Не страшно, если тебе нечего будет сказать,
Иногда тишина уводит наши мысли
Так далеко.
Мурашки начинают бегать
В ту самую минуту, когда я
Кладу руку тебе на талию.
Тогда я смотрю на твое лицо.
The Neighbourhood — Sweater Weather
***
— Красна девица, мне тебя часа два ждать? — Спросил Серёжа, чатясь с Позовым. — Нет, — хмуро ответил Арсений, второпях заправляя кровать. Он почти готов: необходимые вещи с прошлого вечера выглаженные висели на плечиках в шкафу. Он знал, что вещи стиля российских девяностых найти будет не так просто. Найти хорошие и по своему размеру было заданием со звёздочкой. В гардеробе отца ничего не оказалось, в своё время было выброшено как обноски. Арсений впервые в жизни был признателен своему дяде по линии матери за жизнь в «коробочке». Он любил коллекционировать одежду, мечтая однажды сделать выставку или открыть своё ателье по созданию вещей моды определённого периода. И в девяностые он скупал на рынках модные вещи, поэтому у Арсения был выбор, когда он с мамой приехал в гости к дядюшке. У него жизнь не сложилась с самих девяностых, и по стечению обстоятельств и из-за слабой воли у него не срослось ни с ателье, ни с семьёй. Было нелегко, Арсений знает его историю, и ему его не жаль, но мужчина не отчаивался в этой жизни никогда и оставался добрым и отзывчивым, весёлым человеком. Арсений надел джинсы с мелкими горизонтальными дырками и натянул оливковую рубашку в клетку поверх белой футболки. Гранж ввел в моду музыкант Курт Кобейн, солист популярной рок-группы «Нирвана». Он бросил вызов аккуратности и прилежности. Солист специально одевался грубо, многослойно и неаккуратно. Арсений решил, что это именно то, что ему нужно, учитывая, что наряжаться не хотелось. За этот выбор он был гнусаво осуждён Серёжей, ведь это "чистая зарубенщина". Сам он был на спортике, а Попова позабавили три полоски и адидас кроссовки. — Давайте, Сергей Борисович, сделайте мне укладку. Вы ведь что-то там мне в два часа ночи говорили про свой профессионализм в этом деле, — Попов протянул тонкую расчёску и гель для волос. — Вам как? — Показательно глянув на отсутствующий маникюр, спросил Матвиенко, перехватив инструмент парикмахера. — Давайте как Сашу Белого с пробором по центру, — брюнет с телефона показал кадр из фильма с желаемой причёской. — Исполним.***
Маленький квадратный звонок черного цвета. У Поповых в квартире был точно такой же. Арсений с возрастом перестал удивляться: раньше во всех квартирах и домах были одинаковые товары, купленные по директивной цене. Он не знает, как относиться к этому. Вроде и прикольно, тем более накатывает ностальгия каждый раз, когда в гостях Арсений натыкается на интерьер-пережиток советского прошлого (но, как говорится, в СССР всё делали на века по высшему качеству). У Насти и Антона он, например, видел ножи, как у своей бабушки, а в школе до сих пор на столы ставят стаканы, на дне которых выгравировано «3к», «7к», «14к». Новым поколениям не понять, но раньше эти цифры имели вес, из-за чего школьники старались быстрее выпить содержимое до дна, чтобы узнать своё число и сравнить с числами друзей. С другой стороны, именно эта «одинаковость каждого дома» и была проблемой, по скромному мнению Арсения. У конкретной категории товара не было разнообразия, покупатели были ограничены в выборе. Одна из прелестей командной экономики. Арсений не понял для чего этот звонок частному дому. Кому сильно нужно было бы обратиться к хозяевам, те могли бы докричаться в окно, в огород. Или в дверь подолбить, в конце концов. Серёжа из интереса решить нажать, аргументировав это тем, что «нужно ведь дать знать, что кто-то пришёл, а не безманерно врываться как к себе домой». Навязчивое дребезжание неприятно разрезало и без того не устоявшуюся пока тишину появлявшегося из-за горизонта вечера. У Поповых трель звонка была такой же. Противной и ужасно громкой, которую игнорировать было невозможно. Особенно сильно Арсений ненавидел звонок, когда гости или коллеги родителей приходили рано утром. В те моменты парень их всех тоже неистово ненавидел. Его буквально вырывали чем-то резко неприятным из детского безмятежного сна, полного экшена и приключений. Арсений накрывал голову подушкой и прижимал её к ушам крепче, сильно завидуя соседям, у которых звучала птичья мягкая трель. Парням никто не открыл ни с первого раза, ни со второго. К назначенному времени начали собираться и другие одноклассники. Обменявшись приветствиями, Миша и Олег без стука и звонка открыли дверь и прошли в дом. Переглянувшись, Арсений и Серёжа юркнули за ними. Снимая обувь, Арсений разглядывал цветастый вязаный коврик на пороге. Обои были непримечательными, светлые, с узором мелких редких цветочков. В небольшом коридоре, больше похожем на проход между гостиной и уборной, появился Игорь, хозяин дома этим вечером. — Привет, обувь снимайте и можете пройти на кухню, оставить еду, если с собой приносили. — Не, не приносили. Я на общак надеюсь, — Серёжа профессионально снял кеды, не наклоняясь. Поддел носком одной ноги пятку другой, и повторил то же самое, но уже наоборот. Мастер своего дела. Обувь, чуть крутанувшись в воздухе, упала в разные стороны. Парень слишком вжился в роль невоспитанного подростка девяностых. Но свою нежную и, как никак, воспитанную сущность за новой и, к счастью, временной маской скрыть не получилось. Извинившись, Матвиенко всё же нагнулся, чтобы взять свои кеды и аккуратно поставить к обуви остальных гостей. — Общак не доставили ещё, — улыбнулся Джабраилов. — Короче, вещи можете оставить, где вам угодно, хоть на втором этаже. Часть ребят уже на заднем дворе, тоже залетайте, средство от комаров есть если что, Арсений. — Премного благодарен, — Попов выкупил подъёб, поклонившись чуть ли не до пола. Парень скрылся на кухне. — Второй этаж есть, прикинь, — шёпотом удивился Матвиенко. — Не разделяю твоего восхищения, — буркнул Попов, оглядывая гостиную. Нет, ему не противно здесь находиться, его устраивает интерьер, он хочет быть этим вечером здесь. Но как бы ни хотелось, настроения не было. А вообще, Попов живёт в двухэтажном доме тоже. Поэтому и не понял Серёжу в этот момент. — Надеюсь, ты освоишься здесь и расслабишься, — Серёжа хлопнул его по плечу, проходя к лестнице на второй этаж.***
