Every «hi», every «bye», every «I love you»,
You've ever said...
'Cause all of the small things that you do,
Are what remind me why I fell for you.
And when we're apart, and I'm missing you,
I close my eyes, and all I see is you
And the small things you do.
New West - Those Eyes
Октябрь
Конец октября выглядит неприветливо. Небо серое; кажется, что вот-вот хлынет дождь, не особо теплый, но для октября вполне терпимый. Ветра почти нет, вокруг стоят облетевшие клены, на асфальт с силой падают капли, их много, и они тяжелые, стеклянные. Антон никогда не ассоциировал месяца с музыкой, музыку с людьми, людей с каким-то конкретным периодом в жизни, а запахи с определёнными вещами или явлениями, что сразу же всплывают в памяти и чувствуются в носу болезненно — или, наоборот, приятно, — но абсолютно точно ностальгически и выражаются определённым спектром эмоций и ощущений. Но октябрь… Шастун впервые чувствует месяц по-особенному. В его жизни последних лет было много эмоционального дерьма, слипшегося в одну плотную массу цвета, какой Антон наблюдал в стакане с грязной водой после плодотворной работы с почти всеми цветами акварели, имеющихся в его палитре. Настолько много, что оно слилось в период, который не имел ни начала, ни конца, а просто шёл своим чередом на протяжении каких-то месяцев и времён года, пропитанный пассивной верой, что он когда-нибудь точно прекратится. Октябрь чувствуется противоречием. И о них думать Антон устал, да и не желал бы больше: сейчас терзания прекратились, а рядом появилось тёплое плечо, которое хотелось бы назвать родным, но мешает этому слабая почва под постепенным слиянием двух влюблённых душ. И это плечо рядом, готово работать вместе, делиться всем богатством своего внутреннего мира, тонуть, заходя в мир Антона, так же доверительно предоставленный, как на ладони. Но это в перспективе. Пока что ладонь слабо, но, тем не менее, сжата в кулак. Арсений плавно, с каждым днём понемногу разжимает пальцы Антона, открыто и с отзывчивостью помогая Шастуну разобраться в себе. У них был доверительный диалог, в котором они обсудили немые и давящие аспекты их отношений. Узнали о наличии многих дыр, которые есть в начале почти каждой истории взаимоотношений, а романтических в особенности. Они знают, над чем работать. Октябрь пахнет забытой когда-то, но восставшей из пепла любовью. Антон чувствует к Арсению сильное, но всё ещё робкое в проявлении влечение. Шастун, преисполнившийся чувствами и интересом к своему парню, старается не терять голову, хотя он на грани. Он влюбляется в Попова с каждым днём всё сильнее, давно оставив позади точку возврата. И вместе с этим страхи отступают, а в центр встаёт голубоглазый парень, не перестающий удивлять своей неординарностью, подвешенным языком, безумными идеями и космосом в голове. У Антона ощущение, словно он не может надышаться с Арсением одним воздухом, а прикосновения становятся всё желаннее и необходимее. Не может наглядеться на тонкие запястья, идеальную осанку и стройные ноги в этих блядских джинсах с рваными коленками; на светлость голубых глаз, искрящих звёздами и отражающих уже сереющее небо. Не может насытиться нежностью тонких губ, касающихся лица Антона в улыбке при каждом взгляде, и обдающих жаром при непосредственном контакте во время долгожданных поцелуев. Но это всё не означает, что тревожные мысли и паранойя, нередко входящая в крайность, исчезли совсем. Октябрь звучит песнями норвежской инди-поп певицы Girl in red. В основном, потому что Антону попалась песня «We fell in love in october» именно в этом месяце. Она ужасно точно описывает тот самый их первый вечер на крыше с одной сигаретой на двоих и сердцами, трепещущими в чувствах и свойственном смущении, как результат знания: они нравятся друг другу. Если бы Антону ещё пару месяцев назад сказали, что всё так сложится, он бы посмеялся и загасил этого человека. В нём тогда сидел червь, давно смирившийся с подавленной любовью и всё ещё смотрящий в прошлое с закатанными глазами. А за его спиной стоял бы девятиклассник Тоша, с глупой улыбкой внимающий словам человека, который утверждает стопроцентную вероятность их с Поповым отношений. С этой исполнительницей Антона познакомил Арсений. Расписание уроков в один четверг сформировалось так, что и у Шастуна, и у Попова было окно между профильными предметами. Арсений был на третьем этаже в всегда тихой и без единой души рекреации математики (а ещё от кабинетов несло хроническим страхом и тревогой, которыми аудитории были пропитаны) и читал тонкую книгу в мягкой обложке. Кажется, это было произведение Стефана Цвейга «Письмо незнакомки». Антон нашёл его, сидящего на подоконнике. Тот выглядел слишком сосредоточенным, поэтому не сразу заметил подошедшего Шастуна. Антон снял рюкзак с плеча и тихо уместил под батареей, отнял книгу от любимого лица — Арсений дёрнулся тогда от неожиданности, — расположил руки по обе стороны от бёдер Арсения и оставил сухой поцелуй на щеке, усыпанной родинками. Голубоглазый