***
— А ты куда на ночь глядя? — С Шастом договорились встретиться. — Понятно... — Едкость и лёгкое презрение в интонации Матвиенко не прошло мимо Попова. — Ну, что ты снова… — Арсений страдальчески закатывает глаза. Он очень устал за сегодня и не хотел бы выслушивать очередной бубнёж, которого он услышал достаточно за эти 2 недели. — Да это пиздец, Арс! До сих пор поверить не могу, что вы встречаетесь. Да как так-то блять?! — Серёж, я рассказал об этом только тебе, надеясь на твоё понимание и поддержку, — ватные пальцы застегивают непослушные пуговицы пальто. — И что ты сейчас хочешь этим сказать? Я тебя не просто поддерживаю, я пытаюсь уберечь тебя. Но у меня просто в голове не укладывается, как, — Арсений перебил нарастающую в децибелах речь друга. — Забота так ярко ощущается, что я просто в восторге… Иногда думаю, что лучше бы вообще ничего не рассказывал тебе, — он открывает дверь, выходя из комнаты. Последнее, что слышит, пока идёт в коридор: — Пиздато. Лучше бы так и сделал, понял, Попов?! Друг называется. — Ну, блять, кто бы говорил… — Брюнет обувается и выходит из квартиры, запирая Матвиенко.***
Ступив на улицу, Арсений начал искать глазами Антона. Горящая в сгущающейся темноте сигарета помогает Попову. Он вяло идёт к Шастуну, ощущая неприятный осадок после разговора с Матвиенко. Увидев приближающегося брюнета, Антон встал с качели, докуривая. — Дарова… — кудрявый выглядел намного бодрее Попова. — Привет, Тош… Вроде бы и нужно начать столь долгожданный разговор, но с чего? Так и не найдя повода для темы, Арсений выжидающе смотрел то на Шастуна, то на догорающий между пальцами бычок. Антон, видимо, не собирался ничего говорить, пока не докурит. Молчание затягивается, но парней это не напрягает. Каждый сейчас находится в своих мыслях. — Может пойдём куда-нибудь, где нет ни дворов, ни людей? Я хочу побыть только вдвоём. С тобой... — Арсений даже не прикасается к Антону, противясь обратному желанию. Ему сейчас хочется просто утонуть с головой в объятиях кудрявого, забыв о таком трудном дне. Но мало ли, какие зеваки проходят мимо, а с балконов четырёх домов, образующих «коробку», курят в халатах волосатые мужики, наблюдая за двором и прохожими. Попов быстро окидывает взглядом балконы и замечает множество редких красных огоньков. Действительно, курят. — На наше место? — Далеко… Шастун задумался на некоторое время. — Арс, я не знаю, куда бы мы могли пойти ещё в безлюдность, не затрачивая много времени на дорогу. Может всё-таки здесь? Через полчаса вообще темно станет, если тебя люди смущают. — В парк? — Не, в парке, наоборот — слишком много фонарей. В вашем дворе меньше. Останемся? — Шастун аккуратно берёт брюнета за запястье, стоя на расстоянии. — Хорошо… — Попов с опаской смотрит на их руки, задерживая дыхание. Следующим мигом оглядывает всё те же балконы. Антон замечает эту панику. — Арс, эй, всё хорошо… — Антон ловит лицо Попова, ласково удерживает за подбородок, заглядывает в глаза, чтобы брюнет сфокусировался на Шастуне. — Пошли хотя бы в соседний двор?! — Арсений продолжает искать людей на балконах, игнорируя попытку Антона его отвлечь. Попов сам не понимает, почему так разволновался. Но навязчивая мысль, что за ними могут наблюдать десятки людей, не хотела покидать его, давила сильнее, наседая на плечи. Он сомневается, что в другом дворе не будет балконных курильщиков. Но там Попов хотя бы не появляется обычно, не знает никого из жильцов, а они не знают его. Некоторая свобода всё же чувствовалась. — Хорошо, — Шастун тихо посмеялся, боясь нарушить вечернюю тишину. — Пошли, безупречность. В соседнем дворе они расположились на рандомной лавочке рядом с детскими игровыми сооружениями. — Так о чём ты хотел поговорить? Арсений хмыкнул, задумавшись, с чего начать. Вообще, он полдня размышлял, в промежутках между занятиями с Матвиенко, что сказать, спросить. Даже какую-то речь подготовил. Но в уставшем состоянии он едва ли мог что-то из этого вспомнить. Попов тяжело вздохнул, с мольбой поднимая глаза на Антона. — Тогда начну