☆ ☆
Он не всегда понимал природу ее поведения. То она его не замечала, то бросалась ему на шею и целовала в щеку. «Из крайности в крайность». Этими словами Цезарь описал Матильду. И это касалось всего, даже ее способностей к хамону. То она отрубилась прямо на лестнице по дороге в комнату после тренировки. Цезарь поднял ее на руки и понес в комнату, уложил на кровать, а она так и не проснулась. То она тренировалась до полуночи, когда учитель уже дал команду «вольно», и все разбежались по норам отдыхать, набираться сил на следующий день. А Матильда заходила в холодное море и тренировалась, или ныряла, задерживая дыхание, или играла с монетами, проводя через них свой хамон. На утро Лиза Лиза находила по всему острову десятки искореженных монет, разной формы. А к полудню все монеты исчезали, словно кто-то собирал их обратно. Постепенно и со временем, с учетом адских тренировок на острове Айр-Супплина результаты становились видны на лицо. В частности у ДжоДжо и Цезаря. Тот уровень, с которым они пришли к Лизе Лизе и тот, который был у них теперь — две совершенно разных степени развития. Совсем другое дело Матильда Скорпио. — Вставай, — требовательно произнесла женщина, глядя на измотанную ученицу. — Поднимайся. Сейчас же! Мод скривилась от боли, теперь сильной боли в коленном суставе. Все ее нынешние падения — результат того, что она не могла твердо стоять на ногах. Она попробовала подняться, но остановилась, пытаясь привести ритм дыхания в норму. — Возьми себя в руки, иначе так и останешься тряпкой. Матильда уже привыкла к всеобщему обозрению своего позора на глазах у друзей и учителей. Когда у нее были хоть какие-то сдвиги, это происходило наедине с собой и очень редко с Лизой Лизой. Это был замкнутый круг, из которого, чтобы выбраться нужно сделать невозможное. — Я дала тебе шанс, помнишь? — снова прозвучал этот строгий голос. — Ты этого хотела. А теперь выберешь самый легкий путь? Я не для того столько времени и сил на тебя трачу, чтобы смотреть на жалкие потуги. Соберись! Это все, что я от тебя требую, Скаут. Видок у Матильды был паршивый, ничего не скажешь. Сама себе она говорила, что уже не чувствует пальцев на ногах, что немеет рука по локоть, что больше нет сил подниматься и собираться в кучу, как раньше. Но вставала, как бы там не было. Все равно вставала и понимала, что хуже некуда. — Что же ты будешь делать дальше? Как ты собираешься противостоять пилларменам? — в пол голоса сказала женщина. То ли это была жалость, то ли презрение. Трудно выбрать что-то одно, когда реально и то, и другое. Лиза Лиза не вздыхала и больше ничего не говорила. Можно было только сбросить Матильду в море снова и снова, и снова, и снова. Сбрасывать ее туда, как якорь, которым она была для всей группы. — Учитель, — вмешался Цезарь. — Вы, кажется, повредили ногу. Женщина оглянулась и с негодованием уставилась на блондина, а тот бросил взгляд вниз. Она сделала то же самое, а что увидела, а увидела Лиза Лиза, что по всей ее голени растянулось пятно гематомы. И теперь безупречную, ухоженную белую кожу осквернил своим присутствием огромный синяк темного бордово-синеватого цвета. Он выглядел ужасно и уродливо. Прикоснувшись, Лиза Лиза почувствовала боль, а потом взглянула на Матильду. — Залечите ногу, мастер. Раны вас не красят. Впервые подул достаточно холодный ветер, несмотря на теплый день. Волосы у Матильды уже высохли после очередного купания в море, а некоторые пряди хаотично торчали из кос, заплетенных Сьюзи Кью. Мастер снова взглянула на гематому, Скорпио будто ждала, чтобы та хорошенько рассмотрела свою травму. Синяк тянулся от икроножной мышцы до ахиллового сухожилия. Длинный и слишком заметный след, появившийся внезапно. И загадка в том, что Лиза Лиза совсем не помнила удара такой силы, чтобы оставить гематому на ноге подобных размеров. — Как ты это сделала? — голубоглазая уставилась на ученицу, не теряя своей устойчивой твердости в голосе, не взирая на полную потерю контроля над ситуацией. Лиза Лиза впервые не уследила ход тренировок, и к чему они в итоге приведут. — Хотите знать, как? Хотите знать, как, мастер? Слушайте внимательно, потому что я долго думала. Я думала о том, в каких частях тела человека накапливаются тяжелые металлы. Любите морскую рыбу, Лиза Лиза? Часто едите? — Все едят морскую рыбу. — Что, правда? Но речь о вас, мастер. Вы каждый день едите морепродукты. Я знаю. Соединения тяжелых металлов поступает в океан из атмосферы. Мировой океан — пристанище отходов и загрязнений. Например, Свинец попадает в кости, печень, почки и мозг. Ртуть разрушает нервную оболочку. Цинк накапливается в мышцах. — К чему ты клонишь? — Если я повлияю на такой уникальный микроэлемент, как железо в крови человека с помощью хамона, что произойдет? ДжоДжо сделал шаг навстречу, всматриваясь в предельно спокойное выражение лица Матильды. Она говорила так тихо и неторопливо, но четко, подбирая каждое слово, будто рассказывала о своем излюбленном занятии разбирать состав запахов. Матильда не дрогнула от сильного дуновения ветра. И снова ее бросало из крайности в крайность. Цезарь даже не предвидел, что это может произойти именно сейчас. Именно в тот момент, когда никто и не заподозрит. — Что? — Ваши вены и артерии превратятся в решето. А после — кровоизлияние. Кровь попадает в пространство вне стенок сосудов, где ей не место. Все артерии и вены соединены, а мышцы — это ткань. Вы понимаете меня, Лиза Лиза? Вы уследили ход моих мыслей? — Ты повлияла на структуру тяжелых металлов… которые накопились в моих мышцах и ранила изнутри, но только частично и в тех местах, где не проходят артерии. Благодаря хамону. — Все магистральные сосуды сосредоточены в корпусе человека, но они расположены очень глубоко, достать их не просто. Но я работаю над этим. Она говорила это так непринужденно, как если бы обсуждала вкус утреннего завтрака: не прожаренную яичницу и слишком прожаренную свиную колбаску. Тогда Матильда выдержала паузу, как умела это делать, и что говорило о ее манере наблюдать за реакцией людей после своего монолога. Даже если они начинали говорить, изливать пламенную или наоборот — неуверенную речь, слова не всегда отвечали их реальным ощущениям, а в этом Матильда разбиралась не хуже детектора лжи. — А что, если таким образом продырявить брюшную или почечную артерию? — спросила Скорпио. — Ты ничего не видишь. Как ты можешь?.. — Мне не нужно видеть, чтобы знать, как устроен этот мир. Мы пришли к тому моменту, чтобы наконец подытожить случившееся и увиденное. В тот момент ДжоДжо вспомнил трюк с ложкой и первый понял всю хитрость прогрессирующего зачатка хамона Скорпио. А именно то, что Матильда заставляет металл и железо внутри тела человека менять структуру на примере, как тот же Джозеф делал это с волосами. Железо концентрируется и превращаются в иглы, протыкая стенки сосудов, что вызывает кровотечение. Эффект близкий к сильному удару, от которого лопают сосуды или вены. Но чтобы получилось безупречно нужно перво наперво ранить противника, то есть задеть важную артерию или вену, и действовать через нее. Однако, поверхностно и без порезов получается работать только с тяжелыми металлами, скапливающимися в мышцах. То есть, как такого, Матильде даже не нужно направлять хамон внутрь тела, достаточно прикоснуться к поверхности кожи или задеть мелкие сосуды. И если Мод удастся поднять на должный уровень свой хамона, ей так же удастся развить и технику его использования. Это было странное чувство. Чувство восхищения. И странность его в том, что оно очень редкое. Он смотрел на нее