Sins of the father/Грехи отца

      — Боюсь, пришло время осмотреть вас, вы не против, Северус?       По его телу пробежала дрожь, но он, несмотря ни на что, кивнул.       — Сейчас, Гермиона, я бы попросила тебя забрать Александра и выйти, если только Северус не хочет, чтобы ты осталась.       Забрав у него Александра, Гермиона одной рукой нежно прижала мальчика к себе, а другой в утешительном жесте коснулась плеча Северуса.       — Это твой выбор, Северус, я в любом случае не возражаю.       Глубоко вдохнув, он сжал ее руку, лежавшую на его плече, а затем глубоко выдохнул:       — Пожалуйста, забери Александра и иди, со мной все будет в порядке. Спасибо тебе.       Гермиона кивнула, нежно поцеловала его в макушку и ушла в соседнюю комнату.       — Хорошо, Северус, — сказала Ханна мягким добрым голосом, вставая со своего места. — Помните, что, если она вам понадобится, мы можем позвать её обратно в любое время.       Северус встал, и Ханна, коснувшись его локтя, с натренированной легкостью сопроводила мужчину значительно крупнее себя к стоящей в комнате кушетке.       — Пожалуйста, присаживайтесь на кушетку, пока я кое-что приготовлю.       Северус сделал то, о чем его попросили, и нервно сел на край кушетки, спустив ноги. Бабочки в его животе превращались в фестралов, пока Северус изо всех сил старался поднять окклюменционные щиты и отгородиться от бурных мыслей и тревоги, которая текла по его венам, заставляя его чувствовать тошноту от ужаса и стыда. На нем была новая мантия, мантия, предназначенная для зельеварения и ничем не отличающаяся от тех, что он носил в Хогвартсе. Северус укорил себя за то, что надел труднорастегивающуюся одежду, но понял, что сейчас ему нужно скрыться за привычной броней, а не носить что-то более удобное из того, что он носит дома, наедине с Гермионой и детьми.       — Сейчас мне нужно, чтобы вы сняли часть одежды, как думаете, вы сможете раздеться ниже пояса и лечь на кушетку?       Ханна также передала ему тонкую простыню, которая, очевидно, была предназначена для его удобства и для того, чтобы он мог прикрыть ту часть тела, которую она в данный момент не осматривала.       Северус не ответил, но кивнул.       Если Гермиона смогла пройти через это и выжить, то и я смогу.       Он мог бы раздеться с помощью волшебной палочки, но вместо этого раздевался вручную. Возможно потому, что в привычных рутинных действиях было что-то успокаивающее. Расшнуровать ботинки, снять, снять, закатать и убрать носки, снять и сложить нижнее белье и брюки… Или, возможно, он просто оттягивал неизбежное и пытался потянуть время.       Северус лег на спину, натянул до пояса простынь и подумал о том, какое, должно быть, странное зрелище представляет собой: босой, но затянутый в слои одежды и застегнутый на все пуговицы выше пояса. Пусть он снял мантию, но на нем все еще были рубашка и сюртук. Утешало и то, что он оставался застегнутым на все пуговицы. Ханна натянула латексные перчатки, и от их щелчка Северус вздрогнул.       — Прежде чем я прикоснусь к вам, скажите, нет ли у вас аллергии на латекс? Если есть, то я надену перчатки без латекса.       Отрицательно покачав головой, Северус решительно уставился в противоположную стену, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону Ханны.       — Я буду пояснять вам каждое свое действие, но если в какой-то момент вам станет тяжело, или понадобится перерыв, или присутствие Гермионы, мы остановимся и позовем ее, вы понимаете?       — Да, — выдавил он, по-прежнему избегая встречаться с ней взглядом. Его голос звучал далеко не так уверено, как ему хотелось бы.       — Северус, мне нужно осмотреть ваши гениталии, не могли бы вы, пожалуйста, опустить для меня простыню?       Я не заслужил того, каким нежным и добрым голосом она ко мне обращается.       Заставив себя разжать железную хватку, с которой он вцепился руками в накрывавшую его простынь, Северус обнаружил, что не может заставить себя сделать следующий шаг и опустить ее вниз. Вместо этого он оставил скомканную простыню на талии и сжал в кулаках ту простыню, на которой лежал.       Доктор немного подождала, по-видимому, ожидая, что он сделает то, о чем она его просила, но когда поняла, что он не собирается этого делать, снова заговорила с ним тем же мягким тоном.       — Северус, вы хотите остановиться или хотите, чтобы я сама передвинула ее для вас?       — Не могли бы вы… Пожалуйста.       — Хорошо, Северус. Сейчас я сдвину простыню.       Ханна сделала это медленно. Почувствовав холодный воздух, Северус рефлекторно вскинул руки, желая прикрыться, но опомнился и опустил их по бокам, прерывисто дыша и удерживая слезы, которые грозили наполнить его глаза.       Гермиона сделала это. И ты сможешь.       — Я собираюсь осмотреть вас, и для этого мне нужно будет к вам прикоснуться, и если в какой-то момент вы захотите остановиться, мы остановимся, хорошо?       — Да, — он понимал, что ведет себя невежливо и говорит односложно, но больше не мог выдавить из себя ни слова. Он не мог сформулировать предложение, как и не смог не вздрогнуть всем телом в миг, когда Ханна прикоснулась к нему там, где до этого прикасалось лишь несколько женщин.       До того, как он пришел сюда, охваченный тревогой перед приемом, какая-то часть его души содрогалась от мысли, что он может опозориться и возбудиться от прикосновения женщины-врача. Но теперь, когда дошло до дела, страх и тревога подействовали на него, как ледяная вода, и он был больше обеспокоен тем, что, если он еще больше закроется, она не сможет провести этот чертов осмотр.       Северус изо всех сил старался отключиться, закрываясь так сильно (слишком сильно), что знал, что его голос будет звучать почти механически, когда он будет отвечать на вопросы Ханны. Но Окклюменция была единственным средством способным позволить ему отвечать без лишних мыслей, пока она по-разному прикасалась к нему и просила его покашлять, держа его в руках.       — Есть ли у вас в настоящее время боли в половых органах?       — Нет.       — Вы мочитесь без боли или дискомфорта?       — Да.       — Способны ли вы эякулировать без боли или дискомфорта?       — Да.       — Присутствует ли кровь в моче или сперме?       — Нет.       — Есть ли иные кровотечения или выделения?       — Нет.       — Были ли ваши гениталии когда-либо травмированы?       — Да.       — Травма вызвала у вас кровотечение?       — Да.       — Продолжалось ли это кровотечение дольше нескольких дней и повторялось ли оно позже?       — Нет.       — Происходило ли с вами что-то, что изменило форму или структуру вашего пениса?       — Да.       — Стало ли это изменение постоянным? Или оно прошло?       — Постоянным.       — Вы говорите о небольшом изгибе здесь, ближе к кончику вашего пениса?       — Да.       — Это было сделано случайно или намеренно?       — Намеренно, удар.       — И как давно это произошло?       — Около тридцати лет назад.       На мгновение Ханна замолчала, но Северус был так поглощен своими мыслями, что не заметил этого, как и не заметил, что она осторожно придвинула к себе планшет, проверила дату его рождения по записанным данным и сочувственно посмотрела на него.       — Значит, когда вам было примерно восемь лет?       — Да.       — Это произошло в школе, с другим ребенком?       — Нет.       — Тогда, кто?       — Отец.       Ханна вернула простыню на место и накрыла его ладонь своей. Это вывело Северуса из оцепенения, немного, но достаточно для того, чтобы он заметил беспокойство на ее лице.       — Делал ли он когда-нибудь еще что-нибудь подобное?       — Нет, — быстро ответил Северус, возможно, слишком быстро, потому что Ханна выглядела так, словно не поверила ему, поэтому он, испытывая глубокий стыд, почувствовал необходимость ответить подробнее, хотя и не мог понять, почему.       — Это не было… Это никогда не было… сексуальным, — удалось ему вымолвить. — Он просто хотел преподать мне урок.       Ханна больше ничего не сказала, но от беспокойства нахмурила брови, и Северус обнаружил, что слова сами собой слетают с его губ, хотя она его и не спрашивала.       — Он часто избивал меня, меня и мою мать, но никогда не прикасался ко мне так, клянусь… Я… Мне нравилось слушать Дэвида Боуи. Он был таким уверенным и беззаботным, и мне нравились красочные постеры и его наряды… И когда отец был на работе, я… Я надевал одну из маминых блузок и танцевал под пластинку… Мама даже разрешала мне использовать ее тени для век, — Северус был уверен, что его лицо в этот момент было цвета фуксии. — Я не гей, клянусь… Я… просто хотел одеться как Боуи, и посмотреть, смогу ли я почувствовать себя таким же счастливым, как он.       