«Ты не мой настоящий отец». Маленькая девочка засмеялась над крысой, на которой была папина шляпа. «Папы оберегают тебя, когда тебе страшно». «И ты можешь рассчитывать на папу, он всегда рядом». «Папы — это время для игр, историй и смеха, а ты просто крыса, глупая крыса!» «Вот из чего сделаны настоящие папы!»
Вернувшись на колени Северуса, Роза заявила, надув губки: — Мой папа, — и положила ладошку на обтянутую черной тканью грудь Снейпа (продолжение фразы: «а ты болван» так и осталось невысказанным витать в воздухе). Выражение ее личика стало таким раздраженным, словно девочка обнаружила, что сидящие перед ней мужчины настолько глупы, что думают иначе. Рональд Уизли не мой папа. Мой настоящий папа — Северус, а вы — идиоты. Это заявление отчетливо читалось в хмуром взгляде, которым Роза «наградила» Кингсли и Грина с ним за компанию. Манеры малышки и ее хмурый взгляд — все это буквально было отражением… Северуса. Гермиона чуть не рассмеялась и прикрыла рот ладонью, пытаясь скрыть усмешку. Кингсли выгнул бровь и, повернувшись к Гермионе, спросил: — Мисс Грейнджер, ваша малышка меня только что оскорбила? — Видимо, да, — подтвердила та с легкой улыбкой. Грин улыбнулся девочке, и та робко улыбнулась ему в ответ. — Я думаю… Вам следует перефразировать свой вопрос, Министр, — взяв себя в руки, заговорил Северус. — Разумно, — усмехнулся мужчина. — Человек, который схватил тебя сегодня и попытался забрать… Был ли это Рональд Уизли, человек, который… ммм… был твоим папой? Роза снова нахмурилась при упоминании папы, который не был Северусом, но, подумав об этом всего мгновение, видимо, решила уступить странному дяде, который по ее мнению, оказался довольно туп. — Да, — ответила малышка и подкрепила свой ответ кивком. Девочка придвинулась ближе к Северусу, тем самым подчеркивая его отцовский статус. Северус нежно погладил дочь по волосам и поцеловал в макушку. Аврор и Министр обменялись с Северусом взглядами, а затем кивками. — Мы узнали все, что необходимо. Роза подтвердила, что именно Рональд Уизли пытался ее похитить. Учитывая обилие имеющихся у нас улик, мы можем предъявить ему еще одно обвинение в похищении и угрозе жизни. Северус на мгновение задумался, как будто боролся с самим собой, прежде чем тихо спросил: — Пожалуйста, можно вас на пару слов, Министр? — Конечно, — согласился Кингсли. Мужчины вышли в коридор и несколько мгновений разговаривали там приглушенными голосами, после чего Кингсли и Грин ушли. Северус остался в одиночестве на несколько минут, но вскоре вернулся мрачный Шеклболт и, что-то ему прошептав, аппарировал, оставив маленькую семью наконец в благословенном покое. Роза же теперь, оказавшись дома, не подавала никаких признаков стресса и уже увлеченно играла со Скорпиусом. Гостиная коттеджа была просторной и светлой, а большие открытые эркерные окна наполняли комнату солнечным теплом и впускали в помещение звуки и запахи сада. Жужжание пчел, летающих от растения к растению, пение птиц, сидящих на деревьях, и слабо доносящиеся звуки журчания близлежащего ручья. Должно быть, со стороны они четверо, окруженные перемещенными из Паучьего тупика коробками, выглядели пыльно и клаустрофобно. Стены и полы гостиной были голыми, а старые обои и ковры были сняты для ремонта. Северус с Гермионой просто постелили на пол несколько старых изношенных ковриков до тех пор, пока не решат, что делать дальше. Они планировали выкинуть их сразу же после того, как постелят новые полы, но, несмотря на все недостатки, даже сейчас аура самого дома, казалось, окутывала своих домочадцев комфортом. Этот дом не был разрушенным, пыльным и угнетающим, каким был Паучий тупик. Этот коттедж был удобным, домашним… Он был их. Казалось, что впервые в жизни все они обрели настоящий Дом. В то время как Паучий тупик служил для них просто приютом, этот коттедж принял их, забрал себе и был этим счастлив. Гермиона не знала, как долго наблюдала за играющими детьми, нежно положив ладонь на растущий живот, но почувствовала, как руки Северуса