.
Пару дней спустя он пишет Лайтвуду. Завтра, в 11 утра, в моем ресторане. Ресторан закрыт по воскресеньям, так что это лучшее время для Магнуса, чтобы заставить Лайтвуда проглотить свой язык (и вкусную еду, хотя он, кажется, этого совершенно не заслуживает). Он уже ждет у двери, когда Магнус въезжает на маленькую стоянку у здания. Лайтвуд улыбается, когда Магнус пробирается к нему со всей уверенностью человека на задании. — Есть ли какие-то аллергии, о которых мне следует знать? — спросил он. Лайтвуд пожимает плечами, но в его карих глазах появляется тень озорства. Они лениво мерцают в свете раннего осеннего утра, зеленый смешивается с коричневым, как величественный лес. — У меня сильная аллергия на золото. Магнус хочет отбрить его, но вместо этого не может отвести взгляд. Улыбка Лайтвуда от этого становится шире, закладывая веселые морщинки вокруг глаз. — Тебе это все слишком нравится. — Я думал, что вся проблема здесь в том, что мне не понравилось, — парирует Лайтвуд, и о мой бог Магнус ненавидит остроумие этого парня. — Ты действительно не так умен, как ты думаешь, — бормочет он, открывая дверь. Он врывается внутрь, сопротивляясь желанию хлопнуть дверью перед носом Лайтвуда. Однако он не собирается придерживать ее, так что, если в конце концов она разобьёт его глупую ямочку на носу, то что ж поделать? — Я говорил только хорошее о сервисе, но это, возможно, придется изменить, — весело комментирует Лайтвуд, подходя к нему. Магнус разворачивается к нему, нахмурившись, но слова застревают в горле, когда Лайтвуд снимает пальто. Он уже заметил досадливо шикарную внешность Лайтвуда. У него острые скулы, ясные глаза, полные губы и чертовски растрепанные волосы, и он намекнул в своем обзоре, что находит Магнуса привлекательным, что Магнус внезапно отчетливо вспоминает, когда Лайтвуд царапает легкую щетину на своем лице, которой не было, когда Магнус прервал его ужин три дня назад. Взгляд Лайтвуда скользит по стенам, он кривится, быстро вырывая Магнуса из его безмолвного наблюдения или «помешательства», как сказал бы Рагнор. Рагнор — засранец. — Послушай, я понимаю, ты хотел создать викторианскую атмосферу или типа того, — сказал он. Магнус задается вопросом, хочет ли он казаться таким осуждающим или это естественно для него. — Но это… Он не заканчивает фразу, указывая на золотые украшения, замысловатые узоры, скользящие по стенам до потолка. Магнус не выбирал их. Фактически, он не выбирал дизайн этого ресторана, и было уже слишком поздно, когда он понял, что хочет чего-то другого, поэтому он просто оставил все как есть. Если бы он был полностью честен с самим собой, то согласился бы с Лайтвудом. Но он не собирается говорить ему об этом. — Выбирай выражения, или я реально соскребу немного золота со стен и положу тебе в тарелку, — говорит Магнус. Его улыбка приторно сладка и это не что иное, как угроза. — Может, тебе больше понравилось бы жевать гипс, учитывая, где ты ешь в свободное время. Лайтвуд закатывает глаза, но его губы дергаются в призрачной улыбке, как это часто бывает, когда Магнус пытается его оскорбить. В отличие от него, Магнусу не нравятся их подшучивания. Точно нет. Не-а. Магнус ведет его через пустой ресторан к ближайшему к кухне столику и усаживает за него. Лайтвуд послушно садится, что немного удивляет. Он опирается подбородком на ладонь и смотрит на Магнуса. — Итак, что сегодня в меню, шеф? Это прозвище заставляет Магнуса выгнуть бровь. Не то чтобы он не привык к нему. Его называют так каждый день, но в большинстве случаев это связано с чувством признания его авторитета, которого совершенно не хватает Лайтвуду. Лайтвуд говорит это как насмешку. Имеет ли он в виду то, что Магнус не заслуживает титула или это дружеское поддразнивание, абсолютно неуместное, учитывая их нынешние отношения. Если он чему-то и научился за последние несколько лет, с того момента как его карьера стремительно выросла, так это тому, что поддразнивание в любом случае является замаскированным способом оскорбить кого-то. Он достаточно много времени провел в светских кругах, чтобы распознать извращенный танец эго, царящий там. Он не должен удивляться, что Лайтвуд хочет играть в эту игру. В конце концов, он ресторанный критик. — Подожди и увидишь, — говорит он официальным тоном. Лайтвуд ухмыляется, глядя на Магнуса сквозь густые ресницы. — Тебе и вправду не нравится, когда я сам выбираю, да? — Я видел, что происходит, когда ты это делаешь, — невозмутимо говорит Магнус. — Моя одежда пахла жиром и плохо прожаренной едой до конца дня. — Ты немного сноб, ты это знаешь, правда? Магнус обиженно усмехается. — Прошу прощения, Лайтвуд. У