Цветущий среди песков

Второй раз Вэй Усянь увидел императора издалека. Разглядеть лицо было нереально — далеко, да и шлем… но не понять невозможно. Ванцзи ибн Лань восседал на коне и выделялся развевающимся складками шелковым плащом. Первое, что тогда пришло в голову, так это не жарко ли в таком-то одеянии, да под палящими лучами… Ультиматум был оглашён. Любимец Небес и властитель земель четырёх пределов повелевал разбойникам выдать своего предводителя по прозванию Старейшина и уповать на милосердие его. Сбежав из столицы и возвращаясь к Луаньцзан, Усянь не предполагал, что погоня будет такой скорой. В сердце Мертвых песков они прибыли почти одновременно. Что ж, лёгкое вооружение и кони были куда быстрее медленных верблюдов, да и на поиск караванщика, согласного взять с собой никому не известного скитальца, ушло три дня. Должно быть, было бы разумнее идти с караваном до северных границ? Или нет? Если император решил наказать наглеца, то пески пустыни не стали бы преградой для столь опытного воителя. Было бессмысленно скрывать произошедшее от товарищей, так что Усянь честно рассказал, чем закончилась идея встретиться с братом. Пожалуй, единственное, о чем он умолчал, так о том, что гнев императора вероятно был вызван не только вторжением в гарем, но и тем, что борясь, Усянь задел достоинство императора. Неоднократно и в самом прямом смысле… Шайтан забери того, кто надоумил портных делать разрезы в шальварах! И судя по тому, что было задето, нагие красавицы не оставили-таки Ванцзи равнодушным. Так что Усянь, надо полагать, разрушил планы благословенного Небесами правителя осчастливить той ночью одну из наложниц. В самом деле… Ну кто смог бы стерпеть подобное?! Вэнь Цин, дослушав рассказ, покачала головой, Вэнь Нин похлопал по плечу, а старший дядюшка по-отечески обнял Усяня. — Наш молодой господин Вэнь не говорил, но никто из нас и не надеялся на твой успех. Мы — Вэнь, и прожили гораздо дольше, чем позволил гнев Небес, сынок. Не кори себя, ибо человеку свойственно ошибаться… И да смилостивится над тобой провидение… Никто из тех, кто слышал требование императора, не подумал исполнять его. Вэнь Цин, пользуясь затишьем, отведённым им на раздумья, приготовила нехитрой похлебки и принесла миску. — Ты удивлён решению дядюшки? Напрасно… Видит Небо, истинные Вэнь не предают семью. — Это не помешало другому твоему дяде сослать вас в пустыню, — Усянь с благодарностью разделил с ней эту трапезу. Быть может, последнюю… — Кто тебе сказал, что он был истинным? — пожала плечами она. — С окончанием войны ты мог попробовать вернуться в Юньмэн, но вместо этого остался здесь, превратился в изгнанника и грабил караваны, чтобы прокормить нас. Дело не в фамилии… — она была права, ибо они действительно стали семьей, если не по крови, то по несчастьям, что преодолевали вместе. Первый день осады они продержались достойно. Трое получили ранения, один сорвался со скального уступа и попал в руки воинов императора… Припасов и воды пока хватало, но по сути, что может противопоставить горстка иссушенных песками людей, половина из которых годилась Усяню в отцы, двум сотням опытных воинов?! Умение прятаться под камнями, подобно ящерицам? Так что Усянь предложил план, и они рискнули. Выжить в Мертвой пустыне без припасов невозможно, а потому, если сжечь лагерь, воины уйдут. За выигранное время можно будет придумать еще что-то. Укрыться в Илин… Или, быть может, уйти в один из тех мертвых оазисов, где трупы воинов непобедимой армады Вэнь до сих пор лежали и отравляли воды источников, а потому караваны обходили те места стороной? А может, направить стопы за пределы знакомых земель, став чужаками среди иных народов… Впрочем, об этом Усянь умолчал, ибо никто из Вэнь не желал покидать отчизну. Дождавшись ночи и пользуясь