«Если вас сломать, вы продолжите существовать в том же виде?»
Вика стремительно продвигалась по школьным коридорам. Не бежала, нет, — ей только недавно сделали операцию — но потребность в разговоре заставляла её быстрее перебирать ногами. Девушку всю трясло от волнения, она стиснув зубы терпела пульсирующую боль в животе на месте нового шрама. Полина или Тамара могли бы вколоть ей обезболивающее, Вике стоило только сказать. Но она промолчала, не желая лишний раз подвергать организм воздействию лекарственных препаратов ненавистной фармацевтической компании. — Опа, какие люди! — воскликнул Макс, когда обернулся на шум и увидел подругу на пороге. Он не обратил внимания, какое разочарование томилось в глубине её зрачков. — Давно не виделись. Где пропадала? Нам Дашка… — Значит, это ты, Максим? — нетерпеливо перебила парня Кузнецова. Это прозвучало, как претензия, и Морозов нахмурился. — Не понял. — Ты сливаешь информацию своему отцу? — выпалила она. Максим оторопел. Он во все глаза уставился на девушку, не в силах понять, как ей в голову могло прийти такое. Чтобы он помогал этому моральному уроду? Да что за ересь?! — Кузнецова, ты головой где-то ударилась? — Макс, меня чуть не убили из-за тебя! — Вика скинула с себя джинсовку и открыла парню обзор на майку, которую теперь смело можно было выбрасывать на помойку: уродливое темно-бордовое пятно навсегда въелось в волокна ткани. Девушка потянула край майки вверх, демонстрируя воспаленный шрам. — Видишь? Зачем ты сказал Морозову, что у меня с Вадимом что-то есть?! — Я не говорил ничего! — по инерции начал отрицать он, и сразу же после этого его прошибло воспоминанием, а затем осознанием. — Чёрт… Слушай, это случайно вышло. Вырвалось, понимаешь? Да и твоего имени я не называл. Я не хотел, чтобы… Стоп. Я что-то не догоняю, с каких пор за это убивают? — Ты ничего не понимаешь… — Вике стало ясно, что Макс не собирался намеренно сдавать её, но это не отменяло того факта, что он по-крупному облажался. Девушка решила, что скрыть ничего уже не получится, поэтому раскрыла карты. — Вадим работает на Ingrid, Макс! Надо было видеть лицо Морозова-младшего в этот момент: наверное, он никогда не испытывал такого спектра эмоций за секунду. — И у него теперь большие проблемы. И у меня тоже. Всё из-за тебя и отца твоего. В этот момент терпение Максима лопнуло. С какой стати он должен терпеть эти наезды? — Да что ты?! А в том, что ты с убийцей спишь, тоже я виноват? Да ты же просто двуличная стерва. Но, надо заметить, весьма предприимчивая. Вовремя переметнулась. — Что ты несёшь? — девушка покраснела и растеряла дар речи от возмущения. — Я не на их стороне. — Правда? — усмехнулся Макс. — Это как? Встречаешься с ним, противясь тому, чем он занимается? Вика знала, что такое будет сложно объяснить. И, скорее всего, её мало кто правильно поймёт. Но сейчас она чувствовала, что обязана подобрать хоть какие-то слова. — Мы часто спорим друг с другом. Иногда он мне угрожает, шантажирует, но… — Ты мазохистка? — Морозов слушал её, не веря в то, что разговаривает с той самой Кузнецовой, которую знал много лет. — Я… Нет. — Надежда быть услышанной испарилась, словно её и не было. — Слушай, я не собиралась перед тобой оправдываться. — И не надо. С тобой и так всё ясно. — Пусть так, — согласилась Вика. — Но это моё личное дело. Могу поклясться, что я не предавала вас. А вот ты… — А что я? — Максим был так зол на подругу, что каждое её слово воспринимал в штыки. — Из-за тебя я оказалась в подземелье. Чтобы надавить на Вадима, они пустили мне пулю в живот. Два дня я провела там. Мне было безумно страшно, Макс. Эти люди очень жестокие. — Твой Уваров такой же, — презрительно прошипел парень. — Сейчас речь не о нём. Ты растрепал отцу то, что не должен был. Потому что всегда сначала говоришь, а потом думаешь. Когда-нибудь это сыграет с тобой злую шутку, — Кузнецова уже развернулась, чтобы поскорее сбежать из этой комнаты, но почему-то затормозила. Она ещё раз взглянула на Максима. — Вот мне даже интересно, как бы ты чувствовал себя, если бы меня всё же застрелили? Хотя знаешь, лучше молчи. А то опять какую-то гадость скажешь по типу "сама виновата, заслужила". Я с себя ответственности не снимаю, но хочу, чтоб ты знал: я тебе этого не прощу. Вика прокручивала в голове разговор трёхдневной давности и думала о том, что, возможно, зря всё это сказала. Злость на Максима, конечно, никуда не делась, но ведь и она сама хороша: набросилась, как фурия, вывалила на него ошеломляющие