и не мог оторвать взгляд. Потому что не знал, чем объяснить это восхищение. Восхищение чем-либо или кем-либо не может быть беспочвенным. К примеру, он восхищался совсем немногими людьми. Своим учителем за ее талант и силу. Своей фамилией и семейным деревом. А теперь и ею. Цезарь, который раньше смотрел на Матильду свысока, взглянул на нее глазами полными впечатления. Тот, который сам говорил, что ей не место здесь и теперь почувствовал стыд. Матильда отличалась своей харизматичной натурой, она нравилась многим. Она умела находить волну того или иного человека. Она умела разговаривать с людьми и задавать нужные вопросы. Она всегда старалась и держалась своего слова. Она знала многое и о многом могла рассказать, и такое чувство, что она всегда знала о ком-то больше, чем он сам о себе. Она была смешной и пугающей одновременно. То, что не совместимо, совместилось в Матильде. Лиза Лиза ушла с площадки, ничего не сказав. Не объявив об окончании тренировки и не снабдив помощников дальнейшими указаниями. И стоило ей скрыться в здании собственных покоев, куда женщина отправлялась после занятий, Матильда запрыгала на месте и подбежала к Джозефу. Бесспорно она улыбалась под толстой маской. — Я крутая, ДжоДжо! Я крутая! — Таких не бывает, — усмехнулся тот и положил руку девочке на голову. — Бывают тренированные и нетренированные. Ты из каких? — Из тренированных! Она схватила британца за руку и подняла ноги, дергая ими в воздухе, растопыривая в стороны и чуть ли не запрокидывая их на мускулистую руку парня, все равно что ленивец. ДжоДжо засмеялся, будто уже забыл о случившемся. Не смеялся только Цезарь, который не привык так быстро переключаться между эмоциями. Он непривычно долго молчал, стоя в стороне, пока Мессина не забрал ученика на другую часть острова тренировать дальше. Логгинс занялся Джозефом и Матильдой. До конца дня они работали в паре, а на острове только и слышался эхом громкий смех. Остаток этого дня был веселым. Глазами Цезаря Цеппели. Несмотря на усталость, Матильда умела находить время посидеть у побережья вечером. Главное было не заснуть прямо там, хотя на чистоту, она находила это допущение интересным. Проснулась бы она на утро в той же позе или не проснулась бы, унесенная волнами в море? Однако, на практике испытывать себя подобными вещами она не собиралась. Впереди ее ждал поединок с пилларменами, а именно — Эйсидиси, о способностях которого она ничего не знает, и не к чему себя готовить. Ровным счетом, как разрабатывать план ведения боя, когда не знаешь о враге и его слабостях. Единственная слабость — хамон, но и им нужно уметь пользоваться не как-нибудь, а с умом, распределяя силы и ресурсы. Может быть, это именно то, о чем часто думала Матильда наедине с собой и что волновало ее больше всего остального на данный период ее жизни. Кольцо в ее шее она даже не чувствовала, но не это могло доставлять дискомфорт, а лишь его присутствие в теле. ДжоДжо говорил, что он плохо спит по ночам из-за одной только мысли, что кольцо в области сердца может раствориться в любую минуту, не взирая на слова пилларменов. У Матильды же появилась привычка тянуть руку к шее и гладить ее, расслабляющими движениями. Будто именно так она помогала себе успокоиться и ослабить напряжение. Временами она думала о своем отце. Что чувствует он, зная о том, каково его дочери? Что она может сыграть в ящик так рано. Что даже если станет самым сильным хамонюзером всех времен, победит ли в схватке с людьми из колонн? Готова ли она к этому? Матильда единственный ребенок в семье, Клаус дорожил дочкой всегда, заботился о ней, уделял внимание, когда казалось бы совсем не мог из-за работы. Он боялся единственного. Что после смерти жены Матильда будет расти без должной опеки, что если он проигнорирует этот этап ее взросления, то навсегда упустит нить связи со своим ребенком. Когда Присцилла была еще жива, он полагался только на нее и почти не видел взросление дочки, но однажды все изменилось, и он понял, что отныне у ребенка должен быть хотя бы отец. И можно твердо заявить, что Клаус справлялся с задачей отца, даже если не всегда мог, он старался, потому что чувствовал ответственность за нее. Матильда вышла на улицу после небольшого дождя. Она уже знала дорогу к своему укромному местечку наизусть и могла спокойно двигаться вперед, не боясь, что упадет в море, поскользнувшись на скалах. Только сон мог положить ее на лопатки, но сейчас из-за долгих серьезных мыслей, которые зациклились только на одном, она не могла заснуть вот так сразу. На острове Айр-Супплина совсем не было растительности, Матильда могла поставить на кон свои базальтовые камешки, что так и есть. Он абсолютно каменный, окруженный соленой водой и соленым воздухом. Камни раскаляются на солнце, от чего на острове всегда так жарко. Спасает только ветер, когда он есть. Спустившись к своему излюбленному месту, Матильда вдруг остановилась, положив руку на камень. Не запах ввел ее в предостережение, а что-то другое. Матильда, даже после того, как Лиза Лиза разбила ей маску, получила новую. К концу тренировок оставалась неделя с лишним, время еще было, поэтому наставница одела на ученицу еще одну, новую маску. Мод остановилась, потому что почувствовала чье-то присутствие там, где не должно было быть никого, разве только одного человека, который еще накануне обнаружил на этом же месте саму Скорпио. — Цезарь. Итальянец промолчал и медленно поднял голову к девочке. Что он здесь делал? Только хотела спросить Матильда, но поддержала молчание, не зная, остаться ли ей или уйти. Второе было бы дурным тоном, поэтому Мод подошла ближе и села рядом, спустившись по стене. Цезарь проследил за каждым ее движением. У него был очень усталый взгляд, но к счастью, Мод этого не могла видеть. Он пришел сюда, зная, что и она придет. Зачем? Пока точно не мог ответить даже сам себе. Какое-то время они сидели молча. Матильда не могла собрать мысли в кучу, которые еще недавно не давали ей спать, а теперь разбежались по углам в голове. Но она все равно продолжала молчать. Из этих двоих только Цезарь мог наблюдать дальний горизонт моря и виднеющиеся фонари Венеции вдалеке. Совсем крохотные, мерцающие и растворяющиеся в воде, в ее отражении. Момент был странным, хоть и ничего из происходящего об этом не говорило. Тишина да спокойствие. В этом то и была причина. В этой тишине, не присущей Матильде. И Цезарь, который всегда находил, что сказать девушке, проглотил язык. Совсем не все можно было говорить ей так же просто, как другим. Слова ее не очаровывают так, как других девушек. Ровно так же, как и красота. Ничего из этого не может произвести на нее впечатления. Ее слабость в другом. И в чем она, предстояло еще узнать. Цеппели вдохнул так, будто собирался что-то сказать, но остановился. Посмотрел на девочку новым взглядом, не таким, как раньше. Кожа у Матильды осталась такой же светлой, без веснушек или пятен загара под солнцем. Нагрузки придали ее телу более спортивный силуэт: сильные ноги и руки. Мод вытянулась, больше перестала быть похожей на карлика, или как там называл ее Цезарь. Заметные изменения не обошли стороной и ее лицо. Девичье, но не детское. Когда Лиза Лиза снимала маску, чтобы ребята ели и пили, Цезарь впервые обратил внимание на ее губы. Милые, маленькие губки. Он мысленно отвесил себе пощечину, придя к выводу, что засмотрелся на несовершеннолетнюю девочку, как на взрослую девушку, привлекающую его внимание. Такое его поведение это еще один из моментов, показавшийся парню странным. Ее глаза, обрамляемые черными ресницами, благодушно