расплылся в усталой улыбке, прошептав: «Привет», — и отложил книгу в сторону, вставив закладку на последней прочитанной странице, притянул Шастуна для короткого поцелуя в губы. Антон мазнул носом по линии нижней челюсти, вдыхая почти выветрившийся одеколон Попова, и отстранился, запрыгивая на подоконник. Арсений протянул Антону один наушник, переплёл с ним пальцы и отвёл замок чуть назад за их спины, делая более незаметным для вдруг решивших выйти из кабинета учеников или учителей. — Звучит приятно, — оценил песню Шастун, — какой перевод? — Твоего уровня английского должно хватить, чтобы припев перевести самостоятельно, — по-сучьи улыбнулся Попов. — До припева ещё целый куплет. — Антон закатил глаза, давя ответную улыбку, и взял в руки телефон. — Название «I don’t wanna be your friend». Арсений читал перевод вместе с кудрявым. I don't wanna be your friend I wanna kiss your lips. I wanna kiss you until I lose my breath — Интересный текст, — заключил Антон, блокируя телефон и снова напрашиваясь на поцелуй. — У меня, кстати, иногда всплывали эти строчки в голове, когда мы ещё не встречались. Они послушали ещё пару песен — у Арсения любимая «Bad idea!» и ассоциируется с сентябрём, — и Антону понравилось. Песни этой певицы лёгкие, ненавязчивые и приятные к слуху. Антон бы их ещё проассоциировал со слабыми солнечными лучами, что лениво пригревают щёки и купаются в кудрях, в зелени его радужки. Строчки и звук текли от наушника Арсения к самому сердцу, подпитывая греющее внутри тепло и вселяя спокойствие. До конца урока они перешёптывались о какой-то мелочи и шутках, и за всё это время из кабинетов так никто и не высунулся, а по стеклу за их спинами наперегонки стекали капли дождя, тарабаня по отливу. Вечером Антон более основательно сел за знакомство с творчеством Girl in Red, слушая мелодию и читая переводы, и тогда наткнулся на «We fell in love». И это первая в его жизни ассоциация месяца, песни и человека. Каким бы прекрасным не выдался октябрь, он всё же имеет на кончике языка горечь разочарования. У Антона появилось вдохновение что-то нарисовать. Попробовать прежде было страшно, но в тот вечер Шастун почувствовал в себе лёгкую уверенность. Он не рассчитывал на что-то серьёзное, требующее много сил и времени, но у него не вышел даже акварельный пейзаж. Не помогли песни и та же исполнительница. Антон абсолютно точно понимал, что перерыв был огромный, и неудача вполне обоснована… но ведь талант не пропьёшь! У него не хватило терпения, а вдохновение и мотивация исчезли вместе с выброшенным в корзину комком бумаги.***
— Тридцать три, — монотонно тянет Арсений, держа в руках куртку Антона. — Что тридцать три? — Доносится из раздевалки. В торговом центре, как всегда, шумно и людно. Каждый угол напичкан магазинами и кафешками. Маршрут Антона и Арсения был примерно такой: кафе и две чашки чая с лимоном, Читай-город, ювелирка — Антон приглядывал колечки для пополнения своей коллекции, — и магазин одежды, где они сейчас и торчали. А вообще, они заходили только с целью погреться. — Коровы, — с вдохом страдальца ответил ему Арсений. — Устал ждать? — Ещё бы. Ты как мама: не дождаться, пока всё не примерит. — Пара брюк, два свитера и три рубашки — это не много, Арс. — Ага… Арсений раньше думал, что это он — модель и знаток стиля с огромным выбором в одежде и определёнными предпочтениями, большой шопоголик. Как оказалось, его деятельность в этой сфере узкая по сравнению с подходом Антона к выбору одежды. Не то чтобы Попов покупал первое попавшееся под руку и был не избирателен в этом, но было в нём чувство, что если вещь его, то её видно сразу. Глаз-алмаз. Вообще, Шастун имеет свой интересный стиль. Хоть его вещи безразмерные, но он комбинирует их со вкусом и при этом не выглядит как картошка в мешке — или сосиска в тесте, как высказывался Антон. Но Арсений, безусловно, такое бы никогда не надел. Антон же, во-первых, выбирает одежду под свой рост, которую, идеальную, найти сложновато, особенно штаны. Шаровары, как обычно. Во-вторых, он более категоричен и готов проторчать в примерочной часы напролет, выбирая между двумя свитерами один. Вот и сейчас он взял белую и чёрную рубашку и полчаса не мог определиться с выбором, хотя модель абсолютно одинаковая! Арсений от скуки начал считать. Коров, как выяснилось. — Ну, что там у тебя… — Не выдержав, спросил Арсений, оставив куртку на пуфе рядом с примерочной, в которой был Антон. Но перед этим проверил карманы на наличие вещей: а вдруг спиздят? Однако, уже зайдя к Шастуну, Попов всё же вытянул руку наружу и прихватил куртку. — Да не знаю я… Белую или чёрную, Арс? — Антон стоял в чёрной рубашке, а для сравнения приложил к телу точно такую же белую, с мольбой глядя в глаза Арсению через отражение в зеркале. Арсений повесил его куртку на крючок. Ему однозначно нравилась чёрная. Которая идеально сошлась на плечах Антона, ворот выгодно подчёркивал шею, а сама по себе рубашка была прямой и без узоров, рукава не обтягивали руки и не были