новости, накричала, сказала, что не простит. Правда ли это? Да вряд ли. Вика всегда прощала. И очень сомнительно, что в этот раз что-то по-другому будет. Да, Макс ошибся. Но он ведь не собирался вредить: парень и не подозревал, насколько сильно подставляет и её, и Вадима. Если рассматривать ситуацию в целом: кто виноват больше? «Наверное, я», — подумала Кузнецова. И чем дальше заходил внутренний диалог девушки с собой, тем крепче стягивали её нутро невидимые цепи вины. Пока Вика путалась в собственных мыслях, к двери её комнаты приблизилась Вера Назарова, которая спустя несколько дней наконец решила заглянуть к своей ученице, ведь та уже дважды не появлялась на её занятиях. От коллег Вера узнала, что девочка приболела, и Тамара прописала ей постельный режим. Назарова несколько раз стукнула костяшкой указательного пальца по лакированный поверхности, после чего слегка приоткрыла дверь: — Здравствуй, Вика. Могу войти? — Вера Дмитриевна? Да, конечно, проходите. Кузнецова дернулась, поспешив сменить положение, чтобы освободить место на кровати для преподавательницы, и поморщилась от боли вызванной резким движением. — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно поинтересовалась женщина. — Ты не появляешься на занятиях уже несколько дней. На тебя не похоже. — Вера Дмитриевна, — Вика посчитала, что нет смысла утаивать такие вещи от агентов под прикрытием, и задумала сказать правду. — Можешь звать меня просто по имени. Как и Володю. — Хорошо. Дело в том, что я не болею. На самом деле… — девушка поджала губы и приподняла майку. — Вот. Если б можно было, она бы по-детски зажмурилась от беспокойства из-за возможной реакции исторички. Зрачки Назаровой расширились от шока и вполне объяснимого страха. — О Господи! Это откуда? — В меня стреляли внизу, — внутренне дрожа от волнения, начала объяснять Вика. Она решила сконцентрировать свой рассказ на деталях, интересных именно Вере с Володей, глупо надеясь на то, что женщина не сильно будет вдаваться в подробности самого происшествия. — Там есть лифт, и он ведёт на другой этаж. Ещё ниже у них оборудована лаборатория. Я оказалась в какой-то небольшой комнате. Видимо, меня перенесли туда ночью, пока я спала… — Подожди-подожди… — прервала её бормотание Назарова. — Вик, о чем ты говоришь? Зачем им тебя спускать вниз, да ещё и стрелять? Кузнецова запнулась от растерянности и закусила щеку изнутри. Её взгляд выражал полнейшую беспомощность. — Я… Я не знаю. — Вика… — Вера по-доброму усмехнулась и покачала головой. Женщина видела все мысленные метания ученицы буквально на лице той. И она решила помочь старшекласснице сделать выбор. Точнее, выбрала сама. Вера Дмитриевна коснулась тыльной стороны ладони Вики. Этот жест можно было бы расценить, как молчаливый знак поддержки со стороны старшего товарища, но у Назаровой была другая цель. Сознание Веры прошибло вспышкой воспоминаний Вики. Женщина опустила глаза в пол, сконцентрировавшись на мелькающих картинках. Она остановилась на самом ярком моменте, который в недавнем времени вызвал у девушки сильные эмоции. Вера, всмотревшись в лица людей, окружавших Кузнецову, внутренне ужаснулась. Вадим Уваров, Пётр Морозов, Владлен Колчин и ещё какой-то посторонний мужчина, которого Назарова никогда раньше не видела. В беззвучном разговоре женщина попыталась разобрать эмоции участников сцены. Уваров был зол, Морозов необычайно доволен, а Колчин сердит и сосредоточен. Вика в этой компании была абсолютно чужеродным элементом, она стояла неестественно бледная, испуганная и опустошенная. В какой-то момент в поле зрения Назаровой оказался пистолет, пуля из которого полетела прямо в Кузнецову. Ощутив внезапный приступ дурноты, Вера Дмитриевна прервала тактильный контакт и отшатнулась от ученицы. В глазах женщины плескался ничем не прикрытый шок. Вику всё это не на шутку напрягло, и она спросила: — Что вы на меня так смотрите? Вера сглотнула подступивший к горлу ком и подготовилась к разъяснениям. Изначально Назарова не собиралась посвящать школьницу в детали и рассказывать о том, что она умеет вскрывать память людей, словно домушник с набором отмычек. Но ситуация оказалась более чем серьёзной и потребовала корректировки планов. — Дело в том, что я могу видеть картинки из жизни человека, моменты, когда он испытывал какие-то сильные негативные эмоции. Для этого мне достаточно лишь коснуться… Кузнецова почти не удивилась. Она, черт возьми, жила среди гребаных сверхлюдей. Более того, в ней самой заложен какой-то подобный