***
Предположения о веганстве Гермионы подтвердились, когда она вытащила «жаркое», которое приготовила на ужин. — Извини, я, возможно, обманула тебя, когда сказала «жаркое», — она посмотрела на него застенчиво, но все еще с надеждой. — Я надеюсь, ты не будешь держать на меня зла, я обычно веган, но я вернулась к вегетарианству, пока кормлю грудью, хотя технически это «жаркое». Это было жаркое. На самом деле это было жаркое из орехов, совершенно очевидно, приготовленное с нуля, а не купленное в магазине. И честно говоря, Северусу было наплевать, что это не мясо. Он никогда не был человеком, сильно помешанным на мясе, особенно во время войны. Тогда он часто страдал от язвы желудка из-за стресса и всегда ассоциировал употребление красного мяса с мучительными болями в животе и тошнотой, которые возникали после. Теперь же после множества безвкусных и довольно сомнительных холодных консервов, которые он покупал в маггловских магазинах, ароматное жаркое из орехов с пряностями, с различными овощами, обжаренными в масле, и сладкой луковой подливкой, которую она подавала, заставили его практически пускать слюнки. Северус был готов стать членом вегетарианской лиги, если это означало, что он мог есть блюда, подобные тому, что она поставила перед ним. Хотя вслух он просто сказал. — Я уверен, что переживу. Тогда она улыбнулась, по-видимому, искренне довольная ответом, будто чудеса никогда не прекратятся. Она пригласила его к столу и подала чашку свежего сока в дополнение к ужину. Вкус явно свежевыжатого напитка искрился у него на языке, и ему пришлось сдержать словесную и внутреннюю реакцию. После многих месяцев жизни на самом дешевом маггловском фастфуде, таком как лапша быстрого приготовления и консервированные спагетти, он практически мог ощутить вкус витамина С, когда яркий вкус сока прокатился по его языку, очищая палитру вкус от остаточного вкуса чая и готовя к предстоящей трапезе. Было ясно, что родители и Молли Уизли учили ее, как быть идеальной хозяйкой: держать чашку гостя наполненной и следить за тем, чтобы у него была куча еды на тарелке. Разговор между ними протекал легко, и Северус практически чувствовал, как клетки его мозга, которые застаивались по неволе, просыпаются, оживляются и твердо нацеливаются на девушку, сидящую напротив. Он поразился тому, как легко с ней было разговаривать. Конечно, она была великолепна, и, вероятно, это был первый раз, когда он смог вести с ней по-настоящему глубокую интеллектуальную беседу. Она не обладала такими знаниями о зельях, как он, но у нее было достаточно знаний о продвинутом зельеварении, чтобы поддерживать разговор на эту тему. И то, чего ей не хватало в его области, она с лихвой восполнила в своей собственной. Ей не раз приходилось останавливаться и делать отступления, чтобы объяснить ему сложные заклинания и теоремы арифмантики. Однако она никогда не была снисходительной, предлагая ему информацию просто для того, чтобы он мог снова включиться в разговор и продолжить. Он съел большую тарелку еды, делая это медленно, чтобы не напрягать свой желудок и смакуя каждый глоток, и она настояла на том, чтобы он взял вторую порцию, чтобы они могли продолжить свой «взрослый разговор за ужином», как она выразилась. Новый, но приятно новый опыт для нее, как она объяснила, и он мог полностью ее понять. Ибо, несмотря на пройденный путь от нелепости гриффиндорского стола до шума Норы, забавности ее жизни с Рональдом Уизли до ее одиночества, он сомневался, что у Гермионы когда-либо была возможность настоящего интеллектуального разговора с кем-либо, кто мог хотя бы отдаленно соответствовать ее уму и эрудиции. Когда они закончили ужин, она принесла неповторимый десерт из лучшего горького темного шоколада со сладким кокосовым кремом, соленой карамелью и домашним песочным печеньем. После того, как он съел вторую порцию пудинга, который по ее мнению так хорошо сочетался с их кофе после ужина (А кто он такой, чтобы идти против такого здравого суждения?), она призналась, что обманом заставила его попробовать свой первый полностью веганский пудинг. Он снова слегка нахмурился и сделал ей уклончивый комментарий, хотя внутренне подумывал о том, чтобы сдать свою вегетарианскую карточку и перейти на веганскую упаковку, глядя на остатки кокосового крема на ее тарелке.***