покровом, он и еще пятеро из числа тех, что покрепче, выбрались на другую сторону горы и спустились к барханам. Целью были две обширные палатки, что возвышались в отдалении. В такие караванщики складывали воду и припасы на стоянках, укрывая их от песка, змей и прочей живности, что вылезала в пустыне по ночам. Они проскользнули мимо первых постов, обошли императорский шатёр, огромный и трепещущий вышитыми полотнищами, после чего затаились до сонного предутреннего часа, подобно пустынным воронам, способным терпеливо выжидать удачного момента… Усянь сам запалил заготовленный пучок трав, пропитанных сочащимися из тела Луаньцзан чёрными смолами и ткнул в край полотна. Палатка вспыхнула ярко, ослепительно. Словно в центр Мертвых песков угодила звезда… И только когда в ответ на атаку не раздалось ни единого крика паники, Усянь понял, что просчитался. Их, высвеченных из темноты кострищем, в котором запылала материя и пустые ящики, молниеносно окружили сетями, доселе скрытыми в песке. Последнее, что Усянь помнил, это то, что при падении приложился обо что-то твёрдое. В голове сыпануло искрами, и сознание его померкло… Он пришёл в себя в дороге. Немилосердно трясло, и к горлу подкатывала тошнота. Разлепив веки, он попробовал осмотреться, но то ли его окружала непроглядная ночь, то ли повязка, что узлом давила на висок, закрывала и глаза. Кажется, он застонал. Тряска чуть умерилась, и губ его коснулось что-то тёплое, влажное. — Оботрите губы, господин, но не лейте воду в рот. Он может захлебнуться… Удар был слишком силён. — Сун Лань? — Уже отправился вперед. Как вы и велели, он увёл свежую лошадь, так что к возвращению все необходимое будет готово… Сердце Усяня сбилось с ритма… Неужели император желал торжественно вступить в столицу? Что ж, его право. В конце концов, он захватил в плен того, кто покусился на его честь, осквернил гарем и нанёс несмываемое оскорбление. Ванцзи имел право привязать его за волосы к седлу и протащить по центральной улице, или оскопить и позволить горожанам забросать преступника камнями, иначе к чему бы сохранять столь никчемную жизнь?! Он не боялся, но вновь сплывая в черноту, сожалел лишь о том, что отвергнутые Небесами Вэнь, вероятно, будут вынуждены разделить столь незавидную смерть. Он выныривал из мутной пелены забытья еще дважды, и всякий раз его губы протирали, а в третий раз даже влили несколько глотков воды в пересохший рот. Затошнило… Он вывернул воду, но его напоили вновь. Окончательно Усянь пришёл в себя на ложе. Скачка и тряска кончились. Он лежал на мягкой постели, менее всего походящей на соломенный тюремный тюфяк. Голова трещала так, словно ее использовали для колки орехов. Он поднял руку и тронул лоб, нащупав повязку. — О, — прошептал он, — решил меня вылечить перед тем как убить? Хваленое благородство Гусу, — припомнил он. Впрочем, Юньмэн так же придерживался негласного закона, по которому добивать раненого считалось постыдным и пятнало честь воина не меньше удара в спину. Усянь осторожно повернулся, осматриваясь. Он был один, что позволило приподняться на локтях и оценить обстановку полнее. Небольшая комната, светлая и даже украшенная какими-то коврами. — Не слишком ли роскошно для пленника?! — спросил он расшитый цветами полог. Впрочем, частая решетка на единственном окне довольно красноречиво напомнила ему о его положении. Дверь отворилась. В образовавшуюся щель заглянул мужчина. — Хвала Небесам! — произнёс он, после чего створка распахнулась полностью. — Вы очнулись, господин? — Господин… — с сомнением повторил Усянь. — Вы голодны? Лекарь предписал настойку и дозволил легкую пищу после, так что для вас приготовили мирзе гасеми. — Баклажаны, — на пытки подобное обращение походило мало, но кто бы мог подумать, что Ванцзи помнил о его ненависти