Сепия

По стёклам забарабанили тяжёлые капли дождя. Риз привстал на цыпочки, вглядываясь в темноту за высоким окном. Стихия, будто насмехаясь, рассекла ночное полотно надвое вспышкой молнии. «Вовремя ушли» — мысль о так и не отсыревших патронах парадоксально греет душу. Да, в дождь предсказание сработало бы иначе, но до чего занятно выглядели лица налётчиков, стоило достать ружье! Может, раздобыть калибр покрупнее? Вроде пулемёта, из которого его сегодня чуть не пристрелили. «Какое упущение» — вздыхает про себя Риз. Оружие расплющило вместе с телом, а новое обойдётся в целое состояние. Странная материя фортуна. Зато он жив! Да и дело не стояло на месте — в стенах проклятой лечебницы наверняка найдутся ответы на все вопросы. Или часть их. …Хотя бы один? — Бездна побери это место, — цедит Риз, наблюдая за танцем кофе и сливок в чашке. Пить совершенно не хочется — в мозгу всплывают похороненные под слоями кошмаров образы: гравюры с корчащимися на кострах несчастными, стихи о спящих богах и страницы мелкого текста про неизбежное. Настольная книга отца, учебник предсказателя рока. Правда, тот предпочитал называть себя Апокалиптом. — Все одно, — хмыкает Риз, отставив чашку в сторону. Вновь громыхает, одновременно с этим в стену напротив что-то глухо бухается. Или показалось? Звук слился со стихийным рокотом воедино, а отголоски тревожных мыслей и вовсе заставили усомниться в его реальности. Горло сдавливает изнутри тисками, страх туманит разум. Пять, десять и даже пятнадцать противников отнюдь не проблема. Но сколько душ гнило в старой лечебнице? Пятьдесят? Сто? Не приведёт ли эта ниточка к верной гибели? «Нужен план…» — мельтешит где-то очень далеко, однако вернувшись в реальность, Риз нашёл себя положении крайне неподобающем. Широкие ладони легли на его запястья, мозолистые пальцы сжались, мягко схватывая. Ловушка. Капкан. — Чем могу помочь?.. — врывается первая пришедшая на ум фраза. Наверное, это происходит с кем-то другим. С тем самым легкомысленным мечтателем, который позволял себе фривольные мысли перед сном. Но от фантазий только разочарование и боль. То, что у них было на самом деле, во много раз дороже. — Чего притих? — шелестит у самого уха. — Боишься? — …Да, — улыбнулся Риз. Сегодня напарник как никогда блистал эрудицией. — Весьма проницательно. Горячее дыхание приятно согревало нежную кожу шеи и затылок. Вот бы укрыться этим теплом, как большим одеялом, да спрятаться от туманного будущего! — Боюсь за тебя, мой дорогой Тимоти. В тот же момент мир разворачивается на сто восемьдесят градусов: напарник стоит напротив — смотрит, как на последнего дурака. В разноцветных глазах застыли непонимание и тревога. — …Столько времени прошло, но я так и не сдержал обещание, — Риз покачал головой. — А ты помог мне безмерно. Прости. Тим в статую обратился — нахмурился, дышать перестал. Глаза как стёклышки. — Чем?.. — глухо похрипел тот. — Чудесными руками, конечно же! Риз взялся за обветренные ладони: костяшки сбиты в кровь, раны покрыла сухая корка. По опыту Риз знал, что совсем скоро от неё ничего не останется — но сколь силен порыв коснуться той губами! Постыдное, глупое чувство. — Ты платишь, я бью, — пожал плечами напарник. — А месть хороша, если выдержать. — …Когда она свершится, — слова приходится выталкивать из горла. — Что станется с тобой? На этот раз уже его ладони по какой-то странной причине заинтересовали Тимоти — Риз не думая сплёл пальцы в замок. Смуглые щеки тронуло румянцем, особенность, милая до безумия. Тесный телесный контакт отправил проницательность Тимоти в глубокую спячку. — …Ты поранил костяшки, — выдохнул Риз, беря широкую ладонь в свои руки. Дорого бы он отдал за то, чтобы просто держать её вот так, когда вдумается! Геенна огненная закалила плоть Тимоти: кромсай, руби, шпигуй свинцом — все нипочём. Однако сейчас, вглядываясь в знакомые черты, Риз заметил странный инородный выступ на щеке. Слишком уж неестественный, чтобы оставить без внимания. — Пуля, — выдохнул Риз, поглаживая большим пальцем вдоль скулы. Никогда раньше Тимоти не позволял подбираться к себе столь близко. В глубине чёрных зрачков пляшут отблески мистического огня — ещё чуть-чуть, и обожжёшься. Воздух густой, плотный — хоть ножом режь. Но вдруг Тимоти встряхивается, будто очнувшись ото сна, и резко отворачивается. Влажный звук скручивает внутренности липкой пружиной — Риза мало что способно напугать, кроме страданий тех, кто ему дорог. Паршивец хохочет — поворачивается, держа багровую пулю меж резцами. Улыбаясь любому хищнику на зависть. — Ничефо страфного, — бравирует Тимоти, сплёвывая пулю на пол с такой силой, будто во рту у него револьвер. Но тут в игру вступает злой рок и снаряд рикошетит: Риз слышит жалобный звон металла и хруст дерева, а секундой позже плечо и щёку обжигает болью. Наконец, в уютное тепло кухни врывается сквозняк — сквозь паутину трещин в оконном стекле. Вспыхивает молния, гремит гром, электрическая лампочка запинается в страхе и на короткий миг срабатывает оптическая иллюзия — расстояние между их лицами исчезает, а на губах отпечатывается призрачным касанием поцелуй. Но Риз не настолько безнадёжен. «Сквозняк» — приходит на ум обоснованный логикой ответ, только вот розоватый след на смуглой щеке заставляет в том усомниться. — Что ж, — на этот раз он кажется отделался парой царапин. — Могло быть и хуже. Сердце колотится как бешеное, спрятаться за легкомысленной ремаркой не выходит — взгляд напарника мечется между его щекой и плечом, как заведённый. Риз подносит ладонь к лицу, но тут руку его перехватывает другая рука — мозолистая, крепкая. — Крови много. Дай помогу. — Я не совсем… «Ох» — мысли стопорятся, цепляясь друг за друга. Лицо Тимоти настолько близко, что можно рассмотреть крошечные созвездия веснушек на коже — милые безмерно, вот бы пересчитать! Рана на щеке должно быть впрямь нехорошая: саднит и ноет, но ровно до того момента, пока её не опаляет раскалённый шелк. Звук, с которым губы коснулись щеки, не перепутать ни с чем. «Не сквозняк?..» — шестерни механизма где-то глубоко в голове медленно раскручиваются. Тем временем, Тимоти подаётся вперёд и вниз — припадает к его плечу. Ткань быстро становится влажной и горячей, а болевая пульсация проходит. — Прижигание… — выдыхает Риз. — Умно, да? — самодовольно улыбается напарник. — Больше нигде не задело? Рука сама тянется к губам, но как должно быть глупо он будет выглядеть, раскуси Тимоти столь мелкую ложь! Слова рассыпаются в бессвязные слоги на подступе к горлу. Он круглый дурак. Зачем разрушать их партнёрство неуместными чувствами? Подумаешь — год мучений! — Нет, — чуть слышно говорит Риз. Лишь сейчас он заметил, с какой неимоверной силой горело изнутри лицо. Окружающий мир затянула по краям молочно-белая пелена. — Что… Что с моими очками… «Стекла запотели?..» — кровь хлынула к лицу сызнова. Пара стекляшек в изящной оправе на самом деле были ничем иным как фикцией — с ними слова приобретали вес, а люди смотрели на него с уважением (так, по крайней мере, хотелось думать). Сейчас же он чувствовал себя беззащитным, обнажённым до самых костей! — Хм. Там тоже? — как ни в чем ни бывало бросает Тимоти. Слишком поздно он осознал, что именно происходит — губы ошпарило кипятком, сердце забилось часто и резко. Он в ловушке: зажатый между мощным, пышущим жаром телом и столом так, что не шевельнуться. Части его хочется обнять за плечи и плыть по течению. Эгоистичное, мелкое чувство, которое Риз старается подавить в зародыше — но тщетно. В солнечном сплетении взорвалось крошечное солнце, а