потенциал. Если завтра к девушке наведается Анна Михайловна и скажет, что может воскрешать мёртвых, школьница и бровью не поведёт. — И что же вы увидели? — чересчур спокойно поинтересовалась Вика. — Тебя, Вадима, Колчина… — перечислила Вера. — Обалденная компания, не находите? — Вика, как же так? Кузнецова взглянула прямо в глаза собеседнице и внезапно ощутила всю тяжесть собственной жизни на своих плечах. Стало невыносимо душно и паршиво. Как же хотелось жить просто. Спокойно, счастливо и в гармонии. Почему это невозможно? — Вера Дмитриевна, я не могу так больше. Я больше так не могу! — срывающимся голосом залепетала девушка. — Тише-тише, успокойся, — Назарова села чуть ближе к ученице и крепко сжала её ладонь, предварительно накинув на кожу покрывало, дабы не случилось непредвиденного сеанса ясновидения. — Я виновата перед вами, — почти беззвучно продолжила Кузнецова. — Простите, что не рассказывала. — Я готова выслушать тебя сейчас. — Хорошо. И Вика выложила ей все то, о чем так долго была вынуждена молчать: о том, как чуть не замёрзла в холодильной камере, как ходила к Вадиму на «реабилитационные» процедуры, как физрук не прекращал помогать ей, как у неё возник интерес к этому мужчине, и прочее, прочее, прочее. — Я ушам своим не верю. Этого просто быть не может! Вик, ты же неглупая девушка, как ты могла вообще попасть в такую ситуацию?! Назарова ожидала многого, но точно не такого. История длиной в несколько месяцев просто поражала сознание. Но больше всего Веру взволновали чувства девочки. То, что Уваров был преподавателем и по возрасту превосходил её на одиннадцать лет, на удивление, меркло перед основным поводом для беспокойства. Вадим — расчетливый монстр, не способный на жалость и сострадание. Как этот факт можно соотнести с тем, о чем поведала Вика? Как можно любить такого человека? — Вера, умоляю, не отчитывай меня, я и так отвратительно себя чувствую. — Я даже не начинала отчитывать тебя. Просто пытаюсь понять, о чём ты думала. — Да не о чём! — вдруг повысила голос Вика. Слова Веры Дмитриевны напомнили школьнице о матери. Та никогда не кричала на неё, не ругала. Она просто смотрела. Смотрела так, что девочка сама начинала себя винить во всем возможном и невозможном. В какой-то момент Кузнецова неосознанно начала избегать зрительных контактов с матерью, но её взгляды всегда ощущались кожей. «О чем ты думала?» — вопрос, произнесенный нарочито ровным голосом, за которым скрывались разочарование и печаль, просто топил в угрызениях совести. Вика представила перед собой лицо матери. Что бы она сказала, если бы до неё дошла информация о том, чем сейчас живёт её дочь? — Похоже, я вообще не думала. — Оно и понятно, — вздохнула женщина. — Вот и результат. Господи, какие ж вы ещё дети. Была б моя воля, вы сегодня же все разъехались бы по домам. — Вера… — умоляющим голосом протянула девушка. — Ладно, хорошо. Я молчу. Хотя нет, не ладно… Ты вообще представляешь, как Володя отреагирует на этот твой «скелетик в шкафу»?! — Володя? — в испуге переспросила Кузнецова. — Не-е-ет, только не Володя. Вот ему-то как раз и не нужно ничего говорить. — Я не могу от него это скрыть,— развела руками Назарова. — Почему? — А ты не понимаешь? Это принципиально важная информация, Вика! Школьница упрямо замотала головой. — Пожалуйста, я очень тебя прошу, Вера, не говори ему пока ничего. Я сама… Сама должна с ним поговорить. Как только старшеклассница произнесла последнюю фразу, Вера Дмитриевна довольно улыбнулась. — Вот это правильно! Слова взрослого человека. Только ты не тяни с этим. Помни, что от этого зависят наши общие дела. — Кстати, о делах! — вдруг всплеснула руками девушка. Она аккуратно поднялась с кровати, чтобы достать из тумбочки флешку. — Я пока тут валяюсь и жду, когда же Тамара разрешит мне ходить на занятия, очень много времени за ноутбуком провожу. Мне удалось закончить создание трояна для компьютера Вадима. Сейчас самый удобный момент для внедрения в его систему. Уваров на меня теперь вряд ли подумает. Мне вроде как не до расследования, — хмыкнула Вика, а Вера поняла, что после сказанного на языке ученицы осталась горечь. Женщина понимающе кивнула и приняла съёмный диск из рук ученицы, пообещав что-нибудь придумать.***