к этому овощу?! — Но если оно придётся не по вкусу, этот слуга позаботился о том, чтобы были готовы лобу и галпар, — и только тут Усянь обратил внимание, что говорящий облачен в такой же халат, что он видел на дворцовых евнухах ранее. — Я могу… спросить? — он сел на постели. — Все, что желаете! Этот слуга приставлен, дабы позаботиться о здоровье и благополучии господина, а также о том, чтобы тревоги не печалили прекрасный лик. — Прекрасный лик?! — опешил Усянь, замотав головой, тут же отомстившей ему вспышкой боли, — какой еще лик?! Послушайте… уважаемый, — добавил он, не зная, как надлежит обращаться к мужчине, что служит при дворцовом гареме, но годами примерно втрое старше. — Где я нахожусь? — Тц-тц-тц, — сочувственно покачал головой служитель, — лекарь говорил… Помилуй Небеса, — он воздел ладони к потолку. — Вы в гареме Солнцеликого, любимца Неба и повелителя просторов поднебесья, что протянулись от южных морей до северных гор и от западных озёр до туманных предгорий востока, величественного Ванцзи ибн Лань, да продлятся его годы и да восславятся его деяния в веках. — Опять в гареме, — Усянь подобрал ноги и взялся за подбородок. Он что-то упускал. С каких пор нечестивцев, что покусились на честь наложниц, запирали в том же гареме?! Или это какой-то другой?! Раздумья были прерваны тем, что в комнату был внесён стол, после чего евнух принялся таскать кушанья, и вскоре небольшой столик оказался уставлен по самые края. — Милость повелителя велика, — после чего служитель вышел и вернулся с ворохом какой-то одежды, положив всю гору на кушетку. — Если господин пожелает чего-либо еще, пусть сообщит этому слуге, — он коснулся ладонями лба и пятясь задом покинул покои. Какова бы ни была кара, уготованная в будущем, есть Усянь хотел в настоящем, так что он изучил содержимое блюд, чаш, мисок и мисочек. Все еще был малюсенький шанс, что в кушаньях содержится отрава… но положа руку на сердце, он никогда бы не поверил, что Ванцзи таким образом расправится с пленником, которого предварительно притащил в столицу, не дав умереть в пути, да еще и лекаря приставил. Настойка, к слову, обнаружилась в небольшой бутыли, снабжённой пометкой употреблять вместе с кушаньями, дабы заглушить вкус… Усянь хлебнул и тут же чуть не вывернул глоток обратно. — О Небо, это можно чем-то заглушить?! — он немедленно затолкал в рот большущий ломоть воздушной сладости и прошамкал, одобряя лукум, — вкушно… Честно говоря, вкусно было неимоверно, так что он самую малость переел… Покончив с едой, пришлось посидеть, дожидаясь пока тяжесть уйдёт. Потом он полежал. Снова посидел, после чего, поняв, что лежать более не в силах, нарезал пару кругов по небольшого размера комнате. Покои ему отвели скромные, не сильно больше тех, куда он ввалился, испугав настоящую Мянь-Мянь. Правда, здесь отсутствовал балкон, окошко было одно и то такого размера, что Усянь бы еле протиснулся… На всякий случай он подпрыгнул и попробовал уцепиться за решетку. — Высоко… — его затея успехом не увенчалась. Тогда Усянь огляделся в поисках опоры. В углу за тахтой обнаружился небольшой столик, где в живописном беспорядке лежали и стояли баночки и склянки, а посередине стоял самый что ни на есть ларец. Ларец!.. Открыв его, Усянь к немалому удивлению обнаружил там связки бус, несколько довольно крупных браслетов и брошь. Почесав темя, а потом и нос, он снова поймал себя на мысли, что его содержание под стражей кажется самую малость странным. — Может, тут содержат наложниц перед тем, как… сбросить с молитвенной башни за измену или вроде этого? — задумчиво обратился он к крупной броши, осыпанной камнями. — Вроде последнего желания перед смертью? Но я-то не дева из его гарема, — уверенно произнёс Усянь. — Хотя… О, шайтан меня подери! — от озарения, пронзившего