тебя хватило наглости сказать, что меня не волнует еда. В своей рецензии ты был прав по крайней мере в одном — ты лицемер. — Я говорил тебе, что не врал, — парирует Лайтвуд. Магнус хихикает и тут же внутренне наказывает себя за это. — Ты невыносим. Лайтвуд пожимает плечами, совершенно не раскаиваясь. — У меня такое чувство, что я бы не сидел здесь, если бы тебе это хоть немного не нравилось. — Не обольщайся, — говорит Магнус, прежде чем развернуться на пятках, направляясь к кухне, не зная, от гнева, нервов или еще чего другого у него дрожат руки. Его взгляд блуждает по знакомому, необычно тихому помещению. Он хватает фартук с крючка на стене, завязывает его вокруг талии и идет к холодильнику, сгребая то, что ему нужно. Затем он берет разделочный нож и начинает работать, каждое его движение отточено благодаря кропотливым годами практики. Он мечтал стать профессиональным поваром с юных лет, наблюдая, как его мать создает то, что казалось волшебством, из того немногого, что они могли себе позволить. Он помогал ей экспериментировать с рецептами и начал создавать свои собственные, позже взяв на себя ответственность за мать, когда у нее не было времени или сил, чтобы готовить для них обоих, а затем для всех троих, когда его отчим присоединился к их семье. Кулинария всегда была ему по душе. То волшебство, которое он мог создать одним движением руки, когда позволял своему разуму блуждать по малоизвестным дорогам фантазий. Это не та история, которую люди знают. Все, что они слышали — это идеальная американская мечта сына-иммигранта, который так много работал, что сумел проделать свой путь к успеху благодаря непоколебимой силе своей решимости. Но это только наполовину правда. Магнус быстро перемещается от станции к станции, стараясь все подготовить, игнорируя одинокую тишину, которая окружает его, когда его кухня не ломится от заказов, когда Рагнор не ссорится с Катариной, а Саймон не болтает о своей последней влюбленности. Тем не менее, он позволяет себе с головой окунуться в текущую задачу, тихо напевая под нос. Когда Магнус возвращается в зал, Лайтвуд все еще сидит на том же месте, где он его и оставил, делая записи в своем блокноте. Его брови слегка нахмурены, а губы поджаты от сосредоточенности. Это заставляет Магнуса слегка улыбнуться, но он быстро подавляет улыбку и закрывает за собой дверь на кухню. Лайтвуд оборачивается на звук. — Еда будет готова через пол часа, — говорит Магнус. — Хочешь бокал вина, пока мы ждем? — Ты тоже пытаешься меня напоить, чтобы я мог написать хороший отзыв? Магнус прищуривается, глядя на него. — Это был просто вопрос. Лайтвуд криво усмехается. — Тогда хочу. Магнус заходит за барную стойку, выбирает белое вино, которое будет прекрасно сочетаться с его блюдом и наливает два бокала, прежде чем вернуться к Лайтвуду, который следит за ним, как будто бы он боится, что Магнус может бросить один из них ему в лицо. Заманчивая идея, но Магнус передает ему бокал, не пролив ни капли. Если бы он так бездумно потратил хорошее вино, Рафаэль мог бы убить его. Или, по крайней мере, какое-то время дуться. Дольше, чем обычно. Магнус наблюдает, как Лайтвуд делает глоток, и на его лице светится удовлетворение. Он облизывает губы и пристально смотрит на Магнуса. — Итак, почему я тебе так не нравлюсь? — выпаливает Магнус, не желая позволить тишине перерасти в нечто, что можно было бы истолковать как дискомфорт с его стороны. Лайтвуд приподнимает бровь, замешательство искажает его черты. — Это не так, — говорит он, как будто не понимая, почему Магнус вообще так подумал. — Ты мне не не нравишься. — Ты назвал меня высокомерным, неоригинальным и бездушным, — невозмутимо отвечает Магнус. — Я назвал твой ресторан высокомерным и бездушным. — Алек тянется, чтобы схватить меню из стопки на столе и открывает его. — И я ничего не сказал об отсутствии оригинальности, но я рад, что ты сам это понял. Магнус усмехается и в шоке смотрит на Лайтвуда, который, кажется, и не осознает дерзости своих последних слов, потому что кладет меню перед Магнусом, указывая на вторую страницу. «Лучшие блюда Магнуса Бейна» гласит первая строка, написанная сложной каллиграфией. Магнус не доставляет ему удовольствия взглянуть туда, куда указывает его палец. Он знает свое проклятое меню, большое спасибо. — Это то, что прославило меня. То, чего они от меня хотят. Магнус слышит, как слова эхом разносятся в его голове чьим-то подчеркнуто бархатным, чтобы скрыть истинные намерения и коварные перспективы, шепотом. Он слышал их так часто, что повторяет их, как хорошо обученный попугай, слишком быстро, чтобы понять, как сильно он