Вадим долго думал, стоит ли ему вновь появляться на её пороге. Но решил, что всё же нужно расставить все точки над ё. Поэтому сейчас он стоял в коридоре старшеклассников и в сотый раз убеждал себя в том, что он всё делает правильно. Уваров постучал в дверь и стал ждать. Он знал, что она откроет сама и не станет вслепую кричать «войдите». Когда из-за двери наполовину показалась Вика, он сглотнул. Уставшая, но всё равно красивая. Вадим не видел девушку с того самого рокового дня: знал, что ему не будут рады. И он надеялся, что за это время Вика успела остыть и, может, даже соскучиться. Потому что сам он скучал. Немного, как утверждал в собственных мыслях. Просто привычка, скоро отпустит. — Привет, — хрипло сказал Уваров и тут же прочистил горло. — Здравствуй, — кивнула Вика. — Пропустишь? Кузнецова без слов отошла в сторону и позволила мужчине пройти в комнату. — Как ты? — вновь задал вопрос Вадим. — Лучше всех, — безэмоционально произнесла девушка. Она старалась не подать виду, насколько сильно взволновал её визит физрука. — Ты пришёл сюда, чтобы задать мне этот вопрос? — Вроде того, — размыто подтвердил он, тут же свернув разговор в нужное направление. — И ещё. Я хотел убедиться, что ты всё правильно поняла тогда. Вика отошла от Вадима подальше, якобы чтобы иметь возможность присесть. Но на самом деле, девушку теперь напрягала эта близость. Сейчас она сильнее всего казалась опрометчивой. — Я всё правильно поняла. Ты мне ничего не обещал, так что можешь быть спокоен, я не собираюсь навязывать тебе своё общество, — отчеканила Кузнецова. — Но скажи мне честно — по-настоящему честно, — нам ведь было хорошо вместе? Вадим увидел в лице ученицы невысказанную мольбу. Ей нужно было знать, что не всё оказалось фальшью. И Уваров произнёс то, что девушка так хотела услышать. — Было, Вик. И это не ложь. Кузнецова с облегчением выдохнула. — Что теперь с тобой будет? Что Колчин сказал? Пару дней назад — Ну что ж, Вадим, присаживайся. Владлен Петрович вызвал помощника к себе в кабинет, чтобы поговорить снова. И теперь уже без свидетелей. Куда завернет их приватная беседа, Уваров мог предположить и опасался этого. — Спасибо, я постою. Колчин бросил в него неодобрительный взгляд, но продолжил, никак не прокомментировав: — Я думаю, ты догадываешься, зачем я тебя позвал. — Догадываюсь. — Хоть Вадим и нарушил правила, виноватым он себя не чувствовал. Впервые за несколько лет работы в голове у него промелькнула мысль о том, что эти корпоративные законы ему на фиг не сдались. — Будете мне устав вслух зачитывать? — Не вижу причин для юмора, Вадим. — Вероятно, Колчин рассчитывал на то, что его сотрудник после известных событий будет вести себя, как провинившийся щенок, потому что после слов Уварова старик недовольно скривился и отложил папку с документацией в сторону. — Ты нарушил одно из основных правил. И теперь я не могу доверять тебе в полной мере. Все обдумав, я принял решение: с этой девочкой ты больше работать не будешь. Её способностями займётся кто-то другой. Вадим напрягся, но на его лице всё ещё оставалась маска непринужденной насмешливости. — Это кто же, интересно? — Например, племянник Клавдии. Она давно мне на мозг капает, мол, пристрой мальчика. Я всё оттягивал и оттягивал, не хотелось брать нового человека в коллектив. Но раз ты такие фокусы выкидываешь… Вседозволенность почувствовал? Конкуренции мало? Так мы это исправим. После упоминания о племяннике Сафроновой Уваров всё-таки посерьёзнел: он видел этого паренька однажды — мутный тип — лет на 7 моложе, а важности хоть отбавляй! Каким образом они хотят внедрить этого юнца в школу? — Я против. Кроме меня с ней никто не будет работать. Она не пойдёт на контакт. Владлен Петрович приподнял бровь и растянул губы в едва заметной неприятной улыбке. — А я разве спросил твоего мнения? — Зачем тебе это знать? — устало поинтересовался он у Вики. — Вадим, я ведь не чужой тебе человек, — тихо пробормотала девушка. — Не надо так. Кузнецова постучала ладошкой по матрасу своей кровати. Уваров широко распахнул глаза в удивлении. Вика подтвердила свой жест приглашающим кивком головы, на что мужчина усмехнулся. Однако всё же присел рядом с ней. — Он заявил, что отстраняет меня от работы с тобой. Планирует поручить наблюдение другому сотруднику. — Пф, он серьёзно думает, что я подпущу к себе кого-то из ваших?! — возмутилась школьница. — Бегу и падаю! — Палку не перегибай, — осадил её Вадим, хоть в глубине души и разделял это негодование. — Сама прекрасно знаешь, они умеют убеждать. — Я не позволю им относиться ко мне, как к подопытному кролику. — Воля твоя, я предупредил, — он хлопнул себя по ногам и дернулся, чтобы встать. Но Кузнецова вовремя успела схватить его за руку. Уваров как-то странно скользнул глазами по