Их прервал Саша, пыхтящий с верхней ступеньки, и, прежде чем Северус успел запаниковать, Гермиона заверила его: собака просто дает знать, что дети зашевелились. Конечно, защитные заклинания Гермионы оповестили бы их на мгновение позже, но собака этого не знает. Девушка покорно похвалила «хорошую собаку» за то, что та дала ей знать, когда они достигли верхней ступеньки, где она ждала, чтобы привести их в детскую. У его ног довольно неожиданно появилась большая клиновидная голова, которая прижалась к его рукам. Северус обнаружил, что автоматически повторяет похвалу собаке, которая радостно виляла хвостом в ответ на повторное утверждение, что он действительно «хороший мальчик». Пробежав вперед, пес послушно повел их к кроватке, как будто они могли забыть, где оставили своих отпрысков, после чего, наконец, устроился на полу. Гермиона и он сам взяли своих шевелящихся младенцев на руки и сели с ними на диван. Он впервые взглянул на проснувшуюся Розу, которая перед кормлением суетилась, как ему показалось, неимоверно долго. Его же собственный сын, в отличие от девочки, сразу же присосался к груди. Даже взяв грудь, Роза чувствовала себя неуютно, вырывалась, жаловалась и часто выплевывала сосок. Гермиона стоически перенесла все это, лишь тяжело вздохнув, когда девочка забеспокоилась в ее объятиях. Через мгновение она внимательно посмотрела на Северуса и его сына, и поманила его, чтобы он передал мальчика. Должно быть, выражение его лица выдало его недоверие к такому ходу событий, так как она просто криво усмехнулась. — Сделай мне одолжение. Капитулируя перед ее значительно большим опытом, стараясь при этом не позволить своему лицу полыхать так ярко, Северус передал своего сына и, убедившись, что ее не беспокоит его пристальный взгляд, стал наблюдать, как она уложила его сына на свою свободную руку. Устроившись поудобнее, его сын с жадностью прильнул к ее груди, пухлая ладошка легла на грудь, и он, радостно пинаясь, принялся есть. Суетящаяся Роза, казалось, снова успокоилась в присутствии его сына рядом с ней, и Гермиона вздохнула. Правда он не знал, было ли это облегчением или смирением, и он еще раз удивился, тому что Роза, которая, должно быть, была по крайней мере на 3 месяца старше его сына, когда ее держали рядом с ним, была едва ли такого же размера. Саша тоже казался необычайно доволен присутствием его сына. Он часто обнюхивал маленького ребенка у хозяйки на руках, виляя хвостом, как будто нашел какой-то большой приз. У Северуса в голове возникло неприятное подозрение, но он не посмел его озвучить. Когда оба ребенка насытились, она почти неохотно передала ему сына, и они оба встали, укачивая детей в унисон, пока у них на плечах почти синхронно не появились одинаковые обслюнявленные полотенца. Обменявшись с ним удивленным взглядом, Гермиона отвела его в раздевалку и рассказала ему об абсолютно ужасной задаче — смене детских подгузников, на этот раз наблюдая за ним, пока он наносил мазь на кожу своего сына. Смена подгузника была отвратительной задачей, которая заставила его подавить рвотный рефлекс больше, больше чем когда он вернулся с летних каникул и обнаружил, что какой-то слабоумный студент спрятал в своем классе открытую банку с трупами муртлапа, которые разложились за лето. Тем не менее, Гермиона заверила его, что он справился с этим с большим стоицизмом, чем была известна мужская раса в целом. Он с легкой улыбкой наблюдал, как Роза снова засуетилась и ударила ногой по пеленальному столику, а его сын протянул к ней пухлый кулак, который малышка сжала в своем. Они держались за руки. Он улыбнулся Гермионе, теплоте и невинности этого момента, двум малышам, получающим утешение друг от друга. И не сразу заметил, что она не разделяет его теплую реакцию. На самом деле ее лицо поникло и стало одновременно холодным и затравленным, и снова в его голове с поразительной ясностью возникло ужасное подозрение. Встретившись с ним взглядом, она, должно быть, поняла, что он заметил ее поведение, и, взяв Розу на руки, когда он поднимал своего сына, она жестом пригласила его следовать за ней в детскую. — Есть кое-что, о чем мы должны поговорить. И он тут же понял, что как бы ни был плох его день до сих пор, сейчас он станет намного хуже.