Антон почувствовал приятное чувство ностальгии. Как только он с Димой и Оксаной пришли к Игорю, чуть опоздав, то первые минут пятнадцать он изучал почти безлюдный дом, а после вообще засел в гостиной. Ему сильно не хватало деревянной стенки, занимавшей треть стены зала, за стеклом которой хранились драгоценности, игрушки Игоря и его двоюродных братьев и сестёр, коробочка из-под печенья с нитками, книги, магнитофон с кассетами и фарфор с хрусталём, порой не трогаемым даже в особые праздники. Раньше стенка была в этой комнате. Антон дом, вернее, не изучал, а вспоминал, сравнивал. Он с бабушкой по отцовской линии в детстве не так часто, как хотелось бы, но приходил в гости к бабе Марине — бабушке Игоря. С Джабраиловым они качались на качелях во дворе, играли в войнушку и терроризировали своих бабушек оружием из выструганного дерева — дедушка Игоря старался. Они бегали по этажам и портили стены в коридоре, ведь там всегда было темновато, никто и не увидит написанную почти у плинтуса обзывалку или нарисованный небольшой пенис, больше похожий на комара с опухшим хоботом. Подобного было дополна практически в каждой комнате. И Антон по памяти нашёл практически все рисунки и надписи в тех комнатах, в которых с того времени ремонта не было. Но больше он любил посиделки на кухне за сплетнями бабушек и чашкой горячего чая из гранёного стакана с тремя копейками на дне. Игорь глумился над Антоном, ведь у самого было четырнадцать. И свой стакан он знал в лицо, никому не разрешал из него пить. Шастун не обижался, ведь бабушка говорила, что три — это счастливое число. Он верил ей. Кухня не особо поменялась. Всё та же кафельная плитка на уровне газовой плиты, на которой сохранилась переводная тату из жвачки по два рубля, небольшой чайничек, что свистел всегда излишне громко и вызывающе, до лёгких хлопков в ушах, навесные шкафчики, всё тот же подоконник и всё тот же кактус и альпиния на подоконнике. Круглый столик почти что у окна, с белой скатертью, но уже не кружевной. Окошко, смежное с ванной комнатой. Миллион полотенец над раковиной, советский узнаваемый холодильник с теми же татушками и наклейками с стилёвым зайцем из упаковки от шоколадки нэсквик. Её вкус Антон помнит спустя года. На кухне поменяли только пожелтевшие от времени и от сигарет, ежедневной готовки обои на свежие белые с вертикальным цветочным аккуратным серым узором. Стало светлее визуально. Пожалуй, только кухня и претерпела изменения. Ну, и вынесли стенку. Остальное сохранилось даже практически на тех же местах. Антону странно, но одновременно приятно находиться в почти в той же обстановке, в этом доме, сохранившем часть его детства и подарившем воспоминания. Однако не повторится больше никогда одна вещь, но Шастун не собирается грустить этим вечером. Он поднялся, хлопнув себя по бёдрам, нашёл друзей и вытащил их в дворик, где уже вовсю жарили шашлыки, запах которых пробудил аппетит снова и просто потребовал от парня явиться и поглазеть на себя.***
Одноклассники оделись кто во что горазд. Парни либо в спортивных костюмах, либо полностью в джинсе и банданах, либо обошлись узорчатыми свитерами с орнаментом. То ли дело девчонки: яркие, в юбках и одновременно в лосинах, в коже либо с джинсовыми куртёнками, цветастые, с начёсами — кто-то даже решился на чёлку, хотя никогда её и не было у них, — синими тенями на глазах и коричневой или красной помадой, с чокерами, повязками и серьгами-кольцами, а во рту бесконечно, до последнего перекатывалась жвачка. Класс поделился на кружки по интересам, но эти кружки перекликались, и ребята в зависимости от своих целей лавировали из одной беседы в другую, обмениваясь сплетнями, новостями, планами. Практически в каждом уголке хотя бы раз завёлся разговор о предстоящем первом экзамене. Арсений моментально разворачивался и уходил в другое место подальше от этих тревожных разговоров и бесконечных безосновательных и преувеличенных причитаний о скором предполагаемом провале, плохих результатах. И старался не пересекаться с Антоном, который и без того весь день безвылазно устраивал кавардак в голове Попова. Он иногда бросал взгляд на Шастуна. Тот почти всё время сидел в жёлтой олимпийке и джинсах с Позовым, Джабраиловым и Сашей Ваш у мангала. Серёжа с разрешения Игоря пригласил Женю и практически весь вечер кружил рядом с ней. Попов приглашать Настю отказался наотрез. В последнее время у неё всё сложилось в новых отношениях с Сашей, а с Арсением они отдалились. Да и Шалфеева из одиннадцатого класса общалась только с Серёжей, Арсением да своим парнем. Арсению не то чтобы было одиноко. Скорее тоскливо. И противно от самого себя же: он не мог расслабиться, то и дело волнуясь из-за экзамена по русскому, что приблизится через два дня, то прокручивая их диалог с Антоном