Иногда мне казалось, что какая-то часть меня давно уже умерла в той проклятой темнице Петропавловской крепости вместе с последней надеждой на спасение Елизаветы. Можно было неустанно молиться, просить у всевышнего помощи, но кажется в Российской Империи был совсем другой Бог — Екатерина Великая. И что прикажет эта женщина, то и будет исполнено. Она могла одним лишь своим словом как даровать человеку свободу, так и убить.
Сколько дней и ночей я провел в заточении? Кажется, что полжизни прошло с того самого момента, когда мы с Елизаветой взошли на корабль. Я сразу заподозрил неладное, тем более после признания князя. Да, он в пьяном состоянии горазд говорить все, что угодно, но я слишком хорошо знал Радзивилла. Пусть он и жил сам себе на уме, но из любви к Родине, старался предостеречь любого поляка. Я не был исключением, мы же даже прослыли друзьями. Карл вовремя сумел откреститься от Лизы, как итог: живёт себе тихо мирно на свободе, не особо распространяясь о связи с самозванкой. Почему я не послушал его в том кабаке? Почему не ушёл туда, куда глаза глядят? Наверное, я слишком привязан к этой женщине, пусть она и не замечает моей любви и преданности. За всё время пока я сопровождал её в путешествии, у Лизы было множество поклонников и фаворитов. Музыканты, актёры, учёные, какие-то студенты, а в последний раз — граф. Проклятый граф Орлов.
Нервно дергаюсь, когда слышу чьи-то шаги за дверью моей камеры. Стоит признаться, что я ожидал чего-то более ужасного от своих допросчиков. Россия славилась тайной канцелярией, которая не брезговала ничем, чтобы добиться желаемого ответа на любой поставленный вопрос. Сколько несчастных людей погибло в этих стенах, сколько крови было пролито зря. Часто слышал крики и плачь других заключенных. Я молил Бога, чтобы Елизавету не трогали. Одно дело — допросы, другое — выбивание показаний. Видел я Лизу давно, потому что мне не позволяли общаться с ней, да и вообще — это было не по правилам. Очная ставка, вот, чего я одновременно боялся и ждал.
Смотрю в пол, натягиваю на себя серую шинель, что мне выдали. Тут холодно, особенно зимой. Стены покрылись корочкой льда возле небольшого окна над самым потолком, а по ночам здесь гуляет сквозняк. Я не знаю, каким образом еще не умер от этого мороза, но хворь не брала меня. Пару недель назад нападала горячка, когда снег покрыл землю. Странно, что местные лекари проявили ко мне великодушие и заботу. Князь Голицын на допросах говорил мне, что я свидетель, а не преступник, поэтому не к чему невинные жертвы.
Я сижу в самом углу на небольшом матрасе. Знаю, что бывает и хуже, поэтому не жалуюсь на условия своего заточения. Засов на двери со скрежетом открылся. Неужели, снова допрос?
— Доманский, — послышался знакомый голос одного из солдат, что патрулировал коридоры, — вас ждет князь. Пройдемте.
Смешно, что через пару минут меня отведут в место, которое отличается от этих серых камер. У Голицына теплее, а еще пахнет едой. Моя кожа посерела от грязи, холода и недоедания. Два раза в день меня кормят какой-то непонятной кашей, иногда приносят хлеб или сухари. Мне до сих пор неизвестно, что хотят от меня и Лизы.
Медленно поднимаюсь на ноги и выхожу из камеры, сложив руки за спиной, ведь пока я ещё преступник. Я был смирным заключенным, не пытался бежать, потому что знал — отсюда никто не сбегал. Знал, что если сбегу, то будет еще хуже.
Голицын не изменился с нашей последней встречи. Все также хмур и мягок одновременно, также сильно предан Екатерине. Он знает, что я ничего не совершал против императрицы, не думал даже об этом. Мы оба понимаем, кто во всем виноват, кто пообещал Лизе золотые горы, присягу русского флота и всю Россию в придачу. Орлов.
— Вам не надоело говорить мне одно и тоже каждый раз, — комментирует князь, смотря в лист, записывая за мной слова, которые я уже вызубрил за эти месяцы.
— Я честно говорю Вам, что Елизавета не помышляла занять трон, — лгу я, ведь после встреч с Алексеем Орловым, она щебетала мне о том, как освободит страну деда от оков, но лучше ничего не знать об этом князю.
— Но у меня есть доказательства того, что она собиралась с русским флотом захватить… престол.
Я опускаю взгляд, хмурюсь и снова повторяю то, что твердил тысячу раз:
— Это все попытки Орлова вернуть расположение императрицы, — смотрю в глаза князя, — он затуманил разум молодой и наивной особы, внушая ей что-то невообразимое. Граф овладел ее разумом и сердцем, — проговорил я тише.
