21 декабря
Тяжелая рука, пронизанная дрожью от самого плеча до кончиков пальцев, с трудом шарит по поверхности прикроватной тумбы. Абсолютно непослушные пальцы свалили на пол, кажется, всё, что стояло и лежало, в том числе телефон, разрывающий тишину комнаты будильником. Арсению пришлось открыть глаза, их в миг ослепило свечение экрана с выбором функции дальнейших действий, как в меме с таблетками «что ты, блять, выберешь: красную (много денег) или синюю (способность быть невидимым)?» Ой, бля, только не говорите, что вы легко сделали свой выбор. Арсению нужно было вставать, но хотелось поспать ещё немного. Половина седьмого утра, мать вашу. Нахуя так рано заводить будильник — Арсений как раз пытался вспомнить, ведь наверняка было отведено время для каких-то дел, которые парень не сделал вчера. «Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?» — Шептал ангелочек, сидящий в позе лотоса на левом плече. «Утро вечера мудренее!» — Заявил в протест маленький чертёнок на правом плече, закинув ногу на ногу, и с упоением жевал сырные чипсы. Настроение у Арсения прошлым вечером было хоть и хорошее, вечер отдавался приятным послевкусием от проведённого с Настей совместного времени, но усталость накрыла после репетиции, дневная норма социальной батарейки была разряжена. Недолго думая, парень согласно пожал руку хвостатому существу. Ангелочек с презрением плюнул в их сторону, за что тут же начал отмаливать непонятно перед кем свой грех за нетерпимость. Это диагноз, Арсений, ди-аг-ноз. Какие, блять, чертёнок и ангелочек? Обычный вечер закончился довольно обычно: быстрый перекус, информативная беседа с Серёжей, душ, мягкая постель; на удивление, спокойный сон. За разговорами Арсений узнал то, что упустил в жизни друга за то время, что пытался разобраться в своих отношениях с Антоном. Например, Серёжа очень много работал и старался, делал дополнительные задания, чтобы в этом году первое полугодие он закончил без троек. Собственно, поэтому Матвиенко и сам был отстранён от Попова и всё меньше с ним общался, пропадал то у Димы Позова в гостях, то они встречались с ним где-то в кафешках или ТЦ, то забивал вечера под безвылазное выполнение домашки. Результат оправдал себя — Серёжа действительно претендовал на звание хорошиста в этом полугодии. Правда, по истории хоть уже железобетонно будет четвёрка, но балл немного не дотягивает до 4,5, а раз есть возможность получить пятерку в полугодии, то в ближайшие дни Матвиенко планировал закрыть предыдущие долги по предмету и уже взял у исторички дополнительные задания. История Серёже очень даже понравилась. Он с огромным интересом читал параграфы в учебнике и выполнял письменные задания по типу заполнения таблиц и создания планов, тезисов, ответов на вопросы; готовил пересказы. Главное и нереальное, казалось бы, для Серёжи: он понимает то, что изучает в курсе истории одиннадцатого класса. Так что теперь Арсений знает, к кому обращаться в случае затруднений по этому предмету. Матвиенко признался, что какое-то время даже раздумывал над тем, чтобы выбрать сдавать экзамен по истории. — Сереж, действительно историю будешь сдавать? — Да нет, наверное. Мне она не нужна, в принципе, но как альтернативный предмет при поступлении подходит. Открыв свой электронный дневник, Попов обнаружил, что у него самого балл еле дотягивает до 4,5 по экономике, за которую так сильно в прошлом году ебал ему мозг отец. «Какой из тебя экономист, если у тебя в аттестате будет стоять четвёрка по экономике?!» — Причитал он. Арсению всегда хотелось ответить что-то в стиле: «Да в гробу я видел твою экономику и профессию экономиста, от которой меня уже бесконечно тошнит». Такой наглости парень не мог себе позволить, а если бы и позволил, то