смотрели вдаль. Эти глаза никогда не смотрели свысока, надменно или безжалостно. Влажные волосы после ванны сами собой высыхали на ветру. У Матильды были красивые волосы, блестящие, всегда ухоженные, темного бургундского цвета. Это было действительно именно так или же это выглядело так только в глазах Цезаря? — Мне нравится то, что я вижу. Пару прядей упали девочке на лицо. Но ни одна эмоция не тронула ее личико. Она немного прикрыла веки, и Цезарь услышал ее вздох. — Всем нравится море. — Я не о море. Она хмыкнула и вроде бы даже усмехнулась в ответ. «Что ты еще имеешь в виду?». «Я имею в виду тебя». — Брось, Цезарь, — вздохнула она снова и не поверила. — Ты хочешь меня утешить. — Утешить? — он не ожидал такого ответа. — С чего ты… Так дело во мне? Парень уставился на нее, задет таким подведением итогов Матильды. Девочка же слегка повернула к нему голову. — Просто почувствуй разницу. Когда подобное говорит ДжоДжо, даже когда ты просто стоишь рядом, ты цветешь и пахнешь, ты открытая и яркая. Но тут появляюсь я, и ты чахнешь. И ведь в этом все дело. Ты просто отвергаешь каждое сказанное мной слово совершенно несправедливо. Теперь удивлению и замешательству Цезаря не было предела. Матильда заулыбалась. Казалось, она просто потешалась реакции парня и если бы могла видеть, потешалась бы вдвойне, обозревая его выражение лица. Тогда Цезарь понял, что Мод хоть и мелкая, но уже умеет играть на струнах души и чувствах людей, что находятся в ее окружении. — Тебя не назовешь робким после таких слов, — сказала она. Но больше Цеппели если и мог, то не хотел что-либо говорить. «Я только что признал собственную симпатию к ней. И признал это в слух» — думал он, продолжая глядеть в линию горизонта и в небо. — «Стандарты красоты, женская привлекательность и для меня стали безразличны. Матильда. Она может быть очень простой и самой обыкновенной, но когда смотрю на нее, мне нравится то, что я вижу. Однако, нравилось бы мне это, не зная я ее так, как знаю сейчас, после всего?». Матильда не стала привлекательней, чем была раньше, она тем более не стала моделью с обложки журнала. А Цезарь не лишился своей уверенности и сказал то, что сказал. Он на какое-то мгновенье подумал, как ему нравится то, что он совершенно не знает, каков ответ даст Матильда и как она отреагирует на его ту или иную фразу. И что она думает о нем — тем более. Забытый запах прошлого. Строгая Лиза Лиза созрела снизойти и отпустила учеников с острова на большую землю. Пол дня, отдых и разрядка для организма. Матильда была счастлива, что наконец с нее сняли паршивую маску, как она уже считала — бесполезную. Изобилие запахов приятных и не очень хлынуло волной. Каждый был очень насыщенным и ярким, выразительным и четким. Матильда могла учуять 9 запахов одновременно и мгновенно распределить их по категориям. Понять их различие, происхождение, определение и концентрацию. Все этапы восприятия запаха. Она заметила, что после снятия маски стала особенно чувствительна к ароматам, как никогда раньше. В некотором смысле это было плюсом, но в то же время, могло сильно дезориентировать. — Раз уж мы на материке, пройдусь-ка я по магазинам и куплю здоровенную кружку сидра, — лениво сказал Джозеф, глядя в сторону улицы. От воды у него уже тошнило и кружилась голова. — Тогда захвати кислую жвачку и шоколадных батончиков с карамелью и арахисом, — очень быстро произнесла Скорпио. — Эй! Я не нанимался таскать тебе припасы! — Но ты все равно будешь проходить магазин. Брюнет взглянул на девочку немного устало. Не похоже на ДжоДжо. Мод это заметила, но предпочла промолчать. Тут еще и Лиза Лиза со своим особым поручением для Джозефа купить ей журнал моды. Сегодня ему везет на поручения. Когда же найти и для себя свободную минутку? — Тогда, гони монету. — У меня нет. — А ну не выдумывай, — Джостар выставил ладонь. — Давай те, что стащила у Цезаря. Цезарь же возмутительно уставился на друга, а потом и на девчонку. Мод засунула руки в карманы и принялась шарить. А после вытащила жменю одну и вторую с монетами. — Столько хватит? ДжоДжо был вынужден подставить и вторую руку. Матильда высыпала ему на открытые ладони не один десяток монет. Среди них были и немецкие марки, и французские франки, рупии, лиры, центы, венгерские форинты, даже песо и еще много других. Неужели после этого карманы Матильды полностью опустели? Вряд ли. ДжоДжо усмехнулся и все же вернул монеты девочке, оставив пару лир. — Ладно, я вас покидаю, — брюнет отскочил в сторону, как ребенок и уверенным шагом направился в город. — А вы развлекайтесь, голубки. Цезарь, приглядывай за Мод, она имеет привычку ввязываться в неприятности! — Спасибо, что ты нашел мне занятие, ДжоДжо. А то я уже начал волноваться. — Я знаю, чем тебя взбодрить, Цеппели. Не благодари! ДжоДжо отдалился метров на 30, очень быстро. Цезарь засмеялся, провожая парня взглядом. — Дурень! — внезапно крикнула девочка. — Мне няньки не нужны! Я и сама о себе позаботиться могу! Мод нахмурилась, а потом внезапно расслабила лицо, будто обо всем забыла в одну секунду. ДжоДжо был уже где-то далеко. Матильда вздохнула, поправила сумку и зашуршала мелочью в карманах. — Пошли, Цезарь. Итальянец решил не вмешиваться и просто понаблюдать. Это было единственное, что она сказала парню, а потом развернулась и пошла себе спокойно в противоположную сторону от Джозефа. Она была рисковой, раз вот так без предосторожностей направилась, сама не знала, куда. И не удивительно, что через пару минут Матильда наткнулась на бордюр и упала. Но упала не на землю или на бордюр, а прямо в руки Цезарю. — Значит, сама о себе позаботишься? Темноволосая повисла у него в руках, даже не держась, задрала голову и лениво хлопала длинными ресницами. — Я специально, — она подмигнула. — Чтобы ты поймал меня, милый Цезарь. И подержал в своих мужественных руках. Матильда не упустила возможности поластиться к парню, когда находилась с ним рядом, в руках своего постоянного спасителя. С одной стороны это выглядело неестественно и очень разыграно, а с другой — она была такой нежной и мягкой. Ее движения были очень приятными, как настоящие. Девочка усмехнулась и заразила улыбкой итальянца. То ли это была ее заслуга, то ли его забавляла сама ситуация. Понять вроде бы не трудно, но все равно та еще задача. Пол дня на прогулку и личное время, это означало, что в распоряжении Джозефа, Цезаря и Матильды около 6-ти часов. Очень много, как считала Лиза Лиза и очень много. Но талант к убеждению у Джостара был непревзойденный. Поэтому теперь они могли развлечься от души. Какое там развлечение? Скажите вы. Ежедневные изнурительные тренировки, 5 часов сна, плохо усваивающийся завтрак, обед и ужин, нарушение естественного режима работы организма, тяжелые нагрузки. Список можно продолжать и дальше, да вот только будет ли какой-то от этого толк? Сейчас главное то, как пройдут эти 6 часов отдыха. Ведущим был Цезарь. Мод шла немного позади и слева, следуя прямо за блондином по шлейфу его запаха. Со стороны можно было бы заметить, как их темп и даже шаги совпадали. Цезарь шел, никуда не торопясь, обдумывая план маршрута. В Венеции он был уже дважды, но выучить город до конца так и не удалось, что-то запомнилось лучше, что-то хуже. Улочки на воде были узкими и почти одинаковыми, поэтому он не любил забредать глубоко. В этот момент Цеппели подумал о ДжоДжо и его навыкам навигации, а еще о том, что в итальянском городе его английский никто не поймет, особенно коренные жители. Но это уже было не столь важно, учитывая, что Джостар где-то совершенно в другом конце