их ненавидит. Он ничего не делает, чтобы рассеять очевидное замешательство Лайтвуда. — Нет, это не так, — говорит он. — Людям нужен Магнус Бейн, а это не он. Гнев вспыхивает в груди Магнуса, и он вызван той наивной честностью, которая ясно написана на лице Лайтвуда. — Ты не знаешь, кто я на самом деле, — рявкнул Магнус, сжимая пальцы вокруг бокала. — Но теперь я лучше понимаю твой обзор. Ты один из тех, кто прочитал две статьи обо мне, посмотрел одно из моих шоу и думаешь, что теперь все понимаешь. Что ж, у меня для тебя есть новость, Лайтвуд: ты ни хрена обо мне не знаешь. Лайтвуд открывает рот, чтобы что-то сказать, но Магнус гневно смотрит на него, и тот просто его закрывает. — Это то, о чем ты писал, верно? Я обязан своим успехом своему красивому лицу и очаровательной улыбке. — Это не… — Кому какое вообще дело, что первые три года после того, как я открыл свою первую закусочную на колесах, я работал семь дней в неделю, по двенадцать часов. В конце концов, меня показывают по телевизору, а значит, я ничего этого не заслуживаю. — он обводит рукой пустой ресторан, вена на виске пульсирует от ярости. — Знаешь что? Не знаю, зачем я вообще захотел тебя позвать, это бессмысленно. Выход найдешь сам. Магнус разворачивается на пятках и возвращается на кухню, направляясь прямо к духовке. Ярость все еще кипит глубоко в нем, обжигая внутренности. Она бурлит внутри и жаждет разрушений. Магнус хотел бы винить во всем этом Лайтвуда, но он знает, что главная причина этого бушующего моря, волнующего его, не может быть вызвана словами человека, которого он почти не знает. Она сидит в его груди, и искренняя откровенность или жестокая глупость Лайтвуда только высвободили бурю, которую Магнус упорно старался подавить в течение нескольких месяцев. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох, задерживает дыхание, выдыхает и повторяет процесс дважды, открывая глаза с глубоким выдохом. Он сосредотачивается на еде, позволяя себе погрузиться в каждый аромат, в каждую его тонкую нотку. Он работает, придирчиво украшая тарелку, которая все-таки будет для него одного. Раньше готовка заключалась в том, чтобы накормить кого-то или самого себя. И он совсем не помнит, когда это превратилось в стремление к одиночеству. Даже в самые загруженные дни, когда его кухня представляет собой хаос из выкрикиваемых команд, поспешного измельчения и духа товарищества, Магнус не помнит, когда готовка была чем-то забавным, а не способом утихомирить назойливые голоса, донимающие из глубины разума. Но это работает. Он сосредотачивается на своей задаче, на технике, которой он овладел, хотя у него никогда не было доступа ни к одной из элитных школ, которыми восхищался бы Лайтвуд. Дверь кухни открывается за его спиной, но Магнус не оборачивается, аккуратно кладя тонкий свекольный чипс на край своей тарелки. Лайтвуд прочищает горло, и Магнус бросает на него быстрый взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на своем муссе из спаржи. — Я не хотел говорить так, будто могу притвориться, что знаю тебя, — говорит он, неловко переминаясь с ноги на ногу. Озорная самоуверенность, к которой привык Магнус, приглушается, заменяясь сожалением, когда он смотрит на Магнуса. — Я уверен, что ты гораздо большее, чем то, что показывают по телевизору, но я говорил не об этом. Я говорил о твоей готовке. Ты всегда был страстным в своих блюдах, а здесь я не вижу этого. — он осторожно указывает на дверь, ведущую в зал ресторана. —Но это было грубо с моей стороны и мне очень жаль. В его глазах искреннее раскаяние. Он нервно теребит пальцы. Магнусу следует просто сказать ему, чтобы он ушел и забрал с собой свое ложное мнение, основаное на том, что, как он предполагает, он знает и на том, что Магнус демонстрировал на протяжении многих лет, но он не уверен, что хочет чтобы он ушёл. Он не может винить людей, и в особенности Лайтвуда, за то, что они посмотрели на него и увидели тщательно сконструированный образ, который он демонстрировал. То, кем он стал, этот ресторан, это меню — фарс. Бизнес, разросшийся сильнее, чем Магнус мог когда-либо представить. Магнус молчит, и Лайтвуд делает осторожный шаг вперед, засовывая руки в карманы. — Вкусно пахнет, — бормочет он с выражением лица, явно недостаточно сладким, чтобы внутренности Магнуса стали кашицей. К черту эту его слабость к красивому лицу. К черту то, как она берет над ним верх, ещё и сочетаясь с искренней добротой, которую он может прочитать в глазах Лайтвуда. И Лайтвуд, кажется, точно понимает, что он делает, потому что, когда Магнус поднимает взгляд, пытаясь сохранить невозмутимое выражение, он надувает