найти смелости высказаться не получилось бы всё равно. Поэтому, стиснув зубы, он упорно зазубривал ебучую, например, безработицу, ссаные виды конкуренции и готовился к тестам. Сделал себе пометку попросить дополнительные задания у учителя по экономике. Хочется верить, что она действительно даст задание на дом, а не скажет уже такую родную фразу: «Готовься, дам тест», — но верится с трудом. Кроме успехов в учёбе, Арсений узнал, что у Серёженьки-пироженки появилась девушка. В моменте Арсений остро почувствовал, насколько они с Серёжей перестали быть заинтересованными и внимательными, открытыми для новостей друг друга. Брюнет не знал даже такой замечательной перемены в жизни Серёжи на протяжении некоторого времени. Это осознание ударило куда-то под дых, а Арсений несколько секунд не мог сделать вдох, недосказанность и скрытность давила на плечи Арсения почти физически. Оставалось только посыпать голову пеплом и вот он — образ сожалеющего человека, осознавшего часть своего проёба, который повлек за собой вот такие надломы в дружбе. Однако, просто, скажем так, не было подходящего момента, чтобы делиться чем-то вот таким важным, пока Арсений тонул в своих отношениях, а Серёжа — в учёбе. Да, так. Сейчас же стало всё попроще, свободнее,***
— Арсений, ты встаёшь или нет? — Матвиенко робко толкает Попова в спину, избегая резкого пробуждения брюнета. Боится испугать. — Ещё пять минуточек… — Жалобный бубнёж еле понятен. — Ты свои пять минуточек тянешь уже тридцать пять минуточек. Вставай, Арс, время начало восьмого. — Серег… Ну, ещё пять… Ну, пожалуйста… Матвиенко устало выдохнул. Ему тоже хочется спать. — Это последние. При условии, что ты тут же просыпаешься, пулей собираешься, и мы выходим. Завтрак пропускаешь, сам виноват. — Я понял… — Попов натягивает одеяло повыше. Ему чертовски холодно даже под пуховым одеялом. — А можешь градусник принести? Что-то неважно себя чувствую, знобит ужасно. Кивнув, друг ретировался из комнаты. — Спасибо, — ответил Арсений, принимая в горячую подмышку холодный градусник, морщась и шипя от контраста. Как и обещалось, через пять минуточек к Арсению заглянули. Не Серёжа, а его мама. — Тридцать семь и пять, Арсюш, — Арсений вяло приподнимается на локтях, в моменте чувствуя слабость рук. — Если плохо себя чувствуешь, то, может, пропустишь сегодня школу? Арсений задумчиво закусил губу. Он же хотел взять дополнительные задания. Да и как же репетиции? Выступление? Ему категорически нельзя болеть. Да и чертёнок там что-то шепчет на ухо про день отдыха и сна до обеда, пока ангелочек ещё дремлет. В комнату заглядывает Серёжа. — Серёж, передашь учителям, что я плохо себя чувствую? — Конечно. — Спасибо, Серёг, ты лучший, — Попов слабо улыбается и в упор смотрит нежным взглядом, полным благодарности, на друга, — и Вам спасибо, — обращается он к маме Матвиенко. — Да не за что, Арсений. Температура не очень высокая, сбивать её не стоит, как и пить жаропонижающие. Так что… — Арсений понятливо кивал, стараясь уж точно уложить все слова мамы Серёжи в припухшей голове. — Сейчас постарайся снова уснуть. Пей воду чаще в течение дня. И если станет хуже, то позвони мне, — женщина грустно улыбнулась, — выздоравливай. — Хорошо, спасибо… — Позвони своим родителям, ладно?.. Или я могу. — Нет-нет. Я сам. Мама Серёжи всё ещё невесело улыбается, треплет Арсения по волосам и покидает комнату, о чём-то говорит с сыном. Через пару минут она уходит на работу. — Я после каждого урока тебе буду скидывать классные работы, перепишешь, если силы будут, — он хватает рюкзак и выходит из комнаты в коридор. — Отписывайся мне в Вк, ладно? — Он пыхтит, видимо, как всегда, сначала натянул пуховик, а уже потом перешёл к ботинкам. — Да, буду ждать, — Попов подбирает