города, ищет продовольственный магазин и книжную лавку. Хотя Цезарь немного подумав об этом, усомнился в выдержке британца заниматься такими времязатратными поисками. Однако же, с какой стороны не глянь, поручение Лиза Лиза дала именно Джозефу, не Цезарю. — А… Ты в семье единственный ребенок, Мод? И вот зашла речь о семье. Кто, если не Цезарь мог задать такой вопрос? Они гуляли городом, успели проплыть пару улиц на гондоле и уже снова шли пешком по мосту, ведущему к центру города. Путь был не близкий, но Цеппели старался вести их дорогой, более оживленной и просторной. Хотя говоря о просторах в Венеции, это звучит очень громко. — Да, — ответил темноволосая без каких либо выплывающих вопросов. — У нас маленькая семья. — Ты хотела бы иметь брата или сестру? — У меня не могло быть ни брата, ни сестры. — С чего это? Такое утверждать невозможно. Природа преодолевает все барьеры, даже когда человек в чем-то очень уверен и решительно настроен. — Могу сделать вывод, что у тебя они есть. Цезарь кивнул и усмехнулся. — Да. Да, их не мало. У нас большая семья, и я люблю ее всей душой. Без братьев и сестер моя жизнь сложилась бы совсем иначе. То, что касалось семьи Цезарь говорил исключительно правду. В этом и не стояло сомневаться. И Мод не сомневалась не только по этой причине, но и благодаря своему чутью, которое ее не подводило. — И где сейчас твоя большая семья? Цезарь замедлил шаг и Матильда поравнялась с ним. Шла она довольно уверенно, будто видела перед собой дорогу, голова ее была поднята и глаза устойчиво смотрели куда-то вверх. А все это время итальянец наблюдал ее поведение и чаще смотрел девочке в лицо и глаза, чем на дорогу. — Наш дом — Италия. Мои браться и сестры выросли, у каждого началась своя жизнь. Собственная. Возможно, кто-то теперь живет в Болонии, кто-то из них во Флоренции, или в Неаполе, а кто-то остался в провинции. Ну а я здесь. — Они знают то, кем ты стал? — Нет. И не должны, я считаю. — Почему? — Потому что, знать то, с чем я имею дело — риск, которому я не хочу их подвергать. Первое, что люди воспринимают, еще не родившись — голос. Органы слуха развиваются раньше других органов чувств. Матильда с первого дня своего рождения была очень восприимчива к звукам. И если интерес к запахам возник у нее со временем, острый и незаменимый слух это ее самый чувствительный орган восприятия. Так вот Матильда заметила, что голос Цезаря звучал так необычайно громко, его дыхание было поверхностным, интонация стремительной и выразительной. Мод осознанно всегда обращала особое внимание на голос Цезаря больше, чем на любой другой. В зависимости от настроения, эмоций и поведения он был разным. Иногда казалось, что это голос не одного человека. Бывало, он раздражал, бывало, веселил, а бывало, как сейчас он с интересом увлекал и даже мог расслаблять. Мод временами упускала возможность проследить в голосе человека его отношение к собеседнику. Часто это не было необходимо. А сейчас ее не могло не впечатлить то, как был откровенен с ней Цезарь. — Когда все закончится, — продолжил итальянец, — я вернусь к самой обычной жизни. Учиться, работать и путешествовать. А потом однажды заведу собственную семью. Любящую, уютную и большую. — Это твоя мечта? — Можно и так сказать. — Наверное, это хорошая мечта. Так и должно быть. Он взглянул на темноволосую. — А у тебя какая цель, Мод? — А у меня нет цели, у меня есть только путь. Иногда над ее словами можно было надолго задуматься. Цезарь заметил, что очень часто Мод выдавала что-то такое, с чем не шел в сочетании ее детский образ, которого она пыталась придерживаться, да так сильно, что не заметить это было невозможно. Тут уже и не поймешь, где она настоящая. Когда дурачится и растягивает Моряка Попая, или когда объясняет состав трупного запаха? Все эти знания были приобретены еще в таком юном возрасте, когда хотелось побольше бездельничать и играть. Теперь она умело ими распоряжалась, и все было использовано по назначению. Цезарь не сразу заметил, но разговаривая о семье, об обычной жизни и увлечениях, с Мод было не просто интересно, Мод умела слушать и не спешила перебивать мысль. Такими темпами они могли не уделить внимание тому, куда собирались идти изначально. Однако, когда итальянец заговорил о матери, о своей маме, которая исчезла из его жизни и жизни сестер с братьями слишком рано, Мод молчала и слушала до тех пор, пока Цезарь сам не завершит рассказ. В этот раз его голос значительно изменился, и Мод уловила перемены сразу же. Его сердце начало биться быстрее, от чего кровь по венам зациркулировала так же стремительно. Шея, запястья, сгибы локтей. Это так называемые точки пульса. В этих местах кровяные сосуды находятся ближе всего к поверхности кожи, температура этих участков выше, чем где-либо. Все это способствует распространению аромата человека. Вот почему говорят, что духи следует наносить именно на точки пульса. Его запах стал более выразительным. Вот как эмоциональное состояние человека может быть крепко взаимосвязано с его физиологическим проявлением. Матильда сбавила ход, что повторил и Цеппели, когда заметил это. Девочка подняла голову еще чуть выше и незаметно, но сделала глубокий вдох. — Что ты помнишь о своей маме? Расскажи мне о ней немного, — наконец она задала вопрос, и блондин немного призадумался, заметив, как девочка меняет направление, неизвестно куда. — Аа… Что именно рассказать? — Ну для начала. Какое время суток ей нравилось? Это не показалось ему странным вопросом, тем не менее парень не сразу ответил, не потому что начинал искать ответ на вопрос, а потому что начинал искать ответ на вопрос о смысле вопроса Матильды. И все-таки не нашел. Тогда он увидел, что они с Мод сошли с центра улицы и двигались вдоль зданий, одного за другим. Там были магазины продовольствия, одежды, косметики и парфюмерная. Маленькая парфюмерная, которую Мод учуяла и перед которой остановилась, дав понять, чтобы Цезарь открыл дверь. Они вошли внутрь. — Наверное, сумерки, — в промежутке паузы ответил парень, принявшись осматривать скромный магазинчик. — Полутьма между заходом солнца и ночью. — А сезон? — Лето. — Сладость? — Сухофрукты. Еще арахис любила. — Цветок? Цветок. Цезарь задумался на этот раз дольше и действительно задумался, напрягая память, будто вспомнить название цветка было очень важно, хотя он так и не понял, для чего Матильда задавала ему эти короткие вопросики и необходимые ли? Зачем? Помнится, мать Цезаря не уделяла особого внимания цветам и растениям, как другие женщины. Вместо этого она любила музыку. Тем не менее, когда их большая семья жила еще в провинциальном городке, неподалеку был и лес, и поле, и озеро. Его мать не была городской леди, она была простой, но удивительной женщиной. Тогда он вспомнил, что отец дарил ей только один цветок. И если можно так сказать, он и был ее любимым, потому как женщина могла поставить его в вазу и любоваться подарком мужа. А может быть, он нравился ей потому, что цветок дарил не кто-нибудь, а Марио — отец Цезаря. Тогда он ответил: — Лаванда. — Лаванда! — громко произнесла Мод и улыбнулась. — Лавандовые поля! Лучше один раз понюхать, чем сто раз услышать. Лавандовые поля, простирающиеся до горизонта, это уникальные места. Ты знал, что лаванда — растение антистресс? Успокоить нервы самое оно. Матильда закрывает глаза и останавливается. Цезарю сейчас остается только наблюдать и молчать, не перебивая ее мыслей. Намерения Матильды пока ему не ясны, но он терпеливо ждет, что вот-вот ясность появится. Рядом с ней витрина. На витрине подставка, а на подставке серия