нижнюю губу, и ему удается вырвать смешок из Магнуса, несмотря на все его усилия. — Ладно, хорошо, — ворчит он, отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку в уголках его губ. — Возвращайся на свое место, я сейчас приду. — Могу я… — Лайтвуд делает паузу, облизывая губы, и проводит рукой по затылку. — Могу я посмотреть, как ты работаешь? Магнус секунду колеблется, наблюдая, как в глазах этого странного человека вспыхивает тихое любопытство, и пожимает плечами. — Ты можешь, если будешь говорить только приятные вещи. Лайтвуд фыркает. — Я не могу этого сделать, — серьезно говорит он, но эти слова опровергаются веселым блеском в его взгляде. — У меня есть репутация, Магнус. Лайтвуд так странно произносит его имя, как будто придает ему совершенно новое значение, о котором Магнус даже не подумал бы. Магнус закатывает глаза, наклоняется к тарелке и аккуратно кладет свекольный чипс в мусс. Лайтвуд шипит, заставляя его быстро оглянуться. — Я бы так не делал, — говорит он, кривя губы в дразнящей ухмылке. Магнус смотрит на него, но он знает, что это не выходит так злобно и угрожающе, как ему хотелось бы. — Ты действительно мудак, да? Лайтвуд наклоняется вперед, упираясь локтями в безупречную столешницу из нержавеющей стали Магнуса, и крадет свекольные чипсы с подноса, засовывая их в рот. Он слизывает оставшуюся морскую соль со своих пальцев, сейчас он похож на ребенка, пойманного рукой в банке с печеньем, вот только на его красивом лице нет ни капли раскаяния. — Может, это твое присутствие вынуждает меня вести себя так. Магнус находит корешок спаржи и бросает его ему в лицо. — Попробуй это. Лайтвуд криво усмехается, выглядя совершенно не впечатлённым, когда он облокачивается на стойку, скрестив руки на груди. Магнус снова сосредотачивается на работе. Он привык, что кто-то наблюдает, как он готовит. За ним по всей кухне следовала целая съемочная группа. У него были ученики, внимательно запоминающие каждое его движение, пытаясь у него чему-то научиться. И Рагнор ворчащий над ухом «Больше еды, Магнус, эти люди здесь, чтобы поесть, а не созерцать ничтожность человечества сквозь содержимое своей тарелки». Однако странно, что сейчас он не объясняет процесс, через который проходит. Лайтвуд просто молча наблюдает за ним, нахмурив брови и сосредоточившись, почти так же сильно, как и Магнус. Его взгляд прикован к рукам Магнуса, он следит за каждым его движением словно очарованный. Это странное чувство, потому что Магнус обычно теряет себя в поставленной задаче, нарезая и сервируя каждый кусочек на тарелке, как свое второе естество. Ему даже нравится, что кто-то наблюдает за ним с той же преданностью, которую Магнус сохраняет в своем искусстве. Он быстро заканчивает сервировать тарелку. Когда он смотрит вверх, Лайтвуд моргает, как будто вырвавшись из транса. Его щеки слегка краснеют, и он отводит взгляд, будто Магнус застукал его за чем-то очень интимным. — Готово. Лайтвуд кивает и направляется обратно в зал, Магнус идет следом за ним. Он возвращается на свое прежнее место, а Магнус ставит тарелку перед ним и садится напротив него. Лайтвуд приподнимает бровь. — Ты будешь смотреть, как я ем? Магнус фыркает. — Часто ли ты ешь с поварами, о которых пишешь? Лайтвуд пожимает плечами. — Большинство поваров, которых я проверяю, довольствуются проклятием всего моего существования и угрожают смертью. Они не пытаются доказать, что я неправ. — он делает паузу, в его глазах мерцает озорная искра. —Кроме того, мне нужно убедиться, что ты не пытаешься меня отравить. Магнус тихо хихикает. — Что ж, вот он, мой коварный план. Лайтвуд смеется вместе с ним. — Извини, что все испортил, — говорит он и тянется, чтобы украсть вилку с ближайшего стола и передать ее Магнусу. Магнус приподнимает бровь, переводя взгляд с Алека на вилку в его руке. В конце концов он пожимает плечами. — Ну можно и так. У него сжимается все в животе по причине, которую он не совсем понимает, и он с тревогой наблюдает, как Лайтвуд пробует первый кусочек и начинает медленно жевать. Он с удивлением смотрит на Магнуса. — Мне неудобно. Магнус отмахивается. — Ты смотрел, как я работаю, я поступаю так же. Лайтвуд пристально смотрит на него, но он с улыбкой качает головой и опускает вилку обратно в тарелку. Он берет еще один кусочек и подталкивает ее к Магнусу. Магнус сдается и пробует блюдо. На вкус все безупречно. Мусс из спаржи восхитителен, а свекольные чипсы добавляют немного хрустящей корочки, которая органично сочетается с ним. Копченый лосось просто великолепен. Они едят в тишине, и только после того, как Лайтвуд попробует все ингредиенты, вместе и по