Rainbow Sweater

      Длинная стрелка на циферблате настенных часов медленно меняет своё положение, забирая секунды в безвозвратное прошлое. Характерный звук отчётливо слышен в гробовой тишине кабинета. Арсений вспоминает постыдную ситуацию, произошедшую десятью минутами ранее.       По обыкновению они с Антоном встретились под своей «лестницей поцелуев». Пара минут до начала последнего урока. Самого последнего в этот день во всей школе. Остальные классы давно свалили по домам.       Антон с жаром прижимает Арсения к стене, затыкая поцелуем его напоминания о прелюдиях. Шастун слегка сжимает пальцы руки на шее Попова, от чего тот тихо стонет от приятной боли и перекрытого на мгновение воздуха. Антон, довольный реакцией, снова затыкает брюнета поцелуем, расплывается в улыбке, но затем снова отстраняется.       — Не играй со мной, — Попов мягко хватает Шастуна за подбородок, медленно тянется к губам. — Ты же знаешь, как я этого не люблю.       — Мне нравится дразнить тебя. Ты разгораешься и открываешь мне несвойственную тебе черту. И она мне очень нравится.       — Какую же? — Их губы почти сомкнулись.       — Похоть, — в ответ Попов улыбается ещё шире, наконец целуя кудрявого в губы, кладёт ладони на щёки.       Едва Арсений прижал Антона спиной к противоположной стене, как дверь кладовой открылась. Парни не успели среагировать и заметили присутствие учителя математики только когда он с шипением, полным гнева и отвращения произнёс повышенным тоном, теряясь в впечатлениях: «Что вы себе позволяете?! Вы... Как... К директору. Живо!»       Как такое вообще могло произойти? Он сидит в ступоре, не двигаясь, не реагируя на разговоры вокруг него между Антоном и учителями. Щёки вспыхнули огнём с новой силой, а глаза продолжали сверлить часы. Урок начался 8 минут назад. Арсений чувствует на себе тяжёлые чужие взгляды, бьющие его без непосредственного контакта. Он весь напрягся, боясь дышать громче, нарушая тишину.       — Арсений, ты куда-то торопишься? — Директор, Шеминов Станислав Владимирович, перевёл свой взгляд с Шастуна на Попова. — Перестань напрягать меня своим повышенным интересом к моим часам. Быстрее идти они от этого не станут.       — Простите... — Арсений отрывает глаза от циферблата, обращая своё внимание к присутствующим учителям.       — Это просто возмутительно... — Математичка, Галина Николаевна, беспрестанно протирала свои очки краем туники. — Павел Алексеевич, вы обязательно должны сообщить об этом родителям этих... — она замялась, подбирая тактичное выражение, — молодых людей!       — Галина Николаевна, сообщу... — Он скучающе смотрел на женщину, стоя рядом с директором со скрещенными за спиной руками. Математичка ему никогда не нравилась.       Арсений в ужасе взглянул на своего классного руководителя, открыв рот, но не выдав ни слова. Павел Алексеевич приподнял руку в успокаивающем жесте, отрицательно качая головой. На вопросительный взгляд Попова, он провёл пальцами вдоль губ и выкинул невидимый ключ куда-то за спину, после чего тепло улыбнулся и подмигнул.       Попов облегчённо выдохнул, незаметно и благодарно кивнул, устало откинулся на спинку стула. Арсений просто обожал Добровольского. Учитель был самым понимающим взрослым во всей школе, самым мудрым и толерантным. Он уважал своих учеников, стоял за них горой, помогал со школьными проблемами. Арсений слышал, что к Павлу Алексеевичу некоторые ученики обращаются за советами не только по школьным вопросам. Он был лёгким на подъём человеком, весёлым мужчиной с высокими моральными ценностями и современными взглядами. Галине до него ещё топать, как до Китая туда и обратно. Попов перевёл глаза на Антона.       Шастуна, казалось, ситуация ничуть не пугала, не смущала. Он спокойно сидел на своём месте, покачивая стул из стороны в сторону, уверенно смотрел на директора, играя с ним в гляделки. Всё это его, очевидно, забавляло.       — Я жду ответа, Антон. — Станислав Владимирович сверлил взглядом обоих. Не дождавшись ответа от кудрявого, директор обратил своё внимание к брюнету. — Арсений, — Попов дёрнулся, — может быть, ты что-то скажешь? Ладно Шастун — бездарь, но твоя-то голова где была?       — А что вы вообще хотите услышать? — Вмешался Шастун, спасая Попова от ответа. — Что это была ошибка? — Его голос был абсолютно спокойным, но в нём чувствовалось, что Шастун играется. И ему это нравится. Он под столом коснулся мизинцем ладони Попова, продолжал смотреть в упор на директора, довольно улыбаясь. — Это не было ошибкой.       — Вы понимаете, что это всё неправильно? — Шеминов протяжно выдохнул. Ему явно не хочется разбираться в этом конфликте. У него наверняка ещё куча директорских забот.       — Я не согласен с вами, — встрял Павел Алексеевич. — Такие отношения — это абсолютно нормальное явление.       — Павел Алексеевич... — Директор повернулся к классному руководителю, а математичка истерично всплеснула руками.       — Это нормально, — строже и отчетливее повторил ему Добровольский.       — Я не разделяю ваши взгляды. Вы, как классный руководитель, самый приближённый к своим ученикам педагог, должны в первую очередь пропагандировать традиционные семейные ценности! А это, как вы говорите, явление, это палка в колёса здравого смысла! Какой пример вы подаёте детям! — Павел Алексеевич закатил глаза.       — Вы в каком времени застряли, Станислав Владимирович? Обсудим с вами это наедине.       Шеминов смерил его злым взглядом, но не нашёл слов для ответа. Он вернулся к ребятам, но продолжал молчать.       — Станислав Владимирович, ну что вы молчите?! — Галина Николаевна судорожно напялила очки, истерично повышая голос. Шастун ухмыльнулся, опуская глаза. — Это уму непостижимо! Позволяют себе лобызаться в стенах школы! Да ещё и, простите меня за выражение, как педерасты... Они относятся к «этим»?       — Галина Николаевна, попрошу вас так не выражаться! — Директор раздражённо указал на неё карандашом. — Как бы то ни было, они ещё дети.       Шастун вновь вмешался в разговор.       — А вам какая разница, собственно, в каких мы отношениях? — Его этот пустой разговор утомил, поэтому он больше не пытался скрыть своё раздражение. Арсений мягко обхватил его за рукав, призывая успокоиться. — Если вам не нравятся однополые отношения, то это исключительно ваша проблема.       — Антон, но она права: нам не следовало делать это в стенах школы, — Арсений нашёл в себе силы сказать хоть что-то. — Простите нас, пожалуйста. Такого больше не повторится.       — Брось, Арс! Не ври ни себе, ни нам. — Его улыбка растянулась ещё шире, походя на хищный оскал. Антон плавно повернул голову к математику. — А что вы делали в кладовой, Галина Николаевна? Помаду подотрите, она смазалась у вас, — Шастун постучал пальцем по своим губам.       Добровольский метнул на неё взгляд и не сдержал улыбки. Действительно, смазалась. Так сильно, что никто бы и не поверил, что это произошло случайно. Арсений понял, к чему клонит Антон. Слухи про связи учителя математики и трудовика лезли по стенам школы из уст в уста. Только до самой Галины, трудовика и директора пока не дошли.       — Да как ты смеешь... — Галина Николаевна начала краснеть. От злости или стыда? Пикантная правда глаза колет?       — Твою мать, Антон... — Арсений убрал руку с плеча Шастуна, закрывая ею свои глаза от стыда и неловкости. Антон рыл для них могилу. Галечка самолично пнёт Шастуна в живот, от чего тот грохнется в яму, глубиной в два метра. При всём этом он ухватится за Попова, увлекая его с собой в падение.       — На что ты намекаешь, Шастун?! Имей уважение! — Директор начал злиться.       — О каком уважении вы говорите, Станислав Владимирович?! — Кудрявый вскочил со стула. — Она нас буквально пидорами назвала! Я не собираюсь проявлять уважение к ней только из того, что она, блять, старше!       — Шастун, подбирай выражения. — Холодный тон, которым была сказана эта фраза, пробрался Попову под кожу, вызывая толпу мурашек на затылке. Добровольский смерил Антона строгим взглядом.       — Она даже не наш учитель!       — И тем не менее, Шастун. Вы хотите, чтобы я отстранил вас от занятий?       — Да хоть исключайте, нам насрать. — Арсений жалобно прошептал: «Антон... За себя, пожалуйста...» Шастун поморщился в его сторону, но тут же вернулся взглядом к директору. — А для Галины Николаевны будет какое-то наказание за непедагогичность?       — Нет.       — Пиздато проблемы решаете. — Антон повернулся к математичке. — Тогда и дальше ошивайтесь по пыльным кладовкам. Очки не сломайте. — Он лучезарно улыбнулся и подмигнул старухе.       — Это перебор, Шастун. — Шеминов сломал карандаш в руках и встал из-за стола. — Я исключаю вас из школы, — перевёл взгляд на Попова, — обоих!       Арсений не мог поверить в реальность происходящего. В ушах закипела кровь. Ему хотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не встречать этих людей. Казалось, он сейчас упадёт в обморок. Попов медленно, на трясущихся ногах поднялся со стула.       — А знаете... Идите к чёрту! — Шастун грубо повернул к себе брюнета, притянул к себе и поцеловал на глазах трёх учителей.       Уровень паники внутри Попова вырос в разы. Где-то на обрывках сознания он вроде бы расслышал крики директора, учителя математики, классного руководителя. Все посторонние звуки были словно приглушены. Отчётливо слышалось лишь собственное сердцебиение, шум в ушах и дыхание Антона. Попов вцепился в плечи кудрявого, пытаясь оттолкнуть от себя. Шастун перехватил его за запястья и оттянул их вниз. Оторвавшись от поцелуя, он бодро отсалютовал учителям и потянул Попова к выходу из кабинета. Арсений был настолько шокирован поступком Шастуна и не контролировал ситуацию, что теперь для него реальность перетекла в замедленную съёмку.       