***
Северус скрывал это или по крайней мере пытался. Не так хорошо, как ему хотелось бы, потому что любому кто видел его с синяками и разбитым носом, сразу становилось ясно, что время проведенное в заключении явно не было счастливым и праздничным. Часть его задавалась вопросом: не привели ли подозрения Гермионы о том, что жестокое обращение, применяемое к нему в Азкабане, было куда большим, чем он мог признать, к той волне ярости, которую она обрушила на головы его мучителей и его освобождению? Она была единственной, кто навещал его. Поттер, конечно, просил разрешения посетить, но Северус отказался. Минерва написала ему письмо и этим ограничилась. Она не могла простить себе обращения с ним во время его пребывания на посту директора, и честно говоря, как бы ужасно это ни было… Северус тоже не мог ее простить. Когда она пришла и стала извиняться перед ним, лежащим на больничной койке, Северус просто пожав плечами сказал, что все должны были верить в то, что он человек Волдеморта, иначе его миссия была бы провалена. Однако одиннадцатилетний испуганный мальчик, когда-то со страхом смотревший на матриарха Гриффиндора, выросший в проблемного юношу, а позже ставший проблемным мужчиной, считавший ее минимум другом, а максимум приемной матерью постоянно кудахчущей над ним… испытывал боль от того, что именно она не увидела за его уловками правды. Что Минерва не увидела скрывающегося за позолоченной маской свирепого мужчины так хорошо ей знакомого испуганного мальчика. Северус не готов ее простить… по крайней мере пока. Но Гермиона пришла к нему. Северус и по сей день не понимал, почему тогда принял ее просьбу, но был рад этому. Возможно, ее просьба застала его в момент эмоционального спада, и ему захотелось увидеть хоть одно дружелюбное лицо? Даже во времена своего студенчества, Гермиона никогда не проявляла к нему ничего, кроме уважения и вежливости, несмотря на его к ней отношение, а после его ареста — через день писала ему письма. Северус был искренне убежден в том, что быстро сошел бы с ума, разрываясь между ужасными издевательствами и разглядыванием четырех голых тюремных стен, если бы Гермиона этого не сделала. В момент тоски и сломленности он принял ее просьбу и одобрил посещение. Само посещение было… трудным. Гермиона была беременна. Это не стало для Северуса новостью. Она ранее писала ему об этом, но он никак не ожидал, что Гермиона будет ТАКОЙ беременной. Ее живот больше подходил для кого-то, находящегося на гораздо большем сроке, чем она. Конечно теперь он знал причину этому, но знание не принесло ему абсолютно никакого утешения… Гермиона в сопровождении двух охранников вперевалку вошла в камеру для посещений и сразу же внимательно осмотрела его: на нем была грязная, порванная Фенриром мантия, которую Северус был вынужден держать с боку (поскольку авроры не сочли нужным дать ему другую), соединив две ее половины, дабы мантия не распахнулась и не показала Гермионе его тело. Его глаза были почерневшими, а более кривой чем раньше, сломанный нос был в засохшей крови. При его появлении Гермиона сузила глаза, и на мгновение Северус подумал, что сейчас она отругает его за то, что он плохо позаботился о себе и не приготовился к ее приходу. Охранники стояли ухмыляясь, они очевидно считали, что подруга Поттера и мозг Золотого трио пришла сюда, чтобы зачитать ему акт о его преступлениях. И он, и охранники, — все они оказались неправы. Неожиданно для всех маленькая беременная ведьма развернулась и обрушила на охранников настоящий ад. Им пришлось вызвать своего босса и уже через несколько минут в камере стояло четверо эмоционально подавленных охранников, двое из которых участвовали в издевательствах над ним. Северус всегда знал, что Гермиона та еще чертовка, но бушующие гормоны и присущая чрезмерная забота о любом человеке, которого она считает «своим» (Северус не понимал, как и когда попал в этот список «избранных») заставили эту маленькую ведьму практически… плеваться огнем. Он мог поклясться, что видел искры в ее волосах и на кончиках пальцев. Гермиона подлила масла в огонь и заставила охранников бояться за свою работу, свою жизнь и свою мужественность, необязательно в таком порядке, но все же. И все, что Северус мог делать — это стоять и с благоговением наблюдать за тем, как она яростно отстаивает его права и гнобит четырех здоровенных тюремных охранников… Укрощающие магию наручники, которые носили все заключенные, не позволяли ему пользоваться беспалочковой магией, поэтому Гермиона обернулась к нему и после быстрого: «Можно мне?» — произнесла несколько заклинаний. И уже через мгновение охранники шокировано наблюдали, как маленькая беременная ведьма — без палочки и невербально исцеляет его травмы: лечит сломанный нос, очищает кожу, избавляет от присущих всем заключенным вшей, моет волосы и чистит его одежду, применяя защитные чары. Еще больше Северус был удивлен тем, что Гермиона наложила на его мантию чары физической защиты и даже пометила их своей магической подписью. Он искренне сомневался, что охранники вообще могут распознать такие сложные чары, в конце концов, наложение защиты на живого и движущегося человека, в отличие от простой защиты помещения, были работой уровня Мастера Чар. Гермиона развернулась на каблуках, и охранники с широко раскрытыми глазами в страхе отступили от миниатюрной