обвились вокруг ее талии. Он обхватил ладонями ее круглый живот, желая облегчить его тяжесть, и Гермиона тихонько застонала от облегчения, почувствовав, как отпустило нижнюю часть спины. К счастью, теперь, когда ее живот достаточно округлился, подобные объятия стали одним из любимых занятий Северуса, и ее часто ноющая спина была ему благодарна. — Я продал дом в Паучьем Тупике. Это были не те слова, которых ожидала Гермиона, так что она повернулась к жениху, выгнув бровь. — Когда? — поинтересовалась она, не сердито, но потрясенно. — Только что. Прошу прощения, что не обсудил это сначала с тобой, но… — Гермиона прервала его, прежде чем он смог совершить прыжок в кроличью нору. — Северус, Паучий тупик — это твой семейный дом. Мы там больше не живем, и я изначально не претендовала на него. Тебе не нужно было спрашивать моего разрешения на его продажу. Мне просто любопытно, как… и почему? — В конце концов, в деньгах они точно не нуждались. Притянув девушку ближе, Северус обнял ее и положил подбородок на ее голову. Гермиона в ответ обняла мужчину за талию, а он свободной рукой стал рассеянно поглаживать ее живот. — Тому маггловскому застройщику, который скупает дома на улице. После сегодняшнего я понял, что, хотя Паучий Тупик и привел ко мне тебя, Розу и даже Скорпиуса… Он все же принес мне гораздо больше ненависти и ужаса, чем я хочу помнить. После сегодняшних действий Уизли я понял, что больше никогда не захочу там находиться. Я больше никогда не хочу переступать порог его дверей, даже для того, чтобы его продать. Итак, я просто сходил к застройщику, принял первое предложение и сразу же передал им бумаги. Его снесут вместе с остальной улицей, и я этому рад… Я… Я подумал, что мы могли бы пожертвовать вырученные деньги женскому приюту, но решил сначала поговорить с тобой. Продажа дома была спонтанным решением, но любые финансовые операции такого масштаба мы должны обсуждать вместе. — Я думаю, что это прекрасная идея. Во время исповеди о деньгах и доме на его щеках заиграл румянец, и Гермиона прижалась ближе к нему. Ему не нужно было ничего объяснять, она уже знала о том, что периодически местный женский приют одевал и кормил маленького Северуса и его мать, когда его пьяный отец тратил все их деньги на алкоголь… Если бы не местный приют, то порой юный Северус обходился бы без чистого нижнего белья, носков и элементарной зубной пасты. Он расслабился, напряжение покинуло его тело. — Возможно, мы могли бы на часть денег Принцев создать аналогичный трастовый фонд для Хогвартса? Ни один студент не должен носить поношенную мантию и пользоваться чужой палочкой. Школьники довольно жестоки к тем, кто как-то выделяется. — Гермиона поняла, что Северус явно одобряет ее идею, потому что он притянул ее ближе к себе и поцеловал в макушку. — Есть еще кое-что, касающееся сегодняшнего дня, о чем мне нужно с тобой поговорить. Что-то серьезное, так что, может быть, подождем, пока дети лягут спать? Глядя в его глаза, Гермиона искала ответа, но, обнаружив поднятые окклюменционные щиты, просто кивнула. Северус не казался напряженным, поэтому она согласилась подождать.***
Гермиона была несколько встревожена. Не настолько, чтобы действительно волноваться, но достаточно для того, чтобы гормоны вызвали изжогу, которая к тому времени, когда они легли спать, сделала девушку раздражительной. Притянув невесту в свои объятия, Северус повернул ее к себе спиной, прижался лицом к изгибу ее шеи, а руками обхватил круглый живот. — Я не причинил ему вреда. Это было не то, что ожидала услышать Гермиона. Она была удивлена тем, что первым чувством, которое она испытала, было не разочарование, а облегчение. Хотя сейчас она бы не смогла с точностью ответить, было ли оно вызвано тем, что Северус не убил и не окажется в Азкабане, или это с облегчением выдохнула сломанная, детская часть ее психики, которая все еще не может избавиться от некоторой степени беспокойства о благополучии Рона? Даже после всего, что он сделал… — Я… заблокировал его, полагаю, это