***
Володя только недавно проснулся, а уже успел побывать в душе, надеть глаженую форму и проверить почту. Он собирался оторваться от стула и отправиться на своё рабочее место, где с его появлением «начнёт крутиться то, что без него не крутилось», но был прерван настойчивым стуком в дверь. — Вика? Ты чего здесь? — неожиданной гостьей повара стала именно нервно оглядывающаяся по сторонам Кузнецова. В любой другой ситуации он бы пошутил насчёт мании преследования. Но понимал, что в сложившихся обстоятельствах опасения не напрасны. — Поговорить нужно. Впустишь? — совсем тихо произнесла девушка. — Да, конечно. Проходи, — Володя пошире распахнул дверь и отошёл в сторону, пропуская ученицу внутрь. Вика сделала несколько быстрых шагов и остановилась посреди комнаты, потом довольно резко развернулась лицом к Соколову и начала говорить. — В общем, такое дело... Вадим Уваров видел, что я тем утром выходила из твоей комнаты. — В её глазах бушевало настолько живое беспокойство, что нервозность невольно передалась и мужчине. Но он всё равно не понимал, к чему вела Кузнецова. — Он хочет об этом сообщить кому-то или что? Ты очень взволнована. — Володя видел, как тяжело ей было справляться с эмоциями внутри: девушка с трудом удерживала себя на ногах. — Подожди, ты не знаешь? — удивилась она. — Чего не знаю? — Уваров — один из сотрудников Ingrid! — Это заявление буквально выбило почву у него из-под ног, однако на лице отразилось лишь замешательство. Соколов вспомнил, как физрук крутился вокруг Маши, и её поимка сотрудниками психбольницы раскрылась для Володи с новой стороны. — Ты... Ты уверена в этом? — вопрос был лишним, но он вырвался сам собой. — На 100 процентов. Причём должность у него серьёзная. Он главнее Морозова. — Вика ощутила вдруг неожиданное удовольствие от того, что она владеет сведениями, недоступными повару под прикрытием. — Чего улыбаешься? Преувеличенная Кузнецовой важность Морозова позабавила Володю, который хорошо знал, что Пётр — лишь обнаглевшая марионетка в чьих-то очень крепких руках. Теперь ему стало хотя бы понятно, кто дёргает за ниточки. — Морозов в этой игре точно не одна из сильных фигур, так что... — Ладно. Но суть не в этом. Я сомневаюсь, что он что-то начал подозревать, но теперь тебе точно нужно быть аккуратнее. И... — ...лучше будет, если ты перестанешь сюда приходить, — прервал её Соколов. — Чего? — Вика забыла, о чём говорила, что хотела сказать. Она молча уставилась на повара, как громом поражённая. — Прости, если это прозвучало грубо, но ты же понимаешь, что, если он ещё раз заметит что-то подобное, списать это на случайность не получится? — Я поняла. Хорошо, — Кузнецова прикрыла глаза, сделала глубокий вдох и свела брови к переносице, пытаясь поудачнее сформулировать мысль, вертевшуюся на языке. — Но как быть, если мне... если мне понадобится твоя помощь? Или тебе — моя? — О чём ты? — Я просто подумала, что... Ну, гораздо результативнее будет, если мы сможем объединить наши усилия. То есть будем работать вместе. Ну, в одной команде, я имею в виду. — Вик, стоп. Стоп. Ты понятия не имеешь, во что вы на самом деле ввязались. — Соколов не был впечатлён затеей старшеклассницы. Об этом говорили его помрачневшее лицо и ладони, эмоционально раскрывшиеся в останавливающем жесте. — Правда, что ли? Мы заражены смертельным вирусом, и, уж поверь, степень серьёзности дела уловили. — На это Володя отреагировал слегка приподнятой бровью. — Напомни мне условие, при котором вы исправно получаете антидот, — попросил он. — Никуда не лезть, — недовольно сморщившись, пробубнила Кузнецова. — Понимаешь, к чему клоню? Вик, ты же можешь реально оценить ситуацию. Из вашей компании полезной можешь оказаться только ты; в моей команде уже есть люди, которые пробираются в подземелье, собирают и анализируют информацию. — Хорошо. Тогда