удобную позу для продолжения сна, повернувшись лицом к двери, из-за которой в комнату свет из коридора тянет свои яркие резкие конечности, но, к счастью, никак не доберётся до Арсения. — Всё, Арс, я погнал тогда. Кстати, — в проёме двери появилась летающая голова, — сегодня Димка придёт, с физикой и биологией поможет. — Хорошо. Арсений помахал на прощание, на что в ответ получил воздушный поцелуй и жалостливый взгляд. В следующую секунду свет в квартире погас, всё пространство погрузилось во тьму. Лишь ленивая луна освещала, и её свет ненавязчиво проникал через неплотные шторы в комнату. Послышался хлопок двери, закрывающиеся замки. Попов прикрыл веки, залитые свинцом, проваливаясь в сон с распростёртыми объятиями.***
Попов, 13:18
— Температуры нет, хорошо себя чувствую, на удивление
Матвиенко, 13:21 — Отлично. Чем займешься?Попов, 13:22
— Всё же думаю на репетицию пойти…
Матвиенко, 13:22 — Уверен? Может, отлежишься денёк все же?Попов, 13:23
— Да не. И слабость в теле прошла, я в здравом уме
Матвиенко, 13:26 — Рад за тебя — На меня физичка гонит за то, что в телефоне сижу. Схавает меня сейчас. Я позже напишу, ладно?Попов, 13:26
— Хорошо
Арсений заходит в чат с Антоном. Ни одного нового сообщения, а поповские не прочитаны, как всегда. Неудивительно. Какое-то неприятное предчувствие добралось до кончиков пальцев, поселилось где-то в лёгких и сердце, оседая там плотной дымкой, которая начинает разрушать клетки едва ощутимыми покалываниями. Арсений не мог понять, что это, и что стало причиной возникновения этого стрёмного чувства. Через час ему выходить на репетицию. В эти шестьдесят минут нужно уложить ванные процедуры, завтрак, сборы. М-м-м-м, на завтрак — целое ничего, ибо еда отторгалась организмом даже на уровне запаха. Ладно-ладно, банан, вода и сигарета — ну, тяжело Арсению от того самого непонятного ощущения — в принципе, какая-никакая, но альтернатива завтраку. Лучше, чем совсем ничего. Арсению стоило сказать «спасибо», что хотя бы это удалось запихнуть в себя. Через час Арсений был полностью собран и уже выходил из подъезда. Жгучий мороз безжалостно терзал голые пальцы и, безусловно, бодрил. Стенки носовой полости слипались на вдохах, а глаза, как бы странно ни звучало, мёрзли от леденящего ветра, на ресницах проступала влага, замерзала и склеивала верхний и нижний ряд ресниц. Арсений не пробовал разлепить это***
Ничего особенного на репетициях не происходит. Однообразный цикличный прогон сцен, которые даются актёрам не так хорошо, как остальные. Единственное (к великому счастью), что слегка мешает Арсению работать — это неприятный хриплый комок в горле. Всё же заболевает, как невовремя. Впервые за долгое время Попов хочет не копаться в своих мыслях в промежутках между репликами, а посмотреть за игрой других актёров, действующих на сцене. Это увлекательное занятие, как оказалось. Арсений отмечает для себя, какой интонацией сказал бы ту или иную чужую реплику, на какой её части сделал бы особый акцент голосом, какой жест бы добавил. Конечно, это всё остаётся только в наблюдениях Попова, потому что это только его оценка, в ней никто не нуждается, а каждый человечек в коллективе отыгрывает роль в соответствии с её особенностями и уникальностью, своими качествами характера и актёрскими навыками, индивидуальным пониманием героя; вкладывает в неё часть себя. Если что-то не так в игре актёра, то Пётр Николаевич обязательно укажет на ошибки и недочёты. Именно благодаря различиям в качествах и чувстве своего героя актёры смотрятся так органично на сцене, где каждый персонаж это отдельная цельная единица спектакля. Ещё, что нравилось Попову, это эмоции и глаза конкретного актёра в конкретный момент. У одного в глазах нет и капли искренности, и