10 Сентября
Сколько прошло времени, Арсений не знает. Как и не знает того, где он сейчас находится. Сначала открывает один глаз, в полусонном состоянии осматривает всё вокруг. Затем открывает второй. Веки нереально тяжёлые. Он переворачивается на спину. Резкая боль пронзила всё тело почти целиком. Флешбеками пронеслись недавние события. Арсений зажмурился из-за неприятных ощущений и прошипел, скрипя зубами.
— Твари... — он проводит по лицу холодной неповреждённой ладонью.
Арс остался в таком положении, в ожидании, когда тело привыкнет и боль стихнет. Попов выдыхает облако пара изо рта, глядя в небо. Глубокий вечер. Погода довольно прохладная.
Откуда-то неподалеку слышится знакомый рингтон. Звонят Арсению. Брюнет пытается встать, но боль заиграла новыми красками, заставив поморщиться от неприятных ощущений и остаться лежать в уже привычном положении.
Послышались быстрые шаги.
— Арс!... — Матвиенко падает рядом с другом на колени, оглядывая его тело, — ублюдки... Как же так, Арс? — он быстрыми движениями, в лёгкой панике, убирает оба телефона в карман куртки, берет Попова за подмышки, усаживая его к той же стене злоебучего гаража, — сам дойти сможешь, или вызовем скорую? — он очень обеспокоен.
— С... Сам... Помоги мне.
— Давай... Аккуратно, Арс... — он помогает встать. Арсений коротко вскрикивает, — давай, хороший, терпи, — закидывает руку Попова себе на плечо, своей же обхватывает его за талию.
Шаг. Новый стон.
— Потихоньку, Арс, потихоньку... Вот, так...
Медленным темпом, не спеша, с остановками они направляются к Арсу домой.
Со временем, каждый шаг давался Попову легче. Было уже не так больно, и больше, чем через половину пути, он мог полностью идти сам. Матвиенко задавал вопросы. Много ругался на себя, на Арса, на подонков. Брюнет ничего не отвечал, смотря под ноги, не замедляя движения.
Матвиенко останавливается недалеко от дома друга. Попов делает ещё пару шагов, погруженный в свои мысли, не сразу замечает, что идёт один. Он останавливается и поворачивается к Матвиенко.
— Не проводишь дальше?... — с какой-то глубокой печалью кидает взгляд в сторону Серёжи.
— Нет, братан... Ты же знаешь, как ко мне относится твой батя, — косичка делает пару шагов к Попову, отдавая рюкзак и телефон.
— Точно... — грустная улыбка и опущенный взгляд на красные грязные конверсы. Сводит носки ног и возвращает их в параллельное положение, — спасибо, Серёг, правда... Не знаю, как бы сам добрался... — он жмёт руку на прощание, перехватывает рюкзак у Матвиенко, телефон убирает в задний карман джинс, — до скорого.
— Позвони мне, — Серёжа приостанавливает друга за локоть, разворачивая, и заглядывает в глаза, — пожалуйста. Позвони обязательно, — Попов утвердительно делает слабый кивок головой и коротко машет на прощание.
***
Только сейчас, отойдя от Матвиенко на расстояние, Попов заглядывает в телефон.
— Суки... Разбили... Надеюсь, пострадала лишь защитка, — проверка сообщений. Ни одного стоящего, лишь сообщения с издёвками и оскорблениями. И ни одного сообщения от
него.
Попов останавливается у дверей своей "крепости". На часах 22:19.
Всё только начинается.
Убрав телефон и глубоко вздохнув, он заходит в дом, как можно тише. Свет в ближайших комнатах отсутствует. До коридора слабо доплывает свечение от включённого телевизора. Дверь захлопывается громче, чем ожидалось. Из гостиной донеслось отцовское: "Долго же ты." Выключился телевизор. Послышались шаги. Яркий свет на пару секунд ослепляет Арсения. В коридор сначала зашёл папа и оценил внешний вид сына строгим, и ничуть не удивлённым взором, скрестив руки на груди. Мама же, увидев Арсения, испуганно вздохнула и медленно прикрыла рот ладонью, сомкнув брови на лбу.
Молчание. И тишина. Слышно лишь бешеное сердцебиение брюнета и тяжёлое дыхание Попова-старшего.
— Утром поговорим, — после долгой напряжённой паузы, отец размыкает руки и уходит в родительскую спальню. Мама всё ещё разглядывает сына. В её глазах заблестело. Арсений, не выдерживая, опускается на одно колено, расправляясь со шнуровкой своей обуви.