Невероятно смущенный своим признанием Северус опустил взгляд.       — Я так понимаю, ваш отец поймал вас? — Мягко спросила она.       — Его отправили домой с работы, пьяного… Он застал меня в гостиной, когда я, одетый в женскую блузку и накрашенный, танцевал и подпевал вместе с мамой под музыку с пластинки Боуи. Мама пыталась объяснить ему, что я всего лишь ребенок, что я просто развлекаюсь, играю в переодевания и притворяюсь, но он сломал ей челюсть за то, что она позволила мне это делать… Он сорвал с меня блузку, обозвал множеством гомофобных ругательств, которые я не хочу повторять, и отпинал меня. Хотел убедиться, что у меня больше никогда не будет таких мыслей о мужчинах, хотя, клянусь, у меня их никогда и не было, это было лишь притворство.       — Северус, мне ужасно жаль, что ваш отец так поступил, но вам не нужно убеждать меня в том, что вы поступили неправильно. Это были шестидесятые, и, ради всего святого, это был Боуи, которого все любили. Неужели вы думаете, что вы первый мужчина или мальчик, который оделся как Боуи? Боже, мой муж, стопроцентный натурал, был в костюме Фрэнка Фуртера, когда мы ходили на «Рокки Хоррор Лайв».       Северус рассмеялся хриплым смехом так, что выступили слезы, но больше ничего не сказал. Он кивнул Ханне в знак благодарности, и она отошла назад, написала несколько слов типичным для врачей почерком, который казался даже хуже его собственных паучьих каракулей, потому что Северус не смог разобрать в своей карте ни слова.       — Как думаете, мы можем продолжить?       Северус утвердительно кивнул. Он просто хотел, чтоб все поскорее закончилось.       — Эта часть осмотра может быть некомфортной, но она очень важна. Сначала я осмотрю вас внешне, используя свою руку, а затем внутренне — на предмет травм и для проверки простаты, это делается одним пальцем.       Ему никогда раньше не проводили осмотр простаты, но он знал, чего ожидать.       — После этого, с вашего разрешения, я хотела бы сделать УЗИ. Это займет не более пяти минут, а зонд спроектирован так, что он маленький и на сколько это возможно незаметный. Я могу показать его вам, если хотите.       Северус побледнел от одной этой идеи, но кивнул. Его единственный опыт знакомства с «ультразвуком» заключался в том, что он видел снимки беременных в газетах и по телевизору, и он был рад, что устройство, которое ему показала Ханна, было больше похоже на термометр чуть большего размера. И все же сама мысль об этом вызывала у него беспокойство.       — Это может быть немного некомфортно, но не больно. Я могу дать вам успокоительное, если вы хотите…       — Никаких успокоительных, — быстро ответил Северус. Ему категорически не нравилась идея не контролировать своих способностей.       — Хорошо, это полностью ваш выбор. Тогда мы можем использовать гель, который обезболит вас, или, что предпочтительнее, инъекцию, которая обезболит всю область таза.       Некоторое время Северус молчал, внутренне размышляя, а затем осторожно, надеясь, что она не сочтет его дураком, спросил:       — Для чего нужен ультразвук?       Похоже, Ханна вовсе не посчитала его глупым, потому что ответила сразу и без колебаний.       — Ультразвук проверит наличие повреждений внутренних мышц, тканей и органов. У жертв нападений, особенно у тех, кто подвергся очень жестоким нападениям, таким, как вы, Северус, часто наблюдаются невидимые внутренние повреждения, которые, если их оставить не вылеченными, могут привести к дальнейшим проблемам. Я не хочу вас расстраивать, но подобные внутренние повреждения, если их не лечить, могут вызвать все — от инфекции до недержания и импотенции, а при наличии грубой рубцовой ткани — даже к развитию предраковых клеток.       — Используйте гель, не укол.       Ханна приподняла бровь, но быстро ее опустила:       — У вас проблемы с уколами?       Северус невесело фыркнул:       — Нет, у меня нет с ними никаких проблем.       — Тогда могу я спросить, почему…       — Я не хочу никаких медикаментов, потому что я выздоравливающий наркоман.