в голове. И весь был в каком-то непонятном напряжении, ни в одну компанию влиться так и не смог, но попыток не оставлял. К тому моменту, как приготовился шашлык, практически все находились в домике, скрываясь от внезапного похолодания и комаров. Обещанный спрей стремительно закончился из-за нежных девчонок. В доме уже и началась вся тусовка с выпивкой, музыкой. Всё, как полагается. Хотя навряд ли самогон полагается на вечеринках, но кто-то приволок, якобы ностальгируя по сухому закону. Многие уже надрались, ступая на скользкую дорожку. Напряжение никуда не уходило, Арсений подумал, что n-ное количсетво алкоголя исправит ситуацию. Он в душе не чаял, что где налито — по графинам, — и после долгого раздумия и мимолетного наставления Андрея: «Бери это», — потянулся к графину с прозрачной жидкостью. Вероятно, водка, но Попову не столь важно, ведь колбаска и огурчики лежали рядышком на тарелочке. Парень понюхал, чуть скривился и, выдохнув, поднёс пластиковый стаканчик к губам. — Арс, ты пить собираешься? — Шастун несильно обхватил запястье Арсения. Попов непонимающе перехватил стаканчик другой рукой и упёр вопросительный взгляд на парня. — Да. — Это самогон, — Антон взглядом указал на оставленный графин. — В графинах только самогон. Ты уверен? — Антон, я не понимаю, в чём проблема? — Арсений освободил свою руку ненавязчивым покачиванием, теперь хмуро глядя на парня. — В том и проблема, что это самогон. Тебя от вина воротит, а ты на такую штучку замахнулся. Ты ведь не пьёшь, Арс… — Почти шёпотом выдохнул Шастун, глядя на то, как Попов всё же берёт копчёную колбаску. — Сегодня хочу, Шастун. Мне всё равно, что в этом стаканчике… Я не могу расслабиться, — добавил он, нюхая колбасу. — Несвежая что ли? — И оглянулся, поджав губы, чтобы найти взглядом тех бездарей, отвечающих за покупку продуктов из общего бюджета. И упустил тот момент, когда Антон налил в чистый стаканчик из того же графина. — Выпьём? — С вызовом вздёрнув бровями, предложил Шастун и выжидающе протянул руку для чокания. Арсений невольно вспомнил слова парня о том, что ему не нравится пить, и если есть выбор между «пить» и «не пить», он выберет второе. Взболтав самогон в своей руке, Попов поставил стаканчик на стол. — Выбери второе, — Арсений знал, что Антон поймёт, о чём он. И Антон понял. Победно улыбнулся, когда Попов прошёл мимо него. Он слил содержимое стаканчиков обратно в графин и перед своим возвращением в кружок прихватил пару ломтиков колбасы.***
Короткая мотивационная речь от Антона где-то в коридоре относительно скованности Арсения и подходящая музыка всё же сняли общий уровень напряжения в теле и мыслях Попова. С каждой песней он отмечал для себя, что не всё так плохо, а может стать этим вечером только лучше. Арсений не фанат Пошлой Молли, как и многие остальные одноклассники, но каждый признается: грешили, но зато с каким удовольствием! Потому что почти все ребята пустились в пляс под несколько подряд идущих, особенно популярных песен украинской рок-группы. Это была такая толпа и динамика, что голову снесло и без алкоголя. Антон удивился, как этой толпе не просто хватило места в небольшой гостиной, но она ещё и прыгала в такт музыке, толкалась, девчонки подпевали. Особенный клубный вайб создавал диско шар, который Игорь с Антоном подвесили и скотчем, прилепили шнур к потолку, протянув его до розетки. Так или иначе Попов и Шастун пересекались. То в танце, то Антон с двумя стаканчиками холодной минералки подсаживался к Арсению в перерывах «стрёмная песня» и заводил диалог ни о чём, а уставший Попов находил сил лишь для любимейших Антоном каламбуров и сарказма. Их смех растворялся среди шума, музыки и чужих громко подпевающих и кричащих голосов. Но обоим было как-то не до остальных. Они всё ещё перебрасывались неловкими взглядами и одновременно с этим смущёнными улыбками, усталыми искрами из-под ресниц. В грустных взглядах и моментами поджатых губах они читали сожаление друг у друга. Теперь они оба знали всю правду. Но заговорить о «них» позорно не решались. Только песня сменялась, Шастун за руку тащил Попова в толпу, игнорируя чужие вялые возмущения. Арсений где-то там же, что-то вспоминая о границах, отпускал чужую ладонь и терялся среди всех. В комнате стало жарко, но это ещё больше пьянило и подстёгивало поддерживать общий настрой и растворяться в толпе в своём фристайле. Вечеринка планировалась в стиле девяностых? Однако что-то современное всё же прорывалось в обусловленную тенденцию. Закончив с Пошлой Молли и откровенно устав, все разбрелись по комнатам, но после, переведя дух, снова сбежались в гостиную, отрываясь под песни группы Рукки Вверх, Ласковый май, Рамштайн, Иванушки, Земфиры, Сектор газа, Андрея Губина, Ирины Алегровой, Любэ, Аллы Пугачёвой и наиболее полюбившийся среди мужской половины — Ленинград, а среди девушек — Тату. Арсений никому не скажет, но он заценил определённые вайбы от своих одноклассниц.***