Сколько раз я видел, как он приходит вечерами в её покои. Смешное и странное дело, ведь это на мои деньги мы жили в Ливорно. Да. За Елизаветой тянулись долги, но я старался покрывать их, потому что всем сердцем любил эту женщину. Угораздило же меня полюбить, а теперь чувства привели меня в камеру Петропавловской крепости.
— Он лжец! Даже не появился в тот день на корабле, а лично звал её!
Князь как-то хитро усмехается мне, будто все знает об этом.
— Так Вы говорите, что следовали за ней по велению страстных чувств, а не из-за того, чтобы поддержать ее в перевороте?
— Да. Я любил её… но не понимаю, почему Вы допрашиваете меня, а не виновника всего этого — Орлова. Ему известно больше, чем мне или кому-то ещё из окружения Лизы.
Голицын оторвал свой взгляд от написанных строк, разглядывая меня с ног до головы.
— Как ее имя, Доманский? Вы знаете, где она родилась и когда?
Мне стало обидно, что опять меня не слушают.
— Я ничего не знаю, князь. Если бы я что-то и смог вспомнить, то тут же доложил бы Вам, ведь мне хочется еще хоть раз увидеть свет.
— У меня тут приказ от самой Екатерины. Она думает, что держать Вас в заточении бессмысленно, ведь Вам ничего неизвестно. Признаться честно, к этому приложил свою руку Радзивилл. Хорошо иметь таких друзей.
Не сразу понимаю смысл слов, ведь я давно потерял всякую надежду на освобождение. Голицын до этого рассказывал мне, как жестоко обошлась Екатерина с самозванцем из Сибири — ему отрубили голову и четвертовали. Мне не хотелось и думать о том, что такая же участь может ожидать Элизабет, но всё могло произойти в этом тёмной стране. Меня тоже могли приговорить к смертной казни или упрятать в темницу до конца моих дней.
— Я свободен? — Переспросил я неуверенно, а затем взглянул на князя, который махнул рукой и солдаты отошли в сторону. Я выпрямился, будто бы меня сейчас сняли невидимые цепи.
— Вы свободны.
Князь кивнул и солдаты открыли передо мной дверь. Пару секунд я мялся на месте, а затем, пробурчал:
— Спасибо.
На улице было холодно, а здесь — возле реки ещё и поддувало морозом. Моя шанель совсем не защищала от ветра, поэтому я поморщился, поднимая ворот выше. Куда мне идти и к кому? Что делать? Как вернуться в Европу и стоит ли это делать вообще?
— Доманский! — Окликнул меня знакомый голос, а я невольно отшатнулся назад, будто этот человек может снова стать причиной моего заточения. Князь Радзивилл выглядел как всегда надменно, смотрел сквозь меня своими холодными глазами, но я всё равно отметил в них огонёк лукавства. Если бы не обстоятельства нашей встречи и месяцы в крепости, то я был бы рад увидеть старого друга, но он предал меня и Лизу. Изменил, обманул…
— Князь? Почему вы здесь? Почему позволили им освободить меня, но не Элизабет? Почему предали нас? — У меня от злости и безысходности потряхивало руки. Может быть свой вклад внёс и мороз.
— Милый мой, Доманский, — проговорил Карл с ехидством, игнорируя миллион моих вопросов, а затем подошёл ко мне ближе, обнимая крепко, — не думаю, что это именно то место, где стоит обсуждать былое. Я не хотел бы снова потерять тебя, да и ты… думаю не хочешь вернуться в эту крепость. Пойдём ко мне, тебе необходимо хорошенько помыться и переодеться из этих лохмотьев. Ты мне ещё потом спасибо скажешь, mój przyjaciel*.
***
Я был обижен и зол на старого знакомого, всё ещё не мог смириться с той мыслью, что пока мы с Лизой сидели в крепости — он свободно разгуливал по Петербургу. Князь смог добиться не только возвращения своего имущества, но и расположения Екатерины.
— Она в курсе, как вы коротали вечера в Италии? — Спросил я, когда Радзивилл позволил мне пожить у него в доме на набережной. Мне даже было смешно от того факта, как же по-разному сложились наши судьбы. Я и Елизавета попали в крепость, а он каким-то образом выбился в короли. Хитрец и лжец, но как говорил когда-то Карл мне: каждому подумать о себе полезно.
— У нас нет времени на разговоры по пустякам. Я здесь редко бываю, поэтому можешь оставаться, — он крутил пальцами свой ус, — только прошу. Давай без глупостей.
Радзивилл смотрит на меня так, будто это я предал его в Италии, и это он пробыл в заточении долгие месяцы.
