Sins of the father/Грехи отца

      Когда они вернулись домой, Северус был молчалив, не то чтобы он вообще когда-то был разговорчив, но Гермиона могла с уверенностью сказать, что сегодняшнее мероприятие отняло у него много сил, ибо она, как никто другой, знала, каково это. По крайней мере, она пообещала себе, что станет для него поддержкой, той, которой у неё самой никогда не было, любой поддержкой, в которой он будет нуждаться. Поэтому, позволив Северусу самому задавать темп общения, Гермиона усадила его за обеденный стол и ушла укладывать спать капризничавших малышей, им все равно пора было вздремнуть.       Когда она вернулась, Северус уже успел налить себе чашку чая и поставить на стол ее чашку, мед и прочие чайные принадлежности — сделав явное, пусть и невысказанное приглашение присоединиться к нему, которое Гермиона беспрекословно приняла, добавив в свой чай ложечку меда.       Она была благодарна ему за то, что он перенял ее привычку использовать свечи для освещения коттеджа. В дом, конечно, было проведено электричество, но, прожив столько лет в Хогвартсе, Гермиона обнаружила, что от ярких маггловских ламп у нее сильно болит голова и поэтому, когда она желала расслабиться и отдохнуть, она по привычке всегда использовала свечи, а не значительно более яркий электрический свет.       Сделав глоток чая, она заметила, что на столе перед Северусом лежат информационные листовки, содержание которых он явно обдумывал. Он выглядел усталым. Истощенным, как душевно, так и физически. Очевидно, этот день нанес ему тяжелый эмоциональный урон. Гермиона подумала, не вызвано ли его переутомление тем, что он все еще пытается закрыться?       — Северус, если тебе нужно, опусти окклюментные щиты, все в порядке. Неважно, злишься ты, грустишь или что-то еще… Я просто хочу, чтобы ты знал: я бы предпочла, чтобы ты чувствовал что-то… что угодно, а не сдерживал себя. Ничего хорошего не получится, если ты будешь держать все в себе. Поверь, я знаю о чем говорю.       Северус печально улыбнулся, лишь слегка изогнув губы, но этого было достаточно.       — Я просто обдумываю некоторые вещи, которые обсуждал с Ханной.       Гермионе безусловно было любопытно, но она не стала давить на него, и через мгновение Северус заговорил сам:       — Есть кое-что, о чем я не рассказал тебе… Ханна заверила меня, что ты отнесешься к этому с пониманием, но я все равно чувствую, что поступил неправильно, не рассказав тебе… Я не рассказал непреднамеренно, я не собирался скрывать эти вещи от тебя, но, с учетом, что я обязан тебе жизнью — своей и моего сына — и собственным здравомыслием… Я считаю, что обязан рассказать тебе, чтобы ты могла решить чувствуешь ли ты себя в безопасности и не жалеешь ли, что я живу в твоем доме рядом с твоим ребенком…       Гермиона выгнула бровь, но промолчала, давая Северусу время подобрать нужные слова.       — Я — выздоравливающий наркоман. Последние два десятка лет я периодически употреблял различные вещества. Я употреблял и героин, и морфин… когда мне удавалось их раздобыть, а если я не мог достать их, то использовал «Сон без сновидений» и обезболивающие зелья. Я чист уже почти два года и намерен таким и оставаться, но это то, о чем я тебе не рассказал… Я должен был рассказать, когда остался жить в твоем доме, рядом с твоей дочерью… Ты имела право узнать об этом до того, как мы перевели наши отношения на более постоянный уровень. Я должен был рассказать тебе раньше, прошу прощения за то, что промолчал… Я пойму, если ты захочешь выгнать меня из вашего дома.       — Сейчас ты употребляешь?       — Нет, конечно, нет. Как я и сказал, я чист уже почти два года.       — У тебя есть с собой что-то из этого?       — НЕТ! Я бы никогда не принес ничего подобного в твой дом!       — Собираешься ли ты когда-нибудь приносить это в наш дом?       — Нет, никогда! Я никогда больше не прикоснусь к этим веществам, тем более сейчас, когда рядом Александр и Роза.       Ее лицо смягчилось, Гермиона мягко улыбнулась.       — Тогда все в порядке, — она пожала плечами и продолжила пить чай.       — ВСЕ В ПОРЯДКЕ? — Недоверчиво переспросил Северус, слегка нахмурившись.       — Все в порядке, — подтвердила она, и слегка пожав плечи, улыбнулась.       — Только что я рассказал тебе, что ты поселила в одном доме со своим ребенком наркомана. Человека, который скрывал от тебя, что он выздоравливающий наркоман, и все, что ты можешь сказать, — это «все в порядке»?       Гермиона снова бесстрастно пожала плечами.       — Ключевое слово — выздоравливающий, то есть бывший наркоман. Ты пристрастился к наркотикам, когда жил невероятно напряженной и несчастной жизнью, работал на должности, которую ненавидел, шпионил на магической войне, тебя пытали и над тобой издевались, и я еще должна удивляться, что тебе понадобился моральный костыль, чтобы пройти через все это?       