Ближе к двенадцати ночи в ход пошли настолки и различные игры в компании. Арсений присоединился в ту, где был Шастун, Фролова, парень Шалфеевой, Аня, с которой Попов танцевал вальс на последнем звонке, и её подруга Оля, Выграновский и ещё три человека. В игру «я никогда не» играть не стали, ссылаясь на то, что все уже и без того пьяны. Точнее, не не стали, а Джабраилов запретил. Не хватало ему, чтобы каждый угол в доме заблевали после комбинирования самогона и пива. Он уже миллион раз пожалел, что устроил эту тусовку в доме своей бабушки и дедушки. Его дед строил этот дом таким огромным, яро мечтая о большой семье, которая бы съезжалась сюда хотя бы по праздникам, в отпуск, на каникулы. Мечта осуществилась, и какое-то время в этом доме не стихали детские голоса и смех, в огороде работали все: и бабушка с дедом, и отец Игоря, мать, дядя с тётей со своими семьями. А вечерами были долгие семейные посиделки за столом-трансформером и скамейками из двух стульев, на которых клали длинные доски и накрывали покрывалами. Этим вечером Игорю казалось, что этот дом просто разнесут. И не стоило разрешать тащить самогон. Пара ребят словно озверели, но, к счастью, уже сладко спят на втором этаже. Тогда «я никогда не» предложили заменить на «ты скорее» и без алкоголя. Арсений, уставший, не сразу понял правила игры, но в процессе уловил суть и со скрытым интересом слушал ответы одноклассников. Попов не понял логики, и считал выстроенную схему неправильной: очередь шла по кругу, а игрок, чья очередь настала, задавал вопрос кому хотел, а затем очередь переходила его соседу. Арсений считал, что было бы логичнее, если бы ход переходил тому человеку, который ответил на вопрос. Но возражать поставленным правилам никто не стал, и парень тоже. Но внутренне был признателен Ане, которая предложила условие «не переходить на личности». Все сначала были против, ведь из-за этого будет скучно, но потом, пораскинув пьяной головой, каждый смекнул, что и у него есть свои скелеты в шкафу, которых хотелось там же и сохранить от чужих глаз и ушей. Игра быстро наскучила: вопросы были не особо оригинальными, ответы ещё более ужасными. Попов пил сок из стаканчика, чатясь с Шалфеевой, которая, откровенно говоря, выносила ему мозг расспросами о том, как Саша, и что он делает, ведь не отвечает на её сообщения. Попов бы не назвал свои чувства ревностью, но ему честно обидно, что подругу интересует больше парень, чем друг, с которым они не так давно и в огонь, и в воду… и медные трубы таскали. Это чувство обиды было таким притуплённым, которое так и хотелось заменить на равнодушие. Арсений понимал, что ничего не мог предъявить за это Насте, но знал, что поговорить об этом стоит. Потом. — Арсений, — окликнул Попова Выграновский. Брюнет отложил телефон, всем своим видом обращая внимание на задающего. Тот выдержал паузу, задумчиво постукивая пальцем по своему стаканчику. — Ты скорее поступишь в институт культуры наперекор отцу или поцелуешь Шастуна при всех? Эд ударили по двум болезненным, неприятным темам. Мутным, в которых непонятно пока ровным счётом ничего, и в отношении которых Попов так сильно колеблется из крайности в крайность, качаясь на своих же эмоциональных качелях. Арсений смотрел возмущённо и как-то безучастно. Он молчал какое-то время, глядя на Антона и не замечая взглядов остальных. Шастун сидел расслабленно, и словно вопрос его нисколько не удивил, не возмутил. Он тоже на время, но короткое, задержал свой взгляд на Арсении, не давая этим никаких подсказок, поддержки, не стараясь подтолкнуть Попова к тому или иному ответу. Он не мог в этот момент давить на Арсения. Попов взял свой стаканчик в руки и поднялся с места. Ему противно. И он не видел другого варианта, более правильного по отношению к себе и Антону, как просто уйти. — Мы все договорились не переходить на личности. Ты, Эд, этот аспект проигнорировал, и именно поэтому, независимо от моего отношения к вопросу, я оставляю его без ответа. Весёлой игры, товарищи, — в знак малейшего уважения ко всем присутствующим, он кивнул напоследок. — За защитой своих прав и интересов не забудь обратиться в профсоюз, товарищ, — кинул ему в ответ Выграновский, все ещё уверенный в том, что его вопрос был интересным. Уйти красиво, с эпично брошенным на пол микрофоном не получилось. Арсений обернулся и задержался лишь на секунду, чувствуя, как злость бьёт по кончикам пальцев. Выграновский вроде такой оболтус и распиздяй, кладущий огромнейший болт на учёбу, но его внезапные, знающие вбросы порой удивляли. Что у них этим вечером? Девяностые? Советский Союз уже распался? Кто-то обмолвился ранее, что пока нет. И Союз распался, и сухой закон отменили в девяносто первом, а нахуяриться именно самогоном в сопровождении шуток про этот закон хотелось многим. — Надеюсь, общим голосованием тебя выгонят из партии, еблан, — в такт манере Выграновского ответил Арсений, больше не оборачиваясь. Все в разный момент глянули на Антона, чтобы отследить реакцию. Тот с непроницаемым выражением лица смотрел вслед удаляющемуся в другую комнату Арсению. Он знал, что на его лице можно всё увидеть и прочитать, как открытую книгу. Хотя бы сейчас Антону не хотелось своим нищенством подставить Арсения. — Кто следующий? — Спросил Шастун, мельком осмотрев всех игроков. С этим вопросом все как-то выдохнули, отпуская появившееся напряжение. Саша, очередь которого должна была быть после Эда, кивнул и задал заготовленный вопрос Оксане. Все вернулись к игре. Антон, взяв свой стаканчик в руки, посмотрел на Выграновского и начал отпивать фанту, пробуравил парня насквозь в области головы, желая найти в ней хоть грамм мозгов. Он просто не мог понять, какого чёрта. Антон сделал всё, как хотел Эд, оставил любимого человека взамен на сохранение секрета. Он не был уверен, что все остальные ребята что-то поняли целиком, но почему-то чувствовал, что так или иначе вопросы появились, они будут требовать ответов. Будут шептаться. Что-то да выплывет. Но Антон думает, что это всё уже неважно. И не было важным никогда на самом деле, только Шастун поздно это понял. Ничего из всего