весенней коллекции духов. Скорпио стоит рядом несколько секунд, а потом идет дальше. Она делает несколько шагов и останавливается. Этот магазинчик, не сказать, что скромный, как в то же время выглядит с улицы. Он просторный. Витрины поставлены по всему периметру, с правой и левой сторон, и прямо перед входом. Выбор достаточно большой, глаза разбегаются, но больше всего вскруживает голову аромат. Матильда кладет руку на прилавок и медленно проводит по поверхности пока ее пальцы не натыкаются на парфюмерный тестер для духов — блоттер. Тоненькие полосочки, одну из которых девушка берет в руку, а в другую флакон с духами. Пузырек она взяла тоже не наугад, нет-нет. Матильда провела рукой очень медленно, хотя уже знала, какие духи перед ней находятся, чувствовала их запах даже через крышку флакона. Цезарь продолжил смотреть и вникать. Но вдруг темноволосая отставила бутылочку и пошла дальше. — Что ты делаешь? — Ты все поймешь, когда я найду нужный запах. Через несколько метров она уже уверенней взяла второй флакон, открыла и брызнула на полоску-тестер, помахала в воздухе, поднесла к носу, понюхала, а потом повернулась к Цеппели и протянула блоттер уже ему. — Попробуй вот эти. Он подошел и взял в руку тестер. Понюхал, но его молчание затянулось, Цезарь увел взгляд в сторону и наконец понял, что Матильда ищет. — Нет? — спросила она. — Нет. Процедура повторилась, но уже с другими духами. Она протянула тестер и внимательно продолжила следить за реакцией итальянца. — А теперь? — Нет. Мод, пойдем, оно того не стоит. Не трать время. — Не спеши. Ее было не остановить. Она искала тот самый запах человека, которого никогда не знала. Она сама себе устроила испытание, с которым обязана была справиться. И честно говоря, Цезарь не воспринимал ее азарта с таким же рвением, как Матильда, но он все же проявил терпение. Он посчитал, что перепробовать все духи в парфюмерной ради единственного запаха — трата времени и нервов. К тому же, вряд ли бы этот запах здесь оказался. Третья попытка показалась девочке более удачной, как она решила. Она улыбнулась, взмахнула тестером и снова понюхала полоску, а потом повернулась к блондину и протянула ему. — А эти, Цезарь? Он наклонился к бумажной пластинке без надежды на удачу и понюхал, но неожиданно схватил девочку за запястье и притянул ближе, уже внимательней изучая запах, вдыхая его, как будто тот исчезнет, испарится. — Это они… Это моя мама. — Теплый летний вечер, — Цезарь поднял на девочку взгляд, и она продолжила. — Сельская местность. Уставшая от жары природа наконец получила разрядку, и пошел дождь. Ливень прибил пыль, зажурчал по проселочным дорогам звонкими ручейками и закончился. Солнце медленно прячется за горизонтом, стрекочут цикады, влажные тропинки призывно заманивают тебя в соседний лес. И ты не можешь удержаться от соблазна такой прогулки. Через цветущие лавандовые поля ты входишь под сень деревьев. Неподалеку от окраины леса есть опушка, куда и ведет тебя извилистая тропа. Промокшие заросли папоротников сверкают на солнце капельками прозрачной влаги. Доносятся приятные ароматы едва заметных цветов, долетает оставленная на лугах лаванда. К ним примешиваются запахи деревьев, мха и трав. Ты ощущаешь свежий букет, хотя перед глазами только зеленые пышные папоротники. Матильда слабо улыбнулась, ее взгляд был опущен. Она чувствовала всей поверхностью кожи, как Цезарь смотрит на нее и внезапно ей так захотелось увидеть его взгляд, его глаза, захотелось узнать, какие чувства заиграли у него внутри после этих слов. «Есть суждение, что глаза — зеркало души. Хотя, современная наука отрицает наличие души у человека. Но все же люди говорят, в глазах есть что-то одухотворенное, в них самые глубинные эмоции, в них часть человеческой души». Ледник, который был у Цеппели внутри, оттаял. Он не испытывал к женщинам любви, он предпочитал видеть, как они испытывают любовь и увлечение к нему. Немногие, а может и никто еще не заглядывал ему в душу так глубоко, не выворачивал его наизнанку, не целился так точно и не попадал в цель. Матильда всегда говорила, что она не промахивается. И в этот раз не промахнулась. Такие же зеленые, как папоротник глаза Цеппели стали бездонными, благодаря расширившимся зрачкам. Траектория его взгляда остановилась на линии ее глаз. — Откуда ты знаешь? — наконец смог спросить он, а Матильда слегка наклонила голову в сторону, не теряя улыбочки. — Просто знаю. Это Фужер Рояль, «Королевский папоротник». — Фуджере Рояле! Си! Пречезьенэ импекабиле. Э инкредибиле! (Фужер Рояль! Да! Безупречная точность. Это невероятно!) — Что он говорит? Цеппели выпрямился, но не оторвал взгляда от девушки. — Что? Он даже не услышал, что сказал мужчина за прилавком. — Говорит… Говорит, хороший вкус. — Граци, сеньор! Граци. Матильда без задней мысли повернулась в сторону консультанта и поставила обратно флакон. Мужчина сказал еще что-то на итальянском, его речь была длинной, но Мод только улыбалась и кивала, неловко посмеиваясь, не понимая, о чем речь. Цеппели поднес к лицу блоттер и снова почувствовал аромат духов. Запах был легким, но отчетливым. Тогда в его мальчишескую голову врезались воспоминания глубокого прошлого. Когда он еще не был хулиганом и жуликом, когда только бегал юным пареньком во дворе отцовского дома. Цезарь бросил взгляд на руку, поверхность кожи покрыли мелкие мурашки, которые нельзя было контролировать. Эти мурашки пробежались по всему телу, точно как и мелкая дрожь в конечностях. Выйдя на улицу, Мод сменила тему и начала болтать о ее попытках научиться играть на скрипке. В детстве это было забавно, а сейчас — не интересно. Цезарь шел рядом и держал в руке блоттер с духами, потом он, конечно, спрятал его в карман своей рубашки, чтобы запах не выветрился. Он глотал каждой сказанное девушкой слово. Его не отвлекали ни другие люди, ни громкие дети, ни шум катеров. Наконец Цеппели решил взглянуть на время. Прошло около четырех часов и оставалось около двух, а то и меньше. Время уплыло стремительно быстро после того, как они вышли из парфюмерной. Цезарь остановился, а в памяти всплыло одно место, в котором он был единожды, как и в самой Венеции раньше. Он помнил дорогу туда, и к сожалению, она была очень длинной от того места, где они с Мод сейчас находились. Парень решительно схватил девочку за руку и от неожиданности Матильда перепугалась, выпучив глаза и покрывшись румянцем до кончиков ушей. — Что ты… Что ты?.. — Идем со мной, — итальянец сжал ладонь темноволосой крепче и ускорил шаг. Как поняла Матильда, Цезарь уверенно вел ее куда-то. — Куда это? — Доверься мне. — Цезарь. А тем временем ДжоДжо на другом конце города излил на площади громкий крик, собрав на себе все взгляды прохожих. ДжоДжо заблудился и его порядком достало то, что он плутал улицами Венеции в одиночку без проводника. Кто бы выдержал на его месте? — А вот и книжный. Это его успокоило. На одной из вывесок была изображена книга. Как сказала Лиза Лиза, в этом книжном и журналы, и комиксы продают, что пожелаешь в общем-то. — По английски говорите?! Джостар подошел к прилавку и очень громко обратился к кассиру, что тот выронил из рук блокнот, в котором что-то быстро записывал. — Говорю, по английски общаешься?! — Си… Си, сеньор, немного. Только не кричите. Я вас хорошо слышу. — Хвала небесам! Единственный англоязычный человек за последние 3 часа. Я счастлив! ДжоДжо засмеялся, и казалось, консультант хотел ему что-то сказать, но парень перебил. — А есть у вас «Vogue»? — Есть. — Отлично! Тащи его сюда, а то я сам буду еще 3 часа искать. Мужчина вышел и исчез между стеллажами с макулатурой. Время ожидания Джозефа затянулось не меньше, чем на 2 минуты, но даже эти 2 минуты показались ему дольше его блужданий по незнакомой Венеции. — Спасибо за покупку, приходите еще. — Ага. Обязательно, — лениво и в то же время с усмешкой бросил парень. — У нас есть и другие журнальчики под прилавком. ДжоДжо застыл и непонимающе уставился на черноглазого, низкорослого итальянца. Тот посмотрел и кивнул, подтверждая собственные слова. — Мужские, если интересуетесь. Британец улыбнулся краем губ и взглянул по сторонам. — Мужские, говоришь? — Да. Есть H&E* за этот месяц. Брови Джостара взлетели ко лбу и тот вернулся обратно к прилавку, улыбаясь шире. — H&E, говоришь?☆ ☆