позволь мне помочь вам. Пожалуйста. — В этот момент девушка смахивала на маленького ребёнка, уговаривающего родителя взять его на ответственную работу. Но, на самом деле, это был единственный шанс выпутаться из затянувшейся фантастической истории, на который она очень рассчитывала. — Это плохая идея. Малейшее подозрение со стороны Уварова — и вы все погибните. Понимаешь ты это или нет? — Володя не любил препирательства, но всё же не оставлял попыток отговорить школьницу, медленно проговаривая слова, усиливая тем эффект сказанного. Девочка, конечно, была талантлива и способна, но ей и так неслабо досталось. Он не хотел подвергать её ещё большей опасности. Просто не имел права. — Я-то понимаю это лучше многих. Но сейчас... просто бессмысленно сидеть на месте и ничего не делать. Время, когда можно было сделать шаг назад, упущено. Теперь только вперёд. Я в любом случае буду копаться в этом деле. Вопрос только, с вашей помощью или без неё. — Вика, стремящаяся донести до мужчины собственную позицию, использовала его же приём и делала многозначительные паузы между фразами. — Я подумаю, — он сокрушённо покачал головой. — Когда приму решение — отправлю смс. Не забудь потом удалить. Кузнецова просияла от зародившейся надежды и подарила Соколову взгляд, полный благодарности. — И да, я выполнил твою просьбу, — сказал Володя и открыл створку стоящего поблизости шкафа и достал из его недр какой-то плотный пакет. — Какую? — девушка не сразу поняла, о чём он, так как в связи с новыми трудностями совсем забыла об их недавнем разговоре. — Помнится мне, кто-то хотел развивать свои навыки... Соколов с улыбкой наблюдал за тем, как ученица достала из пакета коробку с сизалевой мишенью и вольфрамовыми дротиками и как её глаза загорелись нескрываемым интересом. — Боже, это же... Я смотрела в интернете, это очень дорогой набор! Я думала, ты купишь что-то попроще. Тысяч на десять попроще... — такого размаха от повара Вика не ожидала и мысленно стала подсчитывать, сколько денег она теперь ему должна. — Я за качество в любых вопросах. Только обещай, что ты будешь максимально аккуратно обращаться с дротиками. — Я обещаю. Огромное спасибо, Володя! Буду ждать новостей от тебя.***
Вика, после того, как поговорила с Володей, смогла со спокойной совестью вернуться в свою комнату, где ей предстоял ещё один непростой разговор. Там сидела Даша, у которой после вчерашнего осталось ещё много вопросов. — А где Лиза? — поинтересовалась вошедшая. — В душе, наверное, — ответила Старкова. — Ясно. — Надо отдать Уварову должное, выглядишь ты гораздо лучше, — Вика могла поклясться, что разглядела в глазах подруги плохо скрываемую тоску. — Даш, не смотри на меня так, я понимаю, что вчера я вела себя... странно. И глупо. Немного. Но... — До меня никак не доходит, что ты в нём разглядела? — внезапно выдала девушка, чем поставила Кузнецову в тупик. — Не поняла. — Я ведь знаю тебя, Вик. Если тебя кто-то и заинтересовывал, то только парни, которых нужно спасать. Что Макс, что Олег. Лично я считаю, что это разрушительный для тебя сценарий, однако моё мнение тут не играет вообще никакой роли. Только вот Уваров — это не Макс, чьё хамство и грубость можно списать на временное явление; это взрослый мужчина, который работает на людей, совершающих преступления против человечества, который повинен в смерти многих. — Мы не знаем, убивал ли он... — зачем-то сказала Вика. — Может, лично и не убивал, в чём я сильно сомневаюсь, но поручения точно отдавал. То, что у вас там происходит, не закончится ничем хорошим. — Когда я говорила вам «это не закончится ничем хорошим», мои слова были проигнорированы. Теперь мы имеем то, что имеем, и мне в каком-то смысле уже всё равно... — увидев Дашино недоумение, она поспешила объясниться. — Я имею в виду, что смирилась. Приняла, что пресловутое «всё будет хорошо» — это не про нас. И я впервые в жизни могу с облегчением сказать, что больше не контролирую ситуацию. Старкова посмотрела на стоящую в дверях девушку как в первый раз и поняла, что пропустила тот переломный момент, который изменил ту Вику Кузнецову, знакомую ей с детства. Сейчас Даша не могла разобраться в мотивах поступков подруги, и это её сильно расстраивало. — С каких пор ты ведёшь себя как-то не так? Как-то неправильно. — Есть такой закон: если что-нибудь делать неправильно довольно долго, то оно постепенно становится правильным, — туманно ответила Вика, отведя глаза в сторону оконного проёма. — Поступай, как знаешь... Но учти, я никогда не смогу этого понять. — В комнате воцарилась та тишина, от которой чувствуешь физический дискомфорт. Обеим девушкам стало ясно, что эта тема закрыта, говорить тут больше не о чем, они друг друга услышали. Но у Старковой в запасе держался ещё один важный вопрос, который она уже несколько дней хотела обсудить. — Я давно хотела поговорить с тобой на одну тему, но всё момент не подворачивался... — Я слушаю. — По поводу предателя. Что ты думаешь делать? Нельзя же всё так оставить и позволить ему дальше выставлять нас идиотами. — У меня пока нет плана, — честно призналась Вика, усаживаясь на кровать. — Но он будет. А пока придётся побыть, как ты выразилась, идиотами. Всё равно расследование временно на паузе. — Ты рассказала об этом мне. Значит, ты уверена, что предатель — не я. Почему? — Потому что я тоже тебя знаю. Знаю лучше, чем кого-либо, — она замолкла на несколько секунд, раздумывая над последующими словами. — И понимаю, что ты бы ни за что не пошла на такое. Я верила тебе раньше и верю сейчас. Именно поэтому и рассказываю про Уварова. Потому что ты не осудишь, несмотря на то, что не понимаешь и не одобряешь происходящее. И так было всегда. — Однажды я уже предавала вас, — произнести эти слова, глядя Вике в глаза, Старковой не удалось, и она пристально принялась рассматривать маникюр. — Сжечь несколько компрометирующих бумажек и быть на побегушках у Морозова — абсолютно разные вещи. Даже не сравнивай, — отмахнулась Кузнецова. — Спасибо тебе, Вик, — девушка не могла сдержать скопившихся слёз. Шмыгнув носом, она пересела на кровать к Вике и крепко-крепко обняла её. И пятнадцати минут не прошло, как дружеская идиллия была прервана звуком нового полученного сообщения. Вика взяла в руки телефон и стала вчитываться в текст. С каждым словом леденящий холод расползался по её телу всё дальше. «Светлана Старкова скончалась в реанимации».***
Даша сидела, склонившись над листком бумаги, и смахивала слёзы с покрасневших щёк. — Это Никита нарисовал? — спросила Вика, расположившаяся рядом. — Когда только успел? — Да, он... подходил ко мне поговорить по душам на следующий день после нашего визита в больницу. Она сидела в библиотеке, пялясь в монитор компьютера и раз за разом пролистывала новостные заметки журналистов-ньюсмейкеров, связанные с госпитализацией мамы. Заголовки, один краше другого, старые фото Старковой-старшей и снимки удачливых папарацци, дежуривших у больницы, — всё это мелькало перед глазами. Никита тихонько пошёл и пристроился у неё за спиной. Краем глаза заметив название статьи на экране, он поспешил оповестить её о своём присутствии. — Я не умею говорить красивых слов поддержки. Даша слегка вздрогнула от неожиданности и облегченно выдохнула, когда узнала в говорящем Ольшанского. — Это и не нужно. Их я уже слышала в нескольких интерпретациях. Так что можешь просто составить мне компанию. Посидим, помолчим. — Никита улыбнулся и накрыл Дашино плечо ладонью в знак поддержки. — Знаешь, а у меня появилась идея. Молодой человек отошёл к тому краю стола, где стоял принтер, взял оттуда чистый лист бумаги и прихватил забытые кем-то графитовый карандаш с ластиком, а уже