Им вслед ещё кричали взрослые, но Арсений их не слышал. Отворачиваясь к выходу, он боковым зрением уловил быстрое движение директора в их сторону. Теперь же перед ним была только кудрявая макушка. Шастун открыл дверь и вытолкнул Попова, вышел сам, с громким хлопком закрывая кабинет.       На первый этаж по пустой школе они добрались бегом и со смехом. Арсений не понимал, от чего Шастуну так весело, но не мог не смеяться вместе с ним. Тоша крепко сжимал руку Арса, не допуская за собой отставания. Адреналин, опасность ситуации и возможные плохие последствия будоражили сознание обоих парней, подталкивая на большие безумства. Они без разрешения гардеробщицы забежали в гардероб и забрали свои куртки, небрежно повесив бирки. В движении, торопясь, натянули верхнюю одежду. Антон накинул большой колпак, когда женщина начала возмущаться. В ответ Шастун показал ей средний палец, который Арсений, извиняясь и смеясь, поспешил убрать. Они снова взялись за руки и выбежали из школы. Арсений поймал Антона, едва не грохнувшегося со ступеней; заливаясь смехом и вдыхая прохладный воздух, натянул кепку на любимые кудряшки.       Они спалились за поцелуем, проторчали в кабинете директора, сбежали с разбирательства и последнего урока. В качестве провинившегося Арсений был там впервые. Помимо этого, они рассорились с учителями, нагрубили, обматерили, да ещё и в знак протеста снова поцеловались, послали педагогов и покинули школу. Да когда столько шалостей было в жизни Попова в один день?       Арсений бежит, оглядывается, проверяя, не преследуют ли их. Они держатся за руки, с расстёгнутыми куртками бегут по морозу и смеются. Как дети. Таких приключений нашли себе на задницу и теперь беззаботно отдаляются от здания школы. Арсений ловит себя на мысли, что с Шастуном ему больше не страшно, он защитит. Было полное ощущение безнаказанности и уверенности в себе и своём партнёре. А что будет дальше, не особо сейчас беспокоит парня. Будущие проблемы не казались сейчас чем-то важным. Сейчас только Антон имел смысл. Безудержный, прямолинейный, жаждущий приключений.       Не сдержав себя и забыв о страхе снова быть замеченными, Арсений замедлился, потянул Антона на себя, разворачивая, но по инерции продолжал идти, поцеловал кудрявого. Сбившееся от неожиданности дыхание Шастуна лёгкой дымкой накрыло губы Попова, ею же и растворилось в поцелуе. Он останавливает брюнета за плечи.       — Завтра нас наверно исключат? — Арсений ласково кладёт руки на щёки Антона, рассматривая аккуратную родинку на кончике носа.       — Не парься. Павел Алексеевич всё решит. — Он убирает тёплые ладони от своего лица. — Пошли уже, пока ещё и школьники из окна не увидели. — Прикуривает сигарету.       Попов убирает подмерзающие руки в карман куртки и широко улыбается. Он поднимает глаза на небо, облегчённо выдыхает облачко пара, догоняет Шастуна. ***       Арс стоит перед зеркалом, нанося чёрный карандаш на нижнее веко. Не очень сильно, но чтобы было заметно. Они разошлись с Антоном 2 часа назад. И уже через 10 минут ему нужно выходить; сегодня они с Антоном нагло нарушают правила. На ситуации, произошедшей днём в школе, они не остановились. Теперь оба прогуливают свои дополнительные занятия. Вместо них парни договорились выйти гулять до позднего вечера.       Нанеся карандаш, Попов пальцем слабо растушёвывает его. Поправляет причёску, освежается одеколоном, когда в их комнате с Матвиенко звонит телефон. Арсений не спешит отвечать на звонок. Он завершает тушующие движения пальцами, закрывает карандаш колпачком, кладёт его на место и только тогда выходит из ванной комнаты.       Антон звонит узнать, в силе ли их встреча. Договорились встретиться в их любимом кафе, которое продолжают посещать по утрам перед школой.       — Ты разве не в свой дом актёрского мастерства идёшь? — Матвиенко отрывается от увлекательной игры в телефоне.       — Нет. Репетицию отменили сегодня, — Арсений соврал. — Поэтому я иду гулять.       — Сомневаюсь, что её отменили... Сейчас, я соберусь, и можем идти.       Арсений замер на месте. Ему понадобилась целая минута, чтобы понять, что имел в виду Серёжа, который уже натягивал тёплую кофту.       — Серёг, я иду с Антоном...       — А... Ну, понятно, — он обратно снял с себя кофту, потянулся к вешалке. — А со мной когда? Мы давно с тобой никуда вместе не выбирались. Даже в школу ходим больше не вместе.       