испепеляющий жар на губах стал нежным теплом. — Т-Тимоти?.. — он боязливо коснулся губ кончиками пальцев. Влажно. Не показалось. — Что это значит? В ответ слышно лишь молчание, а поднимать взгляд слишком страшно. В воображении проносятся картины прошлого — поверженные в пух и прах гангстеры; восхищение и поддержка; маленькие радости, которые Тимоти охотно с ним разделял. …Как он мог быть таким слепцом? — Я… не лучшая кандидатура, — наконец решается Риз. Горло царапает грустный смешок. Правда всегда болезненна. — Слышал наверное, что говорят. Проклятая кровь. — Брешут, — выдыхает ему в лицо Тимоти. — …Думают, я безумец. — Пусть подавятся, — слова так и сочатся ядом, но взгляд у напарника мягок. Словно спугнуть боится. — Заставлю. Хочешь? — Каждого?.. — Риз водружает очки на переносицу, стекла сразу же покрывает испарина. На бедро ложится крепкая рука: Тимоти ведёт вверх, пытаясь впитать и запомнить каждый изгиб. Кажется что плотная ткань брюк и жилетки вот-вот вспыхнут под горячими пальцами. Риз замирает — вытягивается, словно вместо позвоночника у него стальной прут. Сердце гулко бьётся о ребра, так и норовя выскочить со следующим ударом. Соль щиплет глаза, глубоко внутри просыпается страх. «…Он лжец и проходимец! Ну же, сладкий. Давай начнём все сначала?» — Тимоти, я… — дыхание сбилось. Кое-как он убрал бесполезные очки в нагрудный карман. — Прости, но я не заслуживаю… «Ничего хорошего. Гнить тебе в глубокой Бездне веки вечные. Тебе, твоему отцу, и всем кого ты…» Сладкоголосая тирада разъедает сомнениями, подстёгивая страх: крошечной своею частью Риз осознает, что источник знакомого льстивого голоса — той самой женщины, обрёкшей Тимоти на муки — в медальоне. Взяв безделушку в руки, он отравил душу тёмным колдовством. Однако, сдаваться так просто он не намерен. Чего тогда будет стоить его слово? — Скромник. Из пекла вытащил да забыл, — тем временем довольно прорычало куда-то в шею. «Всего лишь случайность…» — желчно цедит призрачный глас. «Ах. Боишься?» — Риз позволяет себе маленькую вольность — кладёт руки поверх мощных плеч. Как часто он проделывал то же в своих мечтах? Потерять шанс из-за осколка заклинания?.. — «Прочь!» Высокий, исполненный злости крик обращается мышиным писком, а затем и вовсе пропадает. — …Слышал? — Тимоти ленно осматривается по сторонам. — Крыса. Губы сами собой растягиваются в улыбке: сейчас напарник — что сытый кот, почуявший добычу. Вновь Риз искушает удачу, запуская руку в мягкие рыжие волосы. Взгляд разноцветных глаз гипнотичен, утонуть в нем — проще простого. Ладонь очерчивает высокую скулу и щёку, рядом с которыми темнела полоса жёстких, коротких волосков. Бакенбарды Тимоти шли безмерно. — Хм. Ни разу не видел тебя в цирюльне, — задумчиво тянет Риз. Расстояние меж их лицами чудесным образом пропало. — Магия? — Много думаешь, — согревает кожу ответный смешок. Сердце колотится громко и часто — волнение захлёстывает, будто перед прыжком в неизвестность. — Ты уверен? — решается, наконец, Риз. Уверенность самого его — как пламя на ветру. Дрожит, грозясь вот-вот исчезнуть. В ответ Тимоти задерживает на нем долгий, томный взгляд, от которого вдоль спины прошибает морозцем. Зрачки на миг чудятся острыми змеиными щёлочками. — …Когда тебя услышал, — хрипит возле уха. — Подумал на архангела Михаила. Сладко, как в раю. — Но позволь, заклинание целиком состоит из согласных! — из горла вырывается судорожный вздох, когда вдоль шеи течёт оплавленный шёлк. — Мне нравится, — нехотя отстраняется Тимоти. — Нравишься ты. — Нравлюсь, — рука машинально тянется к переносице, но на этот раз спрятаться ему не за чем. Правда оглушила не хуже апперкота. — Т-ты тоже… я тебя… — он откашливается, закрывая ладонью пылающее лицо. — Ты чудесен. Тыльную сторону ладони обжигает