своему запястью, оказавшемуся в хватких девичьих пальцах, а потом перевёл озадаченный взгляд на ученицу. — Вадим, а ты хоть раз задумывался о том, что, возможно, вы поступаете неправильно? Физрук недовольно поморщился от этого вопроса. Потому что он, чёрт возьми, начал задумываться. Естественно, не о моральной стороне дела, над которым работал, — он всё ещё считал проект Гемини весьма перспективным и решающим для человечества. Но происходящие события заставили его усомниться в надёжности собственных позиций в компании. Вадим увидел своими глазами, что Колчин с лёгкостью готов найти ему замену, несмотря на то, сколько он сделал для «Ingrid»! Но не будет же Уваров разжёвывать всё это девчонке… Поэтому он мягко вывернул свою руку из Викиных пальцев, напоследок бросив сухое: — Мне идти пора.***
Наша неугомонная компания величайших сыщиков современности снова собралась в холле у кабинета Тамары, дабы получить очередную дозу антидота. Сейчас в медпункте был Андрей, и хоть за порцией спасительной рубиновой жидкости осталось зайти только Даше и Максу, который, отчего-то так и не соизволил спуститься, никто и не думал разбредаться — ребята старались приходить и уходить вместе. Но, естественно, иногда случались и исключения. — Чего ты не в форме? — спросила Лиза Рому, который полулежал на диванчике и постукивал пальцами по кожанной обивке. — Жарко? — Да порвал, представляешь? Прям по шву! — Ну давай я зашью потом, — предложила помощь девушка. Рома одарил подругу насмешливо-скептичным взглядом. — Ты зашьёшь? Но после того, как Виноградова уверенно кивнула, он принялся развязывать рукава джемпера, который был повязан на его плечах. — Ромыч, — послышался голос Морозова откуда-то сверху. Павленко поднял голову и увидел, как по лестнице спускается его друг. — Ты ничего не попутал, нет? — Не-е-ет, — растерянно протянул парень. — А вот это чё такое, скажи, пожалуйста… — С верхних ступенек лестницы Максим помахал таким же синим джемпером, только с заметной дырой. — А я чё, знаю? — Что это? — ещё раз он растянул ткань так, чтоб было видно испорченность вещи, и скинул вниз прямо на Рому. — Не знаю! — Павленко покрутил форменный свитер в руках, проверил шов и обнаружил, что это именно тот, который он порвал. — М-м, моё. — Да?! — Да потому что не надо вещи свои разбрасывать где попало, — парень снял с себя джемпер и подбросил в сторону Макса. — Я чё, смотрю, что ли? Там все свитера одинаковые! — Значит, не одинаковые! — прикрикнул на него Морозов. Максим, спускаясь вниз, прошёл мимо сидящих на ступеньках Вики и Даши, даже не взглянув в их сторону. Старкова ободряюще сжала плечо подруги, в очередной раз показывая, что она целиком и полностью на её стороне. Несмотря ни на что, Вика оставалась для неё чуть ли не самым близким человеком. — Давай, — Лиза забрала вещь из рук Ромы и стала всматриваться в боковой шов. — Я потом зашью. — Спасибо. — М-м, а чего ты? — не успокаивался Морозов. — Почему не та бескорыстная блондиночка, которая всё чаще и чаще появляется в нашей комнате? Павленко, услышав новую колкость от друга, развернулся в сторону колонны, возле которой тот встал, и негодующе на него воззрился. Его сменившееся положение говорило о том, что Рома готовится к словесной перепалке. — Захлопнись, а? Нарываешься ведь. Но возможный поединок двух друзей неожиданно прервала Лиза: — Послушай, Макс, — начала она. — А? — Это на тебя так ночные походы по кладбищу действуют или хамство — это… — Это…это, это… — парень принялся передразнивать Виноградову. — Кто-то заикается, или мне кажется, кто-то что-то говорит? Я не понимаю. Вика устало закатила глаза и нервно поправила волосы. От подобных выходок Макса уже всех подташнивало. Он, казалось бы, давно должен был повзрослеть, но его поведение никак не могло сдвинуться с этой осточертевшей точки. — … это побочное действие от лекарств? — продолжила Лиза. — Сколько в тебе яда, а? И всё впустую, главное. Если Морозов и собирался что-то бросить в ответ, то был прерван внезапным появлением Андрея. — Даш, твоя очередь.***