его в этот миг он аж присел. — А если он объявит меня наложником?! Теоретически, это было вероятно! И чем больше Усянь думал, тем сильнее утверждался в своей догадке! Мальчики-наложники в гаремах редкостью не были… Точнее так. В северном Ланьлин такое можно было встретить сплошь и рядом. Помнится, Цзян Чэн, вернувшись из поездки в столицу сопредельного княжества, исплевался, рассказывая, что подобные отношения не просто разрешены, но дозволяется скрепление союзов чем-то вроде клятв о взаимном уважении и опеке. По сути тот же брак, нет?! — Тогда можно объявить, что гарем не осквернён и честь императора не пострадала, — прошептал он. — Умно… А потом меня что, правда с башни столкнут? Или в мешок и в воду?! Что тут вообще делают с неугодными правителям наложницами… наложниками?! Усянь был не слишком сведущ в подобном. Это Цзян Чэну надлежало возглавить Юньмэн и продолжить род князей Цзян, а посему ему же полагалось учить правила пользования гаремом. Что касается дяди Цзян, его единственная законная супруга была столь ревнива, что гарем правителя Юньмэн насчитывал от силы десяток юных дев, по большей части преподнесенных в качестве даров, да и те по достижении положенного срока снабжались нехитрым приданым и пристраивались среди придворных. Прикинув, что ни один из обрисованных воображением вариантов не радует, Усянь скинул коробочки и склянки на ворох тряпья, после чего попробовал передвинуть столик под окно. Тот поддался. Взобраться не составило труда, но от вроде бы привычного резкого движения голову повело. Недавно полученный удар все же давал о себе знать. Уцепившись за ажурное плетение решетки Усянь потряс ее. Прутья не дрогнули, видимо были вмурованы в толщу стены еще на этапе строительства. — Перепилить?.. Нечем, да и долго, — к недостаткам также относился и шум, который могла бы производить пилка, кабы она была. Снаружи раздались голоса. Усянь тут же спрыгнул, и попытался сдвинуть столик как было, но треклятая ножка попала в стык плиток и вылезать не желала. Тогда вместо того, чтобы пытаться двигать его, он перескочил через пухлый пуф, прицельно пиная его под окно, после чего схватился за ту рубаху, на которую свалил безделушки, и собрав края наподобие походного узла, в одно движение перекинул сразу все на столик. Когда двери распахнулись, Усянь сидел на пуфе перед зеркалом, и луч света падал на его лицо из маленького окошка, вполне сносно оправдывая устроенный переполох, ибо в одной руке он держал кисть, а в другой коробочку сурьмы. — Его императорское величество, Ванцзи ибн Лань! — высоким голосом выкрикнул евнух, после чего, согнувшись чуть не пополам, отступил и замер. Усянь обернулся, хотя не стоило. И в отражении было отлично видно, что в проеме действительно возник Ванцзи. Он ступил в покои, бегло скользнув глазами по разворошенному ложу и неубранным остаткам трапезы. — Гхм. — Господин едва закончил трапезу… — залепетал служитель. — Оставьте нас, — он повелительно поднял руку, и евнух попятился, прикрывая дверь. Повисло неловкое молчание. Усянь не слишком понимал, что и как следует говорить императорам. До этого он бывал только при княжеских дворах, да и то… Минимум в половине случаев ему и там следовало бы промолчать! — Ммм… Прости, — в чём в чём, а в искусстве молчания Усянь был полной бездарью. — То есть, думаю, мне стоит извиниться. Я правда не хотел… То есть, я хотел, но не тебя, в том смысле, я тогда пришёл… — Встретить брата, — закончил за него Ванцзи. — Ох, значит ты знаешь, — с облегчением кивнул Усянь, понимая, что это фамильярное обращение никак не идёт роскошному халату, небрежно распахнутой расшитой рубахе и многочисленным перстням, унизавшим пальцы Ванцзи. Он больше не был тем нескладным юношей. — Но это конечно не отменяет того, что я осквернил… да