Ни одного упрёка по поводу тесного общения Арсения с Антоном, по отношению к которому Серёжа был так категорично негативен. Попову хочется верить, что друг принимает его выбор и старается за него не осуждать. Он рад, что Матвиенко учится этому и больше не пилит мозг Арса.       — Мы обязательно исправим это!       — Конечно... — В голосе друга прозвучала досада, но он тут же скрыл её, переводя тему. — А ты куда так... накрасился?       — Гулять.       — А не отпиздят, мамина красавица?       — Не посмеют, — Арсений усмехнулся, понимая, что Антон сам отпиздит, кого захочет. — Не нравится?       — Нравится. Ты похож на девчонку с юношеским максимализмом, — Серёжа улыбнулся, но тут же помрачнел. — И всё же не рекомендую и дальше так экспериментировать.       — Ой, ладно, — Арсений замельтешил руками, заканчивая разговор. Он двинулся в коридор, обулся и попрощался с Матвиенко. ***       Как и договаривались, парни встретились у кафе. Правда, Попов опоздал, но это не смертельно. Антон привык к непунктуальности своего парня. При виде Арсения он убрал телефон и лучезарной улыбкой шагнул навстречу. При виде лица брюнета, он удивлённо вскинул брови.       — Привет? — Он сказал это так неуверенно, вместо своего привычного «дарова», не переставая разглядывать макияж Арсения.       Попов же растерялся из-за такой реакции и улыбка на его лице померкла.       — Тебе тоже не нравится, да? — Арсений же разглядывал изумрудные глаза, пытаясь найти в них что-то похожее на осуждение.       — Что? Нет же, — Антон вернул свою улыбку, добавив ей нежности, и сощурил глаза. Незаметно коснулся руки Арсения, наклонился немного к лицу напротив. — Тебе очень идёт, — шёпотом сказал он и потянулся к уху. Арсений сомкнул веки, на расстоянии вдыхая запах кудряшек. — Это делает твои глаза выразительнее. Подчёркивает их голубизну. Мне нравится, — Шастун быстро прикусил мочку уха и тут же отстранился. По телу Попова прошла дрожь, а щёки, по ощущениям, покрылись мурашками.       — Спасибо. Мне приятно. И я очень хочу тебя поцеловать, — Попов оглянулся, высматривая людей. Поняв, что их достаточно много, он вернул свой взгляд на Шастуна, подавляя своё желание проявить чувства. — Не смейся. Я вполне серьёзно.       — Прости, ты забавный просто, — Шастун прикрыл рот ладонью, сдерживая смешок. — И я хочу, но... — Он беспомощно развёл руками, давая Арсу возможность самостоятельно заполнить пробел. — Кофе будешь? — Антон притягивает к себе Попова, дружески перекидывая руку ему на плечо и уводя в здание.       — Ой, нет... — Арсений прислушался к своим гастрономическим желаниям. Выпалил резко и громко, высвобождаясь из недообъятия парня, — горячий шоколад хочу! — От чего Антон дёрнулся.       Оценив свою реакцию, Шастун посыпался в смехе, а Арсений подхватил. Попову показалась забавной пугливость Антона.       — Как ребёнок. Хорошо, будет тебе горячий шоколад.       В ответ Попов одарил кудрявого благодарной улыбкой и первым зашёл в кафе.       В беседе было выпито не по одной чашке кофе, горячего шоколада; съедено не одно пирожное, не одна сосиска в тесте, и прочей выпечки. Они обсуждали всё: своих одноклассников, учителей, конфликт в кабинете директора и отношения училки с трудовиком, прочие школьные вопросы; долго говорили про баскетбол и театр, обменивались своими фотографиями с репетиций и тренировок, выступлений и соревнований. Они такие разные и пусть далеко не всё понимали в увлечениях друг друга, но они старались понять.       Больше всего Арсению нравилось заворожённо слушать Антона, как тот с жаром рассказывал про яркие моменты с игр, объяснял непонятные штуки. Попов вспоминал те посиделки 2 года назад, когда Шастун точно также говорил о своём главном хобби. Арс хотел стать частью его увлечений и полностью разделять их, стать более значимой частью в жизни Шастуна.       Арсений допил свою последнюю чашку, а Антон доедал пирожок с вишнёвой начинкой.       — Честно говоря... — Антон прожёвывал еду и делал паузы. Осмотрел кучу салфеток на их столе, которые были использованы в качестве стерильности при поедании. — Я не наелся. — Он в смехе сощурил глаза, опуская голову.       — Ка-а-а-ак?! — Попов развёл руками, показывая кучу тех же салфеток и чашек, пластиковых стаканчиков, чуть ли не задыхаясь в собственном смехе, тихом, ведь находились в кафе не одни. Они столько всего поназаказывали! Куда это всё влезало в Антона? Он ещё не наелся.       — Но, думаю, на этом нужно остановиться, пока я не проел последние деньги, — Шастун вытирает пальцы салфеткой, кидает её в общую кучу.       Убрав со стола, они покинули кафе.       Буквально через пол часа начали сгущаться тучи, и прокапали первые редкие дождевые капли.       — Блядство... И так холодно, ещё и дождь начинается. — Арсений останавливается и поднимает голову на тучи. — По домам тогда может? Не хочу вымокнуть.       