огромными. Попов медленно подошёл со спины и положил ладони Шастуну на плечи, чуть приподнялся на носочки, чтобы дотянуться до его уха. — Бери чёрную: не прогадаешь, — обычным тоном сказал он, но следом добавил горячим шёпотом на ухо: — выглядишь безупречно, однозначно твоя, — ладони скользнули вниз по лопаткам. Арсений притянул податливого Антона к себе за талию, зарываясь носом в загривок. — Бля-я-ять, Арс.. — Шёпотом протянул Шастун, прикрывая глаза и чувствуя, как чужие ладони касаются живота и проникают под вещь. Сам же начал расстёгивать рубашку с верхних пуговиц. — Ты очень красивый Антон, — обдало ухо, пуская по телу приятную волну. Антон тяжело вдохнул, чувствуя, как его совесть задохнулась под ремнём. Он приоткрыл глаза и наблюдал через зеркало, как Попов вёл носом от затылка к плечу, а руки оглаживали впалый живот под тканью, безмолвно, на ощупь, считали рёбра. — Арсений, что ты делаешь, — Антон перехватил чужую ладонь, когда та коснулась солнечного сплетения, и повернулся к парню корпусом. — Ещё скажи, что тебе не нравится, — с широкими зрачками прошептал Попов, чуть давя на парня и заставляя того упереться спиной о стенку. Его слегка дрожащие пальцы уверенно, но медленно, расстёгивали остальные пуговицы. — Нравится… Поцелуй меня, — ладони Шастуна легли на щёки Попова, чьи руки уже уместились на его оголённой груди. Сладкие губы неторопливо касались губ Антона, вырывая тихие вдохи и путая мысли, или вовсе от них избавляя. Шастун притягивал Попова к себе ближе, словно между ними неприлично много расстояния, хотя на самом деле — пара слоёв одежды, причём Арсения. Сердце чувствовалось в горле и под подушечками пальцев, а воздуха едва хватало. В небольшой примерочной становилось невозможно душно и жарко. И это притом, что Антон полураздетый, а Попов в водолазке и куртке. Шастун снял её с Арсения, не глядя, повесил к своей. Горячие чужие ладони скользили по худому телу Антона, оставляя ожоги, пуская импульсы к мозгу, заливая краской щёки и уши. За глотком воздуха Шастун поднял голову к потолку. Кажется, он Бога увидел. Тот осуждающе хмурил брови и грозил пальцем. Антон неверующий, поэтому… услужливо подставил шею под тягучие поцелуи Арсения, теряя образ святого лика под собственными веками. Пространство малых габаритов заполнялось тихим, неразборчивым горячим шёпотом, сдержанными вдохами и выдохами. Буквально на секунду Антон повернул голову к зеркалу и поймал странную, но красивую картину. Чёрная рубашка свисала где-то на уровне его согнутых локтей — и только поэтому она всё ещё была не на полу, — белые плечи контрастировали с тёмными волосами Попова, чётко выражались худые ключицы, волосы выбились, а лицо, разомлевшее, всё в блядском румянце. Взгляд расфокусированный и плывёт, зелени в глазах почти не видно. Арсений, покрывающий тело сухими поцелуями и тонущий в любви к нему, Антону, так самозабвенно игнорировал и обстановку, и тот факт, что в соседней примерочной слышатся шорохи. Выглядел ужасным совратителем. Они двое — это вообще одна из красивейших вещей, что Шастун когда-либо видел. Это возбуждало, чем однозначно отдавалось в штанах-шароварах. Да и сам Попов, кажется, льнёт к парню сильнее, потираясь о его бёдра. — Арс, Арс, Арс, — торопливо шептал Антон, настойчиво отодвигая от себя парня за талию. Арсений улыбался слишком довольной улыбкой и покрасневшими губами. — Тише, хороший. Чёрная, я понял… Спасибо. Он оставил последний поцелуй на тонких губах. Спокойный и лёгкий. Арсений же в ответ оставил свой в уголке губ и зачесал кудрявую чёлку набок. Выхватил куртки с крючков и быстро удалился, бросив непринуждённо, словно ничего не было буквально полторы минуты назад: «Я дождусь снаружи». — Чертовка… — Выдохнул Антон, проводя рукой по лицу. Ему понадобилось ещё какое-то время, чтобы прийти в себя. Справиться с возбуждением без возможности на разрядку было непросто. Попов действительно ждал на пуфе и потягивал коктейль. — Шестьдесят восемь. — Снова коров считаешь? — Спросил Антон с улыбкой, застегнув куртку и переняв свой стаканчик. — Нет, ворон. Меня наебали, прикинь? — Чего? — Не сдержав смеха, Антон выплюнул глоток обратно в коктейль. — Меня не было рядом пять минут, Арс. — Во-первых, пятнадцать, во-вторых, какая мерзость, Антон, — хладнокровно оценил Попов с нулевым выражением лица и развернулся к выходу, ловя губами свою трубочку. Шастун догонял Попова широкими шагами. — Выруби зелёную суку в себе и расскажи, что там у тебя произошло. — Шапка выпала из рук, пришлось притормозить, чтобы поднять её. — Да подожди, Арсений!***