отдельности, Магнус задает волнующий его вопрос — Так как тебе? Лайтвуд задумчиво поджимает губы. — Какая история у этого блюда? Магнус хмурится. — Это мусс из спаржи с копченым лососем, конфи с лимоном и хрустящей свеклой. У него нет истории. Лайтвуд какое-то время молча смотрит на него, и Магнус желает, чтобы его желудок не сжимался в предвкушении, но он ничего не может с этим поделать. Лайтвуд вытирает рот салфеткой и кладет ее обратно на стол. По мнению Магнуса, все идет слишком медленно, как будто он намеренно растягивает момент, чтобы агония Магнуса продолжалась. Он даже не знает, почему так нервно ждет вердикта. Ему принадлежит пять очень загруженных ресторанов. У него есть звезды Мишлен, успешная карьера, признание сверстников. Лайтвуд — просто ресторанный критик, как и у многих критиков, с которыми Магнус встречался раньше, его работа состоит в том, чтобы найти мелкие детали, которые не совпадают, откопать неправильное в том, что является правильным. — Это то, что я имел в виду, — наконец произносит Лайтвуд, вздыхая, и Магнус старается не обижаться. — Ранее. Возможно, я ошибаюсь, и ты просто отошел от этой концепции, но то, что раньше мне нравилось в твоих шоу (в тех камерных, где ты рассказываешь о том, что готовишь, а не в тех, где ты в основном кричишь на людей) это как раз, что ты рассказывал историю, которая предшествовала тому или иному блюду. Я очень хорошо помню блюдо, которое ты приготовил в честь свадьбы твоих лучших друзей, в специальной серии, посвященной свадебной еде. Ты смешал два их любимых с детства блюда и сделал из них нечто прекрасное. Это было чертовски впечатляюще, учитывая, что один из твоих друзей британец. Магнус тихонько усмехается. Он хорошо помнит этот рецепт. Он часами доводил до совершенства каждую деталь, желая, чтобы свадебный прием прошел безупречно, как того заслуживали Катарина и Рагнор. Это был прекрасный день с прекрасным концом — так он тогда думал. И ему плохо от того, что это навсегда запятнано в его сознании, потому что в тот же день, когда у него был одна из самых больших ссор с Камиллой, и он в конечном итоге уступил ей. Это был первый раз в длинной череде уступок. В тот день, его жизнь сошла с пути, который он предвидел для себя и своей карьеры. Для него это блюдо было исключительно личным творением, и он не хотел делиться им ни с кем, кроме двух людей, которым оно было посвящено. Он не знает, почему позволил убедить себя в обратном. Почему он позволил открыть даже самые личные детали о себе и бросить их на публичную арену для оценки и анализа. — Блюдо само по себе было довольно простым, — продолжает Лайтвуд, не обращая внимания на внутреннюю суматоху Магнуса. — Я даже не попробовал его, но я помню, как меня тронуло уже то, как ты об этом рассказывал. Это было больше, чем просто хитроумная, но мастерски приготовленная еда. Это было отображение тебя на тарелке. Магнус не отвечает, глядя на пустую тарелку, блюдо с которой они только что разделили. Он все еще ощущает, тусклое и более горькое, чем должно быть, послевкусие мусса. — Вот что я имел в виду, когда сказал, что все это казалось бездушным. Каждый раз, когда ты входил на кухню, казалось, что все органично сливается воедино, даже через ширму. И когда я приехал сюда пару недель назад, все было… неловко. Как будто чего-то не хватало. Как будто все просто слишком сильно старались удержать все это вместе, чтобы убедиться, что все идеально. Сердце Магнуса громко стучит в груди, ударяясь о сжатые ребра и он не может больше игнорировать его существование. Он хочет рассердиться. Он должен злиться на этого парня, который просто врывается в его жизнь и пытается провести психоанализ, но вместо этого Магнус чувствует, что он повержен. Потому что истина, во всем ее уродстве, в том, что Алек прав. Катарина пыталась сказать ему, когда он работал над чертежами ресторана. То же самое пытались сделать Рагнор, Рафаэль и даже Саймон, который не несут такой же ответственности за то, какой выходит проект. Вот почему все они настояли на том, чтобы работать вместе с ним в этом конкретном ресторане, когда он открылся, а не в других, которые Магнус мог бы поручить им. Потому что они знали, что это имеет для него особое значение, потому что они знали, что ему есть что доказать, потому что они знали, что он на полной скорости летит в кирпичную стену. Он знает, что они пытались сказать ему об этом, но Магнус никогда не умел прислушиваться к людям, даже если у них самые лучшие намерения на уме. Он такой упрямый. Но вот приходит этот невероятно привлекательный незнакомец, с игривыми улыбками и врожденным высокомерием критика, и видит