Дождь стремительно усиливался, начал подниматься ветер.       — Согласен. Но до дома ты не успеешь.       — И что ты предлагаешь?       — Пойти ко мне.       — Антон... — В ответ возражениям Арсения, ему на нос упала капля, затем на руки.       — Давай уже, — Антон закатил глаза, хватая Попова за локоть. — Довыделываешься сейчас, под ливень попадём.       Попали. Они перешли на бег, но это их не спасло, а дождь только усилился, беспощадно поливая всё и всех вокруг. Несмотря на ухудшение погоды и внешнего вида, вымокших вещей, настроение парней не ухудшилось. Они бежали по лужам пустых улиц, собирали на себе капли дождя, громко смеялись. Яркая улыбка Антона светила, заменяя Арсению солнце, согревала его, несмотря на сырость и холод.       К тому моменту, когда они вбежали в подъезд Шастуна, парни промокли до нитки. Бегом поднявшись на второй этаж, Арсений остановил Антона, притягивая к себе и увлекая в долгожданный поцелуй. Холодные губы оказались на влажных. Шастун обвил ладонью шею Попова, слабо надавливая на затылок холодными пальцами с ледяными кольцами. Брюнет игриво прикусил нижнюю губу Антона, отчего тот улыбнулся и выдохнул. Они целовались трепетно, промокшие, замерзшие, но счастливые. Поцелуи были долгими, Попов тяжело задышал, голова ощутимо отяжелела и начала кружиться, руки блуждали по плечам и шее кудрявого. По-садистски удовлетворившись состоянием Арсения, Антон отстранился, заглядывая в глаза.       Чёрный карандаш смазался на веках, образуя круги, как у панды. Шастун улыбнулся и попытался большим пальцем стереть это милое безобразие. Он делал это молча, аккуратно и сосредоточенно, а Арсений наблюдал за этим выражением лица с нескрываемой нежностью.       — Не стирается. Найдём у мамы хрень специальную. У неё вроде была.       — Это называется мицелярной водой.       — Арс, мне насрать, если честно, — он получил удар в бок. — Мне обязательно знать все эти штуки?!       — Да.       — Пизда, — рифма сама слетела с языка.       В следующий миг Антон запрыгнул на ступени, избегая удары Арсения. Когда тот всё же дотянулся до кудрявого, Шастун перехватил Попова за запястья и остановил поцелуем.       — Извинения приняты?       — Легко отделался на этот раз, Антон Андреевич. — Напоследок Арсений чмокнул парня в кончик носа.       Парни поднялись в квартиру Антона. Из кухни появилась Юлия Михайловна.       — Здравствуйте.       — Привет, мам, ты на работу?       — Привет, ребят. Да. Меня на сутки вызвали, забыла тебе утром сказать.       — Хорошо, значит, к ужину тебя не ждать. — Парни стягивали ботинки. — Погода стрёмная короче, вызывай такси.       Арсений с явным дискомфортом снял с себя сырую куртку, а мокрыми носками увлажнил входной коврик.       — Да вы промокли до нитки! Снимайте всё с себя, вешайте на батарею. Да ещё и грязные...       Антон выпрямился, и в его глазах загорелся хитрый огонёк.       — Мам, раз ты на сутки, то можно Арсений останется у нас с ночёвкой? Я не хочу сегодня быть один, а с ним веселее! Да и живёт он далековато, а вещи сырые и вряд ли просушатся за пару часов. А ещё... — Юлия Михайловна перебила сына.       — Ой, Антон, избавь меня от кучи аргументов, — она отмахнулась от Шастуна, улыбаясь. — Да я разве против? Оставайся, Арсений. Тогда вещи сначала в стирку. Антон, дай Арсу сухую чистую одежду. Переодевайтесь, давайте я закину всё сырое и грязное в машинку, пока не ушла ещё.       Радостные парни быстро поблагодарили женщину, метнулись в комнату Антона.       — Добрая. Значит, Добровольский не звонил.       Арсений лишь улыбнулся в ответ. В его взгляде читалось «пронесло». Шастун быстро переоделся, достал сухую одежду для Арсения. Сырые вещи он собрал, коротко поцеловал парня и вышел из комнаты, оставляя Попова переодеваться в одиночестве. Безразмерная футболка и свободные штаны оказались Попову как раз. Несмотря на разницу в их росте, размер одежды был одинаковый. Поэтому явных изменений Арсений не заметил. Вещи Антона приятно пахли кондиционером для белья, не до конца выветрившемся одеколоном Шастуна. Ему было приятно быть в одежде, которую носит его парень. Она пахла Антоном. Арсений оглядел себя в зеркале и увидел на футболке зелёное пятно. Всмотревшись лучше, он заметил ещё несколько пятен других цветов. Краски. Не отстирались.       Попов сел на кровать, представляя, как Антон в этой футболке увлечённо рисовал. Тогда он ещё не пережил тот переломный момент его жизни, занимался рисованием, задумчиво покусывал кисть, прикидывая, какую краску лучше нанести на участок, какая будет смотреться правильнее. Хотя Арсений и считал, что в рисовании не может быть чего-то неправильного. Далее он представлял, как Антон случайно пачкал пальцы краской, и не обращая на это внимание, вытирал их об футболку. Возможно, подпитывал свои эмоции любимой музыкой и качал головой в такт, отрывался от холста, напевая строчки, прикрывал глаза.       