Настойчивость Цезаря привела его с Мод… в одно интересное место. Когда парень наконец остановился, Матильда заметила, что они даже не выдохлись пока были в дороге, даже не устали. По пути Цезарь купил свежеиспеченный хлеб в пекарне, и тот пах всю дорогу, да так, что у девочки разыгрался аппетит. — Когда войдем внутрь, не пугайся, что бы не случилось. Будь спокойна. Цезарь повернулся к девушке, заглянув ей в лицо и на несколько секунд задержал внимание на ее глазах. Он надломил хлеб и немного покрошил в руку темноволосой. — Ты мне веришь? — спросил он, а Мод тихо и нежно усмехнулась. Честно говоря, как только он увидел ее улыбку, автоматически улыбнулся и сам. — Верю. «Этот день был то ли длинным, то ли очень коротким, я никак не могла понять. Но когда мы вернулись на остров, я была счастлива. Как только Цезарь снова взял мою руку, я уже не вздрагивала, как испуганный зайчонок. Он повел меня в место, которое я никогда не забуду. Первое, что я услышала — крики птиц. Их было много, раньше я не могла представить себе такого. Они пели, щебетали, выкрикивали. Их голоса никогда не забуду. Они обрушились на меня, как дождь, их было так много, со всех сторон я слышала пение птичек больших и маленьких. В нос мне ударил запах свежей травы, а за ним не очень приятный аромат злаков и семян, который стоял в воздухе, будто помещение не проветривалось. Сам воздух был сухим, от того запахи казались довольно тусклыми и не выразительными. Этот день останется в моей памяти навсегда». Матильда не сразу вошла в курс дела, воспринимая только окружающие ее звуки и запах. Она могла долго анализировать, но ее прервал первый незваный гость, приземлившийся девочке прямо на голову. — Ой! Мод вздрогнула, а потом застыла, как статуя, ощутив на макушке маленькие лапки, которые переминались со стороны в сторону. Ее сердце пропустило несколько сильных ударов от непонятного волнения. Она уже хотела позвать Цезаря, который стоял совсем рядом и рассматривал ее, а на плечах у парня по обе стороны в шеренгу выстроились маленькие волнистые попугайчики, дергая блондина за волосы и его ленточку. Цеппели подумал, что ничего не будет говорить Мод, пока она сама не поймет цель и смысл их визита сюда. Он наблюдал и усмехался каждому ее движению, абсолютно любой реакции, каждому вздоху и повороту головы, морганию ресниц, шевелению губ. Матильда немного ссутулилась и была в растерянности от того, как ей вести себя дальше. На голове уже топталась целая гвардия, а потом она услышала громкие порхания крыльями рядом, совсем над ухом. Эти крылья были большими, следовательно и птица не малых размеров. Матильда зажмурилась и втянула шею, как черепашка в панцирь, а потом ей на руки сели три больших попугая, слетевшиеся на крошки хлеба. Один из них был абсолютно белым с пышным хохолком — Какаду. Второй полностью красочным в спектре всех цветов радуги — Лори. Третий синеголовый с зеленым оперением на теле — Пионус. Каждый из них издавал разный звук, и Матильда просто не могла не понять, что на руках у нее сидят пернатые создания. У них были горячие лапы и твердые когти, которыми птицы вцепились девочке в руки, но периодически переминались, будто бы им было неудобно или непривычно. Руки Матильды в отличии от толстых веток деревьев были мягкими и гибкими. Она замерла. Так было каждый раз, когда что-то новое и незнакомое занимало внимание Скорпио. Сокращение сердечной мышцы у Матильды участилось, в кровь начал выделяться адреналин. Перечень неописуемых эмоций, глубоких чувств, когда это с ней повторялось любые мысли улетучивались из головы. Цезарь подошел ближе, заметив, что девочка застыла без намека на обратную реакцию. Именно это заставило парня к ней прикоснуться для убеждения, что все в порядке. — Не бойся. Расслабься, Мод. Темноволосая сглотнула и немного оттаяла. Попугаи на ее руках, плечах и голове принялись изучать девочку целиком и полностью. В скором времени Матильда почувствовала, что ее лицо щекочет пушистое оперение. Некоторые расправляли крылья и порхали прямо на месте, взлохмачивая перья. Мод улыбнулась и поняла, что Цезарь взял ее за руку. Странное ощущение. Но описать это ощущение странным будет слишком примитивно. Это было неестественно. За секунду в мозгу Матильды промелькнуло множество импульсов, но мыслей — ноль. Они испарились. Его рука была теплой, движения уверенными, не резкими. Он поднял ее ладонь и положил прямо на одного из пернатых. Когда пальцы Матильды впервые коснулись оперения попугая, она заулыбалась, как ребенок и вздрогнула. Птица никуда не улетела, продолжая сидеть там, где и раньше и клевать крошки, а потом изучать клювом кожу девочки. Будто они что-то выискивали среди мелких волосков и прочего. Матильда почувствовала восторг, прилив сил, необузданную радость и удовольствие. Она даже не смогла сдержать голоса, который вырывался наружу вместе с тихим хихиканьем. Волнистые попугайчики на шее и плечах у Цезаря тем временем начали щекотать его кожу своими клювами, издавая тихий щебет. Птицы были такими ручными, что их не стояло усилий заманить, нужно было только показать им свое присутствие, потому как эти попугаи очень любят людей и всегда ждут от них лакомство. Матильда подняла голову, можно было увидеть ее румянец на щеках, а еще настоящую радость, от которой девочку мелко трясло. Цезарь улыбнулся, наблюдая за тем, как подруга исследует птиц. Сперва ее действия были нерешительными и трусливыми, потом более уверенными и к концу — детально изучающими. Птицы почти не выделяют запаха, во многом это связано с тем, что чувство обоняния им чуждо. Зрение у пернатых обычно преобладает над всеми остальными чувствами. Так вот к примеру можно объяснить их брачные ритуалы, когда самец привлекает самку своим незаурядным и самым ярким оперением среди всех остальных. Чем пестрее окрас, тем он для нее желанней. Попугаев это касается в первую же очередь. Однако, все же некоторые птицы в силу формирования своего вида могут эволюционировать и развить чрезвычайно сильное обоняние в среде обитания, в которой запах куда важнее зрения. Точно так было и с Матильдой Скорпио. Место, куда привел Цезарь подругу это был огромный, застекленный птичий вольер. Когда-то в будущем планировалось расширить вольер и преобразить в небольшой зоопарк с другими животными, но пока что проект остановился только на вольере с птицами: попугаи, канарейки, павлины, колибри, даже туканы, зимородок, и кто знает, сколько еще других. Матильда могла творить, что пожелает. Она и чесала и гладила, и что-то нашептывала птицам, ощупывала их, но когда держала в руке хвост из длинных перьев, попугаи его вытягивали обратно, видимо, не любили, когда трогают самое ценное. Как только Цезарь снова взглянул на часы, понял, что они с Мод вписались в отведенное время целиком и полностью. Оставалось каких-то пол часа на дорогу обратно