после этого вернулся обратно, отодвинул стоящий рядом с Дашиным стул и уселся на него. — Что это? Зачем? — озвученные вопросы были сопровождены потерянно-недоумённым выражением лица Старковой. — Я никогда не видел твою маму, но хочу подарить тебе её портрет. Опиши мне её. — Для чего? Она известная актриса. Вбей запрос в поисковик, — она указала кивком головы на компьютер, — и ты увидишь множество её фотографий с самых разных фотосессий. — Нет, так не пойдёт. Я хочу изобразить её такой, какой видишь её именно ты. — Интересная мысль, — усмехнулась Старкова, откинувшись на спинку стула. — Ну, ладно. С чего мне начать? Я не умею составлять словесные портреты. — «Не умею» и «не пробовала» — разные понятия. Давай начнём с формы лица. Какая геометрическая фигура подойдёт больше всего? — Наверное, овал. — Она ненадолго замерла, размышляя. — Да, точно. — Отлично. А подбородок какой: острый, круглый? Даша долго думала, как лучше описать, какие слова подобрать, после чего ей пришло в голову внести поправки в замысел Никиты в виде собственного вмешательства в процесс. — Проще будет, если я покажу, — девушка вытянула раскрытую ладонь в немой просьбе. — Можно? — Да, конечно, — кивнул Ольшанский и передал ей карандаш. Девушка аккуратно выводила серые линии на листе, придирчиво оглядывая получившийся контур. — Вот, как-то так, — сказала она, отложив рабочий инструмент в сторону. — Что дальше? — Сейчас я разделю набросок на пропорциональные части и... — Никита поджал губы. Даша замечала, что он всегда так делает, когда погружается в творческий процесс. — Так. Теперь можно переходить к глазам. — О, они у неё очень красивые! Мама всегда, когда красится, уделяет им особое внимание. Цвет — смесь зелёного с голубым, по размеру — чуть меньше моих. И длинные ресницы. Составив вымышленный образ, основываясь на сказанном девушкой, молодой человек принялся переносить всё из своего воображения на бумагу, следя за чёткостью форм. Время от времени Старкова переводила взгляд с работы на самого художника и наблюдала за сменой его эмоций. — Брови? — спросил он, когда пришла очередь следующего этапа. — Можно я сама нарисую? Никита просто протянул ей карандаш, оставив вопрос без ответа. Даша благодарно кивнула и принялась проводить немного кривоватые чёрточки, периодически корректируя форму ластиком. — Теперь нос, — обозначил новую задачу парень. — Нос? Ну, тут никаких особенностей: вытянутый, ровный, прямой, — пожала плечами девушка. Так продолжалось ещё минут тридцать, следующими в ход пошли губы, прическа и мелкие особые черты лица. От раза к разу Никита передавал карандаш ученице и позволял ей внести собственные правки в работу, придававшие образу схожесть с актрисой. — Ну вот и всё. Это, конечно, не высокохудожественный портрет, но... — Но это прекрасно, — закончила за него Старкова. Даша неотрывно смотрела на рисунок. Аккуратно выведенные карандашные линии имели лишь отдаленное сходство с чертами лица киноактрисы. На экране Светлана Дмитриевна была абсолютно другой. Но тот образ на листе бумаги — не обладательница известной фамилии, актёрского таланта и баснословных гонораров, а мама, которая навсегда останется в сердце и памяти дочери. — Это лучше любых слов. Спасибо тебе. — Я всегда так бесилась, когда она называла меня «Ди». А сейчас всё бы отдала, лишь бы ещё раз услышать её голос, — прошептала Даша. — Да, я помню выражение твоего лица в ответ на это «Ди», — усмехнулась Кузнецова. Даша криво улыбнулась, воспроизводя в памяти те редкие моменты, когда они с Викой собирались на летних каникулах и проводили время в компании Светланы Дмитриевны. — А вот тебе всегда было всё равно на коверкание имени. Ты для неё была Тори. — Ага, Тори. Помню. Потому что Вик-ТОРИ-я. Неплохо звучит, кстати, — подмигнула Вика и тут же залилась смехом. — Да это же ужас, Вик!