***
Он прижал Гермиону грудью к стене, и стал осыпать ее шею и плечи поцелуями, остро контрастирующими с жестко впивающимися в ее бедра пальцами, его твердый, изнывающий от желания член плотно прижимался к мягкому изгибу ее задницы. С хриплым стоном она прижалась подбородком к своей груди и, выгнув спину, попыталась увеличить контакт их тел ниже пояса. Северус не мог этого допустить, не тогда, когда это блокировало доступ к ее восхитительному горлу, поэтому ловко расстегивая свой ремень одной рукой, он запустил другую в буйную массу ее кудрей, оттягивая ее голову назад и позволяя себе снова впиваться поцелуями в ее горло. — Чтоб меня, — простонала Гермиона, когда у нее в уголках глаз выступили слезы из-за того, что он крепко держал ее за волосы. — О, как раз это я и собираюсь сделать, ведьма, — прорычал он, быстро снимая ремень. Звякнула металлическая пряжка, Северус быстро поднес ремень к ее рту: — Вонзи в него зубы, ведьма, мы не можем допустить, чтобы дети услышали твой крик. Гермиона сделала, как он сказал. Его вес все еще неумолимо вдавливал ее в стену, и звук расстегивающейся молнии эхом разнесся по коридору. Не теряя времени на раздевание, Северус развел ее ноги в стороны, одной рукой стянул с нее трусики, а другой достал член и прижался к ней: горячая влажная головка члена на мгновение уперлась ей между ног, прежде чем он полностью вошел в нее. Стон, который сорвался с ее губ, был больше похож на крик, и он, мрачно усмехнувшись, зашептал ей на ухо: — Больше, чем вы ожидали, мисс Грейнджер? Вот в чем разница между мальчиком, которого вы знали, и настоящим мужчиной, — он прикусил ее ухо и увидел, как она вцепилась пальцами в стену. Гермиона была такой тугой вокруг него, почти слишком тугой, чтобы поддерживать четкий ритм, а слезы, которые потекли из уголков ее глаз, наводили на мысль, что она чувствует жжение от его проникновения, но… Ее ягодицы, плотно прижавшиеся к его бедрам, и стоны, срывавшиеся с ее губ, говорили о ее готовности принять боль вместе с удовольствием. — Ты ведь хотела этого, не так ли? Хотела, чтобы я взял тебя, сделал своей? Гермиона судорожно кивнула, и он задал жесткий темп. Одной рукой запутавшись в ее волосах и придерживая обвивший ее ремень, другой ухватившись за ее бедро и давая себе опору для мощных толчков, он погружался в нее снова и снова. Она была скользкой и влажной — это облегчало его проникновение и позволяло поддерживать заданный жесткий темп, которому она пыталась соответствовать каждым своим ответным толчком. Это было слишком: ее великолепные стоны и вскрики, запах ее соков в воздухе, вкус соли на нежной коже ее шеи и ее расплавленный жар, когда он брал ее… Северус почувствовал, что приближается к финишу куда быстрее, чем вообще считал возможным. — Черт, — проворчал он, уткнувшись лицом ей в шею. Они оба были мокрыми от пота, и Северус, не удержавшись, провел языком по ее шее, чтобы попробовать ее на вкус, и прикусил, заставив Гермиону застонать еще громче. Рука, сжимающая ее бедро, скользнула между стройных ног, стремясь к цели и, судя по ее резкому вздоху и сбившемуся дыханию, быстро ее нашла. — Не смей заставлять меня кончать в одиночку, маленькая ведьма, — прохрипел он Гермионе в шею, и та глубоко застонала, стоило только его пальцам начать быстро порхать по ее клитору. Его бедра не останавливались ни на миг, поддерживая ритм, воздух между ними был горячим и влажным, Северус прижался лицом к шее Гермионы, наслаждаясь вкусом и ощущениями, пока не сорвался через край и не простонал ей в ухо от освобождения. Гермиона вздрогнула, все ее тело напряглось в ответ, и извечный мужской инстинкт заставил Северуса толкнуться в нее так глубоко, как только возможно, и удерживаясь там, излить в нее всю свою сущность. Северус почувствовал волны ее ответного освобождение на своем члене, когда Гермиона всем телом прижалась к нему, почти фиксируя его на месте… словно ее извечный женский инстинкт требовал удержать его, обладать им. Он переместил руку от ее клитора вверх, к нижней части ее живота, представляя и молясь о… Северус со стоном проснулся и тут же об этом пожалел, так как у него кружилась голова. Откинувшись на подушку, он прикрыл глаза рукой, ожидая, пока черные точки перестанут мелькать перед глазами. Почувствовав, что больше не находится на грани потери сознания, Северус сел, осторожно приподнял одеяло и застонал от увиденного беспорядка, покрывающего его и постельное белье. Вновь откинувшись на подушку и закрыв лицо ладонями, зельевар, тяжело вздохнув, применил к себе заклинание Тергео и поблагодарил Мерлина за то, что у него хватило на это сил. На мгновение он с ужасом подумал о том, как справлялся бы с очисткой простыней без магии, но ему не стоило об этом беспокоиться, так как он заметил легкое мерцание рун, вышитых по краю постельного белья, после