Spieluhr

      Неподвижно-суровое, точно высеченное из камня, лицо Тилля осталось бесстрастным. Лишь глаза словно налились грозовыми тучами. Он молча обвёл взглядом чердачную комнату: звезду на столе, среди бумаг и чертежей, разбросанные по полу пластинки, рюмки, разлитый шнапс, сдвинутый ковёр и двоих довольных, всклокоченных молодцов на полу возле кровати, с гитарой в руках. Рихард невольно подобрался, когда в него впились пронзающие холодом зрачки Тилля. — Пойдём, поговорим, — коротко бросил художник и скрылся на лестнице. Рихард переглянулся с Хайко, задержал на нём взгляд, и тот коротко, ободряюще кивнул ему. Уже в дверях Рихард обернулся, когда звонкий голос внезапно окликнул его: — Постой! — Да? — Он не такой, каким может казаться. Ты… Не пугайся его. Рихард удивлённо приподнял брови, а потом улыбнулся. — Я приду завтра. Не волнуйся ни о чем. Хайко поднялся и подошёл ближе. — Ладно. Только ты тогда… Называй меня Паулем, ладно? Так будет лучше. — А я никакого другого имени и не слышал. Очень приятно, Пауль! — церемонно-торжественно провозгласил Рихард. — Взаимно! — отвечая тем же сквозь улыбку, произнёс Пауль и прибавил, уже мягче и серьёзнее: — Рихард. Риш, значит. Могу я тебя так называть? — Можешь. А ещё Шолле. — Шолле? Смешное прозвище. — Меня так отец называл. С тех пор и повелось. Тилль ждал в студии. Когда Рихард спустился, он курил, молча расхаживая из угла в угол. — Что тебе нужно здесь? Рихард остановился, провожая его взглядом. — Ничего. Мы просто общались. Тилль подошёл почти вплотную и встал против Рихарда, нависая над ним и хмуря брови. — Ты утром сказал, что у тебя мало времени. И вот, уже девять, — язвительно проговорил он, с подозрением вглядываясь в глаза Круспе. Рихард коротко рассказал о том, что произошло, и как Пауль по неосторожности выдал себя. — Я отпустил водителя. Мне нужно было ехать на скучнейший обед, но, разумеется, это пустяки по сравнению с… В общем, я решил во всём разобраться, чтобы впредь не подвергнуть вас опасности. А если надо, то и помочь. — Твой водитель. Он видел его? — Нет! Там за калиткой не видно крыльца. — Я повторяю вопрос. Что тебе нужно? — Да ничего, говорю же! — вскричал в сердцах Рихард, отчаянно глядя Тиллю в глаза. Тилль холодно скривился, усмехаясь сквозь зубы и сделал затяжку, прежде, чем затушить сигарету. — Везде ищешь развлечений, да? Полковничий сынок. Сильный мира сего. Балованный малолетка. Игрушку себе нашёл? Ткнув окурок в пепельницу, Тилль вдруг начал надвигаться на Рихарда, вынуждая сделать несколько шагов назад. — Люди для вас игрушки, я знаю. Много повидал таких, как ты. Что, скучно стало среди штабного болота? Решил поиграть? А как наиграешься, можно и сломать. Верно я говорю? Тилль замолк, вдруг заметив, что Рихард побледнел, протестующе вскидывая лицо и не мигая уставив на него полные обиды и боли глаза. — Зачем ты так? Что я тебе сделал? За что ненавидишь? Зачем ты вообще взялся за портрет, если я настолько отвратителен тебе? Неужели ты не видишь? — начав почти шёпотом, он постепенно перешёл на крик. — Неужели ты не видишь? Что я не один из них?! В отчаянии, Рихард выкрикнул последнюю фразу во весь голос и отвернулся, чувствуя, что начинает дрожать подбородок. Не от угрожающего наступления Тилля, а от обиды и несправедливости. Испугавшись своей минутной слабости, он пришёл в ярость. Сжав кулаки, снова развернулся к Тиллю. — Я тебе не полковничий сынок, понял? И вообще, не смей касаться моих родителей. Ты знаешь, каково это? Быть одному? Потерять отца и… Остаться без друзей и… Видеть вокруг всех этих… — Он обвёл взглядом студию и стоявшие вокруг портреты и презрительно сузил глаза, — Всю эту сволочь! И не мочь ничего сделать? Не мочь говорить вслух! Ты сам-то… Придворный художник, ха! Да пошли вы все! Все!!! Он пришёл в какое-то исступленное, истерическое состояние, готовый выплеснуть всё, что накопилось. В следующую секунду, перед ним оказалось искажённое то ли безумием, то ли изумлением, лицо Тилля, который, схватив его за плечи, вдруг начал трясти. — Придворный художник, ты сказал? Да по какому праву ты, сопляк, вообще так со мной разговариваешь? Если хочешь знать, я… А ну, пошли! И, схватив его за локоть, Тилль рванулся с места, грубо утаскивая Рихарда следом. Повинуясь стальной хватке, тот чуть ли не бегом вбежал за Тиллем в какую-то тёмную каморку под лестницей. Выпустив его, Тилль ударил по выключателю. Помещение осветилось жёлтым электрическим светом. И Рихард обомлел. Вокруг него, громоздясь друг над другом, выглядывая одно из-за другого, стояли и висели полотна. В рамах и без, в человеческий рост и больше, они словно обступили его, отрезав от земного, реального мира и уводя в бесконечное пространство, полное всполохов цвета, в тёмные, извивающиеся причудливыми линиями, бездны. Это был мир, таинственный и грозный, невероятный и пугающий, чарующий, неистовый и неподвластный никакой будничной, обывательской материи. Здесь были чудовища и демоны, ангельские лики и создания, которых невозможно описать словами. Формы и явления, поднявшиеся из бездонного подсознания то ли безумца, то ли самого бесстрашного из гениев. Предметы и существа перетекали друг в друга, развоплощаясь и разрушая привычные рамки восприятия, бросая вызов геометрии, перспективе, пропорциям всего земного. Свет и тень, небесное сияние и бесконечная тьма. Иссиня-черные, багровые, изумрудные глубины перемежались с ослепительно-лимонными, белоснежными, кроваво-алыми, лучезарно голубыми потоками света, создавая оглушительную, ни с чем не сравнимую симфонию. Потрясённый, Рихард не знал, сколько времени разглядывал всё это. А когда снова повернулся к Тиллю, то увидел, что тот стоит, скрестив на груди руки и опустив голову. — Тилль! — только смог прошептать Рихард. — Ладно, пошли. Там чайник кипит, — буркнул художник и толкнул ногой узкую дверь.