и, конечно, встречу с ДжоДжо, а главное найти его раньше каких-нибудь неприятностей. И это тот, кто говорил, что Матильда искательница неприятностей. Да Матильда маленькая, улыбающаяся, искренняя, добрая, внимательная… чуткая… красивая. Цеппели не заметил, как его мысли уклонились совсем в другое русло. Но все, что он о ней думал, было правдой из его привычных наблюдений. Этот парень снова замечтался, а когда поднял голову, увидел, что Матильда, вытянув руки, прыгает прямо на него. Цезарь опешил, попугаи разлетелись по сторонам, а девочка вцепилась в блондина, обнимая его руками и обхватывая ногами, прислоняясь лицом к шее с пульсирующей артерией, где его запах был ярче любого другого места. Итальянец пошатнулся, но на ногах устоял. Он схватил Матильду в ответ, посчитав, что та не удержится, но она вцепилась в юношу мертвой хваткой. — Ты помнил. Все это время ты помнил, Цезарь. Сказать, что это прекрасно — мало. Это восхитительно! Она закрыла глаза, опьяненная его запахом. Повод обнять Цезаря был очень весомым, хотя она раньше не изъявляла особого желания. Мод защекотали нос его волосы, а сердце в груди у парня отбивало громкий, сильный ритм. Темноволосая чувствовала все, что только можно: его дыхание, его запах, его пульс, его температуру тела. Он молчал, и если бы Матильда вдруг открыла глаза и прозрела, увидела бы на его лице застывшую гримасу неожиданности и румянец. Но Мод улыбнулась и подняла голову, ее губы приоткрылись и она сказала: — Мне бы сейчас увидеть твои глаза… Хотя бы разок. — Ты правда хотела бы? — Цезарь удивился и широко открыл глаза, глядя на ее полуопущенные веки с пушистыми ресницами. — Очень. Говорила она это впервые только ему или же нет, Цезарь не знал, но какая была разница, если сейчас она говорила это именно ему. Он почувствовал, как ее пальцы коснулись блондинистых волос, очень легонько и пока что не смело. — Я рад, что сделал для тебя что-то хорошее. Не успел он закончить фразу, как девушка потянулась к его лицу и оставила поцелуй на щеке. Кто бы что не говорил, даже сам Цезарь, но этот поцелуй был для него откровенней и желанней любого другого, который он когда-либо получал от кого-то из девушек. Такой скромный, теплый, нежный. Он повернул к ней голову, Матильда была в каких-то паре сантиметров. Он удивился ее смелому поступку, но потом улыбнулся. — Улыбаешься мне? — как всегда спросила темноволосая и сделала так же. — Да. Когда она снова положила голову на его широкое плече, Цеппели был готов простоять вот так хоть до заката дня. И если тренировки с каким-нибудь грузом на плечах были для него адским испытанием, то груз в виде Матильды — приятной ношей. — Спасибо, Цезарь.☆ ☆
— На вот, Санчо Панса. — Ох, данке! (О, спасибо!) ДжоДжо вручает подруге сверток с ее заказанными лакомствами, и пока та занята своим делом, вскрывая упаковку, Джозеф переводит свой хитрый взгляд на Цеппели. Ухмыляется и молчит, заставляя Цезаря делать разные предположения о том, с чем связан такой дебильный вид британца. Но предположения заканчиваются, когда из-за спины ДжоДжо втихаря достает журнал «Vogue», машет им перед лицом итальянца, а затем светит обложку совсем другого журнальчика. Цезарь в ступоре осматривает фотографию полуголой женщины, а потом причина ликования Джозефа становится очень даже ясна и оправдана. — Ты где взял? Такой просто так в книжном не купишь. — Места знать надо. Цезарь пытается взять журнал, но ДжоДжо не дает и отскакивает назад. — Хватит, ДжоДжо! Либо дай, либо нет. — Да не суетись ты, итальянчик. На. Он протягивает журнал, а потом внезапно отдергивает и наблюдает реакцию друга. Снова тянет, снова отдергивает. В конце концов Цезарь перестает реагировать и только смотрит в глаза шуту ДжоДжо. — Ладно-ладно. Держи. На этот раз он не солгал и передал столь ценный экземпляр Цеппели в руки. Глаза у парня разбежались, а брови то взлетали, то опускались обратно. Он сглотнул. — ДжоДжо, одолжи на вечерок. — Щас, размечтался! — схватил журнал. — Не жмись. Дай по-братски. На лице у Джостара медленно поползли края губ, образовывая широченную ухмылку. — Какой у тебя щенячий вид. Вот умора! — Развлекаешься, кретино? Парни расшумелись, что заставило Матильду поднять голову, отвлечь себя от шоколадного батончика и начать наблюдать за разговором ребят. — Мне нравится, когда ты так просишь. Это очень приятно. А еще разок, а, Цезарь? — ДжоДжо, сволочь. Пошел ты! Кто бы не говорил, но Джостар не лишал себя хотя бы малейшей возможности поиздеваться над Цеппели. Так он отыгрывался на нем за их первый поединок и слова заносчивого на то время Цезаря. ДжоДжо мастак по части, как и чем выбесить Цезаря. Журнал британец забрал с собой, но на следующий день все-таки одолжил итальянцу. Взгляни на меня. С наступлением вечера, Матильда шла, даже не так. Матильда бежала к своему укромному местечку, поскорее найти там его. Или может он нашел бы ее так же на этом месте. Это стало своеобразной традицией. Ближе к ночи, когда уже темнело, Матильда купалась, а потом бежала на улицу. Чаще всего Цезарь приходил вторым. «А это можно… назвать свиданием?» — думала девочка, сидя у берега, — «Цезарь всегда такой спокойный, раньше я не замечала его внимательности в разговоре, его самообладание… Он знает, что я прихожу сюда после занятий и продолжает приходить, не говоря о том, что это просто случайность. Значит, он… приходит потому что я прихожу?». Матильда опустила голову, скромно улыбнулась и покраснела. «Цезарь старше меня на 6 лет. Разве его может привлекать такая девушка, как я? Я ведь еще… Я ведь…». — Все нормально, Матильда? Девочка внезапно подорвалась с места, услышав позади его голос. Это ощущение, когда вздрагиваешь уже не только от слов или чувств, а от голоса и присутствия. Мод очень быстро заморгала, подняв голову в сторону парня. Тот улыбнулся и присел рядом. — Вижу, все нормально. — Ооо, Цезарь… Ты снова пришел. Не спится? — Что-то не очень. Отношение Матильды к парню не сказать, что изменилось колоссально, но она чувствовала, как меняется его отношение к ней. Иногда она была счастлива, что чувствует все настолько ярко и выражено, но иногда хотела бы оказаться на месте того же Цезаря, взглянуть на окружение его глазами, а может просто взглянуть на все, что только есть в этом мире глазами полноценного человека. — Знаешь, — начала невзначай темноволосая. — Мне всегда будет интересно две вещи. Чем пахнет шаманский обряд. И как выглядишь ты. — Ты говорила, внешность не имеет значения. — Но тебя я хочу увидеть. Матильда не боялась сказать то, что чувствует и желает. Казалось, не было причин для молчания, если есть, что сказать. Хоть она и была юна, неопытна, молчалива уж точно не была. Хотя не скроем, она испытывала небольшое смущение, когда была так откровенна с Цезарем. Он посмотрел на девочку очень внимательно, будто пытался прочесть что-то большее, возможно, мысли в голове. Хотя ничего подобного не могло быть, просто Цезарь подумал вот о чем. Парень взял ее руку, одну, вторую и приложил к своему лицу. Мод засмущалась и ее дыхание дрогнуло. Это смущение итальянец прочел в ее глазах. — Цезарь… — Тогда ты можешь узнать это прямо сейчас. Взгляни на меня не глазами, а своим телом. Вот так. Описанию это не поддается. По крайней мере так подумала сама Матильда. Который раз она прикасалась к нему, уже вряд ли был смысл вспоминать, как и не было смысла противиться складывающимся обстоятельствам. Она прошлась подушечками пальцев вверх ко лбу, слегка выпирающие надбровные дуги, еще ниже густые брови. Пластичные и симметричные линии черепа, обтекаемые холодной