Вечер того же дня Алеся сидела за столом в своей комнате и вчитывалась в написанное Ромой сочинение, периодически хмурясь. Успеваемость Павленко по литературе оставляла желать лучшего. Впрочем, как и по другим предметам. С тех пор, как не стало Виктора Николаевича, Роме совсем наскучил этот предмет. Строгий тон и претензии Елены Сергеевны, которая вышла тому на замену, совершенно не стимулировали рост заинтересованности учеников в чтении книг, написанных в прошлых веках. Петровская дошла где-то до середины этого, с позволения сказать, текста, захлопнула тетрадь и с шумным вздохом отложила её в сторону. Рома, который всё это время сидел рядом и наблюдал за реакцией одноклассницы, чуть сквозь землю не провалился. На лице девушки буквально было написано: «это просто кошмар, но я не хочу тебя расстраивать, поэтому промолчу». — Оспорить оценку ты не сможешь. Крылова тебе, можно сказать, подарок сделала в виде этой тройки. — Ясно. — Давай договоримся, что в следующий раз ты мне покажешь сочинение до того, как сдашь его на проверку. А ещё лучше попросишь совета, чтоб мне не приходилось вчитываться в этот слабенький поток сознания. — Я просто не хотел тебя беспокоить, — пожал плечами парень. — А сейчас ты меня типа не беспокоишь… Прекращай, Рома. Обращайся, если тебе нужна помощь. И чтоб больше таких сочинений до меня не доходило, пожалей мои глаза. — Договорились. Слушай, давай на кухню сходим, чай попьем? Алеся согласно кивнула и поднялась со стула, поправив черную юбку. Рома уловил это движение и задержал взгляд на её стройных ногах. — Ты идёшь? — спросила девушка, уже стоя у двери. Только тогда парень смог сбросить с себя дымку наваждения, сдвинуться с места и пройти вслед за одноклассницей. Ребятам повезло. На кухне отсутствовала строгая, но справедливая Галина Васильевна, зато был Володя, который всегда старался угощать забредших на его территорию проголодавшихся учеников. В этот раз он экспериментировал с приготовлением десертов и предложил Алесе с Ромой снять пробу. Ну и кто же в здравом уме откажется от такого? — Как твоя работа продвигается? — спросил парень у Петровской, когда они уселись за стол. Девушка нахмурилась. — Что, прости? — Ну, задание, которое ты выполняешь для Юрьевича, — уточнил он. Что-то изменилось во взгляде Алеси: её зрачки словно расширились и заполнили радужку угрожающей пустотой. Она напрягла мышцы спины и вытянулась тугой струной. Воздух в мгновение сгустился. Рома буквально кожей ощутил исходящие волны женского недовольства. — Давай ты никогда не будешь задавать мне таких вопросов? Отвечать я не намерена. Парень растерялся от такой смены настроения и в замешательстве попытался «сделать шаг назад»: — Прости, я просто… — Опять что-то не то подумал? — усмехнулась Петровская. — Типа того. Я не хочу лезть в твои дела, — Павленко вскинул руки вверх, обозначив тем самым, что уважает границы собеседницы и не собирается переходить черту. — Просто, возможно, тебе нужна помощь. — Твоя? Прозвучало, наверное, немного грубовато, хоть старшекласснице этого не хотелось. Но, может, оно и к лучшему. Чем дальше парнишка находится от неё, тем лучше для него. Рома откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Снова от него отмахиваются и не воспринимают всерьёз. Несправедливо. — Почему бы и нет. Или ты тоже считаешь меня бесполезным? — Не считаю, — покачала головой Алеся. — Но ты мне ничем помочь не сможешь. Да и я не нуждаюсь. — Самостоятельная, да? — с какой-то грустной издёвкой проговорил он. Петровская оказалась в тупике. Этот недосыщик целенаправленно таранил так старательно воздвигнутые ей барьеры своим желанием принять участие в её судьбе. Она не понимала, с какой стати парень рвётся в такую авантюру, как будто забывая о том, в каком шатком положении находится сам. — Рома, тебе своих неприятностей не хватает? — Значит, всё-таки неприятности. — А ты что думаешь, я ему журнал посещаемости заполнять помогаю? Я совершаю много того, чего не хотела бы, и в результате меня смело можно назвать плохим человеком. Поэтому, Ром, не связывайся. — Насколько плохим? — полушутливо спросил Павленко, слегка прищурившись. — Слушай, я хочу, чтоб ты понял, я не отвечаю за себя. Точнее, не так, нет… Я выполняю то, что от меня требуют. Как оружие. У меня нет своей воли. — Алеся говорила уверенно, без лишних пауз, выделяя важные моменты изменениями интонации. — Поэтому давно я уже не рефлексирую над этими нравственными материями и не рассматриваю свое поведение через эту призму. Иначе мне стало бы тошно от самой себя. Не нужно лезть мне в душу. То, что ты там найдёшь, тебе не понравится. — А что, если меня это не пугает? — задал очередной вопрос Рома. Петровская даже как-то зависла. Она не привыкла к тому, что её слова так упорно пропускают мимо ушей. Разговор с человеком, который не хочет тебя услышать или намеренно строит из себя дурачка, — то ещё испытание. Бесит до скрежета зубов. — Тебя не пугает, что в большинстве своём