Фантазию Попова прервало возвращение Шастуна:       — Ты откинулся что ли?       — Что, прости?       — Чего задумчивый такой? — Антон достал из шкафа две пары тёплых носков, одну из которых передал Арсению. Он заметил, как брюнет посмотрел на пятна футболки. — Прости, Арс, не просмотрел и дал такую стрёмненькую. Даже стыдно как-то. Сейчас достану другую.       — Не нужно, — Арсений перехватил руку Антона, останавливая. — Мне нравится. Ты рисовал в ней.       Антон ничего не ответил. Оба понимали, насколько значимым было это хобби для Антона, но теперь призрачным, недосягаемым. Насколько бы сильно кудрявый не пытался забыть об этом увлечении, а перерыв бы не был таким большим, футболка являлась доказательством тому, что это хобби было! И парень провёл за красками далеко не один час, отдаваясь своему творчеству и получая от этого удовольствие.       — Тош... Прости, если задел...       — Мы обсуждали это ранее. Всё в порядке. Пойдём. — Антон чмокнул Арсения в лоб, потрепал за мокрую макушку, улыбаясь вышел из комнаты.       Перед уходом Юлия Михайловна дала последние указания по поводу стирки, сушки одежды, сказала про ужин и посоветовала принять душ, выпить горячего чая и закутаться в одеяло, делать домашку и смотреть фильмы. Пожелала хорошего вечера. Парни проводили её, Шастун поставил чайник.       — В душ пойдёшь? — Шастун достал кружки из навесного шкафа.       — Не-а.       — Грязнуля. Голову хотя бы помой. Иначе в свою кровать не пущу с грязными волосами на чистую подушку.       — Мы будем спать вместе?       — Не, ну если ты дохуя верующий и хочешь поступить в ряды монашек, то могу выделить тебе одеяло и подушку. Будешь, блять, спать в гостиной.       — Вот это гостеприимство! Гость будет на диване ютиться, зато хозяин в своём ложе.       — Ну, вот так, да. Выбирай.       Арсений на секунду задумался.       — Где я могу взять полотенце?       — То-то же. Кстати, я узнал у мамы, мицелий твой для глаз тоже в ванной есть.       — Мицелий?       — Хуйня эта, чтобы черноту твою смыть с глаз. Я сказал ей, что мы встретились с тобой сразу после репетиции, поэтому ты не успел смыть свой макияж.       — Хорошо.       Арсений скрылся в душе. Он снял с себя футболку, нашёл ватные диски и принялся смывать карандаш с лица.       Антон без стука открыл дверь и вручил полотенце.       — Арс, я серьёзно. Прими полноценный душ. Не хватало, чтобы заболел. — Антон облокотился о косяк двери, нагло рассматривая торс Попова.       — Да понял я, папочка. — Арсений похабно улыбнулся, довольный выражением лица Антона, находящегося в замешательстве от такого обращения к себе. Тут же сменил тему. — А ты?       — Я после тебя.       — А что так? Давай вместе помоемся! Или ты собираешься поступать в ряды монашек?       — Давай быстрее, я уже чайник поставил. — Антон, недовольный передразниванием, сделал шаг назад и захлопнул дверь.       Приняв горячий душ, Арсений вышел из ванной комнаты и тут же замёрз. Он быстро побежал в спальню, закутался в одеяло. Через пару секунд в комнате появился Антон.       — Замёрз что ли?       — Ну, есть немного.       — Я не стал чай делать, раз в душ сейчас пойду. Делал домашку. Скучал по тебе. Я вернусь, и снова чайник поставим, хорошо?       — Ага, — нижняя челюсть ударилась о верхнюю.       — Сделай пока некоторую часть домашки, сколько успеешь.       — Блять, нам же в школу завтра. А как я?       Оба задумались. Антон забрал у Арса полотенце, накинул на плечо.       — Сделаем вместе, ты сфотографируешь решение. Утром или раньше домой пойдёшь, чтобы успеть собраться и переписать всё, или же займёшься этим в школе.       Арсений задумался над таким вариантом, намечая план на завтрашнее утро, подгоняя к нему время, чтобы всё успеть и не опоздать на первый урок. Брюнет конкретно так залип: этому способствовал холод, окутывающий и замораживающий тело, тормозящий ход мыслей. Антон резким движением скинул с Попова одеяло.       — Вставай. Домашка себя не сделает.       — Я не можу, Антон... — Он потянулся за одеялом.       — Через не можу. Давай, мой хороший, — Антон снова вырвал одеяло из рук Попова, начал хлестать его по икрам ног, согревая их.       Арсений замер от такого метода. Но вспомнил, как Антон делал то же самое однажды на разминке перед игрой. Спортсмены при необходимости хлещут себя по ногам, а баскетболисты ещё и по ладоням, чтобы они согрелись, мышцы стали подвижнее, а в пальцах было больше чувствительности.       Шлепки обжигали кожу, согревая ноги. Арс почувствовал мазохистское удовольствие от боли и волны тепла, появляющегося в ногах, и от приятного жжения кожи. Замешкавшись на секунду, он хищно оскалился, откидываясь на подушку.       — Продолжай, мне нравится.       — Фу, иди нахуй, гребаный мазохист. — Шастун в шутку поморщился и кинул в Попова одеяло, удалился в ванную.       Скинув с лица одеяло, Попов проводил парня взглядом, рассматривая стройное тело и сексуальную спину. Задумавшись на секунду о том, что Арсений влюбляется в Шастуна ещё больше, он встаёт с кровати и направляется на кухню. Начинает делать домашнее задание, как и велел Антон. Дрожь в теле никуда не исчезла. Арсений поджал ногу к груди, положил голову на колено и продолжил делать домашку. Где-то между уравнениями он позвонил Серёже и сообщил, что останется у Шастуна на ночь. Через некоторое время послышался голос Антона из душа. Он оповестил о скором завершении своей банной процедуры, а потому попросил поставить чайник.       К моменту, когда Шастун вышел из душа, Арсений выполнил добрую часть необходимого задания. Увлёкшись решением тригонометрии, Арсений и не заметил возвращения кудрявого, поэтому испугался, когда тот резко схватил Попова за шею. Получив удар по плечу и несколько оскорблений в свой адрес, Антон сделал чай себе и Арсению, узнав у того предпочитаемое количество ложек сахара и добавок по типу лимона, сгущёнки или варенья. После он поставил горячие кружки на стол и сел рядом с парнем, вникая в результаты работы Арсения.       — Тош, я думал, ты уже утонул там.       — Я не самоубийца. Что нарешал?       — Я не уверен, что это правильно. — Арсений устало откинулся на спинку стула, а Антон придвинул тетрадь ближе к себе. — Я не силен в математике.       Помолчав некоторое время, Шастун ответил:       — Я тоже. Да и похуй, она всё равно не проверит, сто пудов.       — Тогда для чего я это решал так долго? — Арсений возмущённо покосился на парня.       — Для практики, Арсюш. Для практики, — Антон придвинул Арсения ближе к себе, целуя в лицо.       Антон был без футболки, поэтому жар от горячего тела после душа чувствовался лучше каждой клеточкой кожи плеча Арсения, который до сих пор мёрз. Как мотылёк, увидевший огонь, Попов не задумываясь, прижался ближе к Шастуну в попытке согреться.       Шастун отодвинул стул от стола, хватая Арсения за талию. Брюнет понял намёк, поэтому сам переместился к Антону на бёдра, усаживаясь удобнее, тут же потянулся за поцелуем. Руки Шастуна переместились на спину Арсения, забираясь под футболку. Они казались ещё горячее, чем плечи и грудь русоволосого, поэтому Арсению каждое прикосновения приятно отдавалось ожогами на коже. Попов запустил пальцы в сырые волосы Антона, углубляясь в поцелуй; приподнялся, отрываясь от бёдер Шастуна и нависая над ним. Сбившееся дыхание Антона опалило губы Попова. Затем он снова садился на место, кусал парня за нижнюю губу до привкуса металла во рту, отстранялся от разгорячённого тела чуть назад, не размыкая поцелуя, тянул Шастуна на себя; то в пальцах сжимал пряди волос на затылке, то ослаблял хватку. И так по кругу.       Плавные цикличные движения вверх и вниз сопровождались тяжёлым дыханием обоих. Возбуждённые, они целовались до умопомрачения, до саднящей пульсации в губах. Приятный узел стягивался внизу живота, появилась дрожь в пальцах и слабая усталость в ногах, которые до сих пор подмерзали. Арсений чувствовал то, насколько напряжены были плечи Шастуна под его пальцами; уже слабо соображал головой, всё больше отдаваясь чувствам, а картинка перед глазами плыла и чуть ли не мутнилась лёгкой дымкой. Антон дал волю своим рукам, поэтому потянулся к резинке на пижамных штанах Попова, но тут же вернул их на шею. Арсений был напряжён не меньше. От такой инициативы Антона брюнету стало ощутимо теснее в штанах, и он на мгновение почувствовал досаду, когда кудрявый остановил себя. Тело требовало хоть какой-то разрядки. Голубоглазый запрокинул голову вверх, слабо выстанывая имя Антона. Шастун прильнул губами к шее, оставляя засос. Это было настолько приятным и влажным, что не сдержавшись, Арсений простонал имя ещё раз, но уже в просьбе остановиться.       Антон тут же отстранился, снимая руки с тела Попова. Арсений положил голову на плечо Шастуна, обнял его за спину, приходя в себя, греясь о горячее тело. На это ему потребовалось некоторое время. Антон успокоился быстрее, поэтому невозмутимо приобнял Арса за спину и потянулся за своей кружкой с чаем, отпил из неё с характерным хлюпанием.       Совладав с собой, Попов вернулся к лицу Антона, оставляя ещё один робкий поцелуй. Уловив аромат чая, Арсений слез с Антона, возвращаясь на свой стул. Он потрепал себя за волосы, поправляя челку, и тоже подвинул к себе чай. Помешивая не успевший остыть напиток, Арсений обдумывал случившееся. Вспомнил, как Антон положил руки ниже живота, но тут же переместил на шею, словно обжёгся. От померкших чувств не осталось почти и следа, но это воспоминание короткой острой волной прошлось по животу брюнета и растворилось где-то пониже.       — Почему ты остановился? — Арсений перевёл глаза на Антона.       — Когда? — Антон с неподдельным интересом оторвался от менее интересной алгебры.       — Ну... Когда достиг опасной зоны.       — В том и дело, Арс, что она опасная. И могла стать точкой невозврата. Ты был готов к этому?       — Не знаю... — Арс соврал. Он точно не был готов. Здравая часть его сознания маячила с табличкой «Это неправильно! Прошло ещё слишком мало времени, вы не на том уровне отношений! Вам нет 18». Но желание зайти чуть дальше чуть не перевесило эту здравость.       — Ну вот и я о том же. Я никогда не сделаю чего-то против твоей воли, Арс. Я не переступлю черту, пока ты не будешь к этому готов. Не прикоснусь к тебе лишний раз без твоего желания.       Арсений не нашёл ответа, продолжая слушать Антона.       — Я не хочу, чтобы ты просто позволил мне.* Мне нужно от тебя чёткое уверенное «да» или «нет».       Арсений отвёл взгляд, возвращаясь к напитку. Почему-то ему стало неловко и стыдно за своё легкомыслие. Антон вернул внимание Попова, аккуратно поворачивая его к себе за подбородок.       — Скажи, что ты услышал и понял меня.       — Я понял тебя, Антон. И услышал. — Арсений поспешил перевести тему. — Можешь плед принести, пожалуйста? Меня морозит немного.       Антон знает привычку Арсения, потому уловил её и сейчас, но ничего не ответил. Бросив «да, сейчас», он вышел из кухни. Попов вернулся к решению примеров. Мысли отчаянно возвращались к поцелуям и горячим прикосновениям. Арсений попытался отбросить их и сосредоточиться на алгебре. Быстро вернулся Антон и накрыл плечи парня пледом, обнял, поцеловав в макушку, прошептал:       — Прости меня, если я чем-то обидел тебя. — Он вернулся на своё место, отпил чай, снова посмотрел на Арсения. — Всё хорошо?       — Да-а-а, — протянул Попов, прикинувшись, что очень увлечён математикой, от чего и был таким задумчивым. — Просто уже время близится ко сну, а мы даже алгебру не сделали.       — Сделаю вид, что поверил тебе. — В ответ Арсений закатил глаза. — Мы ещё вернёмся к этому разговору, хотя я и не сторонник того, чтобы затаивать обиды и переносить непонятки на потом, — он придвинулся ближе к столу. — Показывай, что у тебя тут.       Остаток вечера они провели за выполнением домашнего задания, пустой болтовнёй, шутками и смехом, кружками чая с печеньем. На полноценный ужин аппетита не было ни у того, ни у другого. Арсений был слаб только в точных науках, поэтому в домашке по литературе, обществознанию и истории он оказался куда полезнее.       Закончив с уроками, Арсений помог убрать со стола, сложил учебники и тетради в одну кучу и поплёлся в спальню. Он забрался под одеяло, натянул его по самый подбородок. Он почти засунул, как почувствовал, что Шастун также залез под одеяло.       — Арс, спишь?       В ответ последовало лишь непонятное бурчание.       — Спокойной ночи, Граф. — Антон придвинулся ближе, оставляя лёгкий поцелуй на губах, на лбу Арсения. Подумав секунду, Шастун не обделил и щёку, кончик носа.       Обилие поцелуев разбудили Попова. Он расплылся в улыбке, приоткрывая один глаз, убедился, что это пока не сон. Получив улыбку в ответ, Арсений повернулся к Антону всем телом, перекинул на него одну ногу, обнял, прильнул к груди, уткнулся носом в шею, прошептав:       — Спокойной ночи, котёнок... — Там же оставил поцелуй.       Антон попытался зарыться в тёмные волосы пальцами, но остановился.       — Арс, можно?..       — Да...       Арсений не понимал, с чего вдруг Антон начал так запариваться по поводу личного пространства и границ. Он понимал, что это уместно, если дело касается интима. Но не понимал, почему Шастун одергивает себя, когда хочет проявить нежность, подобную той, на которую сейчас спросил разрешения. Ведь Арс никогда не говорил ему, что он против этого; никогда не обижался и не ругал за ласки. Арсению, наоборот, нравилось, когда кто-то касался его волос и перебирал их. Он мысленно сделал себе заметку поговорить об этом всём с кудрявым позже.       — Арс?       — Что?       — А можешь как-нибудь принести ту штуку для глаз?       С запоздалой реакцией Арсений ответил:       — Зачем тебе это?       — Ну... Я бы тоже хотел так накраситься. Ой, не важно короче. Принесёшь или нет?       — Я принесу не только карандаш. — Арсений снова поцеловал парня в шею, почти засыпая. — Мне так хорошо с тобой... — Он на мгновение замолчал, прижался ближе. — Я люблю тебя, Антон.       Антон ничего не ответил, перебирая локоны медленно и нежно, иногда накручивал пряди на палец.