поцелуй, заставляя распахнуть глаза. От жадного, голодного взгляда пересыхает во рту — Риз заворожённо наблюдает за тем, как одна рука ложится ему на бедро, а другая, тем временем, медленно расправляется с пуговицами жилетки. Воздух вокруг подрагивает, как в знойный день, а вместо слов из груди напарника вырывается низкий, злой рык. — Что-то не так?.. Слишком поздно Риз заметил роковую перемену. Мочку уха укололо разрядом тока; рывком Тимоти усадил его на столешницу — пуговицы рубашки янтарными каплями посыпались на пол. — Что ты… — он вскрикнул от неожиданной, тупой боли. Нежная кожа шеи пульсировала в такт бешённому сердцебиению. — Столько ждал, — низко ворчит рядом. Губы напарника влажны, щека и подбородок перепачканы алым. — …Эта ОДЕЖДА! Голову кружат вожделение и страх: Тимоти стягивает рубашку с такой силой, что ткань трещит по швам. За окном громыхает — едва не оглушающе, свет на секунду гаснет. В воцарившейся темноте Риз видит два ярко красных огонька. Исполненных чистой, первобытной яростью. «Он меня укусил» — кожа под пальцами саднит, но хуже этого разрастающийся в груди страх. Что если Тимоти и впрямь передумал? Решил, что он обманщик, и вот-вот пустит в ход свои кулаки! Электрическая лампочка светит вполсилы, запинается и мигает. Под ладонью хрустит разбитое стекло — из кармана порванной жилетки торчат нитки и согнутая под немыслимым углом оправа. Звук шагов отрезвляет. Риз зажимается, вцепившись руками в столешницу: будет защищаться — поломает пальцы. Только хуже сделает. — П-пожалуйста, не… Губы ошпаривает кипятком, руки — цепкие и жаркие, обвиваются языками пламени. Напор столь силен, что ещё чуть чуть, и у него затрещат кости — кажется что этим поцелуем Тимоти пытался поглотить целиком! Тот беззастенчиво мнёт его бедро, другой рукой вцепившись в лопатку почти до синяка. Поцелуй совсем не чета первому — злой, горячий, слишком много языка и зубов. Вспышка боли заставляет отстраниться — искусанная кожа губ пульсирует, отняв руку Риз видит розоватый след. Неужели он настолько разозлил напарника, что заслужил все это? — Я… — губа саднит, словно исколотая сотней иголок. — Ай-ай. В остекленевших глазах мелькает тень осознанности. Но Тимоти не отступает, смотрит — внимательно, изучающе. Как кот, загнавший в угол грызуна. — Боишься, — хрипит ему в лицо Тимоти. — Как смерти боишься. Риз сглатывает, не в силах сказать слово. Видал он, на что способны в гневе адские твари, но никогда не думал, что придётся испытать их ярость на себе так скоро. И убежать не выйдет. — Пожалуйста, одно… последнее одолжение, — он зажмуривается, заслышав нехорошее рычание. — Пусть это будет быстро. — …Быстро не получится, — говорит Тимоти прямо в ухо, от горячего прикосновения спина покрывается мурашками. Широкая ладонь стискивает бедро и ведёт выше. — Расслабься. — Т-Тимоти, я никогда… — «Не хотел тебя обидеть» так и остаётся невысказанным. Фраза обращается бессвязным стоном, когда горячая рука ложится на пах. Он окончательно запутался. — Оно понятно, — смеётся в шею напарник. — Весь дрожишь. Риз пожимает плечами: в окно бьётся холодный ветер, от которого не спастись никаким телесным теплом. На миг он встречается с Тимоти взглядом и вместо злости примечает весёлое коварство. Тот смотрит на его чресла, облизываясь. — П-подожди! — выпаливает Риз, беря чужое лицо в свои ладони. — Я не… что… к-как… — Хочешь по-другому? Механизм в глубине черепа окончательно заглох. И первыми в пустоте как назло появляются порочные, гонимые мысли. Те самые, от которых он порой не мог уснуть до самого рассвета. — Хочу… — он неуверенно поднёс дрожащие пальцы к губам. — Тебя. Внутри. Улыбка — плотоядная и жадная — вмиг расцвела на лице Тимоти, а в глубине зрачков загорелся инфернальный огонь. — Как пожелаешь.