я не имею права выбора и не могу принимать решений? — парировала девушка, всё же принимая правила Павленко. — Ну, ты всё же можешь принять решение и сходить попить чая в приятной компании. Это было сказано настолько легко и непринуждённо, что Рома и сам удивился. Чаще всего, когда он флиртовал с противоположным полом, фразы получались какими-то нелепыми, шутки не самыми смешными. А в этот раз ему даже не захотелось залепить себе рот скотчем после сказанного. Можно сказать, успех. Алеся тоже оценила: — Ого! Вот сейчас хорошо было. Ответ засчитан. Парочка одарила друг друга тёплыми улыбками, после чего каждый переключил свое внимание на свою чашку. Сделав пару глотков уже порядочно остывшего напитка, Алеся решила, что теперь настала её очередь задавать вопросы: — Как там твои поживают? Рома слегка задумался. Последние дни были довольно непростыми для некогда крепкой шестёрки. Их дружба сейчас, что называется, «познавалась в беде». — Андрей в шоке от внезапного воскрешения деда. Вике тяжело. Ребята стали настороженно к ней относиться после того, что узнали. Плюс ситуация с Уваровым. Она старается этого не показывать, но я думаю, ей очень больно. — Разумеется. Предательство — это больно. Но от Вадима другого ожидать не приходится. Вика знала, на что идёт. — Тебе её совсем не жалко? — спросил Павленко в недоумении. — Не думаю, что ей сейчас нужна моя жалость, — уклончиво ответила Алеся. Роме нечего было сказать. Он снова задумался. Действительно, что толку от жалости, если она всё равно никак не поможет уладить ситуацию. Но ведь это естественная эмоциональная реакция, нет? Когда с близким человеком случается беда, ты, разумеется, ему сопереживаешь. Это происходит неосознанно. Парень размышлял, стоит ли ему высказываться на эту тему, но был немного сбит с толку следующим вопросом Алеси: — А что Макс? — Чего это ты им интересуешься? — насторожился Рома. — Так ведь он виноват в том, что случилось с твоей подругой. — Алесе было безумно сложно, но она смогла выудить из Вадима подробности происшествия в лаборатории. Тот ругался, разбил стакан о стену в нескольких сантиметрах от её головы, но алкоголь, который он перед её приходом влил в себя, сделал своё дело и развязал мужчине язык. Петровская, как и всегда, смогла заполучить интересующую её информацию. — Любопытно, как вы теперь с ним общаетесь. — Ну, Вика никак, Дашка недовольно на него косится и односложно бурчит, Лиза, как его девушка, старается поддержать, ну а мы с Андрюхой так, перебрасываемся фразами по мере необходимости. — Ясно. У тебя с Максимом был какой-то конфликт? — как бы невзначай спросила Алеся, после чего заметила, как Рома слегка отгородился от неё, словно ощутив дискомфорт. — Я бы так не сказал. Мы давно дружим. Просто… Он на многих производит впечатление. Петровская вопросительно изогнула угловатую бровь. — Отбил у тебя девушку? — Не-нет. Не то чтобы отбил... Мы и не встречались так-то. — То есть она выбрала не тебя, — сделала вывод Алеся. — Понимаю. Ты поэтому так испугался, когда он своё псевдообаяние включил? Рома немного покраснел, смутившись, и отвёл глаза в сторону. — Почему испугался? Нет, я не... — Ну, наверное, мне показалось. — Пауза. — Меня не интересует то, что интересует многих. Ну это так, к слову.***
Дело дрянь. В этом Вика была уверена на все 100 процентов. Она никогда не чувствовала себя настолько незащищенной. Всё одно к одному. Кузнецова спряталась от всех в женском туалете в надежде на то, что никому не приспичит заглянуть туда после отбоя. Слезы душили, и Вика, сидя на холодном кафельном полу, отчаянно хваталась за шею, словно её действительно кто-то сдавил в тисках. Наружу рвался протяжный вой безысходности. Истерика и не думала прекращаться, раз за разом заставляя старшеклассницу болезненно всхлипывать и содрогаться в рыданиях. Почему судьба такая жестокая? Почему девочку, которой только недавно исполнилось восемнадцать лет, заставляют переживать подобное? Вика хотела бы отказаться от всех принятых решений, которые подвели её к этому моменту. Она оказалась на самом дне океана из жизненных бед. И печальнее всего становилось от того, что девушка была сама виновата в том, что настолько всё запутала. Дверь скрипнула и Кузнецова поспешила зажать рот руками, дабы сдержать звуки своей слабости. За пеленой слез Вика не смогла рассмотреть вошедшую Алесю. Та в свою очередь не сразу смогла узнать одноклассницу из-за темноты. Петровская щёлкнула выключателем, и в помещении загорелись тусклые лампочки. Увидев, в