Ну, раз она так говорит…       — Почему это должно стать проблемой, Северус? Ты умолчал ненамеренно, просто это не та тема, которая обычно возникает в разговорах. И она не совсем актуальна, поскольку ты чист уже почти два года. Кстати, поздравляю. Не знаю, как тебе это удалось, с учетом всего, что случилось. Ты меняешь свою жизнь ради своего сына, ты ничего не приносил в мой дом и не употреблял в присутствии детей… чего я не могу сказать о себе.       Их взгляды встретились, и в ушах Северуса прозвенели слова Ханны: «Гермиона не будет судить вас и думать о вас хуже.»       — После Хьюго, — она сглотнула, полезла в карман и протянула ему пластиковый диск.       На нем было написано «6 месяцев».       — После Хьюго, родов и проблем с непереносимостью у Розы я стала принимать обезболивающие зелья и стабилизатор настроения, рекомендованный акушеркой — «Зелье Девры».       Северус поморщился, ему было знакомо это зелье.       — Это весьма устаревшее зелье, которое, как я уверена, ты знаешь, практически вышло из употребления.       И не зря, подумал он, такие вещи нужно запретить.       — Это было единственное зелье, не содержащее серебра, так что я могла принимать его без проблем для Розы… и я его принимала, — Гермиона осторожно вытерла глаза. — Конечно, серебра в нем нет, но есть другой ингредиент, который несколько… сомнителен.       — Корень фенхеля, — мягко произнес Северус, и она подняла за него тост чашкой чая.       — Как я уже упоминала, в довершение ко всему у меня была послеродовая депрессия из-за Рона, Розы и Хьюго, а также из-за того, что произошло на войне и в поместье Малфоев… Вскоре я начала принимать это зелье каждые восемь часов, просто чтобы прожить еще один день.       Северус зашипел сквозь зубы, а Гермиона криво ухмыльнулась в знак признания его огорчения.       — Со временем несколько аптекарей перестали продавать мне больше пары флаконов за раз, а один из них вообще прекратил продажи. Некоторое время назад зелье сняли с производства… но у них оставались запасы готового зелья, которые я быстро опустошила. Я аппарировала в Косой переулок, в Хогсмид и разные другие аптеки в попытках купить его, и с каждым днем мне все меньше везло. Плюс Саша стал воровать флаконы… Он пытался их закопать, разбить или спрятать везде, где только мог — он знал, что что-то не так, пусть и не понимал, что именно.       Гермиона закрыла глаза и продолжила говорить:       — А потом наступил день, когда я не смогла его найти. Нигде не осталось никаких запасов, и никто больше не хотел его варить — это было невыгодно с финансовой точки зрения, поэтому я сделала первое, что смогла придумать… Я отправилась в «Слизень и Джиггер» и купила то единственное, что, как я знала, содержит корень фенхеля.       — Сон без сновидений? — Спросил Северус, и Гермиона подтвердила. Он сразу понял о чем речь, в конце концов, Сон без сновидений был одним из его собственных пороков, «спасающих» его от мучающих его кошмаров.       — Я знала, что, когда приму его, не смогу покормить дочь грудью, поэтому, пока у меня была достаточно ясная голова, я покормила Розу, а потом… выпила полфлакона.       — Гермиона, — грустно сказал Северус и протянул ей ладонь, которую она тут же сжала.       Полфлакона? При ее-то размерах? Ей, наверное, хватило бы и детской дозы, максимум несколько капель.       — Я знаю… Я не пыталась ничего сделать, клянусь, не пыталась, по крайней мере сознательно, но в тот момент я настолько зависела от зелий на основе корня фенхеля, что была в отчаянии… И перерыв от кошмаров выглядел так привлекательно.       Она замолчала на некоторое время.       — Насколько все было плохо?       — Плохо, — категорично заявила Гермиона, отведя взгляд.       — Меня разбудил Саша… Не знаю, как долго он пытался, но он физически стащил меня с кровати, и я ударилась головой, когда упала на пол, это то меня и разбудило. Комната была разгромлена…       Гермиона сглотнула и снова закрыла глаза.       — Когда я проснулась, он все еще тащил меня, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что он тащит меня в детскую. Я пробыла в отключке двенадцать часов… Бог знает, сколько бы я еще пролежала, если бы Саша не вытащил меня из постели… Именно тогда я поняла, что в доме тихо. Когда я вбежала в детскую Роза задыхалась…       Слезы потекли ручьем, хрупкие плечи затряслись, Гермиона закрыла лицо ладонями.       — Она пробыла одна двенадцать часов, ее подгузник наполнился и остыл, она доплакалась до колик, ее стошнило и она стала задыхаться, потому что не могла повернуться… Вот почему Саша был в ярости, Роза начала задыхаться, если бы не… если бы он не…       Северус встал, поднял Гермиону со стула и заключил в свои объятия, в которых она разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь.       — Но он разбудил. Ты замечательная мама, Гермиона, не позволяй одной ошибке определять тебя.       Она кивнула в ответ, но слезы все еще текли по ее лицу.       — В тот день я решила завязать и, боясь сорваться, позвонила Ханне. Именно тогда она осмотрела нас с Розой и записала меня в маггловскую программу. С тех пор я не прикасаюсь ни к чему содержащему фенхель. Хотя моя группа поддержки считает, что после родов я принимала опиоидные обезболивающие.       Шмыгая носом, Гермиона отстранилась, и Северус предложил ей несколько салфеток, которые она с благодарностью приняла.       — Теперь ты понимаешь, почему я не могу осуждать тебя, Северус. По крайней мере, ты из-за своей зависимости никогда не подвергал опасности собственного ребенка. И теперь ты понимаешь, почему я прошу тебя никогда не приносить в дом Сон без сновидений… А если тебе все же когда-нибудь придется использовать корень фенхеля в приготовлении зелий, пожалуйста, защити лабораторию и не давай мне доступа к защите…       Северус нежно обхватил ладонью ее щеку и поцеловал в макушку. Гермиона слабо улыбнулась.       — Я не мог бы приготовить «Сон без сновидений», даже если бы и захотел — а я не хочу, — не только из-за моей собственной истории, но и потому, что его приготовление жестко контролируется, и пока я нахожусь на утвержденном министерством испытательном сроке, я не могу его варить… По той же причине, что и ты, я впредь не стану использовать корень фенхеля ни в одном из своих зелий. Он опасен тем, что вызывает привыкание, в то время как есть множество других ингредиентов, которыми его можно заменить.       — Разумно, — прошептала Гермиона.       Малыши наверху зашевелились, и Северус отпустил ее.       — Мне нужна минутка, с тобой все будет в порядке, пока я буду кормить наших малышей?       Наших малышей. Не малышей, а наших малышей.       От того, как Гермиона это сказала, сердце Северуса сжалось в груди.       — Конечно, удели этому столько времени, сколько необходимо, и спасибо тебе… за сегодня… за все. За то, что дала мне необходимый толчок и поддерживала меня все это время… во всем. За понимание моей зависимости и за то, что доверяешь мне свою… Ты… удивительная Гермиона.       — Иди… сядь, — мягко улыбнувшись, Гермиона провела Северуса в гостиную и подтолкнула к дивану.       Спустившись через несколько минут, она сначала передала ему его сына, а затем, к его большому удивлению, и Розу.       — Ты не возражаешь? Я хочу перенести чайные принадлежности.       — Конечно, — тут же ответил он, также мягко улыбнувшись, и получил в ответ такую же нежную улыбку.       Северус, конечно, сразу понял, что она делает, но то безоговорочное доверие, с которым Гермиона передала ему своего ребенка, продемонстрировав, что она знает, понимает и все еще доверяет ему, согрело его душу. Поэтому он осторожно прижал к себе обоих малышей, не сумев полностью сдержать довольную искреннюю улыбку.       Прижимая их друг к другу, Северус не мог не отметить, насколько они похожи по размеру: Роза была примерно такого же роста, что и его сын. Несмотря на то, что Роза была на несколько месяцев старше Александра, она была преждевременно родившимся ребенком очень миниатюрной матери, одной из близнецов, и хотя Северус знал, что девочка была крупнее своего брата Хьюго, она все равно была намного меньше, чем обычный доношенный младенец. Александр же был единственным ребёнком, и его мать, как и сам Северус, была высокой, что означало, что Александр родился крупным младенцем, так что несмотря на разницу в возрасте, в настоящий момент, если не брать во внимание разный цвет волос, малышей можно было принять за брата и сестру. Северус с тоской подумал о том, насколько иначе могла бы сложиться их жизнь, если бы они были одной семьей.       Гермиона никогда бы не отказалась от своего ребенка, а Северус никогда бы не позволил никому пренебрегать ею или обижать ее. Если бы он только знал, то сам бы сварил для нее все необходимое, обеспечил бы ее нужными неонатальными зельями, обезболивающими средствами для родов, проследил бы, чтобы она оказалась в безопасности где-нибудь в больнице под присмотром лучших специалистов, а не боялась боли и стресса от таких травмирующих родов, в которых ее не поддержал никто, кроме ее верного пса.       — Как у вас дела, мистер Папа?       — Просто отлично, — прошептал он, притягивая ближе к себе детей, которые теперь сладко и довольно посапывали. — Все просто замечательно.