Кнок-Кнок

       Неизменность. То, что Эи так возжелала, тянулась для Шестого подобно личной муке, мешая сидеть ровно, словно под ним был не стул, а острые иглы, впивающиеся в него. Даже после той стычки с Вторым в коридоре тот продолжал делать вид, словно его не существует. Не удосуживался даже взглянуть, как бы нагло не пялился на него Сказитель, никакого внимания. Какой же Иль Дотторе несносный паршивец, как же он бесит. С каждым новым днём становилось всё сложнее и сложнее держать себя в руках, чтобы не встать и не влепить тому по лицу, оглушающе вскрикивая «Ты, мерзкий учёнишка, когда же ты прекратишь игнорировать меня?». Но это как нарушает все возможные рамки приличия, так и подобно самоубийству. Насколько можно верить чужим словам, естественно. Однажды, спросив Тарталью, на которого, вот удивительно, Второй обращает раз в пятнадцать больше внимания, чем на него, какой Иль Дотторе в гневе, Шестой с заметным удивлением стал свидетелем длинного уродливого шрама на предплечье Аякса, который после коротко объяснил, что Док ВСЕГДА вооружён. И это даже были не клинки, как глупо предполагал Скарамучча, нет, по рассказу Тартальи это был обычный скальпель, который изначально и нанёс рану Тарталье, после уже сам Иль Дотторе начал рвать его плоть, явно в приступе бесконтрольного гнева. — Тебе бы его сторониться, — лениво, еле сдерживая зевок, протянул Тарталья. — А то и на твоей нежной чистой коже будет не менее жуткое ранение. И Скарамучча задумался над словами. Ах, нет, не над предупреждением, над тем, что Док носит в рукаве скальпель. Ещё одна крупица информации, которую так бережливо сохранил в тонкой тетрадке Шестой, задумчиво покусывая кончик перьевой ручки. Итак, что же он имеет на данный момент? Безумный учёный из Фонтейна тридцати лет, занимающийся в основном работой над старыми механизмами из Каэнри`ах и глазами порчи, с проблемами гнева, создающий гомункулов в своём подвале и плевать хотевший на установленные правила. Ничтожно мало, хотелось бы знать больше. Скарамучча сомневался, хотел ли он узнать это из чистого интереса или потому что хотел себя обезопасить, однако, он понял одну простую истину: Доктора реально стоит опасаться, потому что то, что было в лаборатории лишь одна миллионная от того, как ему реально могло бы перепасть. Чего уж скрывать, Иль Дотторе со стопроцентной вероятностью убил бы его, пустил на органы или на собственное изучение, да и учитывая его знания в науке, оживил и прикончил бы снова. Скарамучча гадко усмехнулся, откладывая ручку обратно на стол и закрывая тетрадь. О, он точно продолжит следить, это начинает казаться интересным. Особенно интересно то, что скрывает сам Дотторе, а Сказитель ни секунды не сомневался в том, что он что-то скрывает. Как желанно узнать то, чем можно будет компрометировать Дотторе, держать его в железной хватке, знать, что такой как ОН сделает всё, что ты ему прикажешь. услада для ушей и той жалкой душонки, что таится в груди Скарамуччи, но этот исход будет потом. Очень потом. А пока он заинтересованно кидает взгляд на красивый золотистый конверт-приглашение. Скарамучче его вручил один из его безымянных подчинённых со словами «От Иль Дотторе». Ему, конечно, было до мурашек интересно, что там, но он отвлёкся на диалог с Педролино, так что был вынужден в спешке кинуть письмо на стол и уйти на срочное совещание, на которое, вот удивление, Дотторе так и не явился. Были абсолютно все, кроме Второго, на что Царица лишь устало закатила глаза и переспросила Педролино, точно ли он его позвал, получив уже приевшееся «конечно, Ваше Величество». И так всегда. Но сейчас конверт вновь заполучил всё внимание Шестого, чьи пальцы обхватили бархатистую бумагу. Тут же Сказитель её рвёт, вытаскивая на свет Божий красивое, обрамлённое золотом письмо и внимательно пробегается по строкам. «Дорогие Предвестники! Спешу заверить вас, что Через три дня в моём особняке состоится бал-аукцион по случаю юбилея моей службы в такой чудесной организации, как Фатуи. (На этом моменте Скарамучча неприлично громко усмехнулся. Кому, как не Предвестникам знать, с каким стёбом написал это Второй.) На банкете будут присутствовать все выдающиеся личности, начиная от дипломатии и науки, заканчивая ремеслом и торговлей, поэтому, если вас интересуют новые связи — милости прошу. Бал состоится в 18 часов по местному времени. Перед входом прошу предъявить пригласительный, приложенный к письму. С Наилучшими пожеланиями, Господин Иль Дотторе.» Скарамучча воровато огляделся, словно делает что-то незаконное, после чего поднёс письмо к лицу и вдохнул аромат бумаги. Он и не сомневался, бумага пропитана парфюмом Дотторе. Откладывая бумагу, Предвестник вынул из конверта пригласительный билет, осмотрев и его. Ну да, время, место, пожелания и подпись. К