какую бы эмоцию он не отыгрывал, глаза не отражают её во всем настроении, не передаёт чувства и всю атмосферу сцены. Разумеется, зрителю из зала не увидеть глаз актёра, но Арсений почему-то считает такое проживание эмоций героя важной частью личной игры, опыта и навыка, единения актёра со своим героем. Во время прогона совместной с Настей сцены, в которой их герои Ванечка и Оленька Власовы обсуждают свои ожидания от приближающегося праздника, Арсений особенно внимательно разглядывает девушку. По сценарию Оля мечтательная в данный момент, по-детски наивная и возбужденная тем, что близится Новый год, а это время исполнения желаний и непременного появления чуда. Настя прекрасно владеет и своим телом, и мимикой, поэтому её движения местами то чёткие и резкие, когда Оленьку переполняет множество чувств, сменяющих друг друга за секунды и не успевающих за скачкообразными мыслями; то они плавные, когда девчонка растворяется в потоке всего полученного удовольствия и внутреннего душевного удовлетворения, счастья, ведь Рождество и его ожидание — самый комфортный период, манящий отзывчивым всплеском руки за собой навстречу сказке. Он наполнен домашним теплом, семейным уютом, а главное — волшебством. Арсения всегда поражала эта лёгкость в девушке и её всеобъемлющая любовь к театру, как она полностью погружается в каждого своего героя, отлично понимает и чувствует его. Разумеется, Попов и Шалфеева не профессионалы своего дела, но они учатся, а у Насти есть талант. Его видно, его чувствуешь на сцене и в зале. Попова всегда завораживала игра Шалфеевой на сцене. Даже если она отыгрывает драматичную сцену, хоть глаза и имеют печальный окрас, они всё равно блестят. Этот блеск — это в том числе внутреннее свечение девушки, её душевное равновесие. Сейчас же, репетируя вместе, Настя прекрасно играет, жесты, мимика, голос, всё как надо, очень талантливо и органично, но Арсений чувствует, что с ней что-то не так, и пытается уловить это в движениях, на лице. А стоило искать в глазах: по какой-то причине они не блестят. Настя спрашивала, могут ли они стать друзьями с Арсением. Парень определил, что могут. Поэтому во время долгожданного двадцатиминутного перерыва Арсений покупает из автомата для себя кофе, а Насте горячий шоколад. Может быть, девушка захочет поделиться с Поповым переживаниями. Хотя откуда ему знать, ведь вчера он отказался делиться с Шалфеевой своими, но попробовать будет не лишним. Вернувшись в зал, он отыскивает объект своего беспокойства взглядом и видит девушку на третьем ряду где-то в глубине, невесело залипающую в телефоне. Обычно она тусуется с ребятами, участвует в обсуждениях, много шутит, окружение заражается её улыбкой и смехом. Слыша старческо-молодое кряхтение — Арсению тяжеловато проходить в узком промежутке между рядами, держа в одной руке горячий кофе, а в другой шоколад — где-то поблизости, Настя отрывается от телефона и натягивает улыбку. — Привет, я подсяду? — Ужасно глупо и одновременно смешно скрипит голос Арсения в попытке спародировать мемный видос. — Привет, — смешок выходит вместе с выдохом. Шалфеева пару секунд разглядывает лицо Арсения и пластиковые стаканчики с струящимися полосками пара в его руках. Она улыбается ещё шире, оголяя ровный ряд зубов. — Ну, подсядь, раз пришёл. — Девушка опускает сидение, решая проблему Арсения. — Вот, спасибочки! — Попов аккуратно садится, следя за тем, чтобы ни одна капля из стаканчиков не вылилась за бортики. Убедившись, что ни миллилитра не потеряно, он протягивает напиток с шоколадом Настёне. — Прости, круассанов не было, — грустно-весело отзывается Арсений. — Не страшно, — ямочки на щеках вырисовываются чётче, зелень её глаз на мгновение останавливается на океанах Арсения, как бы