ведьмы, стараясь держаться от нее как можно дальше. Было ясно, что ее имя и дружеская связь с Поттером заставили их бояться ее гнева, но наблюдение за тем, как эта маленькая и беременная ведьма даже не вспотев использует беспалочковую и невербальную магию на уровне мастерства, заставило всех охранников с уважительным страхом отступить от маленькой гневной фурии. Подобно мстительной валькирии, она повернулась и сказав: «Будьте здоровы, Мастер Снейп, я скоро вернусь за вами», — и ушла, оставив полную комнату ошеломленных мужчин. Уважительное использование его титула стало еще одним пассивным упреком в сторону охранников, которые в большинстве своем, как помнил Северус, в конце концов он учил троих из четырех, даже не сдали ТРИТОНы. Он, прекрасно понимая, что эти недоучки вот-вот попадут в ловушку, так ловко расставленную этой маленькой зубрилкой, и впервые осознав свое преимущество, с чувством мрачного удовлетворения ухмыльнулся охранникам. Конечно же, Северус оказался прав, и уже после минутной паузы один из них нахмурился и довольно сильно (наверняка оставив синяк) схватил его за руку, попытавшись выдернуть из кресла — и вскрикнул от боли, когда сильное жалящее заклинание пронзило его ладонь. Ошеломленный охранник еще раз попытался схватить его, на этот раз сильнее, и в ответ был отброшен через всю комнату и, упав на пол, прижал к себе раненную руку. Другой охранник попытался снять наложенную Гермионой защиту, но также быстро был обездвижен Петрификусом и отброшен к стене. Три разных проклятия, вплетенные в одну защитную матрицу заклинаний? Жалящее заклятие, парализатор и Петрификус? Впечатляюще Грейнджер. Очень впечатляюще, — думал про себя Северус, испытывая удовольствие и немалое уважение. Очень скоро в окно ворвался вопиллер. Как он и подозревал, в защите Гермионы было много слоев. Ее чары не только не позволили причинить ему физический вред, но и зарегистрировали магические подписи тех, кто пытался это сделать. Ведьма заставила дрожать каждого из них, назвав по имени и объявив: «Я забираю его, поскольку система дисциплины персонала в Азкабане, очевидно, не работает. Кроме того, я пожалуюсь временному министру магии Кингсли Шеклболту… напрямую». Охрана попала в ее ловушку и предоставила Гермионе все необходимые доказательства, и Северус сомневался в том, что она успела хотя бы покинуть здание. Вскоре после этого его выпустили, и Гермиона, забрав его сумку с одеждой, встретила его порцией домашнего печенья.***
Сейчас же, стоя в ванной Северус чувствовал, как под звук льющейся из душа воды, его покинул весь адреналин. Сначала его бросило в жар, потом в холод, потом ему внезапно стало недоставать воздуха, и через мгновение пол оказался ближе к нему, чем был раньше. Все погрузилось во тьму. Когда комната вернулась, Северус понял, что сидит на полу, а Гермиона промакивает его нос окровавленной тряпкой. Он смутно удивился тому, что держится прямо, но вскоре понял, что рядом сидит Саша и подпирает его, принимая на себя основную тяжесть его веса, а он — Северус — обнимает верного пса, прислонившись к краю унитаза. — С возвращением. Ты потерял сознание, ударился головой и разбил нос, что неудивительно… Могу я получить твое разрешение вправить его? — мягко спросила Гермиона. Его голова все еще была ватной. Северус не доверял себе и, чтобы не опозориться, заговорив, просто молча кивнул. — Я выключила душ и приготовила тебе ванну. Я думаю, тебе не помешает лечь и подольше понежиться в тепле. Что скажешь? Северус снова сглотнул и кивнул, но от этого у него поплыло в глазах и сильнее заболела голова. — У тебя, вероятно, сотрясение мозга, так что давай начнем с того, что поднимем тебя с пола, хорошо? Ответом был еще один кивок. — Хорошо. Хватай Сашу за ошейник, не волнуйся, когда я была беременна он делал это для меня миллион раз. Беременность и приседания не сочетаются, поверь мне. Северус хотел заметить, что значительно крупнее нее, но передумал. В конце концов, он худой словно жердь, а собака рядом с ним — настоящая кирпичная стена из мышц, которая, вероятно, перевешивает его минимум на 30 фунтов, поэтому он просто послушался Гермиону. Она же взяла его под руку с другой стороны. — Hoch Sacha, Hoch (Вверх Саша, вверх). Движение Саши придало импульс его движению и подтолкнуло в сторону Гермионы, они легко его подняли, несмотря на то, что он плохо чувствовал свои ноги, которые ощущались резиновыми. Северус вероятно бы упал на Гермиону, если бы та одной рукой не направляла его движение, а другой не уперлась ему в грудь, удерживая от падения и давая несколько мгновений для восстановления равновесия. Затем его, наконец, усадили на унитаз. Она закрыла кран, приготовила полотенца, вызвала спортивные штаны и чистую футболку, которые давала ему ранее. Гермиона поставила на бортик ванной те туалетные принадлежности, которые по ее мнению ему понравятся. Северус собирался возразить, сказав, что брюки ему не нужны, но понял, что чувствует влагу от промочившей их крови, которая текла у него из носа. — Я буду в соседней комнате, хорошо? — Гермиона нежно погладила его по руке, а он, глядя в ее мягкие теплые глаза, почувствовал что-то, что не знал, как описать. Чувство, которое просто не мог выразить словами. Поэтому Северус сказал единственные слова, которые мог придумать. — Останься со мной… пожалуйста.