—
Мам, пап... Простите, я странный,—слабо выдохнув, он выпрямляется, и выражение лица мамы его удивляет и печалит ещё сильнее. Под таким тяжёлым и полным разочарования взглядом, Арс виновато отводит глаза в сторону. Он переминается на пороге.
— Это... — мама сразу сложила пазл, — Это
он тебя? — молчание — знак согласия.
— Не говори пока отцу, пожалуйста... — мама тяжело выдыхает, скрывая глаза ладонью и удаляется в гостиную. Арсений гасит в коридоре свет и вяло поднимается в свою комнату.
Рюкзак цепляется за ручку двери. Арсений резко дёргает, но высвободиться не получается. Уставший вздох. Закатил глаза. Со злостью Арс снимает с плеча рюкзак, тянет в сторону, без повреждений освобождая вещь и кидает её к шкафу. На ходу стягивает с себя свитер. Запутывается в рукавах. Это было последней каплей в озере неудач этого дня.
— Да чтоб тебя! — рычит он. Сняв радугу, он сминает в руках свитер и швыряет его в угол комнаты.
Кожа на теле неприятно зачесалась. Арсений начал царапать зудящие и повреждённые участки. Грязно. Противно. Царапает до боли. Душ. Нужен душ.
Попов берет чистую пижаму, полотенце. Телефон продолжает разрываться сообщениями. Арсений мельком читает их. Мерзко. Почему люди такие...
отвратительные..? Почему они не обходят подобные ситуации стороной? Какое им дело кто как одет, кто как считает, кто какой ориентации?... Выключает телефон. Кладёт на стол рядом с точилкой.
Точилкой? Арсений долго смотрит на неё.
Стоит ли?...
Ногтем открутил лезвие от корпуса. Импульсивно. От вихря подавленных ранее эмоций и мыслях о селфхарме, у Арсения соль растеклась по лицу. Безостановочно. В ванную комнату Арс буквально влетает.
Набирает ванну. Кипяток. Чтобы свариться. Чтобы полностью смыть этот день и избавиться от всех эмоций.
Верхний этаж, запирается в ванной
Пока ванна долго набирается, Арс кладёт все вещи на тумбу. Осматривает себя в зеркале. Ссадина под глазом, запёкшаяся река крови под носом и в области рта. Небольшой синяк на лбу. В основном, лицо осталось целым. За исключением носа... От воспоминаний он начал пульсировать. Опустив взгляд ниже, Попов натыкается на многочисленные синяки, ссадины на плечах и груди, рёбрах. Открытых (уже закрытых) ран вроде нет. Но лицо. Испуганное, разочарованное лицо, опухшие от слёз и усталости напуганные глаза с большими мешками под ними, разбитые губы, грязь. Арсений склоняется над раковиной и промывает лицо холодной водой. Освежает... Но легче не становится. Раны зажгло, а ладонь пронзило резкой болью, флешбеками возвращая Арса к драке. К Антону.
Чего ещё ты ожидал от такого признания?
Пришлось умываться одной неповреждённой рукой. Брюнет ещё раз оглядел себя в зеркале. Снова вспомнил об Антоне, его словах. О невзаимности. О жестокости. Об абсолютной беспомощности.
Жалость. Именно это сейчас чувствует Арс по отношению к себе. Одно из самых ужасных чувств. Пожалуй, это впервые, когда Арсений жалеет себя. Такого не было даже в моменты, когда он получал жойских люлей от папы.
В ожидании Попов садится на холодный кафельный пол. Глаза застывают на ковре однотонного цвета. Пальцы нащупывают ожоги от сигареты кудрявого. Перед глазами картинки-воспоминания.
***
Антон, сидит на подоконнике в коридоре, увлечённо чиркает что-то в альбоме. Да, он ещё и рисует (ещё кстати в КВН участвует). Удивительное сочетание навыков, правда? Тонкие пальцы уверенно держат карандаш, а массивные браслеты выглядят правильно и эстетично на тонких запястьях парня.
— Что рисуешь? — я прыжком залезаю на подоконник, с интересом заглядывая в альбом.
— Блять! — Антон испуганно закрывает альбом. Увидев перед собой меня, он смягчается, но взгляд остаётся жойским, — Попов, еп твою мать, напугал... Чё лупишь? — он смущённо улыбнулся. А глаза горят. В них царит радость и неподдельная задорность.
— Так покажешь, что в альбоме?