слову, всё написано от руки, неужели Доктор сидел и выписывал каждому Предвестнику письма? Представив комичную ситуацию, где бледнеющий как бумага Крапп стоит возле Дотторе, который корпит над очередным письмом, умоляя его приступить к работе, ибо горят сроки, Скарамучча вновь неприлично громко усмехнулся. Ну и дела, он засмеёт Второго, если так и вправду было. Тут же в его дверь постучали коротко, ровно два раза. Тарталья, к гадалке не ходи. Этот мерзавец вечно ходит к нему, если случается что-то поистине весомое, чтобы всё обсудить или посмеяться. Он ходит и к Синьоре, однако, с ней спокойно ничего обсудить нельзя из-за её стервозного характера. Скарамучча ему, конечно, пытался донести, что его пристрастие к сплетням полная херня, но Тарталья, словно дуб, ничего не усваивает, лишь давит свою мерзкую лукавую ухмылку и безучастно кивает. — Входите. — процеживает Скарамучча и поворачивается в сторону двери, что тут же открылась, демонстрируя рыжего засранца с шилом в жопе, который размахивал точно таким же конвертом. — Что, пришёл вновь мне мозги выносить? — Да нет же, ты тоже его получил, или Дотт вновь проигнорировал твоё существование? — Тарталья усмехнулся до омерзительного лучисто, явно видя, как при этих словах сжались руки Скарамуччи. Шестой шумно выдохнул, кивая на письмо на столе, получив в ответ смешок Тартальи. — Я хочу вскрыть его при тебе, ок? И он, не дожидаясь ответа, также разрывает конверт, вынимая из него пригласительное и письмо, вчитываясь в строки. Нагло улыбается, сразу стало видно, что рыжий придумал несколько шуток на почве письма. Тот подходит к столу Сказителя, кладёт на него письмо и пригласительное, едко хихикая. — Надо же, старик нашёл в себе силы выползти из своей пыльной лабы и встретиться с живыми людьми. — Скарамучча закатывает глаза, после чего мельком кидает взгляд на письмо Тартальи и тут вздрагивает, хватая его со стола. — Ты чего, словно его впервые увидел? Скарамучча вчитывался в строки письма Аякса. В печатные строки. Каждая чёрная буква синхронная с другими, до мерзкого аккуратная и ровная, те же слова, только вот Скарамучча стал свидетелем подчерка Дотторе, а не печатных слов. Скосив взгляд на Тарталью, Сказитель поджал губы и поднёс к лицу его письмо, вдыхая аромат уже другой бумаги, игнорируя непонимающее «что ты делаешь?» от рыжего. Ну да, как и предполагалось, никакого аромата парфюма, это письмо ТОЧНО не писал Дотторе, а строчил уже Крапп. От чего-то внутри всё заледенело и Шестой судорожно выдохнул, кладя письмо обратно на стол. — У тебя типа такой фетиш? — Тарталья разразился звонким хохотом. — Нюхать бумагу? Скарамучча скорчил рыжему гневную мину и быстро поднялся, огибая Одиннадцатого по широкой дуге и чуть ли не бегом пустился к кабинету Синьоры. Коротко постучал, даже не надеясь застукать леди на месте, однако Розалина достаточно быстро открыла, немного удивлённо посмотрев на Скарамуччу. А он замялся. Странно рвано вдохнув, смял собственные пальцы и слишком нервно попросил принести её письмо, сказав, что хочет их сверить. Дама закатила глаза, но послушно скрылась за дверью, через пару секунд подав Сказителю своё письмо. Тоже печатное. Подержав то для прикрытия дрожащими пальцами ещё пару секунд, нервно кивнул, поблагодарил и тут же уверенно пошёл к самому Педролино, даже не прощаясь с Розалиной. До самого шестого лишь долетел щелчок закрывающейся двери. Он пару раз чуть не упал, так как тело постепенно слабело от шока и странного ужаса. Цепляясь костлявыми пальцами за стены, Сказитель кое-как дошёл до двери кабинета Педролино и постучал, но ответа так и не последовало. Всё ясно, его тут уже нет, ну и ладно. Он попросит завтра, как раз тогда и пройдёт первый шок. Нужно вернуться к себе. Лелея надежду, что Тарталья тут же ушёл из его кабинета, Скарамучча так же быстро, как и ушёл, вернулся, с ужасом видя, как Аякс восседает за его столом и сверяет его и своё письмо. — Тарталья, пошёл прочь, живо. — Голос сел от ужаса, но не потерял того гнева, который и должен был иметь. Одиннадцатый поднял лукавый взгляд небесных глаз и успел лишь коротко хихикнуть, откладывая письмо Скарамуччи. — Уже иду, мистер Любимчик-Дотторе. — Скарамучча покрылся багровыми пятнами от ненависти и гнева, указав на свою дверь. — Клянусь, если ты кому-то расскажешь, я… — Сказитель запинается, вновь слабо вздрагивая от накатившей волны ужаса. — Я — могила, Скара! — Хохоча, Тарталья кошкой выскочил за дверь, закрывая её за собой, пока сам Шестой упал на ещё тёплый стул, позволяя себе вновь задрожать. Письмо, написанное вручную. Это намёк, что ему скоро конец, да? Каким же он был глупцом, раз думал, что Иль Дотторе забудет то, что было и в лаборатории, и в коридоре. Он точно грохнет его на банкете, это даже гадать не надо. Ему конец, ему точно конец.