произошедшего не стоило того, чтобы потерять Арсения. Он потерял. Но постарается всё наладить, если позволит сам Попов. Выграновский смотрел в ответ, но выдержать этот взгляд не смог до конца: лишь махнул рукой и вернулся к игре. Оксана ответила на заданный ей вопрос легко и весело, но затянуто, и после поднялась со своего места, прошла через весь круг и попросила поменяться местами с Олей, которая сидела рядом с Антоном. Подвинувшись ближе к парню, она шепнула ему на ухо горячо и чуть вяло из-за алкоголя: — Выглядел равнодушным. Я ни одной эмоции прочитать не смогла на твоём лице. Ты умница. Антон в ответ лишь кивнул. Девушка снова приподнялась, чуть качнувшись. — Ты куда, Оксан? — Шепнул Антон, не мешая отвечающему, придержал чуть пьяную подругу, заставив сесть обратно, и положил ладонь ей на лопатки. В ответ Фролова уместила свою руку так же на спине друга, чуть приобняв его. Им нравилось обниматься вот так: нежно, дружески, давая понять, что рядом. Всегда. — Газировка закончилась. Пойду налью. — У меня тоже закончилась. Могу сходить и тебе налить. — Ну, прям джентльмен посмотрите-ка. — Она улыбнулась, потрепав ладонью по спине Антона. — Хотя что-то замёрзла и я бы чай горячий попила, видела заварку на кухне. — Да, тоже думаю, что колы с виски тебе достаточно, — Антон снял с себя олимпийку и накинул на плечи подруги. Фролова тут же просунула руки в рукава, а Антон застегнул молнию, доведя собачку до ключиц, и поправил воротник. — Любимые твои идеальные пропорции восхитительного чая я знаю, могу всё сделать за тебя. — Пошли вместе. — С тебя бутерики тогда. — Заметано. Игра скучная какая-то, — добавила она, когда они удалились от круга, — в том числе из-за договорённости этой, но Арсения я понимаю. Вопрос был жестоким. И тоже бы не стала отвечать. — Это да, он умница, вывез. Попов был на кухне один. Вошедшие только переглянулись с ним и подошли к тумбам. — Колбаса хоть есть? — Спросила Оксана, заглянув в холодильник. — Да, мы же с Позом покупали. Должна быть, если всю не сожрали, закусывая самогон. — Ну, нет, Антон, её здесь, — девушка взмахнула руками, не понимая, куда делась колбаса, если друг говорит, что она должна быть. Антон, раздражённо выдохнув, за два шага подошёл к холодильнику и начал искать заветную палку. Он не совсем доверял пьяной подруге. В такт его мысли, Оксана возмутилась: — Не доверяешь моим глазам? — Я своим не всегда доверяю, — задумчиво протянул он, ведь не видел ничего из того, что они покупали с Позовым. — Я за Димой. Антон вернулся через пару минут вместе с более пьяным, чем Оксана, другом. Позов молча и недовольно, как мама, у которой спросили, где футболка, показательно открыл какой-то ящик в шкафу с двойным дном и достал оттуда пакет из пятёрочки. — А ты нахера его туда? — Спросил, чуть сбитый с толку и удивлённый такому фокусу Шастун. — Ты же сам просил спрятать, вот я и спрятал. — Очень по-компанейски, Шастун, — прокомментировал Арсений. — Ага, — Позов только сейчас заметил четвёртого человека на кухне, — прикинь, он в магазине сказал, что все всё сожрут как закуску под самогон, а сам он ближе к ночи проголодается, как чёрт. И это несмотря на то, что перед тусой он наебнул шавуху, картошку фри и ещё у Кати сделал заказ на пирожки с вишней. Сколько ты их слопал, Шаст? Три? — Ничего подобного, — Антон скрестил руки на груди. — Ты проглотище, Шастун! — Со смехом добавила Оксана. — В тебя куда столько лезет? И остаёшься дрыщём! — Вот-вот. Ладно, я пошёл, там в Пиво-понг планируют играть. Шаст, пойдёшь? — Нет, я чай. — Вот, — Дима перевёл палец с Шастуна на Попова, — по твоей милости я сегодня пьян, а мой друг, который должен был быть пьян вместе со мной, он не пьян и хлебает чай. Кто бы мог подумать, что отличник и гордость школы может так надраться и несвязно формулировать предложения. Слава Богу, Павел Алексеевич не видит и не слышит это безобразие. — Я и слова Антону не сказал, — ответил Арсений, обескураженный предъявой на пустом месте. — Это было его решение. Дима разочарованно махнул рукой, добавив: «Антон, я всё равно жду тебя, если ты передумаешь». Кухня на пару минут погрузилась в тишину. Только Антон с Оксаной тихо перешёптывались относительно того, какие бутерброды сделать. Шуршали упаковки. — Арсений, тебе бутерброд сделать? — Аккуратно спросил Антон. Он не сталкерил этим вечером, но насколько он заметил, то Попов и шашлык не очень хорошо поел, да и в целом не кусочничал. — Если вам не сложно, то да, пожалуйста, — чуть неловко ответил Попов. Он действительно почти не ел ни днём, ни в этом доме. А голод ведь — не тётка. — А чай? — Буду. Ты знаешь, какой мне нравится, — вдогонку сказал Арсений и, осознав, тут же закатил глаза, встретившись взглядом с улыбающимся Антоном. Когда Арсений был в гостях у Шастуна, то эта фраза звучала каждый раз. И каждый раз Антон делал чай для Попова. — Знаю, — подтвердил Шастун. Фролова, стоящая спиной к Попову, улыбалась тоже. — Оксана, новый заказ. Я на чаях, ты на бутербродах. Так, кухня, работаем! — Спародироввл Антон шеф-повара из одноимённого сериала про восхитительную еду, любовь, дружбу и медный сотейник между делом. Арсений спрятал глупую улыбку за ладонью и снова уткнулся в телефон, где решал тест по русскому. Попов вызвался помочь накрыть на стол, вместе с Оксаной сделал овощную нарезку. Оформив для всех чай, Антон достал пачку конфет «Лёвушка» и печенье. И во время всего этого процесса они втроём переговаривались, обсуждая любимые блюда, вкус чая, перекидывались шутками. Чаепитие