уж, — упавшим голосом добавил он. — Ты получил дары? — О? Д-да… — Нужно что-то еще? — Это разве дозволяется?! Ммм… — вообще, просьбы были. Например, убрать решетку, чтобы он мог попробовать протиснуться в окно, но просить о подобном было равно приступу слабоумия. Как вариант, можно было попросить прогулку, чтобы попробовать осмотреться и наметить пути возможного спасения… Тогда уж стоило бы сразу попросить часы смены караула и план дворца. А что, император уж всяко знает слабые места собственного дома, а если какие и были тайной, вроде того павильона с бассейном, откуда Усянь удрал… — Проси без стеснения. — О! Да! А просьба действительно есть! — просиял Усянь. — Помыться! Я очень хотел бы помыться! Тут же есть купальни? — Мгм… — Император кивнул. — Тебе удобно здесь? — Удобно?! — было вообще непонятно, что думать на подобное. Владелец поруганного гарема осведомляется, удобно ли разбойнику, покусившемуся на его собственность. — То есть, тут все есть… да. Конечно, — закивал Усянь, — мне очень удобно. — Хорошо, — Ванцзи зацепил пальцами полу халата, сминая вышивку. Странная пауза повисла снова. Длинная, как полёт с молитвенной башни… — Тогда, я пойду?.. — после чего Ванцзи склонился, резко развернулся и вышел из покоев. Какое-то время после его визита Усянь рассматривал узор на ковре, где до этого стоял император, и длинный ворс которого все еще хранил отпечатки его подошв, и понимал, что ничего не понимал в новых имперских законах. Каково же было его удивление, когда несколькими часами позже, едва маленькое окошко сменило голубой лоскут неба дневного на багряный вечерний, в его покоях появился лекарь. Седобородый старец ощупал руки Усяня, после чего попросил взять в руку персик и укусить с закрытыми глазами. Персик был укушен, и Вэй Усяню помимо сладкого фрукта досталось одобрение. Лекарь снял повязку и осмотрел затылок, помазав ноющую ссадину остро пахнущей мазью. — Рана почти полностью затянулась. Молодость… — закивал он, — Что ж, можно и купальню, — наконец произнёс он, обращаясь к евнуху, — но лучше завтра. — Правда?! — недоверчиво переспросил Усянь. — Если господину что-либо угодно, лучше изложить пожелание этому слуге, — в голосе евнуха проскользнули ворчливые нотки, — к чему беспокоить его императорское величество столь обыденными просьбами? Завтра вечером купальни будут готовы. Был ли у Усяня план?! О, у него всегда был план! Например, выжить, и он старательно придерживался его сколько помнил себя. Выжить под надзором служанок госпожи Юй, которых он в детстве боялся чуть не до трясучки, выжить, сбегая от пожарища горящей родины, пережить псов Вэнь и даже бесконечное число могучих воинов их армии, не сгореть в горячем дыхании пустыни… Был ли план прописан в деталях?! О, никогда, ибо внезапность и стремительность — половина успеха! — Мысль не нова, — сидя в темноте при свете одинокой свечи, он перебирал принесённые тряпки, — зато то, что сработало единожды, с большой долей вероятности подействует снова. Он отобрал самые тонкие предметы. Шальвары, шёлковую рубашку, длинный полотняный пояс. Он, в случае чего, мог бы и за веревку сойти, ибо плетение казалось довольно прочным. Подумав еще немного, он кинул к избранным предметам коробочку чёрной краски. Когда следующим вечером его вели к купальням, лишняя одежда была туго обмотана вокруг талии и худых бёдер. На фоне округлых евнухов Усянь даже с намотанными слоями остался стройным. Купальни оказались отдельно стоящим строением без окон, что несколько снижало шансы. Его провели внутрь, и Усянь с удовлетворением отметил, что предположение его верно. Огромная купель в центре обширного павильона, две дополнительные с фонтанами и цветочными лепестками, небольшая парна́я и соседнее с ней помещение, где было накрыто небольшое угощение, были