я. — Шастун бодро подмигивает. В ответ получает слабую улыбку Арсения и короткий кивок-согласие. — Днём ты сказал, что я жалею о своём решении. Почему ты так решил? Арсений тяжело выдыхает в попытке напрячь свой мозг на правильные мысли и их конкретную формулировку. — Из-за твоего холода ко мне. Ты словно избегаешь меня. — Шастун отрицательно помотал головой, открыл рот, чтобы что-то сказать. — Не отрицай, так и есть... В начале наших… отношений и до них ты был ярким. В последнее время ты чем-то сильно обеспокоен. Из-за своих переживаний отстраняешься? Антон виновато опустил глаза на свои пальцы, теребящие кольца. После недолгого молчания снова посмотрел на Попова. — Да. Прости меня. Я поздно понял, что этим даю тебе повод для ухудшения настроения и самого твоего состояния, солнце. Я этого не хотел. — Знаешь, думаю, я догадываюсь, в чём была причина. Кризис ориентации? — Именно, и я всё ещё не до конца разобрался в себе. Арсений кивнул, соглашаясь то ли с Антоном, то ли со своими мыслями. На выдохе произнес, снова опуская глаза: — Да, я понимаю. Он чувствовал себя виноватым за такое состояние Антона, за своё бездействие. Он снова не настоял на разговоре, когда Шастун нуждался в поддержке. Опять посчитал, что Антон сам всё расскажет. И эта позиция оказалась провальной. Вот к чему она привела. Но с инициативы Арсения сейчас ведётся этот диалог, а значит, поезд ещё не ушёл, но уже объявляется приглашение пассажиров на посадку, означающее скорое отправление. И Попов надеется, что Антон не сядет на этот рейс. Арсений чувствует лёгкое холодное касание на кончике носа, вынуждающее поднять голову. — Но в своём решении я не сомневаюсь, оно было взвешенным. Я серьёзно подхожу к вопросам отношений. Арсений, я не предложил бы тебе стать парой, если бы сам этого не хотел. — Тогда почему ты отдалился от меня в последнее время, когда тебе нужны были разговоры, поддержка? — Потому что… Ох, Арс. Не знаю, накатило такое состояние… Да и с кем такое вообще можно было обсудить? — Со мной, — прозвучало немного грубо, но Арсений улыбнулся, стараясь не выдать свою обиду. — Согласен, но мне ни с кем не хотелось говорить, Арс. Если бы не школа, думаю, дома бы закрылся. Оксана буквально заставила меня пойти на контакт. Глаза Попова округлились, он подавился воздухом. Резко вынул ладони из рук Шастуна, с ужасом взглянул на него. — Оксана знает о нас?! Антон сконфузился и прикусил язык, не ожидая такой реакции от Попова, застыл, бегая глазами по лицу Арсения. Через пару секунд он снова взял руки голубоглазого в свои, подвинулся к нему. — Она знала ещё до «нас». Я делился с ней вообще всем ещё с самого начала… Я не мог иначе, она мой лучший друг… Ты же наверняка рассказал Серёге? — Шастун хитро прищурился в стиле «я же знаю, что да и только попробуй напиздеть», угрожающе склоняясь ближе к лицу Арсения. — С чего ты взял? — Он пробует увильнуть от ответа. — Да косится на меня криво, словно я прокажённый. — парень возвращается в своё исходное положение, раздосадованно отводит взгляд в сторону. — Замечаю эти взгляды с его стороны. — Ой, эти взгляды сложно не заметить, — Попов улыбается, вспоминая этот грозный армянский взор в исполнении Матвиенко. — Я не понимаю, что я сделал не так. — Он резко перевёл взгляд на Попова, и продолжил холодным тоном, — но отметил для себя, что таким его поведение стало как раз-таки после того, как мы впервые с тобой поцеловались. Холодные пальцы слегка сжали руки Арсения. Под таким давлением сконфузился теперь Попов. — Я не мог иначе… — Попов сглотнул, и после этого случайного передразнивая Шастун, довольный подтверждением своему подозрению, снял с себя злую маску и снова подобрел. — Вот видишь. Так что я не один прокололся в этом плане. — Попов продолжал находиться в замешательстве. — Да расслабься, ты чего? Я напугал тебя? — Наверное… Боже, нервы ни к черту. От недосыпа наверное. Волнуюсь за тебя, дурак. Это «дурак» вышло настолько нежным, что Шастун растянул губы в глупой улыбке и завис на Арсении. Но из прострации вырвал