каком состоянии находится Кузнецова, Алеся опечаленно помотала головой. — Эй, — тихо окликнула она плачущую девушку. — Помощь нужна? Вика стала торопливо вытирать слёзы, приводить лицо в порядок, но с пола так и не поднялась. — Да чем ты мне поможешь? — хриплым голосом произнесла она. — Оставь меня, пожалуйста… — В таком состоянии? За кого ты меня принимаешь? Сказав это, Петровская без лишних вопросов уселась рядом с Кузнецовой. Минуты упорядоченным строем проносились мимо школьниц, но ни одна из девушек не торопилась нарушать эту успокаивающую тишину. Когда Вика более-менее пришла в себя, то тихо заговорила: — Знаешь, недавно я чуть не умерла, и в тот момент я ничего не почувствовала, — слова сами лились из Викиных уст, словно ей кто-то дал глотнуть сыворотки правды. Одиннадцатиклассница даже не придала значения тому, что она рассказывает, и кто рядом с ней сидит. — Ни страха, ни дикого желания жить. Хотелось только, чтоб это всё побыстрее подошло к своему завершению. Это очень плохо, да? Алеся молча пожала плечами. Ей сложно было судить. Несмотря на всё, что происходило вокруг, Петровской никогда не хотелось сдаться и распрощаться с жизнью — она слишком любила и ценила себя. Кроме того, внутри Алеси не угасала вера в то, что когда-нибудь свершится чудо, и она станет хозяйкой своей судьбы. — Так странно, — медленно проговаривая свои мысли, Кузнецова неотрывно гипнотизировала плитку, которой была облицована стенка позади умывальника, — я всегда боялась этого момента, на всё была готова, лишь бы оттянуть его. Всегда хотелось жить. А теперь я не понимаю, что происходит. Не понимаю, за что мне это всё. — Никогда не ставь вопрос таким образом. Во-первых, всё равно ответа не получишь, а во-вторых, правильно говорят: всё, что с нами происходит, даётся нам не «из-за» чего-то, а «для». — Очень интересно, для чего же мне всё это «счастье»? Чтоб я повесилась в этом самом туалете? «Смех сквозь слёзы». Улыбка Вики заставила солёные капли вновь прорваться наружу. Сложно было сказать точно, насколько её смех был здоровый, но Алеся всё равно решила, что это хороший признак. — Не думаю. И снова помещение заволокло осторожной тишиной. Такая тишина обычно возникает, когда люди боятся спугнуть что-то незримое, но довольно значимое: какой-то момент, ощущение, воспоминание. — Алеся… — М? — откликнулась девушка. — Как у тебя это получается? — Что «это»? — Петровская улыбнулась, осознав, что Вика, кажется, вернула себе контроль. Хотя глаза той всё ещё напоминали стеклянные витрины, сквозь которые не было видно ничего, кроме опустевших полок и осиротевших стен души. — Ну, ты кажешься такой невозмутимой. Тебя вообще что-нибудь волнует? — Вика не раз замечала, как одноклассница относится к вещам, которые её всегда задевали и ранили. Например, это касалось слов преподавателей, оценок за итоговые работы или конфликтов с близкими друзьями. Петровскую такие страстишки, казалось, вообще не беспокоили. — Даже когда у тебя возникают какие-то проблемы, ты ведёшь себя так, будто это всё тебя не касается. Будто ты вообще ничего не чувствуешь. Алеся грустно усмехнулась, приподняв уголок губ. — Эх, были бы твои слова правдой, жизнь моя значительно упростилась бы. — Есть ведь какой-то секрет, — продолжала допытываться Вика. — Поделись со мной, пожалуйста. Я не могу больше чувствовать это, таскать этот груз, который раз за разом утягивает на дно. Петровская с сомнением посмотрела на Кузнецову и задумалась. — Я могу, конечно, дать тебе совет, — пожала плечами она. — Но ты же понимаешь, что от этого твои проблемы не улетучатся? Можно лишь научить тебя контролировать эмоции и боль, но это никак не повлияет на их присутствие в твоей жизни. Это всё. — Я понимаю, — Вика слушала Алесю и представляла себе возможные перспективы. Если такое действительно реально, то она обязана подобным навыком овладеть. — Но это лучше, чем ничего. А как ты сама этому научилась? — Я не сама. Меня научили. Это был долгий, трудоёмкий и выматывающий процесс. Да, выматывающий. Алеся никогда не сможет забыть собственных гневных слёз, каждый раз падавших на тренировочную дорожку после «уроков» Вадима. Тогда она отворачивалась к стенке и стирала солёные капли с пола рукавом спортивной кофты. Сейчас девушка даже не сможет сказать, в какой момент утратила способность плакать, — так давно это было. — Кстати, должна тебя предупредить, с болью можно бороться только через боль. Так что ты решай: либо готовишься к этому, либо оставляешь всё, как есть.