— Поверить не могу, что согласился на это… — Антон притащил из ванной комнаты ватные диски, палочки и мицелярную воду. Сел на диван рядом с Арсением, досадливо выдохнув. — Тебя за язык никто не тянул, — в ответ пожал плечами парень. — Не тянул. Но я думал, что ты там, в полудрёме, забыл об этой импульсивной просьбе! — Рука перебросилась на спинку дивана. — Я не забыл. Нет, я не настаиваю, конечно, — Арсений оторвался от просмотра сериала «Кухня», который крутили на канале день и ночь, и повернулся к Антону корпусом, отзеркалив его позу. Он гладил рыжую кошку между ушей. Антон так и не нашёл ей хозяев. Да и мама с отчимом к ней привыкли, полюбили и отдавать стало жаль. Решили оставить нового жильца. Когда Арсений впервые пришёл к Антону в гости, то кошки не было: Лёня увёз её тогда на прививки, — поэтому очень сильно удивился, когда обнаружил рыжий комок на кровати Шастуна и узнал, что он жил на тот момент уже не первую неделю. К маленькому игривому сорванцу душой прикипел и Арсений, который обычно животных не жаловал. Он был очень рад, когда Антон со счастливой улыбкой поделился хорошей новостью о том, что Персию оставляют. — Не хочешь — не буду я мучить тебя, займёмся чем-то другим. — Да нет, я хочу, — длинные пальцы уместились на чужой макушке, утонув в мягких и относительно густых отросших волосах. — Дай поворчать для приличия. — Истеричка ты, Шастун, — беззлобно выдохнул Арсений, нежась под массирующими ласками на его затылке, и при этом улыбался. — Завянь, одуванчик, — Антон сел ближе к Попову и притянул его к себе для ненавязчивого поцелуя. Потому что очень хочется. — Сколько у нас времени до возвращения твоих родителей? — Между поцелуями шёпотом поинтересовался Арсений. — Много, — Шастун бросил мимолётный взгляд на часы. — Часа четыре точно. Арсений стал чаще зависать в его квартире после школы, пока родителей Шастуна не было дома, до начала репетиции или тренировки Антона по баскетболу или волейболу. Лучшими днями были те, в которые им обоим после школы никуда не нужно было. Вместе они рубились в компьютерные игры на двоих или в онлайн-шутеры по очереди, дурачились и носились по квартире, собирая мизинцами все уголки стен и мебели. Даже шалашик строили из кухонных стульев и простыней. Приходилось двигать диван ближе к стене, чтобы освободить как можно больше пространства в центре гостиной. В своём убежище парни либо смотрели сериал «Пищеблок» или «Бригаду» — Антону нравится, а Арсения он знакомил с преступным движением России в период перестройки, — либо Арсений читал вслух книги с полки отчима, под которые Антон удивительным образом умудрялся заснуть, обнимая Персю, после предельно сосредоточенного внимания чтению и безманерного разглядывания нищенским взглядом Попова перед собой. Много обнимались, заполняя пространство под простынёй смешением горячих дыханий в поцелуях, смешками и разговорами. Попов чувствовал себя в чужой квартире, как у себя дома, поэтому передвигался по ней свободно и уже без каких-либо стеснительных просьб что-то потрогать, посмотреть, открыть; но он чётко для себя определял, к каким вещам не прикоснётся (что-то дорогое или запрятанное, по виду — мамино или отчима). Если они не расходились до прихода мамы Антона, то Попова обязательно оставляла на чай с вкусняшками гостеприимная хозяйка. Совсем недавно голубоглазому удалось познакомиться с отчимом Антона. «На Деда Мороза похож», — первое, что подумал Арсений при виде фотографии в комнате Антона, а оценив рост мужчины, прочно закрепил это сравнение в своём ассоциативном аппарате. С Лёней — Леонид сам попросил Арсения так его называть, — оказалось занимательно говорить о литературе, театре и кино. Настолько, что Антон счёл чужой диалог «дохуя гуманитарным», как потом он охарактеризовал его Арсению лично, объясняя причину своего пребывания в телефоне. Так бы и засосало его в пиксели, если бы мама не сделала ему замечание, которое, видимо, звучало на кухне не впервые. Через пару дней Шастун признался Попову, что Леониду понравилась компания «хорошего, начитанного паренька». Шастун нередко самозабвенно рубился в компьютерные игры и изолировался от всего мира, не сдерживал себя и демонстрировал всей квартире свой словарный запас с пометкой «мощная брань». Арсений подходил к нему со спины и клал руки на плечи, иногда скользя ими на лопатки и ключицы; а свой подбородок умещал Антону на макушку, и наблюдал за процессом игры, не понимая её сути. Арсению нравилось колдовать над внешностью Антона. Шастун по привычке, и раздражаясь из-за игры, поправлял мешающуюся чёлку. Арсений вооружался маленькими резиночками, которые нашёл где-то в компьютерном столе у Антона, и делал забавные кудрявые хвостики-пальмы или плёл гангстерские косички, разделяя волосы парня на секторы. Шастуну это нравится, и он расслабляется под руками Попова, улыбаясь и прикрывая иногда глаза, когда уровень кайфа достигал высшей точки наслаждения; ставил игру на паузу и вступал с парнем в диалог. Один из любимых видов Арсения: Антон, запрокинувший голову наверх в попытке посмотреть в голубые глаза, блестящие бликами от света, отражённого от подоконника, и нежная улыбка, мгновенно проявляющаяся на сосредоточенном лице. Греху подобно не коснуться его губ своими, уместив ладонь на чужой шее. Сейчас Арсений аккуратно выщипывал Антону брови с разрешения и так «чтобы, бля, давай не так идеально, как после сеанса у бровиста». Буквально один вырванный