***

      Было ясно, что она ожидала услышать совсем не это, но Северус похвалил ее профессионализм, потому что Ханна быстро пришла в себя, взяла в руки свои записи и приготовилась писать.       — Какие вещества?       — Маггловские или магические?       Она выгнула бровь, и он тихо заговорил.       — Морфий и героин — маггловские. Магические — зелья сна без сновидений и обезболивающие зелья, последние — магический эквивалент морфия, я полагаю.       — Как долго вы употребляли?       — Периодически на протяжении примерно двадцати лет, хуже всего было в последние годы войны.       — Когда вы шпионили?       — Да.       — Вы, должно быть, находились под сильным давлением.       — Это еще мягко сказано.       — Как долго вы в завязке?       — Почти два года.       — Я впечатлена, Северус, и очень рада это слышать. Такое требует большой самоотдачи, и я хвалю вас за это. Учитывая ситуацию, в которой вы оказались, вы могли легко, почти ожидаемо для человека с двадцатилетней зависимостью, вернуться к злоупотреблению наркотиками, и тот факт, что вы этого не сделали, свидетельствует об вашей огромной силе духа и огромных приложенных усилиях.       — Спасибо, — ответил он почти шепотом. Он ждал осуждения, которое так и не последовало, и это немного вывело его из равновесия.       Он случайно взглянул на нее и почувствовал, что она хотела задать вопрос, но предпочла профессионализм любопытству и подавила это желание. За это он стал уважать ее еще больше, но все равно ответил на незаданный вопрос.       — Гермиона не знает. Не то, чтобы я скрывал от нее, и не то, чтобы я был против того, чтобы она знала, я полагаю, что это просто никогда не всплывало в разговоре, даже достаточно мимолетно, чтобы это имело значение. Не мог же я сказать: «Передай кофе, кстати, я раньше был наркоманом, и сахар, пожалуйста?»       Она усмехнулась и одарила его теплой улыбкой.       — Я понимаю, почему вы нравитесь Гермионе.       Он немного усмехнулся, а затем помрачнел.       — Думаете, мне стоит ей сказать?              — Я не могу ответить на этот вопрос за вас. Но я скажу вот что: Гермиона не будет судить вас и думать о вас хуже.       Он резко поднял глаза и всмотрелся в ее глаза, заметив в них теплоту, и смущенно посмотрел на нее.       — Это… Я настолько очевиден?       Она просто улыбнулась:       — Только тем, у кого есть докторская степень по психологии, — и закусила губу, —…и мне определенно не следует этого говорить, но она более понимающая, чем вы думаете.       Он изогнул бровь, изучая выражение ее лица, но больше ничего не сказал.       Она прочистила горло.       — Местная анестезия содержит лидокаин, учитывая вашу историю употребления веществ, раз вы предпочитаете использовать только гель, так и поступим, как я уже сказала, процедура может быть немного некомфортной, но она не должна быть болезненной.       — Хорошо, — ответил он, и она уговорила его лечь на бок, а затем попросила поджать колени так, чтобы он оказался в позе эмбриона.       Подняв окклюментные щиты как можно выше, гораздо выше, чем было безопасно, он дал ей свое согласие начать.       Как она и сказала, процедура оказалась скорее унизительной, чем болезненной. Северуса тошнило от стыда и смущения, но больно не было. Когда она делала ему ультразвук, по его лицу текли слезы, и он тщетно пытался их сдержать. Это было не больно, но ощущение было совершенно чуждым и слишком похожим на то, о чем он не хотел думать. И мысль о том, что он может быть изранен, сломан, поврежден или каким-то образом навсегда изменен тем, что произошло, заставляла его чувствовать себя плохо и вызывала у него тошноту.       — Северус, вам нужно, чтобы я остановилась?       — Нет, просто сделайте это, пожалуйста. — Он не хотел останавливаться, чтобы потом начать все заново, не хотел уходить только для того, чтобы потом вернуться. Какой бы милой ни была эта женщина, он больше никогда не хотел ее видеть.       Процедура длилась всего несколько минут, хотя Северусу показалось, что прошли часы, и когда врач, наконец, закончила и вынула зонд, сказав ему, что теперь он может одеться, он разразился настоящими рыданиями, которые не мог сдержать. С помощью магии Северус вернул одежду на нижнюю половину тела и в слезах рухнул на кушетку.       