без слов благодаря за инициативность и купленный напиток. Она щурится в сдержанном смешке. — Вчера наелись их. Думала, если ещё один, то всё — я лопну. Не могу их видеть, стошнит, — Настя отпивает напиток, глядя на дурачащихся на сцене братьев-близнецов Макса и Никиты. — А когда сможешь? — Через пару дней, я думаю. — Замётано, — он ведёт локтём, слабо касаясь её предплечья, — веду в кафе. Ты не против? Настя медленно переводит на Арсения взгляд в стиле: «Чую подвох. Рехнулся?». Вглядываясь в выражение лица Попова, она ищет в нём тень лукавости, и убедившись, что парень предложил всерьёз, мотает головой в сторону и стесняется, при этом выдыхая что-то, похожее на фырканье, заглушённое в усмешке. — Не против. А если я переоценю свои возможности, и этих «пары дней» не хватит, меня вывернет прямо в кафе? — Ну… Ладно, приглашу на следующей неделе. Расщепляй пока вчерашние круассаны, готовь место для новых. Настя ничего не отвечает, лишь неопределённо кивает, помешивая шоколад на дне стаканчика. В миг погасла. Отлично, ход с шоколадом и шуткой про круассаны хоть и помог начать разговор, но как его продолжить? Арсений рассматривает изменение в лице девушки. Она безучастно то помешивала напиток, то отпивала его. Попов поджимает губы и тоже делает глоток. Насте приходит сообщение и экран её мобильного загорается. Она за пару секунд его читает, морщится, и резко свайпает сообщение в сторону, удаляя с экрана блокировки. — Насть… У тебя всё в порядке? — Да. — Может, странно прозвучит, но нашей парулетней коммуникации хватает, чтобы я мог понять, когда ты в порядке, а когда нет. Вот сейчас ты не в порядке. Девушка снова делает глоток с хлюпающими звуками, как бы показывая, что всё хорошо и вот, она дурачится, как всегда. — Ты можешь мне довериться. Может, я могу как-то помочь?.. Шалфеева поднимает свои зелёные глаза, колеблясь между желанием рассказать или умолчать. Ещё одно её качество: Настя никогда не бежит от проблем, а решает их, причём своевременно. Колеблется сейчас просто потому что не определилась, какой у них уровень общения. Встаёт вопрос о доверии. Она хотела подружиться с Арсением. Да и к тому же, тема её переживаний касается и его тоже. — Да, ты был прав. Мою страничку вкусов запятнали, — абсолютно спокойно отвечает она, глядя в голубые глаза. — Слава? — Да плевать, кто. Просто сам факт того, что этот слух пошёл по ушам и распространяется, вообще не радует… Попов понимает, что слух может расползтись ещё дальше и добраться до Шастуна в том числе. Стоит объясниться раньше, чем это случится. — Стоило ожидать… — Парень отвечает уклончиво, параллельно набирая короткое сообщение Антону: «Мне нужно тебе кое о чём рассказать. Напиши, как будешь свободен». Глоток кофе. — Сильно расстроилась? — Да не особо, просто знаешь… Прости, наверное, не стоило вообще говорить о тебе с подругами, но... — Да нет, всё в порядке. Я понимаю, девичьи разговоры и всё такое… Если тебе интересно, то и парни в своём кругу говорят о девушках. — Что говорят? — Скорее из вежливости спрашивает она, нежели из искреннего интереса. Арсению сразу всплывают разговоры в раздевалке после физкультуры, в которых его одноклассники обсуждают фигуры одноклассниц и говорят, что их бы… Вы поняли. — Не забивай этим голову. Так, что дальше? — Я рассказала о своей симпатии к тебе трём своим близким подругам. Мы тогда на ночёвке были и, о, как банально, — девушка закатывает глаза, упрекая себя и понимая, что крупно ошиблась тогда, — играли в правду или действие. Ну, и выпала мне правда… Это было ещё до того, как все узнали о твоей ориентации. Тогда ты подругам сильно нравился. Мы даже… — она резко замолкает, понимая, что язык развязывается, что уже не завязать почти. — Короче, а когда