кожей. У Цезаря она была прохладной и приятной, не сухой, не жирной, нормальной. Глаза. Закрытые веки, тонкие ресницы. Скулы. Не такие были у Цезаря острые скулы, как у того же Клауса. У Цезаря они были угловатые и приподнятые, а еще плавные. Прямой нормальный и не вздернутый нос, без горбинки. Губы. Здесь она остановилась, но успела заметить, что Цезарь хоть был мужчиной, его губы на ощупь оказались очень нежными. Цеппели открыл глаза и посмотрел на девушку. Он не увидел ничего нового, а только ее привычное лицо, не выдающее конкретных чувств или эмоций. Можно сказать, они были разными. Незамысловатая улыбочка менялась немым восхищением, потом прежнее изучение, пауза, снова волна мыслей абсолютно разных и неописуемых. Пока разглядывал темноволосую который раз, Цезарь не смог удержаться и поцеловал ее ласковые пальчики. Девочка задержала дыхание и шире открыла глаза, но не отскочила. — Цезарь, что это ты делаешь? — Просто целую. Извини, Мод, я не мог не сделать этого. — Не извиняйся. Ты не сделал ничего плохого. — Я тоже так думаю. Она застенчиво улыбнулась. — Знаешь. Обычно мой мозг в течение нескольких секунд принимает решение, нравится мне человек или нет. Хотя я физически не могу видеть его, ментальный образ в моей голове влияет на мои представления. — Продолжай, — шепотом произнес блондин, девочка засмеялась. — Что, интересно? — Мне нравится тебя слушать. Особенно, когда ты говоришь обо мне. Эти его слова приводят ее в трепет. В последнее время, она только к этому выводу и приходит. — Я… Цезарь… — она слишком громко вздыхает и как-будто начинает нервничать. Это заставляет Скорпио слишком быстро оторвать руки от лица парня и отвернуться, — Извини, пожалуйста, для меня это уже слишком. — В чем дело? Тебе неприятно? — В этом все дело. Когда я знакомлюсь с человеком, достаточно поговорить с ним и прислушаться к собственным ощущениям. Первое, что я всегда беру во внимание это голос, качество речи и запах. Потом узнаю рост, характер, привычки. Но прикосновения… они играют… самую важную роль. Цезарь хочет взглянуть ей в лицо, будто так она уловит его внимание на себе, и она поворачивается обратно, а румянец немного сходит. — Любой контакт с кожей другого человека, который кажется мне привлекательным, равносилен интимной близости, понимаешь? Я слишком чувствительная. Это звучит, как откровение, и к слову, так и есть. Это и есть ее откровение. А Цеппели впервые так молчалив и слушает только то, что говорит именно она. Ситуация, когда под воздействием сладких речей оказывается не девушка, а сам Цезарь, это она и есть. — Значит, я кажусь тебе привлекательным? Мод молчит, но все становится понятно гораздо раньше. — Я никогда не был так близок со слепыми людьми и не задумывался о том, что вы тоже можете испытывать особое влечение к другим людям. Не знаю, я просто считал, для вас это не имеет значения, если вы… лишены зрения. — Слепые люди значительно чувствительней других в физическом плане. Осязание — сильная вещь. — Правда? — Угу. — Какая ты не скромная, малышка, — усмехнулся парень, впервые так мечтательно глядя на собеседницу. — Ты призналась мне в симпатии. — Молчи! Девочка резко прикрыла лицо ладошками, считая, что так скроет свое смущение, но тем самым и выдала его. — Дай мне еще раз посмотреть, — он потянулся к ее лицу и шутливо задел пальцы. — На что это? — На твои румяные щечки, конечно. Они мне очень нравятся. — У-у, — отрицательно пробурчала она. — А в глаза? Хочу снова увидеть твои глаза. Таких, как у тебя нет ни у кого. Цезарь заметил, как медленно и неуверенно Матильда опускает руки, но все еще держит голову опущенной. Все еще лишая его возможности увидеть румянец и глаза. Длинные ресницы вздрагивают, веки постепенно открываются. Цезарь снова смотрит в эти глаза и начинает думать, какого бы они были цвета при других обстоятельствах? Голубые? Нет. Может, карие? Тоже, нет. Зеленые, как у него? Нет, совсем не то. Совершенно точно ее глаза остались бы такими же, как сейчас серебристыми, как иней. — Осязание — сильная вещь. Сколько всего я от тебя уже узнал, Мод. Ты не перестаешь меня удивлять своими знаниями. — Я рада поделиться чем-то интересным. А ты мотай на ус и не забывай, Купидон. В будущем, может и пригодится. Наконец она засмеялась, и вернулась на круги своя та ее былая уверенность в своих шутках и словах. Цезарь усмехнулся и взглянул на звездное небо, словно задумался. — Почему ты зовешь меня так игриво и двусмысленно? — Как это? — Купидон. — Не называть? Он удивлен таким вопросом на вопрос и усмехается. — Я думал, ты ответишь четче. Мод промолчала, хотя у нее был ответ. Она называла Цезаря Купидоном, потому что в их первую встречу учуяла от итальянца запахи разных женщин. Множество разных женщин. Сладкие, цветочные, пряные, фруктовые, восточные, цитрусовые. Она сделала вывод, что Цезарь дамский угодник. Поэтому не хотела признаваться ему в этом, хотя он и сам знал о том, как все обстоит. — Цезарь, ты спрашиваешь меня потому что хочешь знать или потому что тебе нравится меня слушать? — И то, и другое. — Тебе стоит определиться. — Не буду. Он неисправим и строптив. По крайней мере был таким сейчас. А Матильда все равно решила не отвечать, как было на самом деле. Уж прости ее за это, Цезарь. — Считай это дружеским прозвищем. — Вот оно что. Ее защитная реакция — смех, однако, если же это не так, тогда как еще описать ее внезапный смех, отразившийся в воде так громко? — Раз уж я Купидон… ты будешь Психеей. Матильда замерла и подняла голову к парню. Спрашивать она не стала, что это могло бы значить, ибо сама не ответила Цезарю на его же вопрос, а это было бы не честно. Вместо этого в тишине ночной и покое эти двое просидели еще какое-то время, слушая волны спящего моря, этот живой плеск воды, без которого уже не представляешь другой жизни. Кажется, когда приключения ДжоДжо, Цезаря и Матильды подойдут к концу, они будут скучать по звуку приливов и отливов Адриатического моря. Мод потянулась к шее и сняла цепочку с медальоном. Он помещался в ее миниатюрных ладошках, но выглядел больше, чем был на самом же деле. Каждый раз Матильда уделяла медальону огромное количество времени и внимания. Она любила держать его в руках, проводить пальцами по холодному металлу, ощупывать его контур, его гравировку. Этот медальон она берегла и всегда носила с собой, словно храня в нем какую-то семейную тайну. Цезарь уронил взгляд на украшение. — Что это? — Медальон Мадам Альмы. Моей бабушки. Матильда расположилась поудобней и на миг замолчала, а потом снова начала: — Это не просто украшение или амулет, этот медальон музыкальный, и я берегу его потому что он был очень важен для бабушки, а теперь и для меня. Этому медальону 50 лет. Цезаря это впечатлило, и он еще раз осмотрел серебряное изделие. Медальон выглядел совсем новым и лишь присмотревшись можно было заметить совсем маленькие, на первый взгляд несерьезные царапинки. Изображение гравировки предстовляло из себя комбинацию орнамента розы и скорпиона. Символы, которые были очень красивы, но опасны, за которыми можно было только наблюдать без возможности коснуться. — Послушаешь со мной? — тихо, почти шепотом спросила Матильда. — Послушаю. Девочка бережно открыла крышку. Мелодия, которая играла когда-то для одних людей, заиграла так же нежно и тихо для других. Время не было над ним властно, время не покрыло серебряный корпус темными пятнами, не повредило его. Находясь в надежных руках, медальон существовал в своем прежнем виде по сей день и удивлял, как изысканной работой мастера, так и пленительной музыкой.