волос с чёрной луковицей, как Шастун взвизгнул и забрал своё разрешение назад, спрятав щипчики в угол дивана за собой. — Арс? Ты у меня про Ирку спрашивал. — Я помню, — тихо ответил Попов, подводя чёрным карандашом нижнее веко Антона, чуть закусив нижнюю губу. — А что насчёт тебя? В смысле, у тебя были ведь отношения ранее? — Добавил он, уловив краем глаза вопросительный взгляд. — Были. — С парнями? — С парнем, — Арсений акцентировал внимание на окончании. — Да и с девушками были, но это совсем я молодой был. Предпочитаю отношения с ними не считать таковыми. — А с парнем когда были и…как долго? — Антону было неловко спрашивать о таком, но интерес поселился в нём давно. — Года два с половиной назад. Встречались мы…полгода наверное. Не помню точно. — Расскажешь подробнее? — Антон повернул голову к Арсению, заглядывая в глаза. И ему немного дискомфортно: карандаш на веке чувствовался, взмах ресниц, и движения глазного яблока замедлялись из-за лёгкой тяжести. Арсений вздохнул. — Да…нечего особо. Я…пытался переключиться с одного человека. — С какого человека? — С тебя… И мне до сих пор ужасно стыдно это вспоминать, — он прикрыл глаза, протяжно выдохнув, — как и то, каким отвратительным из-за этого было моё отношение к нему… Антон легко кивнул, не сводя глаз с лица Попова и ловя любое изменение. Арсений продолжил делать макияж. — Я даже не помню, как мы с Лёшей познакомились. Спонтанно. То ли в общую посиделку попали, то ли где-то после выступления он меня выцепил. — Он в нашей школе учится? — Нет. Он, кстати, на первом курсе. — Понял. А как ты…ну, узнал, что он по мальчикам? — Он лип ко мне ненавязчиво. Это было лестно и в какой-то степени классно, но я с опаской к этому относился: а вдруг я заблуждаюсь, а он осуждает геев? Я как-то напрямую спросил, готовый к любой реакции, когда мы остались наедине. Лёша ответил честно, признавшись мне в своей симпатии, и спросил, как я к этому отношусь. — Ты ответил: «Да нормально, я трусы с радугой ношу, не парься», — попробовал в шутку Антон, видя, как Попов сосредоточен, хмурил брови и виновато поглядывал в зелёные глаза. — Классные трусы, — едва оттаял Арсений, наконец, позволив себе улыбнуться. Вернулся к лицу Антона. — У меня не было таких. — Будут ещё, — довольно улыбнулся Шастун, представив Попова в таких трусах на пляже. Ну, или утром на кухне со стаканом ледяной воды в руках. — Вы начали встречаться, да? — Да. Но я не думаю, что вообще был влюблён в него. Да, он красивый, музыкой занимается, часто играл мне на гитаре, на мои выступления ходил, смешной и всё такое… Но не смог полюбить. А поэтому некомфортно чувствовал себя в его объятиях, и от касаний его губ морозило, потому что я понимал, что ежедневно лгу ему, получаю любовь, но не даю её в ответ. Я не заслуживал всех его чувств и его в целом. — Ты говорил с ним об этом? — Антон, не глядя, уместил одну руку на бедре Попова, поднял взгляд наверх, потому что Арсений начал наносить тушь на нижнее веко. — Нет, разумеется. Он чувствовал, что что-то не так, и думал, что дело в нём. Поэтому давал мне свободы и никогда не настаивал на обязательном ежеминутном контакте, отчётности и прочего. — То есть, если ты хотел побыть без него, по отдельности, ты просил об этом, он это спокойно принимал и не обижался? — Верно. — Раз тогда он такой хороший, то почему расстались? — Думаю, ему надоела игра в одни ворота. В последнее на тот момент время мы очень мало виделись и почти не списывались. Наверное, он ждал от меня инициативы, но мне… было всё равно? Он предложил закончить отношения. Мы в ту встречу в кафе сидели. Антон перебил, резко опустив взгляд на Арсения. — Не в нашем, я надеюсь? — Антон, блять, — кисточка мазнула мимо. Попов взял в руки ватную палочку и мицелярку. — Нет, не в нашем. — Странная история… Почему? Арсений повернул лицо Шастуна другой половиной к себе, приступая ко второму глазу. — Что «почему»? — Не понял Попов. — Почему ты согласился на эти отношения, если изначально понимал свои чувства и знание того, что ты привязан к другому человеку? — К тебе, — поправил Арсений. — Какая разница? Как будто это что-то меняет. С темы не съезжай, лыжник. — Почему лыжник? — Усмехнулся брюнет, кладя ладонь на чужую скулу, всё же пытаясь вывести разговор в другое русло. — Ноги в стороны разводишь, легко объезжая неудобные вопросы. Я настойчивый и просёк твою фишку. Жду ответ, — Антон деланно прикрыл глаза, закрыв верхним рядом ресниц нижнее веко. — Любопытной Варваре… — Арсе-ений, — протянул кудрявый, напоминая о своём вопросе. — Какой ты… — Он не договорил. — Он мне понравился. Я думал, что симпатия к Щербакову реальная и сильная. Наверное, я где-то неправильно выразился, раз ты подумал, что я законченный эгоист. — Не было такого, не пизди, — палец с кольцом отрицательно покачался в воздухе. — Так во-о-т. Я думал, что мне Лёша действительно нравится, так и было. Потом как будто бы очки розовые и окрылённость от ухаживаний нового человека пропала. И всё же — мне нравился