будет правильным термином. Кстати, тебе удалось отрезать Сектумсемпрой одно из его яичек, но с помощью «блокировки», которую я на него наложил… Он физически не сможет вступить в близость с несовершеннолетним или нежелающим его партнером. На самом деле, он даже не сможет подрочить, если подумает о ком-то в этом направлении… Гермиона знала, что нужно что-то сказать, но, слыша его осторожный тон, решила подождать и послушать, что еще он ей расскажет. Северусу все еще было трудно открываться, поэтому она позволяла ему делать это при любом удобном случае. В конце концов они доберутся до точки беспрекословного доверия, а пока она будет терпелива. — После того, что сделал мой… мой отец… Я всегда боялся, что стану таким же монстром, как он. Я смотрел в зеркало, ненавидел и отрицал себя, потому что боялся, что стану таким, каким был он. — Северус, ты не такой, как он. Да, ты суровый и сварливый, как медведь с больным зубом, но для тех из нас, кто тебя знает, кто тебя любит… Ты добрый, нежный и заботливый. Ты никогда не причинил бы нам вреда… Никогда. Ты никогда не прикоснешься к ребенку. — Я знаю, но все равно боялся. Я боялся, потому что… Северус надолго замолчал, и Гермиона понимала, что это молчание наполнено чем-то большим. Она ждала. — Я боялся… Потому что считается, что около восьмидесяти процентов людей, совершивших сексуальные преступления в отношении детей, когда-то сами были жертвами… Вот оно. Ее глаза закрылись, но Гермиона все равно прикрыла их ладонями, судорожно выдохнув. Она отказалась плакать из-за Рона, не после того, что он сделал с Розой… Но это не остановило ураган противоречивых эмоций, бушующий в ее животе. Эмоций, из-за которых ей хотелось одновременно, и плакать и блевать. — Кто? И каким образом? — Вырвавшиеся слова причинили ей боль. Боже, Гермиона так устала. — Его дядя, в честь которого он назван. Биллиус. Я хотел убить его, Гермиона. Я хотел разорвать его на части голыми руками за то, что он сделал… Но когда он смотрел на меня, на его лице застыл чертовски знакомый мне страх, что… Я просмотрел его мысли. Немного, но достаточно для того, чтобы убедиться в правильности своей догадки, и это было… После этого… Я просто… потерял любое желание причинять миру новую боль. Я наложил на него блокировку, словно надел на собаку намордник, а не убил. И не стал делать с его разумом ничего из того, что могло бы поставить под угрозу его воспоминания, используемые в качестве свидетельств, поэтому я попросил Кингсли самого проверить его. Он подтвердил мои догадки… Я… Я сказал ему, что хочу знать, что с ним это сделал не… не… — Северус казался таким же усталым и убитым горем, как и сама Гермиона. Он не закончил предложение, и Гермиона слышала стыд в его голосе. Он хотел знать, что это был не Артур. Человек, которому они доверяли так сильно, что позволяли оставаться с Розой наедине. Гермиона держала его руку в своей. Молчаливое послание: «все в порядке, я бы тоже хотела это знать». — Это его не оправдывает. Часть меня чувствует себя ужасно, говоря это, но я не могу простить его, Северус. Я не прощу. — Ты и не должна, и я тоже. И что с того, что восемьдесят процентов преступников сами были жертвами? Это означает, что только одна из тысячи жертв в какой-то момент становится преступником, и в какой-то момент он сам выбрал этот путь, Гермиона. Мне было больно так же, как и ему, но мысль о том, что он сделал, вызывает у меня отвращение. Я просто не смог собрать волю в кулак и сделать что-то большее, чем просто заблокировать его. Прости, я должен был причинить ему боль за то, что он сделал с твоей семьей. — Нет. — Гермиона покачала головой и повернулась к Северусу лицом. — Это ничего бы не исправило, Северус, ничего бы не изменило… Он схвачен. Все кончено. Я просто хочу оставить это все позади и двигаться дальше… с нашей жизнью… с нашей семьей. Запечатлев поцелуй на выпуклости ее живота, Северус позволил Гермионе нежно провести руками по его волосам, а сам уткнулся лицом в ее беременный живот. — Звучит замечательно.