узнали, то мы вчетвером были в шоке, разумеется. Они тогда посмеялись, но меня это не задело, знаешь. Они те ещё… — Шалфеева старалась контролировать свою речь и исключать из неё мат. — Я понял, продолжай. — Сейчас поползли слухи, подруги, конечно же, накинулись с расспросами, своими приколами, типо… Прости, если скажу что-то обидное, но это не мои слова и я не поддерживаю их мнение. Шалфеева снова поднимает глаза, чтобы получить некое одобрение. Попов прикрывает веки и кивает, как бы говоря: «Ничего страшного, выкладывай, как есть». — Они подкалывали, мол, Настюха, молодец, вылечила пацана, направила на путь верный, ты целительница, влюбила в себя гея, получила, что хотела... Цитирую: «Да он же нравится тебе! Вы по любому мутите, что ты скрываешь! Красная, вон, вся!». Слышала даже что-то вроде: «М-да, только геев на тебя и тянет». На этом моменте Арсений понял, что это банальная зависть на фоне того, что брюнет нравился — а, может, нравится и сейчас, несмотря на ориентацию — её подругам и достался из них всех Шалфеевой. Настя невероятно симпатичная и талантливая, приятная девушка. Разумеется, на вкус и цвет товарища нет, влюбится в неё не каждый, но отрицать её красоту равно быть дураком. На её жизненном пути обязательно появится нужный человек, который будет ценить и любить девушку не только за внешность, но и за внутренний необыкновенный мир, за её таланты, интересы. А ещё Арсений уверен, что Настя ничуть не усомнилась в себе, своей внешности, и этот высер никак не пошатнул её самооценку. Она и без Попова это всё прекрасно понимает, что это — зависть, попытки принизить. Слова брюнета по этой теме излишни. — Я их слушала… зачем-то слушала, — выделяет она, снова упрекая себя, — и думала: «Ну, какую хуйню вы несёте! Вы вообще о чём? Что вы курили?» Суть в том, что вчера завалили они меня сообщениями ещё вечером, как только я в сети появилась, а сегодня ещё и в школе не переставали болтать хрень. А из-за того, что слух распространяется, да ещё и эти дуры всем разбалтывают в подробностях, так я вообще такое давление разного характера чувствую… Взгляды, смешки за спиной, робкие секундные указательные пальцы, направленные на меня. Этого так много… А это только первый день… — Насть, ну, вот такие они вот люди, — хуй на блюде. — Слух пополз, с этим уже ничего не сделаешь. Главное — не оправдывайся. Ты никому ничего не должна. Своей реакцией ты только подливаешь масла в огонь общественного развлечения, ставя себя под удар. Ты реагируешь — они будут этим заряжаться и ещё больше пиздеть. Шалфейня… — Что-то между фамилией девушки и кофейней, с которой Настя теперь так ярко ассоциируется. Арсений приобнимает девушку за плечо, выражая поддержку не только на словах, но и просто физическим контактом. — Не реагируй. Не давай им то, чего они хотят. Это же просто слухи. Ты и я знаем, как всё на самом деле. Уважай себя достаточно, чтобы не обращать внимания на низменные разговоры и шепотки. Будь выше этого. Не прогибайся, а держи спину ровно. Всё будет хорошо. На протяжении всего монолога Попова девушка словно сжималась вся, проживая в мыслях всё то, что ей довелось почувствовать сегодня в школе. Арсений старался не дать ей сжаться, поэтому поддерживал её руками и заглядывал в лицо, стараясь слова свои до неё донести, а не растворить в спинке кресла напротив. Настя в очередной раз поднимает свои зелёные глаза. В них мелькает надежда и что-то ещё. Восхищение? — Спасибо, Арс… — Арс… Арсения повело немного в сторону. Ещё и зелёные глаза. Стало дурновато. — Большое спасибо. Мне было важно услышать это… от тебя. — Арсений понятливо улыбается. Он понял разносторонность того, что имела в виду Настя, и щурит глаза, всем своим видом пытаясь дать девушке комфорт и