ты, а мои мысли и чувства к Лёше оказались идентифицированы мною неправильно. Я нагрузился, и решил, что это типо самовнушение, а симпатия точно есть к Щербакову, просто притупилась под гнётом мыслей, всё наладится. — За полгода не наладилось, я понял. — Ну, вот так как-то, — подвёл итог Арсений двум делам: нелюбимой теме и макияжу. Второй глаз дался в разы быстрее из желания быстрее закрыть разговор о Лёше. Попов оставил поцелуй на пухлых губах и всё же прикусил кончик носа с родинкой. — Я не Варвара, Арс. — Но тоже любопытная. — Есть такое. Арсений? — Антон взял Попова за запястье, обращая его внимание к себе. — Спасибо за доверие, что открыто поделился этим, несмотря на очевидный дискомфорт. Я ценю, — он переплёл их пальцы и оставил очередной поцелуй на щеке. Арсений в ответ кивнул, сжав пальцы в замке. — Губы не накрасишь мне? — Не, помады у меня нет. — Я найду у мамы, — спохватился Антон. Уж очень ему хотелось оставить на коже Арсения видные следы своих губ. — Ну, найди… — Арсений вглядывался в результат своей работы. — Очень хорошо, Антон. Тебе ужасно идёт. — Бля, я тогда не буду в зеркало смотреться, пока буду искать. Шастун спрыгнул с дивана и широким шагом двинулся в коридор, прикрывая глаза ладонью. Арсений принялся убирать с дивана использованные ватные палочки и диски, прибрал косметичку. В ней был консилер, пудра, тональный крем, тени и прочая лабуда, но Попов решил, что на такое Антон точно не согласится. Даже для Попова это слишком. — Кстати, Арс, — раздалось из коридора. — Откуда у тебя это всё? — Сестра подогнала. — У тебя сестра есть? — Спросил Антон, входя в гостиную. — Да, родная, на шесть лет старше. — Познакомишь как-нибудь? — Она в Германии живёт со своим молодым человеком. — Нихуя себе… Умница деточка. А это что? — Антон всё же достал из косметички пудру. — Пудра. Румянец делать. — Ну-ка, ну-ка! Зарумянь меня и мою бледную кожу. — Будет исполнено! — Щёлкнул колпачок помады, а Шастун вооружился пудрой. — А если тебе волосы зализать? — Давай попробуем. Когда макияж был закончен, Антону не понравился румянец, и Арсений признал с досадой, что действительно переборщил. Смыли. Волосы Шастуну зализали. — Выглядишь лучше Саши Белого, — с восхищением оценил внешний вид Шастуна Арсений, не переставая рассматривать его лицо. — И тоже, как преступник? — Не, скорее, как модель с обложки журнала мужских часов. О, давай тебе фотосет запилим? Костюм есть? — С выпускного начальной школы. Не смейся, я серьёзно. — Антон вернулся на диван к Арсению. — Ну, какой фотосет, Арс? Ты где модель увидел? — Фотосессии бывают только у моделей? — Попов смахнул чёрный комочек, упавший с ресниц. — Не знаю. — А я знаю. Тащи ту чёрную шикарную рубашку и брюки. Шастун фыркнул, закатив глаза: ему не нравилось делать фотографии специально, тем более в образах. Поэтому на многих фото, особенно на семейных, у него одинаковое выражение лица. А вот живые и случайные фотографии он обожал. Арсений всё же устроил ему фотосессию. На балконе, пока они курили. Арсений отвесил массу комплиментов Антону по поводу того, насколько он эстетично курит. А Антон просто курил, не пытаясь даже позировать, но потом его всё же заставили. И надо признаться, результат Антону понравился. Правда, оба замёрзли до красных рук. У Антона большой открытый балкон с красивым видом на улицу. Небо было ещё светлым и попало в кадры, добавляя фотографиям холод и строгость. Арсений предлагал и показывал позы с участием рук, указывал, как взаимодействовать с подоконником, какое загадочное выражение лица слепить. «Способный ученик», — гордо выдвинул вердикт Попов, а Шастун в ответ лишь фыркнул, сдержав улыбку и сменив позу. И живые фотографии тоже были: Арсений много шутил, а Антон сыпался, отбрасывая образ серьёзного статного дядьки, становясь тёплым Тошей с одной из критических точек в пубертатке, в которой активизируется потребность в самовыражении и экспериментах над внешностью. Ещё ему очень понравились глаза. Насыщенно-зелёные в обрамлении чёрных ресниц и выразительно подчёркнутом веке. Ещё и зрачок был расширен на добрую часть радужки, что вносило свою привлекательность. А любимыми стали свежие селфи с Арсением, который был в шастуновской розовой толстовке, весь искрился радостью и своей нежностью. Прослеживался их сильный контраст на этих фотографиях. Некоторые вышли дурашливыми и постановочными: например, Антон делал очень строгое лицо, а Арсений мягкой булочкой улыбался рядом; оба показывали языки камере, глупые рожицы. На импульсивном желании за пару секунд до окончания таймера в камере, Антон увидел в ней, что Арсений смотрит на него не через экран. Тогда Шастун повернул голову к нему и поцеловал в момент снимка, заглушив робкое: «Я люблю тебя, Антон». Теперь это тоже одна из любимых его фотографий. Которая, как и остальные, будет в скрытом альбоме в галерее. — Как-нибудь тоже накрасишься, и заебашим что-то охуенное, — прикинул на перспективу Антон, пересматривая с Арсением получившиеся фотографии и