которых простыня с одеялом снова стали чистыми. Конечно же, Гермиона зачаровала постельное белье на самоочищение. На секунду Северус задумался, зачем она это сделала, и тут же почувствовал мгновенную вспышку ревности от мысли, что Гермиона может потеть в постели с другим мужчиной, но вдруг он понял, что есть гораздо более вероятная для женщины причина спать на самоочищающемся постельном белье… по крайней мере, раз в месяц. Благодарный Гермионе за ее предусмотрительность и покрасневший от одной только мысли, что ему пришлось бы тащить постельное белье в стиральную машину, как прыщавому подростку, Северус вытер вспотевшее лицо рукой. Боже, так сильно он еще не кончал… Никогда. Мрачный голос эхом отозвался в его голове: — Если бы она узнала, что ты о ней думаешь, в каком виде ее представляешь, она бы быстро вышвырнула тебя и твоего сына из своего дома так что… — Нет… Нет, не вышвырнула бы, — в его голове прозвучал другой голос, слишком похожий на голос Гермионы и Северус быстро отогнал от себя эту мысль. Нет, она не вышвырнет нас с сыном на улицу за то, что мне приснился сон о ней. Она не сделает этого, более того, Гермиона, скорее всего, будет меня добродушно дразнить и выпытывать подробности. Она посмеется над этим вместе со мной, да, это больше похоже на мою Гермиону. — Она не твоя, и никогда твоей не будет, — вновь проговорил мрачный голос, но прежде чем зельевар успел обдумать эту мысль снова прозвучал голос «Гермионы»: — Это неправда, она твой друг. Гермиона была его другом, даже он не смог бы этого отрицать, поэтому Северус сказал мрачному голосу «отвали» и повернулся на бок, собираясь еще поспать, потому что до кормления малышей оставалось еще несколько часов. И тут его заставила резко проснуться совершенно другая мысль… Сегодня у них с Алексом была назначена первая встреча с доктором.Часть 23
4 сентября 2023 г. в 19:25
Больше они об этом не говорили. Но их молчание не было неловким, скорее это было простое принятие или, по крайней мере, некое его подобие. Гермиона знала самые глубокие и мрачные секреты Северуса, а Северус знал ее тайны. Они были доверенными лицами друг друга. Северус впервые в жизни был уязвим перед женщиной и не жалел об этом. Он открылся, и Гермиона не стала над ним насмехаться и выворачивать его слова в свою пользу. Если бы она попросила, Северус стал бы ее добровольным рабом, но это только потому, что в глубине души он был уверен — Гермиона никогда не попросит его об этом, и в глубине души… Он хотел принадлежать ей, несмотря ни на что. Как это жалко. Проведя целую жизнь под властью двух хозяев, и наконец, освободившись от этого ярма, он хотел только одного — вручить Гермионе поводок от ошейника собственного изготовления.
Несколько следующих дней все было тихо и спокойно, заведенный ими распорядок дня укоренился в его душе, и Северус уже не мог представить себя больше нигде, кроме как с Гермионой, с Розой и даже с Сашей, которых он так горячо полюбил за столь короткое время. Он чувствовал, что в нем изменилось что-то фундаментальное, что он полюбил их так сильно, что он заявил бы на них обеих права, появись у него такая возможность.
Казалось, что все эмоции, которых ему не хватало в предыдущие годы, все чувства и ощущения, которые он старательно подавлял, навалились на него с удесятеренной силой. Все, кроме смеха, который они разделяли друг с другом. Северус с восторгом осознал, что Гермиона не только прекрасная мать и отличная хозяйка, но и просто веселый человек. Она была дерзкой, бесцеремонной и обладала сухим остроумием, не уступающим его собственному. Они часто обменивались колкими шутками по поводу глупых газетных статей, Гермиона смеялась, и он смеялся вместе с ней до тех пор, пока у него не начинали болеть непривычные к этому мышцы.
Они делили не только смех, но и… флирт. Северус был потрясен, обнаружив, что Гермиона была большой его любительницей. Конечно, их флирт был совершенно безобидным и по большей части платоническим, но это было… весело. Дух товарищества, знание того, что он может ее подколоть, а она парирует в ответ, вместо того чтобы расстроиться.
Северус осознал, как хорошо они подходят друг другу. Почти во всем.
Она даже коротала с ним те ночи, когда его демоны были слишком громкими, чтобы он мог их игнорировать. В такие моменты они находили утешение в вине, хороших книгах и разделенном на двоих благоговейном молчании. В эти ночи им не нужно было ничего говорить, и хотя временами их посиделки выглядели угрюмо и тоскливо, было что-то катарсически целительное в том, что кто-то другой разделяет с тобой тишину и понимает, что не существует слов, способных адекватно описать то чувство, когда внутренние демоны овладевают тобой, твоими мыслями или воспоминаниями, и что иногда нужно просто позволить им сжечь твою душу, чтобы потом вновь возродиться из пепла.