— Нет... Признаться, я никому не показываю своих рисунков. И ты не исключение, прости, — он снова улыбается и кладёт альбом в рюкзак, слезает с подоконника, — минута до звонка, пошли.
***
Антон улыбается и наигранно закатывает глаза. Берёт меня за запястье, раскрывая мою ладонь, и вкладывает в неё значок со столь желанным Леоном...
— Да, — мягко смеётся, — я серьёзно. Надеюсь, для тебя он действительно важен, — улыбается ещё шире и теплее. Довольный кот. Мой взгляд застывает на этих губах. Затем на блеске в зеленые глазах. Глазах цвета лета.
***
Антон посыпался от очередной шутки. Он всегда либо вскидывает голову вверх, либо чуть опускает вниз. Но в обоих случаях почти всегда щурит глаза и морщит нос. Улыбается во все 32 (или сколько их) зуба. Слишком красив.
***
В моменты, когда Шастун волнуется, он теребит кольца. Снимает их и надевает обратно. Привычка. Помогает немного успокоиться и не впасть в дикую нервозность.
***
Воздушные русые кудри красиво переливаются при каждом движении головы зеленоглазого. Так и хочется хоть раз прикоснуться к ним. Но как это будет выглядеть со стороны?..
***
Тёплые воспоминания и привычки Антона вызывают улыбку у Арса.
Влюбился
Не было ни ночи, где не снился
Тот кудрявый парень, что глумился
Вспомнил эпизод из давнего сна, где два парня на «А» остались после уроков одни в кабинете. Ничего такого. Просто возможность побыть с ним наедине. Они провели это время в мире грёз за приятной непринуждённой беседой. Это был единственный сон, в котором Арс запомнил Антона целиком. Во всех снах он, к сожалению, не запоминает лица. Но знает, что ему снится тот самый высокий парень, ростом 197 см, с добрым сердцем. И только в его снах они могут быть вместе. Могут писать ту историю, которую хотят сами, игнорируя рамки общества. Это ведь всего лишь сны? И что происходит во снах Арсения, не знает никто, кроме него самого. Пробуждаясь, Попов нежится какое-то время в кровати, с растянутой до ушей довольной улыбкой, цепляется за уходящие из памяти кусочки событий из сна.
Резкое осознание того, что теперь эти эмоции Антона Арсу не застать и вживую, не увидеть снова, расстраивают. Густая солёная капля впитывается в мягкий ковер. Затем другая. Кисть неприятными отголосками напоминала о себе.
От его ботинка рана
Ещё и вся эта ситуация... Теперь, скорее всего, у Попова больше нет возможности общаться с Антоном. Только и остаётся перебирать, в который раз, воспоминания. Воспоминания, которые дарят улыбку.
— Ты не стал для меня хуже, — Попов нежно улыбается своим чувствам, запускает пальцы в волосы, снова погружаясь в воспоминания.
Сложно любить своего хулигана
То, как Антон подбадривает команду, как он рад каждому забитому мячу, как рассказывает истории, как отзывчив ко всем своим знакомым, как рад всегда помочь, как он искренен в проявлении своих эмоций — ярко показывает, что он живой. Что он волшебный. Удивительный. Настоящий. Невероятный. Улыбка... Улыбка, сводящая с ума, согревающая. Заставляющая бабочек в животе из раза в раз трепетать с новыми силами.
Куда это всё подевалось?
Сейчас же Антон отстраненный. Грубый. Закрытый. И Арсений не может никак помочь. Потому что Шастуну не нужна помощь. Помощь Попова. Помощь Попова-педика. С парнем явно что-то произошло 2 года назад, а Арса в жизни Антона не было в тот период. Антон в одиночку переживал все, очевидно тяжёлые времена, оттолкнув от себя почти всех друзей. В том числе и Попова.
Может, если бы я был настойчивее, то всё могло бы быть иначе? Понимание этого ощущается неприятным клубком в желудке и слезами в глазах.
Ну нет же... Антон
не является этой отвратительной массой. Вся эта суровость и жестокость — лишь маска. Лишь защита. Образ... И Арсений убеждён в этом. Но от кого и чего Антон защищается?
Ванна наполнилась. Взгляд цепляется за оставленное на краю раковины лезвие.
Арсений после долгого раздумия, берет острый предмет в руку. С осторожностью перебирает его пальцами. Колеблется в выборе решения.
На мгновение дыхание Арсения сбилось.
Он устало закрывает глаза, крепче сжимая лезвие.