выкуривая с ним одну на двоих, прижал к себе парня ближе. Перся забежала на балкон и запрыгнула к Арсению на колени, свесив хвост вниз и прося ласки. — Перся прискакала. Давай, у тебя ещё не было фоток с ней в этом образе. Классно получится: рыжий с чёрным и зелёным цветом. — Цвет губ не вписывается. Давай сотрём помаду? — Предложил Антон, двинув бровью. — Я за салфеткой. Попов было поднялся, Перся спрыгнула, а Антон придержал парня за запястье, потянул на себя и легко усадил на свои бёдра. — Думаю, твои щёки справятся не хуже салфетки, — руки Антона поползли вверх от талии к лопаткам, а Арсений стал инициатором новой череды поцелуев. Красно-коричневый ему оказался к лицу. Галерея снова пополнилась одиночными фотографиями разнеженного, с румянцем на щеках и красным от холода носом, взъерошенного, покрытого поцелуями Арсения — ловить кадрами его улыбку для Антона было трепетным занятием, — совместные кадры кудрявого (читай: зализанного с выбившимися прядями) с рыжей бестией. Счастливыми и влюблёнными селфи.***
Ноябрь будет снежным. На дорогах все так же будет много снега. Светлым и чистым. Эти новые снежинки… Они будут даже светлее, чем те, которые падают сейчас. Во второй половине месяца случилось резкое похолодание, и город преобразовался, став лёгким и пушистым на вид. — Перчатки где? — С укором спросил Антон. — Я торопился к тебе, оставил… Да мне и так нормально, карманы тёплые, — Арсений поспешил убрать руки, спрятав их от зелени в осуждающих глазах. — У Деда Мороза на детском празднике нос намного бледнее, чем твои руки. Арс, они очень красивые, — с сожалеющим выдохом, почти шёпотом проговорил Шастун, засунув свою ладонь в карман к Арсению, — их беречь надо… Попов отвёл глаза, встретившись с глазами Антона: смутился. Он каждый раз слегка покрывается багрянцем на щеках и ушах, когда Шастун делает комплименты. Это одновременно умиляет Антона, и впечатляет. Ему нравится, что Попов за время их недолгих отношений всё ещё не привык к этому. Антону страшно представить, в какой помидор тот превратится, когда кудрявый прямым текстом скажет ему, глядя в глаза: «Я люблю тебя, Арс», — но у него пока с этим некоторые проблемы. Антон улыбается и на секунду сжимает своей рукой, которая теплилась не только в кармане Арсения, но и в своей варежке; и вынимает её на холод. Он снял свои варежки и передал их Попову. — Держи. Они тёплые, согревай руки. — Глупость какая, — поморщился Арсений, толкая ладони вглубь карманов. — Антон, мне нормально, не стоит. Но спасибо за предложение, — он отвесил Шастуну поцелуй в щёку. — Так, Попов. — Антон остановился. — Ты не Снежная королева. Меня твоё мнение в данном вопросе мало волнует, не выёбывайся, — он снова протянул варежки, глядя сверху и стараясь придать своему голосу строгости. — Надевай. — Злой начальник, — закатил глаза Попов, варежки так и не перенял, взглянул на Антона. — Очень умно и милосердно. — Да ты издеваешься надо мной? — Антон аккуратно, но быстро вытащил руки Арсения из псевдо-тепла. Он действительно считает прекрасными тонкие, бледные кисти с красивыми запястьями и длинными пальцами с аккуратной формой ногтей. Свободной рукой Антон погладил тыльную сторону красных ладоней, чувствуя лёгкую шероховатость и наблюдая белые сухие полоски на коже. — За такими ухаживать надо, мальчик эстетика. Хотя бы просто носить варежки в холод, — лёгкой улыбкой Антон на коротком расстоянии коснулся чуть растерянного и явно негодующего лица Арсения. Очаровательного в своей ещё детской непосредственности, которая нет-нет, да, бывает, проскакивает в его поведении. — Кожа будет сухая, начнёт трескаться, покраснения не будут сходить, знаю. И эстетика пропадёт, — мягко улыбнулся Арсений, следя за тем, как на его руки бережно и не спеша одевают мягкие, с пушистым ворсом, серые варежки. — Спасибо. А со своими что делать будешь? Мёрзнуть будут, как мои? Твои руки не менее красивые, чем мои. Антон предполагает, что дальше Арсений может применить аргументы, высказанные Шастуном пару минут назад, и вернуть варежки. И это могло продолжаться бесконечно. Его взгляд смягчился, и в голову ему пришла идея. — Ладно, давай сюда, — Шастун отжал у Попова одну варежку и поместил в неё сразу две свои руки. Компромисс? — компромисс. Он поднял свою идею на уровень их лиц, демонстрируя результат своей находчивости. Арсений с чего-то засмеялся, — то ли с дурашливого лица Антона в этот момент, то ли с комичности его решения проблемы, — а Шастун смеялся в ответ: смех Попова заражает. Антон сыпется с абсолютно любой его шутки. Потому что это Арсений. Успокоившись, Попов последовал примеру Шастуна. Затем он «рубанул», подобно леснику с топором в руках, Антона в бок. Кудрявый ответил «отсеканием» руки Арсения под общий смех, но тот успел увернуться и пуститься в бегство от попытки мести. Признаться, бегать было неудобно. В какой-то момент Попов обернулся, не замедляя бега, чтобы высмотреть Шастуна, и упал, потеряв баланс, да еще и поскользнулся на слякоти. Антон, по