вышло довольно долгим и плотным, в уютной обстановке на советской кухне за смешной беседой. Когда разговор сошёл на нет и каждый уткнулся в свой телефон, а чай был допит, бутерброды съедены, Оксана удалилась из кухни, прикрыв за собой дверь: — Окс, ты не пей больше, пожалуйста, — Антон придержал её за рукав своей олимпийки, что была не по размеру девушке. — Да куда там после чая. За Позом прослежу, ему тоже достаточно. — Я комнату на втором этаже выбил на четверых. Она закрыта, ключ у меня. Напиши, когда спать соберёшься. Даже если Дима ещё будет в тонусе. — Ла-адно. Арсений внезапно заговорил первым, как только за девушкой закрылась дверь, пугая Антона. — Почему я должен быть уверен, что ты мне снова не лжёшь? — Выпалил так, словно весь день вынашивал этот вопрос. Так и было. — Откуда я должен быть уверен? — Я всё ещё влюблён в тебя, Арс, — Антон сказал это так открыто и бегло, без колебаний и паузы, пронзительно, перебивая, словно это последний козырь. Сказал, не думая над тем, как эти слова могут выбить почву из-под ног и возвысить, ударить по лицу, перечеркнуть всё, что было плохое и отключить голову, оставив в ней только вещества для химии и слепой любви. Или же сделать только больнее и непонятнее. — Я не хотел тебя терять, очень сильно ошибся в решении и сожалею об этом до сих пор, — он не смело, почти не дыша, аккуратно переплёл их пальцы. Арсений держал его за руку и даже позволил себе на секунду сжать чужую ладонь крепче. Ему больно и он ужасно растерян. Он не верил ни единому слову Антона, но в то же время ему очень хотелось верить, но при этом не потерять себя снова в результате своей доверчивости, которая однажды его очень сильно подвела. Ему больно, но он тянется к Антону. Ему слишком нужно чувствовать его руку в своей, смотреть на тёмную зелень в глазах и слушать, слушать, слушать. Но слушать не менее больно и тяжело. — Ты лучшее, что случалось со мной за всю жизнь, и я бесконечно тебе благодарен за всё, что ты сделал для меня. С тобой я по-новому взглянул на мир… Он перестал мне быть чуждым, я многое стал замечать, сначала просто потому что ты указывал на какие-то прекрасные мелочи, потому что ты такой… невероятный, Арс. — Мы топчемся на месте. И я не уверен, что потеребив прошлое, которое сейчас не исправить никак, нам поможет. — Прости, можешь объяснить, что ты имеешь в виду? — Мы побегали друг от друга, ты меня бросил в обстоятельствах, мы потратили столько времени, чтобы перешагнуть всю эту историю и пойти дальше. И никакие разговоры это не исправят, и это не имеет смысла сейчас. Они не меняют и уж тем более не отменяют тех чувств, что мне и тебе довелось испытать. Они не возвращают время. Они ничего не возвращают. Ничего. И в свои слова я не вкладывал сейчас всё то, что было до того, как ты уехал на декабрьские соревнования, если тебе показалось, что я обесцениваю всё, что было между нами в наших отношениях. Лично для меня всё было не игрой, я верил и любил. Тем не менее, спектакль мне понравился, я теплю его в воспоминаниях, не придавая ему жанра. — И для меня не было игрой. Я пытаюсь достучаться до тебя, чтобы ты понял, что я врал тем вечером. И мне бы очень хотелось надеяться, что ты поймёшь и попробуешь поверить мне, если посчитаешь нужным. Ты правда дорогой мне человек, и я люблю тебя… И это бьёт по ушам, вызывает комок нервов в груди. Арсений растерян до крайности и совершенно не знал, как должен вести себя сейчас, на этой кухне. В любой момент мог зайти кто угодно. Его переполняли противоречивые чувства, заполняя парня до краёв, и это противоречие разрывало изнутри, порождая скорую тревогу, страх и воскресшее желание уйти или провалиться. Весь его домик, что он долгие и непростые месяцы выстраивал старательно — не без ошибок и провалов, не без сторонней помощи, но выстраивал, — оказался карточным, без какой-либо склейки. Домик сдуло, разрушило до основания, сравняло с землёй. Словно ничего и не было, и ничего Попов не исправил ни в себе, ни в своей жизни. Вместе с карточным домиком ветер сдул, оторвал безжалостно крышку глубокого ящика, в который были загнаны все тягостные и уничтожающие парня чувства. Сейчас они вырвались, оголодавшие, и заново бесчинствуют в Попове. За дверью послышался шорох — Попов выдернул руку за секунду до того, как на кухню зашёл Выграновский. Тот молча смерил обоих взглядом, прошёл до холодильника, достав газировку, и вышел. Антон со скрипом стула поднялся, чтобы закрыть дверь на щеколду. — Если ты действительно любил меня, почему же тогда бросил? — Едва слышно спросил Попов, глядя на Антона. Глаза щипало, но Арсений не позволит себе плакать. Ни единой слезы. — С любимыми так не поступают… Зачем тогда так делать, если любишь?.. — У меня не было выбора, Арс. — Да был у тебя выбор, Антон! — Арсений ударил ладонью по столу. Он вскипел из-за того, что Антон находит такие тупейшие оправдания, видимо, не понимая, как они звучат. — Не лги себе. Мы могли быть вместе и мы бы справились! Но ты эгоист, — добавил снисходительным тоном, чуть успокоившись, Попов пожал плечами. — Что?.. — Шастун зло нахмурил брови. Он вскипал из-за того, что Попов не понимает и не хочет понять положение Антона в то время. Шастун осознавал полностью, что поступил неправильно и всё действительно можно было решить вместе, но на тот момент это казалось неверным рычагом. — Я только и думал о том, как поступить, чтобы на тебя новая волна буллинга не сошла! — Да плевать мне на это всё было бы, будь у меня ты! Но если бы у тебя был я, эта волна