Spieluhr

      Эсесовец вразвалку прошёл мимо Тилля в студию, с любопытством озираясь по сторонам. Рихард подумал, что, вероятно, такая походка появляется у них автоматически, стоит лишь надеть форму. Фон Штрайтенхофф картинно развел руками и подчеркнуто радостно оскалился, уставившись на подиум. — Ба! Круспе. Какая встреча. Всё становится интереснее с каждой минутой! — Что ты здесь делаешь, Жужу? — скучающе проговорил Рихард, искоса глянув на графа, — ты меня что, преследуешь? Фон Штрайтенхофф весело хохотнул. — Вот ещё! Нужен ты мне. Ну рассказывай. Где она? И он потер ладони, в предвкушении изучая лицо Рихарда. «Будто жирный слепень!» — подумал Рихард и непроницаемо спросил: — Кто? Георг иронично хмыкнул. — Будто ты не знаешь. Тилль, пройдя следом за ним в студию, остановился у своего мольберта. — Мне доподлинно известно, что фройляйн Шнайдер позапрошлой ночью прибыла в этот дом и больше его не покидала. Сделав паузу, он триумфально обвёл блестящим взглядом обоих молодых людей. В лице Тилля не дрогнул ни один мускул. — Ты забываешься, Штрайтенхофф, — холодно, раздельно произнёс Рихард, выпрямляясь в кресле. Эсесовец сделал вид, что вовсе не заметил его изменившейся интонации и, повернувшись, в упор глядел на художника. — Вопрос, собственно, больше к тебе, Линдеманн. Я давно подозревал, что в этом доме происходит немало интересного. Про тебя ведь в Берлине легенды ходят, знаешь? Так что, какие ещё тайны скрывает это фамильное гнездо? А? Расскажешь, может быть, старому знакомому? — С какой стати ты возомнил, Жужу, что Тилль обязан тебе отчётом, — снова немного расслабляясь, насмешливо проговорил Рихард. Тилль перебил, метнув в него колкий взгляд. — Я что-то не помню, чтобы мы переходили на ты, граф. Если мне не изменяет память, мы виделись раньше всего один раз, когда я писал портрет вашего отца. Так по какому праву вы тут мне устраиваете допрос? Рихард ещё никогда не видел Тилля таким: он стоял очень прямо, заложив руки за спину и подняв подбородок. Его лицо было непривычно строгим, оно едва заметно побледнело. Привычная печаль в больших глазах мешалась с холодным, едва уловимым презрением. Штрайтенхофф медленно приблизился к художнику и встал прямо перед ним. Смерив Тилля взглядом, он впился прищуренными глазами в его глаза, мастерски, вьедливо держа его взгляд. — Дело в том, Линдеманн, что это моя работа, знаешь ли. Допросы. И если я сочту нужным… Повисла пауза. Штрайтенхофф вдруг скривился и прыснул, словно не в силах сдержать смех. Немая сцена явно казалась ему чрезвычайно забавной. — Да бросьте! Парни, чего вы так напряглись, ради всего святого? Я всего-то хотел познакомиться поближе с дамой, которой вчера так любезно представил меня Круспе. Это что, запрещено? А может быть, — он театрально прищурился, подаваясь вперёд, — где-то здесь и впрямь скрывается какая-то тайна, м? Рихард вдруг вскочил на ноги. — Твоя наглость действительно смешна, Жужу! Думаю, ты просто ещё не проспался с позавчерашнего! Его голос едва заметно дрожал. Рихард поспешно закурил, сходя с подиума и делая хаотичный круг по комнате. Граф проследил за ним взглядом. — Я бы не спешил хамить мне, герр полковничий пасынок! Что если… Что, если я действительно до сих пор немного пьян? Но не от вина. Эта женщина… Никто и никогда не производил на меня такого сильного впечатления! Вот в чем дело. И я пришёл сюда, чтобы предложить конструктивное решение, господа. Тилль непонимающе поморщился, а Рихард изумлённо распахнул глаза, яростно стряхивая пепел с сигареты. Он быстрым шагом подошёл к графу. — Ты о чем? Штрайтенхофф скрестил на груди руки, с явным удовольствием наблюдая за Круспе. — Да так, знаешь ли… Кажется, пъедестал под твоим папашей, то есть, отчимом, покачнулся. В штабе сумбур. Головы уже летят, без разбора… Кто-то должен ответить за вчерашнюю ночь, за Берлин, сам понимаешь. Я мог бы… Поспособствовать, чтобы этим кем-то стал не твой отчим. Ну-ну, не спеши вставать в стойку, Круспе. Ты ходишь по тонкому льду. Мы оба знаем, почему тебе сходят с рук твои проделки. Но когда твоему полковнику придёт конец, за тебя уже никто не вступится, ты будешь… Хм. Прокаженным! — Штрайтенхофф широко улыбнулся, — а взамен я прошу лишь малость. Да и, мы оба знаем, что эти фройляйн, эти твои певички и модистки сменяют друг друга, как перчатки, не так ли? Ты просто не способен оценить этот бриллиант. Это факт. Рихард онемел от ярости, всего лишь на долю секунды, но Тиллю этого хватило. Чтобы, схватив графа за грудки железной хваткой, вытолкать, вынуждая пятиться и яростно протестовать, в прихожую, а затем, за дверь. Вернувшись в студию, Тилль присел на высокий табурет и начал нервно, дергано, не глядя на Рихарда, протирать кисти растворителем. Он громко сопел, его шея сзади стала багрово-красной. — Ты должен позвонить сослуживцу отца, — стараясь звучать увереннее, сказал Рихард, — а я позвоню генералу. Прости меня, — прибавил он, несмело глядя на художника. Тилль с силой швырнул кисть об пол. Метнувшись к Рихарду, стиснул пахнущей краской пятерней ворот его рубашки. — Не смей впредь меня защищать, понял? — зычно прорычал он, — оставь при себе свои замашки! И осёкся. Выпустил его ворот и быстро, сутулясь, отпрянул обратно к мольберту. Рихард подходил к гостевой комнате, когда увидел на лестнице Пауля. — Зайду на минуту? — приветливо, невозмутимо спросил парень. Рихард коротко кивнул. Присев рядом с ним на кровать, Пауль молчал несколько секунд. Затем, вскинув глаза на Рихарда, коснулся и легко сжал его плечо. — Помнишь, — вздохнув, заговорил Рихард, — такое чувство в детстве… Как когда лето заканчивается. И в школу скоро. Пауль улыбнулся, всё так же открыто глядя на него. — Помню. Знаю. Когда кажется, что там, за поворотом, ничего не видно. Сплошная серость и неразбериха. И всего несколько ясных, счастливых дней впереди. И ты думаешь, как бы растянуть их, чтобы успеть их по-настоящему распробовать. — Почему ты меня поцеловал? — ровно спросил Рихард, не поворачиваясь и глядя перед собой. Пауль убрал руку и пожал плечами. — Потому что захотел, — просто, не задумываясь ни на секунду, ответил он.