классике жанра, согнулся пополам, предаваясь приступу смеха, шумя на улице скрипучим смехом. — Блять! — Высказался он. — Засрал штаны за сорок гривен! — Отстираем. Скажи спасибо, что это не твои любимые с драными коленками, — не переставая смеяться, Антон помог Арсению встать. — Да уж, спасибо, — после недолгого испепеления взглядом снизу вверх Попов принял помощь и поднялся, отряхивая варежкой задницу. — Арс, варежка! — Антон потянулся за своей вещью, чтобы её выхватить, но остановился. — Компенсация. — Какая, блять, компенсация?... — Он он нервно хохотнул, глядя, как его варежкой стирают грязь. — Арс, ты некрасиво поступил… Попов перестал подтираться чужой варежкой, взглянув на расстроенный вид Антона. — Тош, прости… Я отстираю. — Да неважно, — Антон собрался, стряхнув с себя печаль. Это всего лишь варежка. — Всё равно думал о том, чтобы кинуть их в стирку. Пошли, хрюня, — он отдал свою чистую варежку Арсению, а грязную вывернул наизнанку и убрал в свой карман. — Нам ещё пиццу надо сделать до прихода мамы. Антон на мгновение сжал тонкое запястье в своих пальцах, давя желание поцеловать Арсения на светлой улице. Попов растерялся совершенно, выдавил что-то наподобие извинения, и почти всю дорогу молчал. Шастун пытался вывести его на разговор, но не чувствуя отдачи, предложил просто послушать музыку через беспроводные наушники. Однако за приготовлением большой пиццы всё наладилось. Арсению было поручено нарезать колбасу соломкой и помидоры кольцами, пока Антон разбирался с слоёным тестом, растягивая его на противень. Попов подошёл со спины и обнял Шастуна поперёк груди. Тот от неожиданности едва заметно вздрогнул, задержав дыхание. Сердце упало в низ живота, отчаянно ускоряя свой ход уже там. — Антон, прости ещё раз, — кудрявый почувствовал горячее дыхание на своём загривке, затем поцелуй и то, как Арсений приложился щекой к лопаткам. — Арс… Ты из-за варежки так расстроился? — Не нарушая объятия, он повернулся к Попову лицом. — Твоим джинсам мощнее досталось. Вещи в стирке, всё в порядке. Чего ты, ну? — Его руки были в муке, но это не помешало уместить их запястьями на линии челюсти Арсения. — Дело не столько в вещах, сколько в том, что я так сделал, чтобы насолить тебе. Чтобы не только мне обидно было, — он смотрел прямо в глаза, не смыкая ладоней на спине: мокрые от помидор. — Брось. Но в следующий раз так не делай, — он широко улыбнулся и мазнул пальцами по носу-кнопке, оставляя на нём тонкий слой муки. Арсений заметно расслабился и улыбнулся в ответ. Шастун взял в руки полотенце и вытер руки, после чего утянул Попова в поцелуй, для которого копил ульту полдня. Всецело и неторопливо касался любимых щёк, волос и шеи. Арсений отвечал, пробираясь руками под футболку, — оба проигнорировали его мокрые руки, — и прижимая парня к тумбе за его спиной. Их прервал писк разогревшейся духовки. — Так, Арс, — Антон, вернувшись в реальность, с громким причмокиванием оторвался от губ Арсения. — Духовка горячая, ты ещё перец не нарезал, шампиньоны и лук. Я мазика не намазал. — А зелень? — Спросил Арсений, отходя к столу, улыбался. — Во-о-от. Ещё зелень. Давай, работаем! — Он взглянул на часы. — Успеваем. — Ты поможешь мне? Много всего резать надо. — Да, я сейчас с тестом закончу и к тебе. Антон часто что-то готовил с мамой. Чуть ли не каждый вечер, по настроению. Маме приятно, что они проводят после рабочего дня время вместе, учатся новым блюдам и просто разговаривают. Антону нравится не менее. А ещё ему нравится чувствовать свою причастность к вкуснейшему ужину и то, что он помогает маме. Да и в принципе ему интересно. Пока пицца была в солярии, Арсений и Антон дурачились, бросая друг другу оставшиеся ингредиенты в рот, заляпали всю кухню в муке, жидкостях, промахами. Общим словом, на кухне был полнейший беспорядок. О том, что это всё нужно убирать, они спохватились за двадцать минут до возвращения его родителей. На спидране кухня была вылизана за пятнадцать. Очередной ужин в квартире Шастунов, компанию семье составил Арсений. Он особо не торопился, и его не выгоняли: Серёжа привёл свою девушку к себе в гости, планировал с ней в Симс зарубиться. Это надолго. За окном размеренно валился снег, и шевелил голые ветки промозглый ветер. На тёплой светлой кухне в бело-зелёных оттенках, в приятной и спокойной семейной обстановке состоялся ужин с вкуснейшей пиццей, приготовленной буквально с любовью. Золотая корочка слоёного теста хрустела, а кетчуп, добавленный на основу без начинки в последний момент по предложению Попова, органично вписался в общий вкус. Аромат заваренного в чайничке лавандового чая из кружек смешался с аппетитным запахом домашней выпечки. К чаю отлично подошли булочки с сахаром, сделанные из оставшегося теста. После ужина Антон проводил Арсения до остановки. Дождался автобуса вместе с ним, ежась от ветра, пробирающего через куртку. И вручил ему перчатки, которые Арсений забыл не у Матвиенко, торопясь, а оставил у Шастуна в последний свой визит пару дней назад.