сошла бы и на тебя. Ты заботился о своей шкуре, как не потерять всё, что имеешь. Но знаешь, что? С тобой бы остались самые верные друзья, кому не важна твоя ориентация. Другие в таком случае не имеют никакого значения в твоей жизни. Антон почувствовал укол. Арсений озвучил то, о чём Шастун думал в декабре, но не хотел признаваться себе. Он действительно думал о себе и своей репутации, прикрывая этот эгоизм тем, что не может принять верное решение. Ведь Арсения он любил и любит до сих пор. Первой же мыслью в его голове, когда Выграновский озвучил ультиматум впервые, было «бросить». Такая простая вещь, сказанная в лоб, очень сильно ударила по лицу, наконец, отрезвляюще. Трус. После внезапной вспышки двух темпераментов так же резко наступило молчание. Арсений думал, что сказал слишком резко, заметил перемену в лице Антона. Он ощущал, что своими словами взял за живое и облил ледяной водой. Оба понимали, что Арсений прав, и именно такая формулировка расставила по местам, выявив истинную причину и объяснение поступка Антона. — Я не хотел ранить тебя… — Намного тише проговорил Антон. — Но ты все равно это сделал. Расставил приоритеты. Дело даже не в Выграновском и его ультиматуме, а в тебе и твоих последовательных поступках… Мы же договаривались, что если что-то происходит, то нужно говорить об этом. Говорить, понимаешь? Вместе принимать решение, если оно касается нас обоих! Ты мог мне сказать, как есть. Это было нашей общей проблемой. Мы бы что-нибудь придумали. Вместе, Антон… Но ты решил за двоих. — Это была ошибка… — Я думаю это хуже, чем ошибка Антон согласно кивнул, и после этого молчание затянулось непозволительно сильно. Арсений полагал, что ни ему, ни парню напротив нечего добавить. Он сделал вдох, пуская в лёгкие свежесть после непростого разговора и тяжёлого кома в горле и груди. Раздосадовано мотнув головой, он поднялся с места и прошёл к двери, отпирая щеколду. За время их разговора и молчания кто-то пару раз дёргал за ручку дверь, но не настаивал на том, чтобы проникнуть в комнату. Попов прошёл мимо Антона, слегка задев его плечом и оставив после себя шлейф парфюма, подаренного Антоном на новый год. Шастун уловил лавандовые и лимонные нотки, обернулся и приостановил Арсения, аккуратно беря его за запястье, вынуждая остановиться. Запах слишком знаком, и кудрявый вспомнил его прохладную квартиру и солнечного Арсения, закладку книги, пахнущую подаренным парфюмом. Парные кольца. Тот слегка удивлённо посмотрел на парня, так и не открыв дверь. Снова молчали. Антон сжал губы, кусая себя за язык. Он хотел что-то сказать, может в чем-то признаться. Он бросил взгляд на пальцы Попова, только сейчас замечая, что на них нет кольца с гравировкой «АА». Своё кольцо Антон носил ежедневно на среднем пальце левой руки. На других пальцах кольца менялись, но только подаренное не меняло своё положение. Антон опустил руку Арсения. — Я могу спросить? — Несмело подал голос Шастун. В ответ усталый кивок. — Что ты чувствуешь ко мне? После всего. — Люблю тебя. Но ты ни в коем случае не обольщайся, — сдвиг щеколды, — я не могу вступить с тобой в отношения снова. Из-за твоего поступка. Я днём тебе всё сказал. Антон остался на кухне один. Со своими мыслями. От всей тусовки, что всё ещё активно бурлила на первом этаже, его разделяла только прикрытая дверь. Шум на пару секунд ворвался в комнатушку и снова заглушился. На стул, где пару минут назад сидел Попов, уместился Выграновский. — Тох, если ты переобулся, то это не значит, что я спустя полгода не смогу выполнить своё обещание. — Просто имей в виду, что моё обещание тоже бессрочно. Не понимаю, почему ты вообще решил, что можешь держать меня на поводке, — он поднялся с места, намереваясь уйти. — Все уже догадываются, — бросил след Выграновский. — Отъебись, — и устало захлопул за собой дверь.***
Антон нашёл Оксану и Диму и следующий час контролировал, чтобы ни тот, ни другая больше не пили и не уничтожили себя, споткнувшись где-то на лестнице. Оксана, как и обещала, больше не пила, но Диму ужасно развезло. Этот час был ужасным: Оксана и Антон были няньками для пьяного в сопли Димы, который так и намеревался найти приключений в этом доме, Антон ни слова не понял из того, что тот говорил ему. И это раздражало. Оксана была переводчиком. От шума и песен болела голова. — Окс, я на улицу, не могу уже. — Дима что-то промычал. — Ему бы тоже не помешало на воздух. — Да ну его. Помоги довести до этажа. Сказку прочитаю, уснёт. Они дотащили Позова на второй этаж. Антон пожалел, что выбил комнату там, потому что тащить толстого и обмякшего друга было непросто. Задание со звёздочкой. — Можешь идти, Антон, — Оксана уложила Позова на кровать у окна, которое тут же открыла. — Точно справишься? — Да-да, — она выглянула в окно. — Там Арс сидит на крыльце. Мне кажется, он пожалел, что пришёл сюда... Весь вечер один хмурый. Он как вообще? — Она обернулась на Шастуна. — Из-за экзаменов переживает. Я скоро вернусь. Напиши, как спать соберёшься. Антон действительно нашёл Арсения на крыльце. Молча сел рядом. Тот подвинулся, предоставляя парню чуть больше места. — Как дела? — Антон потянулся за пачкой в кармане джинс. — Не очень. Устал и спать хочу. Ощущение, что весь дом провонял самогоном, потом и колбасой, от которой уже воротит. Лихо там находиться. — Ничего, если я покурю? — Ничего. — Игорь в ахуе наверное, — Шастун усмехнулся, потому что последние часа три он только и слышал, как хозяин дома в разных углах орал на каждого, кто встретится на пути или сделает