все насквозь. Он приходил сюда дважды, и он видел преувеличенные улыбки, церемониальные усилия, неправильные ноты, портящие симфонию. Магнус чувствует себя показушником. И Лайтвуд кажется искренним в своих намерениях, он пытается поймать взгляд Магнуса, он всегда смотрит с добротой, даже когда дразнится. Возможно поэтому Магнус не испытывает дискомфорта в его присутствии. Но Магнус не доверяет себе и своей интуиции, чтобы отдать должное ему и искренности его улыбок. Он ошибался и раньше. Ему было больно, настолько сильно, что, кажется, он до сих пор это чувствует. — Если ты действительно хотел часть меня, тебе стоило попросить, — говорит он, кокетливо прикусывая губу, зная, что раньше это спасало его и от более опасных ситуаций. — Но я боюсь, что мой ресторан не предоставляет таких услуг. Лайтвуд чуть размыкает губы, пробегаясь языком по нижней, смачивая ее. Некоторое время он смотрит на Магнуса, взгляд скользит по его лицу, пытаясь расшифровать выражение на нем. Наконец он улыбается, качая головой. — А десерт будет, шеф? Магнус возмущенно фыркает. — Итак, я приглашаю тебя поесть бесплатно в моем ресторане, в тот день, когда он обычно закрыт, ты снова критикуешь мою готовку и думаешь, что я собираюсь предложить тебе еще и десерт? Алек невинно моргает. — Пожалуйста-пожалуйста? Магнус смотрит на него, сбитый с толку. Однако, когда уголки губ Лайтвуда подергиваются от гордости, которую он испытывает за свою нелепую попытку казаться невинным, он тоже не может не улыбнуться. — Ты действительно не такой милый, как ты думаешь, — бормочет Магнус, но чувство, которому он не хочет давать названия, все равно заставляет его встать. У них в меню есть сезонный кремовый пирог с лесным орехом, и, поскольку даже несколько дней спустя он такой же вкусный, как и свежеприготовленный, Магнус находит его в холодильнике, готовый к употреблению. Он кладет два кусочка на десертные тарелки и приносит их обратно в зал, где Лайтвуд смотрит на свой телефон, хмурясь. — Все в порядке? — спрашивает Магнус, ставя перед ним тарелку. Алек моргает и улыбается, по-настоящему искреннее, непохоже на обычные дерзкие ухмылки, которыми он одаривает Магнуса. — Моя сестра — заноза в заднице, — небрежно говорит он. — И она переманивает нашего брата на свою сторону, чтобы они могли объединиться против меня и досаждать мне до смерти. Магнус усмехается, ковыряясь в своей тарелке. Пирог тает во рту, лесной орех взрывает вкусовые рецепторы. — Я полагаю, в этом вся суть братьев и сестер, не так ли? У тебя есть кто-то, за кого ты готов убить, правда, если они не добьют тебя своими выходками раньше. Алек тяжело вздыхает, но его взгляд полон искренней нежности. — В этом, да. — он делает паузу, пристально глядя на Магнуса. — А у тебя есть братья и сестры? Магнус качает головой. — Единственный ребенок. Мои родители разошлись вскоре после того, как я родился, и у моей матери и отчима никогда не было детей. — А твой отец? Магнус старается сохранять нейтральное выражение лица. Его отец — не та тема, которую он обычно поднимает с радостью или энтузиазмом, но он все равно отвечает. — Теперь, когда я думаю об этом, у него возможно могут быть незаконнорожденные дети, — шутит он. Однако его тон становится немного грустным и даже, если он думал, что Алек не знает его достаточно хорошо, чтобы уловить это, то небольшое хмурое выражение на его лице говорит об обратном. Магнус снисходительно пожимает плечами. — Мы не общаемся. — Что ж, если тебе станет легче, то мой отец оставил мою мать одну с четырьмя детьми, чтобы сбежать со своей любовницей, и разговаривает со мной только на ежегодных собраниях Лайтвудов у моих бабушек и дедушек в Хэмптоне. Обычно он спрашивает, есть ли у меня девушка, хотя я гей. Типа, прям очень гей. О, и он прислал мне смс «с днем рождения» в прошлом году, — говорит Алек, лицо которого светится от инсценированного изумления. — Вот только это было не в мой день рождения. Губы Магнуса дергаются в улыбке. — Я не знаю, поможет ли это мне чувствовать себя лучше, но всегда приятно знать, что ты не один. — он поднимает свой бокал и слизывает немного шоколадного крема с нижней губы, его голос эхом звучит в пустом ресторане, когда он произносит тост. — За дерьмовых отцов! Ореховые глаза Алека мерцают, зеленый отражается в огнях ресторана и почти полностью поглощает карий. Он берет свой стакан и слегка чокается со стаканом Магнуса. — За дерьмовых отцов. После этого они переходят к непринужденному разговору, и Магнус не хочет признавать, что общение с Лайтвудом для него более захватывающее, чем он ожидал. Он остроумен и бросает вызов мнению Магнуса своими