пусты! Совершенно! Более того, сопровождающие евнухи и стража довели его до дверей, после чего остались снаружи, так, словно бы сюда привели шумную стайку наложниц… О, даже не так. Словно бы законная супруга повелителя возжелала насладиться водами голубого бассейна! Ну… или смертник, чьё последнее желание — закон. — Может, все-таки стоило просить карту дворца и готовый план побега, — ухмыльнулся Усянь, стаскивая с себя спрятанную женскую одежду. Надо признать, что помыться все же хотелось. Не то чтобы от него откровенно несло. Придя в себя он понял, что его не только переодели, но и по меньшей мере обтерли влажными полотенцами, иначе смесь пота, пыли и дыма от шатров, что он поджег на Луаньцзан, шибала бы в нос за несколько десятков шагов, но голова зудела и чесалась, беспокоя не столько подживающей раной, сколько спекшейся кровью, впутавшейся в волосы. Да и голубой бассейн манил, напоминая почти истершиеся из памяти образы далекой счастливой юности на озёрах Юньмэн… Наскоро облившись ароматными настойками и заскочив в парную, он вылил на себя несколько ушатов горячей воды, после чего рыбкой нырнул в прохладные воды большой голубой чаши. — О, Небеса, — он вынырнул с противоположной стороны, стремительно проскользнув под водой и ни разу не подняв головы для вдоха. Подтянувшись на руках сел на край, — я этого не говорил, но теперь и умереть не жаль! Он обтерся, отшвыривая влажную ткань, после чего облачился в принесённые одежды. Избранное убежище было не слишком надёжным, но при некоторой доле везения он мог рассчитывать на успех. С третьей попытки Усяню удалось влезть по гладкой влажной колонне к резным аркам, подпирающим потолок, после чего, уперевшись ногами и руками в узорчатые уступы, он навис над входом, словно белка-летяга. Положение было не слишком удобным, но как он и рассчитывал, спустя примерно четверть часа один из евнухов зашёл проведать вверенного ему подопечного. Зайдя, тот сперва остановился перед пустым бассейном, затем посеменил к парной и туда, где нетронутыми остались стоять сладости и напитки. Выйдя, евнух вновь остановился перед голубой водой. Его пухлое лицо выражало такое неподдельное недоумение, что если бы не необходимость хранить полную тишину, Усянь расхохотался бы первым! Его было отлично видно и… О, да! Это был один из самых рискованных моментов, ибо опешивший служитель стоял прямо перед Усянем, и стоило лишь ему поднять глаза!.. Но вместо этого он закрыл лицо руками и разразился плаксивыми причитаниями пополам с визгливым криком. Двери внизу тут же распахнулись, и в помещение ввалилась стража и еще двое евнухов. Каждый посчитал своим долгом застыть перед спокойными водами бассейна, потом взглянуть на горестно причитающего служителя, после чего все кинулись в сторону парной. Усянь соскользнул на пол, благословляя мягкую кожу сапог, приглушивших звук падения, и метнулся наружу, в оставленную распахнутой дверь! Вечерняя прохлада и полумрак были ему на руку. Он бежал со всех ног, оставляя позади крики тревоги и паники. Дорогу ему едва не заступила стража, но повысив голос до тонкого писка, он вскрикнул, махнув позади себя. — Ах, сбежал! Туда, скорее! — и бросился дальше. Не добегая до следующего павильона, он свернул в сторону зелёного марева, откуда легкий вечерний бриз доносил аромат роз. Где постройки там стража, сады же обещали быть менее охраняемыми! Он замешкался лишь в месте, где центральная аллея расходилась тремя равными лучами. — Ну и куда?! — запыхавшись, он согнулся почти пополам, упирая ладони в колени. — Прямо только зелень, о… — слева в просвете виднелся светлый камень, ровно тот, из которого была возведена наружная стена, которую он так ловко преодолел в свой первый визит. Глубоко вдохнув Вэй Усянь направил бег в сторону близкого спасения.