что-то не так. — На втором этаже свежо. Арсений не ответил. Он думал над тем, чтобы набрать такси и переночевать у себя дома. Не то чтобы он разочарован этим вечером или его ожидания не оправдались. Ему просто хотелось выбраться из своего тела и перестать бесконечно думать. Это выматывало, наверное, сильнее. — А если я признаюсь всем?.. — Спросил Антон. — Это твоё решение. — Скажу всем, что влюблён в тебя? — Ну, мне хуже уже точно не будет. — Арсений перевёл взгляд на Шастуна. — Я пережил всё ещё в сентябре. — Тогда уже завтра все узнают. — Арсений вопросительно дёрнул бровями. — Выграновский позаботится… — Мне жаль. Готовься к худшему. Антон робко коснулся руки Арсения. — Я выбрал тебя, Арс. — Я тебе должен сказать спасибо? Я теперь обязан тебе? — Нет. Я просто надеюсь, для тебя это что-то да значит. — Для меня это было важно раньше, когда ты ещё был рядом. Когда я был твоим. Сейчас ты просто подставил себя. Арсений высвободил свою руку из-под ладони Шастуна, согнул ноги в коленях и накрыл коленные чашечки ладонями, уместив поверх голову. — Но я ценю твою решительность. Хоть и не своевременную. Антон слабо качнул головой, затянувшись. И задал вопрос спустя пару молаливых и горьких затяжек: — Арс… Мы сможем быть вместе? Арсений слабо открыл глаза, глядя перед собой, и уместил голову на тыльной стороне ладоней в горизонтальном положении, рассматривая лицо Антона. Он понимал, что парень не отвяжется. Не хотелось, чтобы отвязывался. Смочив губы, Арсений ответил: — «Мы» умерли. — Ты сегодня сказал, что всё ещё любишь меня, — они говорили так тихо, едва слышно. — Я не соврал. Но не думаю, что снова смогу тебе довериться, Антон. Ты снова разобьёшь мне сердце. — Тогда я могу попросить? — Арсений слабо кивнул, одновременно протяжно моргнул тяжёлыми веками. — Пообещай подумать, ладно?.. Попов усмехнулся, прикрывая глаза и оголяя зубы. — Как ты жалок, Шастун, просто поразительно, — заметил он, отрывая голову от ладоней и протяжно выдыхая. Начал убирать с брюк редкие волосинки шерсти, налипшие от кота, которого Арсений погладил во вторую очередь, зайдя в чужой дом. Антон пожал плечами, ничего не ответив. Он неторопливо курил, глядя вглубь сада. Ночь была тихая, крокотали сверчки в высокой траве. Высоко в небе, словно прожектор, мигала луна, и было видно её серебряное лицо, различались яркие блестящие точки — звезды. Чуть ниже луна соединялась с тучами. И оттуда то и дело доносился сухой шелест, похожий на далекий раскат грома. Вот такой гром. Парни переглянулись, и обменялись вялыми улыбками: хотели оба сказать про надвигающуюся истерику от матушки природы. Но ничего не сказали. Прошло какое-то время, а они все так же молча сидели, вытянув ноги. Каждый думал о своём, но об одном. Их мысли могли быть где угодно, в любом уголке этого сада, в проблемах нерешённых, в доме за их спинами, где бурлила разными огнями и выпивкой тусовка в честь последнего звонка. Но оба выбрали быть рядом не только физически, сидя на одной ступени на расстоянии согнутой в локте руки, но и мыслями. Потом Арсений спросил: — Знаешь, что отвратительно? — М? — Что даже после самого дерьма я всё равно прощу. Арсений повернулся к Антону. Даже если тот увидел это периферическим зрением, то Шастун всё равно не повернулся в ответ. Арсений разглядывал его. Вблизи. Под светом луны и тусклым от уличного фонаря, лицо его выглядело осунувшимся и мрачноватым, хотя на лбу уже почти исчезла кожаная складка. Несильно отросшие волосы висели неровной тяжелой волной. Арсений был слаб перед этими пухлыми, всегда обветренными и покусанными губами, циклично обхватывающими сигарету на затяжках. Слаб перед этим идеально ровным носом и взмахами длинных чёрных ресниц, обрамляющих зелёные глаза. — Можно? — Аккуратно спросил Попов. Антон перевёл глаза на Арсения и понял, о чём тот просит, и без проблем передал сигарету. Арсений затянулся, почувствовав запах любимой вишнёвой кнопки Антона в своем горле. Он устал быть сильным перед настолько любимым человеком, в то время как на самом деле нуждался многие месяцы в теплоте тела сидящего рядом Антона. Арсений медленно выпустил дым. Сделав еще одну затяжку, он передал дымящийся окурок и сказал, уткнувшись лбом в чужое плечо: — Обещаю. Но не уверен, что всё же смогу оправдать твои ожидания. Докурив, Антон затушил бычок о каменную ступень, почувствовав чужие пальцы, сжимающие ткань его белой футболки на уровне ребер. Шастун аккуратно подсел к Арсению ближе и уместил свою ладонь рядом с свободной ладонью Арсения. Оставил поцелуй на его макушке, а после приложился к ней щекой. Оголённой рукой он чувствовал до одури мягкий свитер Арсения — тот сменил рубашку в клетку на свитер, когда стало довольно прохладно. Рука Антона непривычно ледяная. Арсений предложил рукава своего свитера. Одни на двоих. Как когда-то варежки.Здесь слишком холодно для тебя,
Поэтому сейчас позволь мне укутать твои руки
В рукава моего свитера.
Антону пришло сообщение от Оксаны. — Арс, прости, мне нужно к Оксане. Она собирается спать. Мало ли, что бухарикам в голову может прийти… Там Позов конечно, но от его пьяной тушки в крепком сне толку никакого. — Хорошо, — Арсений понимающе высвобождает чужие руки, медленно моргая. — Пошли со мной? Там в комнате есть свободная кровать. И не воняет алкашкой и несвежей колбасой. — Пошли, — без сопротивления согласился Арсений и поднялся первым. Ему отчаянно хотелось спать. Уже неважно где.Эти любящие сердца
Учащённо бьются в унисон,
Внутри нас тепло,
А снаружи начинается ливень.