умными и четкими рассуждениями. Тема переходит от братьев Алека к академическим кругам, его сестре (той брюнетке, с которой он был, когда Магнус прервал их обед), которая работает профессором в университете, а затем к политике, телешоу и каким-то образом к документальным фильмам о дикой природе. Лайтвуд страстно говорит обо всем, и пока они избегают темы кулинарии Магнуса и рецензий, которые Лайтвуд написал о его ресторане, Магнус считает, что ему очень нравится его компания. Когда они наконец расстаются, потому что позже у них обоих есть другие дела, оказывается, что время пролетело незаметно и уже почти вечер. — Спасибо за еду, — говорит Лайтвуд, засунув руки в карманы, его волосы растрепаны так, что у Магнуса пальцы чешутся от желания запустить в них пятерню, а глаза красиво блестят под фонарными столбами. — И извини за… ну знаешь, что делаю свою работу. Магнус смотрит на него, хотя знает, что Лайтвуд шутит. — В следующий раз я заставлю тебя передумать, Лайтвуд. Он приподнимает бровь, и Магнус легко распознает дерзость, к которой он уже привык, когда она появляется на лице Алека. — Что заставляет тебя предполагать, что я соглашусь в следующий раз? Магнус чувствует смелость, причину которой он не может объяснить. Он слегка наклоняется вперед и тычет пальцем в грудь Алека. — У меня такое чувство, что ты бы не стоял здесь, если бы тебе это хоть немного не нравилось, — парирует Магнус с дерзостью, которая определенно соперничает с Лайтвудовской. Он уходит, не сказав больше ни слова, оставляя позади себя ошеломленного Алека Лайтвуда. Магнус чувствует легкое головокружение, но в основном по той единственной причине, что ему, наконец, удалось заткнуть Лайтвуда. И это не имеет ничего общего с тем, что он ушел, не дав ему возможности ответить. Или что какая-то его часть, глубоко похороненная и заглушенная, может с нетерпением ждать следующего раза.2
6 января 2022 г. в 23:36
Все-таки есть ирония в том, что Магнусу пришлось зайти в проклятую бургерную, чтобы найти высокопарного ресторанного критика, который клеветал на его годы упорного труда, потому что считал, что все это не сочетается воедино.
Он сразу замечает Алека Лайтвуда, возможно, потому, что провел не один час, просматривая его фотографии, после прочтения его печально известных рецензий (только для того, чтобы он мог узнать его в толпе, это никак не связано с острой линией челюсти, ясными карими глазами и полными губами парня и ой все…) или просто потому, что Лайтвуд выделяется, одетый в элегантный костюм, среди простых футболок, бейсболок и жирных пальцев. Он сидит у окна, жует картошку фри и болтает с темноволосой женщиной, которая выглядит там так же неуместно, как и сам Лайтвуд.
Они похожи на состоятельных наследников дворянского рода, впервые открывающих для себя крестьянский быт. Магнус решает, что они не нравятся ему чисто из принципа. Еще и из-за отзывов Лайтвуда, но, по крайней мере, Магнус рад знать, что есть еще что-то, что он может не любить, чем просто порочащие его слова.
Его темные волосы, вьющиеся на лбу, растрепанны и этим добавляют неряшливости к, в целом аккуратному, образу Лайтвуда, а его губы растянуты в улыбке, когда он внимательно слушает то, что говорит сидящая перед ним женщина.
Магнус глубоко вдыхает, скрипит зубами, тщетно пытаясь сдержать яростное подергивание челюсти, и идет вперед. Бургерная крошечная, поэтому его драматичное появление, вероятно, испорчено его осторожным маневрированием между хипстерами и официантами, но когда ему удается подойти достаточно близко, Магнус хватает пустой стул с соседнего столика, вращает его, чтобы оказаться рядом со столиком Лайтвуда и садится одним изящным движением.
Лайтвуд, который поднял бургер ко рту, чтобы откусить, останавливается, чтобы посмотреть на него, и его глаза расширяются.
— Я должен был понять, что именно поэтому ты не можешь оценить изысканные рестораны, — говорит Магнус, скривив губы в гримасе отвращения, неопределенно указывая на засаленную тарелку Лайтвуда. — В следующий раз, когда ты придешь в мой ресторан, я предлагаю просто попросить официанта направить тебя к ближайшему мусорному ведру, может быть, тебе это покажется проникновенным и больше по вкусу.
Удивление исчезает из глаз Лайтвуда, быстро заменяясь весельем, к коему Магнус не стремился. Этот удар был уничтожающим. Лайтвуд должен был быть раздавлен.
Вместо этого он облизывает губы и откладывает гамбургер, чтобы посмотреть на Магнуса.
— Добрый вечер, мистер Бейн, — говорит он слишком вежливо для того, по чьим идеально ровным и досадно белым зубам Магнус хотел бы проехаться кулаком. — Могу я чем-нибудь помочь?