неожиданный вопрос, разрезавший приятную тишину: — Тебе тяжело с принятием себя? Шастун не сразу понял вопрос и ответил спустя несколько мгновений. — Да, тяжело… Ну, а как ты думаешь? — Согласен, глупый вопрос, — Арс не нашёл, что сказать ещё. — Нам просто нужно время, паникерша ты моя. — Кудрявый в снисходительном жесте потрепал волосы Попова. — Ты поможешь мне? — С чем? — Разобраться со всем, что мне будет непонятным. Ты через всё это прошёл, тебе легче, есть какой-то опыт. — Помогу. Если позволишь. — Что значит «если позволишь»? Позволю, конечно! — У тебя как вообще с личными границами? — В смысле? — Я просто не хочу влезать не в своё дело. Поэтому… Хотел бы, чтобы мы обсудили эти границы. — Я не знаю… Не могу тебе сейчас назвать какие-то конкретные. Думаю, по мере развития отношений мы выясним их. Но в любом случае ты можешь задать вопрос, когда хочешь. Там и разберёмся: позволю или нет. — Я хочу, чтобы ты мне доверял, рассказывал мне всё, если тебя что-то беспокоит. Или… ты не доверяешь мне? — Арс, ты глупый, — Шастун оставляет лёгкий поцелуй на холодном кончике носа брюнета. — Ну о чём ты говоришь? Как я могу тебе не доверять? — Надеюсь, ты мне не лжёшь, а я, глупый дурачок, внимаю каждому твоему слову… — За эти слова Арсений получает шлепок ладонью по лбу. — Ай, Антон, что делаешь-то? — Ещё раз и в глаз, понял? — Шастун тихо смеётся. — Ах! С этого и начинаются наши отношения: с жестокости и побоев? — Да я и пальцем тебя не тронул, не ной, мальчик. — А если не в глаз? — Попов игриво дёрнул бровями, проводя пальцем по тыльной стороне ладони Антона. Антон посыпался с этих слов, смеясь и убирая палец Арсена со своей ладони, прикинулся дурачком: — Понятия не имею о чём ты, — но улыбка выдавала его. — Ой… Да что бы ты, да ещё и не понял? Не верю. — А если серьёзно, — Шастун успокоил свою смехуючную истерику, поправил чёлку, — то не говори больше так. Я честен с тобой и буду учиться говорить тебе о своих переживаниях. — Рассказывай сразу, не копи в себе на протяжении долгого времени, пожалуйста, Тош. Хорошо? — Аналогично, Арс. Хорошо, я понял тебя. Шастун кивает и широко улыбается, двумя руками обхватывает горячие ладони Арсения. — Антон? — М? — Поцелуй меня. В губы, по-взрослому. — А как же… — Он начал оглядываться по сторонам. — Да плевать я на всех хотел, пусть смотрят и кривятся, если противно. Просить Антона дважды не пришлось. Он улыбнулся ещё шире и стремительно наклонился к Арсению, сближая их губы. Попов прикрывает глаза в ожидании. Но Шастун останавливается в паре сантиметров и обжигает горячим дыханием. Брюнет судорожно выдыхает, едва слышно. Хмурит брови, не открывая глах, и шепчет, сжимая пальцы Антона в своих: — Не дразни, Шаст… Я ждал этого весь день. — Это я и хотел от вас услышать, Граф, — их губы наконец-то смыкаются в поцелуе. Снова подмерзшее лицо Попова, ощущения на нём горячего дыхания Антона, сладость губ и их жар, мягкость. Арсений отметил ещё с первого их поцелуя, что ему нравится контраст в температурах, будь то губы или руки, что-то другое. Такое явление делает чувства ярче, острее, а в голове становится намного жарче, сердцебиение учащается, дыхание работает в рваном ритме. Попову это нравится. В промежутках, набирая воздуха между повторным смыканием губ Арсений шептал быстрыми, равными частями фразу «я дорожу тобой, не скрывай от меня ничего». Антон расплывался в улыбке, шепча на ухо слишком сладко и соблазнительно, соглашающимся тоном «да-да, не скрою», сводя этим брюнета с ума, вызывая кучу мурашек по всему телу и поджигая костёр в его груди, а после зарывается носом в волосы за виском, спускается к шее, покрывая поцелуями и её, и кажется, оставляя засосы. Попову оставалось закусывать губу, с трудом подавляя так и желающий вырваться наружу стон от удовольствия и коктейля опьяняющих чувств. — Высказывай сразу, не копи в себе на протяжении долгого времени, пожалуйста, Тош. Хорошо? — Аналогично, Арс. Хорошо, я понял тебя. — Шастун с новой силой напирает на Попова, возвращаясь к его горящим в желании губам.