спокойствие. — Как ты вообще справился? Твой случай намного острее приняла общественность. — Ну… — Речь как бы не об Арсении и ему не очень хотелось переводить разговор на себя. — Непросто было, разумеется, но скажу точно, что слухи — это временно. Постепенно обсуждение идёт на спад, пока все не перетрут тебе кости по сотне раз и им это не надоест. Потом это всё забывается, перестаёт быть интересным, тем более, если ты не подкрепляешь ситуацию какими-то новыми своими действиями, которые породят новые слухи. А ещё весь этот непростой период со мной рядом находился мой лучший друг Серёжка Матвиенко, затыкал всех, кто не так в мою сторону смотрел. Если бы не он, я бы действительно не перенёс бы это всё… Скорее всего, стоял бы вопрос о переводе в другую школу. Безумно благодарен Серёге. Просто не выразить на словах. — Видела вас вместе, да, — девушка невинно улыбается и умалчивает о том, что знает об этом парне достаточно много. — Вот, знаешь кто это. Познакомлю вас когда-нибудь, если хочешь. Вот я, к слову, ему рассказал про тебя. — Арсений, ну, заче-е-е-ем?.. — Да не переживай, я тебя достойно преподнёс. — Звучит так, словно ты ему на ужин меня на подносе, как свинью с яблоками, доставил. Они смеются заливисто, заполняя какое-то пространство зала. Настя шутит и смеётся, самоирония — прекрасно. Ей легче. Арсений безмерно счастлив, но переживает, что Настя надела маску и сейчас играет какую-то свою роль по сценарию, известному только ей. Попов крепче прижимает к себе Настю, заключая в полноценные объятия. Он слышит робкое: «А ты как будешь справляться с этой ситуацией? Тебя ещё не коснулась тема слухов?» — Я не ходил в школу, но в театре да, что-то такое замечал сегодня. Да и наплевать мне, что они там думают, мне главное всё правильно объяснить… — Он запинается. Кому? Пауза подвисает в воздухе. Арсений всё ещё надеется. Нет, всё же, — своему парню. Подавляемое весь день чувство, снова начинает уничтожать тканевые клетки сердца Попова. — Мы справимся, Шалфейня… Нужно немного подождать, перетерпеть… Насть, имей в виду: я рядом, ты можешь мне доверять. А я смогу тебе. Парень поглаживает спину девушки и снова чувствует горячее уверенное, но тихое «спасибо» в плече, а на его лопатках чужие горячие ладони смыкаются, прижимая к себе ещё сильнее. Он глубоко вдыхает. Ведь слухи — вещь действительно скоростная и покажите Арсению пальцем на того человека, который при получении информации о ком-то не пойдёт и не разболтает её хотя бы своему близкому другу. В этом бывает столько грязи и безнравственности. Но будем честны: как бы кто ни осуждал слухи, то всё равно принимает в них участие, потому что интересно, а что же там у других, и не отказывает себе в том, чтобы рассказать об этом кому-то ещё просто так, между делом. Вы не сторонник слухов? — Нежно целую Ваши руки. Вероятно, эти новости дойдут и до Антона. Причём, слухи имеют порой такую обрисовку, дополненную какими-то деталями, взятыми с потолка, что вся суть реальной ситуации переиначена и выглядит не так безобидно, какой на самом деле была. Сплетники — те ещё сказочники. А слухи, непременно, дойдут до Шастуна в том виде, например, что Попову рассказала Настя. Целительница. Пиздец конечно, надо же было такую хуйню сморозить. Да зная характер Антона, порой такой наивный, им предстоит сложный разговор. Занятые переживаниями Насти, словно мир сузился только до них двоих, ребята не замечали на протяжении всего разговора то, как на них посматривала группа, и уж точно не заметили направленную на них камеру телефона. Перерыв был закончен, ребята были вынуждены развеять атмосферу интимности и доверия момента, его волшебства. Поднимаясь на сцену, оба оставили на время работы все свои проблемы в оркестровой яме.