— Избавь меня от верхушки всего этого бреда, — шипит Магнус. — Твои рецензии уже стали целой паутиной лжи, мне не нужно еще и этого вдобавок.
Лайтвуд приподнимает бровь. — Разве это ложь, если я имел в виду каждое слово?
Магнус колеблется, его губы приоткрываются в опровержении, которое застряло у него в горле. Однако он быстро возвращает себе самообладание, расправляя плечи, и сужает глаза, глядя на Лайтвуда.
— Это не совсем честно, когда ты говоришь, что все было хорошо, но все равно порочишь заведение плохой рецензией.
Алек раздражающе ухмыляется. — Я не говорил, что все было хорошо, — замечает он. — Я упоминал, что декор был ужасным.
— Это викторианское вдохновение! —Магнус возмущенно протестует.
— От него у меня заболела голова, —невозмутимо возражает Лайтвуд.
—Может быть, это твое невыносимое высокомерие?
Мягкий и низкий рокот чистого смеха вытаскивает Магнуса из его угрожающего прищура, и он поворачивает голову набок. Собеседница Лайтвуда пристально смотрит на них, упираясь подбородком в ладонь, а локтем в стол.
— Пожалуйста, не останавливайся из-за меня, — говорит она, ее накрашенные красной помадой губы растягиваются в озорной улыбке. Она поразительно похожа на Лайтвудовскую. - Я наслаждаюсь всем этим.
— Иззи, — ворчит Лайтвуд, так сильно закатывая глаза, что Магнус думает, что тот может наконец найти свою первичную вкусовую кору. Хотя он мог и не знать, что с ней делать.
Иззи игнорирует его и наклоняется к Магнусу, кладя нежную руку ему на запястье.
— Я твоя большая поклонница, — шепчет она, заговорщицки подмигивая.
Магнус моргает. — Спасибо, — бормочет он, хотя это больше похоже на вопрос, чем на искреннюю благодарность, а затем возвращается к своей основной причине обиды. — Я хочу извинений, Лайтвуд.
Он фыркает и кладет в рот жирный картофель фри. Магнус не уверен, что из всего этого считает наиболее оскорбительным. — Извинения потребовали бы, чтобы я сожалел, а я не сожалею.
— Моя готовка не бездушная.
На красивом лице Лайтвуда вспыхивает сочувствие, и Магнус решает, что именно это он находит наиболее оскорбительным.
— Я знаю, что это не так, — беззлобно говорит Лайтвуд. — И потому что я так считаю, мне и пришлось написать плохой отзыв.
Магнус так сильно стискивает зубы, что боится сломать один. — Хорошо, — говорит он, впиваясь ногтями в колено, чтобы сдержать растущий гнев. — Если ты не можешь признать свою неправоту, я тебе это докажу.
— Ты не долж…
Магнус поднимает руку, сужая глаза в явной угрозе, и Лайтвуд резко закрывает рот, хотя Магнус предполагает, что это больше из-за недоверия, чем из-за признания власти Магнуса (а ее у него много; это прерогатива шефа)
— Дай мне свой телефон.
На этот раз Лайтвуд вздыхает, его щеки окрашиваются в легкий красный оттенок, который контрастирует с его бледным цветом лица. Когда же он не подчиняется, Магнус протягивает руку, нетерпеливо шевеля пальцами.
Лайтвуд отдает ему свой телефон почти на автомате, хмуря темные брови. Магнус вводит свой номер и отправляет себе смс с телефона Лайтвуда, в котором просто говорится «Я напыщенный осел».
Когда он возвращает его, Лайтвуд читает смс и хихикает, и Магнус действительно хочет, чтобы он не отвечал на его попытку рассердить его весельем или, что еще хуже, насмешкой. Это только усиливает его раздражение.
— Круто, тебе удалось завоевать его номер телефона таким образом, — вмешивается Иззи. —Можно подумать, что ты написал те плохие отзывы спец…
— Изабель! — шипит Алек, его глаза расширяются от нетерпения. — Заткнись, или я расскажу Джейсу, что на самом деле случилось с его партитурой Шопена.
Изабель надувается, явно пренебрегая угрозой.
Брат и сестра немного поздно доходит до Магнуса.
Магнус хмурится, глядя между этими двумя, и мудро решает не ступать на эту явно опасную территорию, снова поворачиваясь к Алеку.
— Я тебе напишу.
Губы Лайтвуда приоткрываются, чтобы ответить, но Магнус не дает ему на это времени. Он встает на ноги, отставляет стул туда, откуда взял и бросает последний взгляд на Лайтвуда.
— Приготовься быть сраженным наповал, — говорит он, с сомнением глядя на картофель фри на тарелках. — Это не будет слишком сложно, учитывая, где ты ешь, когда за это нужно платить.
И он уходит, не сказав больше ни слова, оставив Алека Лайтвуда сидеть, потеряв дар речи.