Sins of the father/Грехи отца

      Северус проснулся в женских руках, все еще лежа на полу, свернувшись в позе эмбриона. Вряд ли это была удобная поза для сна, особенно с учетом того, что в какой-то момент в его объятия втиснулся Саша. Северус к своему большому ужасу обнаружил, что прижимает пса к груди, как гигантского плюшевого медведя, хотя огромный зверь, казалось, ни в малейшей степени не возражал. В какой-то момент он заметил, что Гермиона наложила на них амортизирующее заклинание, и его усталые кости были ей чертовски благодарны.       От услышанного тихого шума из детской, его тело напряглось, готовясь пойти к сыну, но Гермиона успокоила его тихим шепотом и рукой, мягко скользящей по его волосам.       — Все в порядке, они оба еще спят.       Мышцы ослабли, струны лопнули, и вся энергия покинула его. Несмотря на импровизированный сон, Северус чувствовал себя так, словно пробежал марафон, он был одинаково истощен, как физически, так и морально.       Ему было трудно уследить за временем, но видимо они просидели так довольно долго. Его лицо опухло, нос был забит от рыданий, и его мышцы также болели. Но самое главное, его душил стыд.       До чего он докатился? Как низко пал могущественный маг. Когда-то Северус был одним из сильнейших волшебников Британии, а вот теперь превратился в отвратительное жалкое подобие человека. Ничтожество, лежащее на полу и цепляющееся за крошечную женщину, ничтожество, хранящее голову на ее коленях, ничтожество прижимающее к себе гигантскую собаку, словно отруганный ребенок — плюшевого медведя.       Его защита, его оклюменционные щиты… все было уничтожено. Северус не думал, что сможет вернуть их обратно. Прикрыв рукой глаза, из которых вновь текли слезы, он ни на секунду не поверил, что ему хватит на это сил, даже если у него будет мотивация.       — Что ты теперь обо мне подумаешь? Какой я жалкий негодяй? Какая пустая трата воздуха, держусь за обрывки своего самообладания, и рыдаю, как чертов ребенок? Действительно было бы лучше, если бы они просто убили меня, — прошептал Северус, поняв в какую передрягу попал. Кожа его покраснела и стала потной на ощупь, волосы — сальными, а лицо — в каше из слез и соплей.       Произнеся последние слова Северус снова разразился рыданиями. За последние девять месяцев он плакал больше, чем за сорок лет до этого.       — Я не думаю, что что-то из этого относится к тебе Северус. Я думаю, что все это лишь свидетельства твоей силы, знак того, что ты до сих пор не сломался. Я думаю, возможно, у тебя никогда в жизни не было человека способного сказать тебе кое-что, поэтому скажу я. И слушай меня внимательно Северус. Тебе позволено быть сломленным. Тебе не нужно притворяться, что с тобой все в порядке, что на тебя ничего не повлияло. Ты не должен быть каменным. По крайней мере, не перед друзьями, не передо мной. После всего, через что ты прошел, всего, что ты пережил… твоя горечь и злость полностью оправданы. Нет ничего плохого в том, чтобы чувствовать себя сломленным, несчастным, раненым или напуганным… но какой смысл проживать несчастную жизнь, чтобы потом умереть несчастной смертью? Ты жив, а значит, у тебя есть возможность построить себе новую жизнь, более счастливое будущее.       Северус замолчал, когда смысл ее слов дошел до него. Никто и никогда не говорил ему ничего подобного, не говорил, что это нормально — просто… быть. Быть сломанным, быть обиженным и злым на свою судьбу. Всю его жизнь люди только и делали, что ругали и смотрели на него свысока за его напускную холодность и характер. Даже после смерти Лили, даже после того как его чуть не убил Люпин, от него всегда ждали, что он все молча преодолеет и пойдет дальше. Простит, забудет и продолжит жить, как будто эти события никак не повлияли на него. Но вот эта крошечная женщина обнимает его, успокаивает и говорит, что это нормально — огорчаться и злиться. Что если он чувствует себя несчастным ублюдком — это тоже нормально. Что его чувства оправданы, что они позволительны. Что он не стал ужасным человеком только из-за своего прошлого.       — А твой сын, Северус? Как насчет него? Он бы умер, если бы ты не пришел и не спас его.       — Ему было бы лучше с тобой, лучше с любым другим человеком, чем со мной. Какую жизнь я могу ему предложить? Какая жизнь может ждать ребенка, когда над его головой дамокловом мечом висят грехи отца?       Гермиона не ответила, и хотя ее рука не дрогнула и продолжила поглаживать его голову, Северус почувствовал внезапное напряжение, сковавшее девушку. Он взглянул на нее и увидел ее затравленный взгляд. Его желудок скрутила судорога и кровь застыла в жилах, когда он осознал что именно сказал.       — Прошу прощения. Я чертов дурак. Я не имел в виду, что Роза…       — Все в порядке, Северус. — Гермиона улыбнулась. Но за ее улыбкой скрывалась боль, и Северус десять раз проклял себя за то, что расстроил ее.       Он заставил себя сесть и обнял девушку за плечи, притягивая ее к себе и меняя их местами.       — Роза — замечательный ребенок, Гермиона. Она вырастет такой же храброй, красивой, мужественной, умной и заботливой, как ее мать. Это то, чем она будет известна. Я позабочусь об этом.       Гермиона наклонилась и вернула ему объятие, прежде чем поцеловать его щеку.       — И именно поэтому Александр вырастет великим человеком, как и его отец.       Должно быть, его лицо выражало замешательство, потому что Гермиона начала объяснять.       — Вот ты сейчас, Северус, на дне своей скорби, эмоционально сломленный и разорванный на части, даже не успевший вытереть слезы с лица, зализать раны и прийти в себя, но как только я показала минимальные признаки несчастья, ты тут же забыл о своих собственных проблемах и стал утешать меня. Ты ставишь всех остальных выше себя. Северус, в сердце и душе ты хороший человек, даже великий. И я позабочусь о том, чтобы твой сын и все остальные узнали об этом. Но сначала я должна убедиться, что ты сам это знаешь. Ты хороший человек, Северус Снейп, и никогда не сомневайся в этом, — и она нежно поцеловала его в щеку. Снова.       На мгновение они просто замерли, и Северус надеялся, что Гермиона не смущена тем, что он смотрит ей в глаза, но она словно притягивала его, и он не мог отстраниться. Похоже, у нее была та же проблема. К счастью, они были спасены Сашей, который вскочил на ноги с поразившей их внезапностью, хотя причина этого стала очевидна через несколько мгновений, когда до них донесся шум из детской.       Чары между ними были разрушены. Они быстро вскочили на ноги, как будто обожглись, и обоим потребовалось время, чтобы взять себя в руки. А затем они вместе пошли в главную комнату детской, где оба ребенка зашевелились в кроватке.       Саша стоял на задних лапах, свесив передние с бортиков кроватки, и нежно тыкался носом в своих шевелящихся подопечных.       В то время как Александр просто тихо хныкал и тряс кулаками с нарастающим неудовольствием, Роза уже брыкалась от волнения и издавала тихие звуки подступающих рыданий, которые грозили очень быстро превратиться в полноценную истерику.       Его широкие шаги означали, что Северус первым добрался до детей. Он быстро поднял сына, прижал мальчика к груди и зарылся лицом в мягкий пушок на его голове, сосредоточившись на его весе, звуке его нежного дыхания, так что суетящийся мальчик почти мгновенно затих в отцовских объятиях. Другой же рукой Северус нежно погладил Розу так, как обычно успокаивался Александр. Вскоре он обнаружил, что хотя девочка и не успокоилась до конца, но утихла до того времени, когда Гермиона подошла к ним.       Не было необходимости в словах, поэтому Гермиона просто положила ладонь в нежном и благородном жесте на его руку и скопировала его действия, подняв Розу на руки. Это был простой и бессознательный жест с его стороны, но для Гермионы это означало тишину и спокойствие. Сопение Розы привело бы к плачу и реву, рёв — к икоте, а икота — к коликам. Эти несколько секунд нежного успокаивающего прикосновения Северуса, помогли избавить девочку от дня мучительного плача. И когда они одновременно успокаивали младенцев, Гермиона коснулась бедром его бедра, в жесте дружеской благодарности, и Северус в ответ улыбнулся. Они повторяли движения друг друга, успокаивая детей, пока те не успокоились достаточно, для того чтобы спокойно поесть.       Гермиона устроилась в кресле и взяла обоих детей на руки, ожидая пока они успокоятся и возьмут грудь. Потом она снова заговорила.       — Ты виделся с целителем? — она мягко спросила, стараясь не встречаться с ним взглядом. Девушка изо всех сил старалась давать Северусу как можно больше свободного пространства, каждый раз когда они касались щекотливых тем.       — Я сам себе целитель, — таким был его ответ. Это было сказано с тем непререкаемым тоном, который не вызвал бы возражений, если бы она все еще была его ученицей. Но Гермиона больше не была ей.       — Мы оба знаем, что это не одно и то же.       — Ты обращалась к целителю? — Он вернул ей вопрос, не ожидая немедленного ответа.       — Да, как маггловскому, так и магическому.       Это утверждение, казалось, заставило его потерять дар речи. Гермиона буквально видела, как аргументы, которые Северус приберег — рухнули. Он устало вытер лицо дрожащей рукой.       Она ответила на его не заданный вопрос.       — У меня есть троюродный брат. Его жена — маггловский врач, они познакомились в армии, раньше она была военным травматологом. Они знают о волшебном мире, но не являются его частью. Хотя их дочь в следующем году поступает в Шармбато́н.       Хотя Северус и молчал, Гермиона практически видела мысли, проносящиеся в его голове. Он смотрел на нее, явно что-то взвешивая в уме.       — Ты ей доверяешь?       — Косвенно. Я хотела предложить отвезти Александра к ней на осмотр. Естественно, она примет нас неофициально.       На несколько мгновений воцарилась тишина. Единственным звуком в комнате были нежные причмокивающие звуки и мягкое сопение собаки. Убедившись, что Гермиона случайно не повредила его маленьких подопечных, Саша снова уснул. Северус посмотрел на Гермиону, потом на детей в ее руках, а затем снова на нее.       — Хорошо.       Гермиона могла бы многое сказать. Она могла бы спросить, уверен ли он, в порядке ли он? Но прочитав его душевное состояние и учтя односложный ответ, девушка решила, что последует примеру и ответит так же кратко.       — Я сделаю все возможное для вас обоих.       Это был не вопрос. Северус фыркнул, кивнул и вышел из комнаты, нежно коснувшись головы Александра.       Он вышел из комнаты быстрее, чем обычно. Обычно Северус был так спокоен, грациозен и гибок в движениях, что теперь было практически неловко смотреть на то, как он выбегает из комнаты. Саша, почувствовав изменение ситуации, последовал за мужчиной. Мгновение спустя Гермиона услышала звук душа, но и он вскоре смолк.       Глядя на мальчика в своих руках, который закончил кушать и устраивался поудобнее, Гермиона стала нежно укачивать его.       — Все будет хорошо, малыш, — она поцеловала его в голову, и слезы, которые она сдерживала при Северусе, наконец-то пролились.       — Вы оба будете в порядке, мой мальчик. Клянусь… Я буду оберегать вас обоих.