди… За дверью тебя ждёт охрана. Сегодня к тебе подселят Омегу. Он очень буйный и упрямый, но, может быть, ты сможешь договориться с ним по-хорошему. Я на тебя надеюсь. Чонгука подселят к таким же новичкам, как и он. Тэхёна пока подержат отдельно. Он сейчас в карцере, для профилактики, чтобы сбить с него эйфорию. Но я переведу его в одиночную комнату, и пока Чонгук будет исправно оплодотворять других, Тэхёна не тронут. Мне очень нужно в ближайшее время получить как минимум пять беременных Омег. Потом я на пару-тройку лет поселю их вместе. Пусть подарят Колыбели ещё несколько малышей, и тогда я их великодушно отпущу… Но это уже будет зависеть от тебя и от наших с тобой отношений. Это всё, что я могу тебе предложить. Можешь не благодарить. Юнги пристально посмотрел на лежавшего на кровати Альфу, потом развернулся и вышел. *** Чонгука забрали из комнаты почти сразу после того, как Юнги вернулся. Альфы едва успели перемолвиться парой фраз и попрощаться. Каждый из них умолчал о своих страхах. Каждый верил и надеялся на лучшее. Через несколько часов после того, как Чонгука увели, за дверью послышались шаги. Звук открываемого замка, и в комнату вошёл подталкиваемый охранниками Омега. Он был в наручниках. Под левым глазом синяк, лицо расцарапано. Неприязненный взгляд в сторону Юнги из-под густой пепельной челки. Видимо, это тот самый непокорный Омега, которым Юнги придётся заняться в самое ближайшее время. Юнги тяжело вздохнул и отвернулся к стене. Ну, не было у него сейчас никакого желания заводить новые знакомства. Дверь закрылась. Омега постоял немного у входа и, видя, что его присутствие в комнате откровенно никого не волновало, внутренне выдохнул. Он подошёл к свободной койке, сел и расслабился. Наконец с него сняли наручники, а то он уже и сам поверил в то, что он просто зверь какой-то. Почему-то именно сейчас захотелось позорно разреветься. На Ханыля и в этот раз надавили таким образом, что им обоим пришлось сцепить зубы и выполнить требования по переселению Чимина. Иначе они могли бы навести на себя подозрения, а им нужно было быть крайне осторожными. Особенно сейчас. Поэтому Чимин дал себе обещание всё стерпеть, только бы не подставить ни Намджуна, ни тем более Джина с Хосоком, которые жизнями своими рисковали, проворачивая дела прямо под носом у своих врагов. Чимин тихо вздохнул. — А где второй? — спросил он, отвернутого от него Альфу. — Второго не будет, — спустя пару секунд ответил ему Юнги. — В смысле? — В коромысле… Чимин помолчал. Потом прилёг. Находясь в одиночной комнате, он неплохо выспался и теперь не знал, чем себя занять. Он не привык к безделью, и именно оно не слабо так угнетало. Через некоторое время он поднялся с кровати и начал отжиматься от пола. Двадцать… Тридцать пять... Пятьдесят… Он шумно выдохнул и отдышался. Посмотрел в сторону Юнги. Тот на него никак не реагировал. Чимин снова лёг. В комнате приятно пахло морем. Видимо, от Альфы. Чимин закрыл глаза и представил себя на берегу лагуны, куда он однажды в детстве ездил с семьёй. Родители тогда ещё были живы, а Намджун казался не таким суровым. В те времена на лице его брата часто можно было увидеть ямочки. Чимин так любил дотрагиваться до них своими маленькими пальчиками. Теперь они оба выросли, пальцы Чимина стали более тонкими и длинными, щёки давно потеряли детскую припухлость, а ямочки Намджуна появлялись так редко, будто их никогда и не было. Вдруг на соседней кровати зашевелился Альфа. Чимин напрягся и открыл глаза. Юнги повернулся и посмотрел на него странным взглядом. — Персики? Ты серьёзно? Да блядь! Он застонал и лёг обратно на кровать, укрывшись с головой одеялом. Чимин в недоумении похлопал глазами. Он так и не понял, что такого в том, что он пах сладкими спелыми персиками.