Ханна продолжила говорить с ним, но сквозь слезы он не мог разобрать ее слов. Она вышла из комнаты, и еще некоторое время тишину нарушали только его захлебывающиеся рыдания, пока не раздались тихие шаги и он не почувствовал мягкое прикосновение магии, расширившее узкую металлическую кровать, на которую рядом с ним скользнуло теплое женское тело и нежно притянуло его голову к своей груди. Северус обхватил руками знакомую фигуру Гермионы и рыдал у нее на груди, пока она нежно успокаивала и укачивала его, шепча всякие похвалы и слова привязанности.       — Ты был таким храбрым.       — Я так горжусь тобой, Северус.       — Ты такой сильный.       — Я здесь ради тебя, я всегда буду рядом ради тебя.       Прошло некоторое время, но он наконец успокоился настолько, что смог встать с кушетки и вместе с Гермионой переместиться в то место, откуда они начали. Сделав несколько успокаивающих вдохов, Северус постарался взять себя в руки, а Гермиона нежно провела рукой по его лицу и обхватила ладонью его щеку.       — С тобой все будет в порядке?       Он не знал, было ли это выражением решимости или вопросом о его состоянии, но в любом случае он кивнул в знак согласия и сделал глубокий успокаивающий вздох, когда в кабинет вернулась Ханна.       — Северус, осмотр закончен, теперь мы обсудим ваши результаты, хорошо?       Он кивнул.       — Хочешь, чтобы я ушла? — Мягко спросила его Гермиона, и он покачал головой:       — Нет.       — Вы уверены, Северус, мы будем обсуждать ваше интимное здоровье, и вы имеете полное право попросить Гермиону уйти.       Он повернулся к сидящей рядом с ним женщине, которая обнимала его за талию и так близко придвинулась к краю своего стула, чтобы быть ближе и утешить его, что частично опиралась на его собственное сиденье.       — Пожалуйста, останься со мной.       — Конечно.       Северус обернулся к Ханне и кивнул.       — Вы уверены? — Спросила она еще раз, давая ему возможность отказаться, но он лишь глубоко вздохнул и снова кивнул.       Она слегка улыбнулась ему, а затем обратилась к своим записям.       — Хорошо. У вас нет значительных повреждений гениталий, кроме старой зажившей травмы, о которой мы говорили. У вас нет никаких проблем с функционированием, о чем свидетельствует прекрасный маленький мальчик в соседней комнате.       Северус покраснел, но мягко улыбнулся при упоминании своего сына, страстно желая снова заключить его в свои объятия.       — Поэтому травма и ее возраст не вызывают беспокойства. Если бы у травмы могли быть последствия, то они уже давно бы проявились, так что я рада сообщить, что она не нуждается в каком-либо вмешательстве. Однако если что-то изменится, если вы заметите какие-либо изменения в форме или текстуре пениса, если у вас возникнут механические проблемы с мочеиспусканием или вы начнете испытывать «сухие» оргазмы, я попросила бы вас провериться, хорошо?       Северус кивнул, довольный тем, что ничего страшного не случилось.       — Прежде чем мы продолжим, я должна спросить еще раз: вы все еще не против присутствия Гермионы?       — Если она не испытывает дискомфорта, я бы предпочёл, чтобы ей разрешили остаться.       Он был совершенно уверен, что только её присутствие рядом удерживает его от попытки сбежать без оглядки.       — Я буду здесь до тех пор, пока я тебе нужна, Северус. Но я могу наложить Муффлиато, если ты не хочешь, чтобы я слышала.       Северус на мгновение задумался, но потом покачал головой.       — Если это причиняет тебе страдания, пожалуйста, сделай это ради себя, но не чувствуй необходимости делать это ради меня… Я… доверяю тебе, Гермиона.       Она улыбнулась, крепче обняла его и положила голову ему на плечо. Северус закрыл глаза и глубоко вздохнул, после чего кивнул доктору, чтобы та продолжала.       — Хорошо. Как и ожидалось, учитывая то, через что вы прошли, есть внутренние рубцы, уровень которых говорит о том, что в какой-то момент у вас были очень серьезные разрывы второй или даже третьей степени. Однако это в основном повреждения тканей, не затрагивающие мышцы, у вас нет никаких свищей или отклонений, и это очень хорошая новость. Какие бы магические средства или зелья вы ни использовали, они эффективно залечили повреждения. Расположение этих рубцов также означают, что они вряд ли вызовут у вас какие-либо проблемы, о которых мы говорили, но я бы рекомендовала вам каждые восемнадцать месяцев проходить обследование простаты, во время которого нужно будет сдать мазок, который проверят на наличие предраковых клеток — просто обычная проверка, какую делают женщины, сдающие во время осмотра гинеколога мазок слизистой. Простой осмотр и мазок, вся процедура займет всего несколько минут. Можете ли вы заверить меня, что подумаете об этом ради своего и нашего будущего спокойствия?       — Да, я… попытаюсь.       Северус кивнул, благодарный за то, что новости оказались не так уж плохи.       — Если это поможет, мне тоже нужно ежегодно сдавать мазки по той же причине, и мы можем записаться на одни и те же дни и ходить к врачам вместе, поддерживая друг друга, если хочешь?       Он немного расслабился, мысль, что придется проходить такое обследование в одиночку, была пугающей.       — Я был бы тебе очень... признателен, спасибо, Гермиона.       — Я рада, что вы есть друг у друга, надежная система поддержки просто необходима для выздоровления. И как я посмотрю, вы прекрасно понимаете потребности друг друга.       — Есть еще кое-что, что я хотела бы обсудить с вами, Северус, — это ваши мысли, чувства и общее психическое состояние.       Северус напрягся, но перебивать не стал.       — Я бы порекомендовала вам обратиться к психологу, не обязательно сейчас, но в ближайшем будущем. Я бы посоветовала присмотреться к какой-нибудь форме разговорной терапии или консультирования. Я — дипломированный психолог, так что вы можете прийти и поговорить со мной, как это сделала Гермиона, или можете пойти в любое другое место, которое вам больше понравится. Пока что я просто прошу вас только подумать об этом.       Он кивнул.       — Сейчас я хотела бы обсудить с вами еще один вопрос, и я снова предоставляю вам возможность поговорить наедине.       Северус покачал головой: что бы это ни было, он предпочел бы, чтобы Гермиона была рядом с ним, в этом он был уверен.       — Я говорю об этом потому что очень часто мужчины, ставшие жертвами сексуального насилия, считают, что если они подверглись нападению со стороны других мужчин, то люди будут воспринимать их как геев, или они сами станут геями — это абсолютная ложь. Я не хочу, чтобы вы скатились в бездну самоуничижения, вы меня понимаете?       Северус закрыл глаза, кивнул, но промолчал.       Ханна, казалось, читала его вдоль и поперек, и он не в первый раз задумался, не является ли она природным легилиментом или эмпатом, потомком какого-то давно канувшего в историю магического рода.       — Сексуальное воспитание в шестидесятые и семидесятые годы было совершенно отвратительным, и, как сказала мне Гермиона, сексуальное воспитание в мире волшебников положительно…       — Викторианское, — отчеканила Гермиона.       Северус подавил нервный смешок. Она не ошиблась.       — Я хотела поговорить с вами о сильном чувстве стыда и вины, которое часто испытывают мужчины, пережившие сексуальное насилие. Я хочу, чтобы вы поняли, что сексуальное насилие не имеет абсолютно никакого отношения к ориентации или предпочтениям. Независимо от ориентации или чувств человека, вопрос согласия никогда не отменяется. Поэтому я хотела бы задать вам вопрос: считаете ли вы, что если гетеросексуальный человек подвергся нападению со стороны другого человека, то он каким-то образом заслужил или просил об этом, независимо от того, во что он был одет или что делал?       — Вовсе нет, — выдохнул он. — Никогда! — Потрясённо и непреклонно.       Гермиона нежно сжала его руку, и он сжал ее в ответ.       Ее голос был нежным, когда она задала свой последний вопрос.       — Я могу прислать вам домой кое-какую информацию к прочтению, о том, как справиться с травмами и последствием насилия, а также рекомендации по консультациям и терапии?…       Северус посмотрел на Гермиону, — она не ослабила хватки и, мягко улыбнувшись ему, прикоснулась к его колену своим так, как взяла в привычку делать дома.       Его голос прозвучал еще тише, но он ответил:       — Да, пожалуйста.