Прошло две недели
Было сложно найти себе место. Жизнь вернулась в прежнее русло — у меня была крыша над головой, свобода, еда, вполне пригодная одежда, но я думал о Елизавете. Возможно, ещё не поздно спасти её. Князь редко появлялся в доме, потому что «был очень занят», но я не мог сидеть без дела. И решился пойти к крепости, может, мне удастся хоть что-то узнать о судьбе Лизы. Радзивилл строго-настрого запретил поднимать эту тему в беседе, будто возможно навсегда вырвать из книги целую главу жизни.
У Петропавловской крепости было множество людей. Видимо не только я хотел справиться о судьбе арестанта. Кто-то кричал, другие молчали, были и те, кто заливал слезами чуть ли не всю площадь у ворот. Мне стало как-то не по себе от этих несчастных, но в толпе я почему-то обратил внимание на одну незнакомку в причудливом наряде. Рыжеволосая девушка была одета явно не по погоде, а шуба была странной. Может быть я давно не был в Европе и там теперь такая мода? И пока чудачка что-то требовательно заявляла — к ней уже направились солдаты. Я успел встать на пути у вояк, объяснив им, что моя дальняя родственница просто приехала из другой страны, а еще подхватила опасную болезнь, поэтому лучше к ней не подходить.
— Вы решили пополнить ряды заключенных? — Спросил я у незнакомки, когда выцепил её за локоть, отводя чуть в сторону, — не знаю почему я Вам помогаю, но вы выглядите так, будто вам нужна помощь. Почему на Вас такая странная одежда? Вы откуда будете?
Если я не смог помочь Лизе, то может помогу хоть кому-то ещё. Чужестранка начала нести какую-то чушь о том, что её отец сидит в тюрьме и во всем виноват какой-то Советский Союз.
— Вам лучше не кричать о подобном здесь, — предостерег я, а затем огляделся по сторонам, — простите за мою невоспитанность. Я не представился. Михаил Доманский, — чуть склоняю голову, — солдаты и люди явно заинтересованы в Вас не меньше моего.
— Флоренс Васси. Постойте, но почему меня не пускают? Я имею право видеть отца! И почему эти солдаты такие странные? Что происходит? — Девушка задавала много вопросов, но я уже утягивал её прочь от крепости и стен.
— Тише, прошу. Вы нездоровы… и привлекаете к себе слишком много внимания. Не говорите ничего, просто Вам нужно отогреться… и может я смогу помочь.
По пути к дому Флоренс рассказывала мне о чём-то совсем странном. Такое даже выдумать невозможно было бы, поэтому я почти был уверен в том, что кто-то из нас точно сошёл с ума.
— Америка? Не знаю такой страны… Вы говорите, что-то странное. Мне сложно поверить в истинность слов, — я разжег огонь в камине и позвал слугу, чтобы нам принесли подходящее платье и верхнюю одежду.
Васси убеждала меня в том, что она жила в другом времени, а ещё щебетала что-то про волшебные шахматы, какого-то русского шпиона или как она его назвала — агента КГБ, но я так и не понял, что это значит. По словам девушки, она родилась в 1951 году, но затем начала говорить про смерть Романовых и прочем, поэтому мне пришлось вмешаться и буквально закрыть рот Флоренс рукой.
— Вы что? Тихо, — прошептал я, а затем прислушался, кто-то стоял за дверью, — Вас могут принять не просто за сумасшедшую, а за самозванку или того хуже человека, который желает гибели российской династии. У Екатерины повсюду уши и глаза.
Я убрал руку и извиняюще посмотрел на девушку, а затем обернулся к двери, в которой появился Радзивилл. Видимо моё послание дошло до адресата быстро, поэтому князь смог вырваться на этот короткий разговор.
— Князь… это Флоренс Васси, — я посмотрел на рыжеволосую собеседницу, а она почему-то приоткрыв рот назвала Радзивилла каким-то Молоковым.
— У тебя тяга к странным девкам, Миша, — прошептал мне князь, когда отвёл в другую комнату. Он тоже не понимал, что творится с этой чужестранкой, но предложил сходить к какой-то гадалке, которая могла бы объяснить — перед нами душевнобольная или это мы все умом тронулись.
— Ей нужна помощь. Она рассказала многое из истории Европы, чего простой человек не знал бы… и даже назвала год, когда… впрочем я лучше не буду об этом говорить, а то… — я умолк, будто боялся довериться Радзивиллу.
— Отведи её к цыганке, а там уже решим, что делать дальше. Не привлекайте излишнего внимания к себе.
Князь ехидно улыбнулся, когда уходил и целовал ручку Васси. Я же нахмурился и проводил его взглядом.
— Пока мы можем верить ему, но с ним нужно быть осторожнее. Он на нашей стороне, если ему это не вредит. Пойдёмте, нужно успеть до наступления темноты.
Цыганку было найти не так уж и тяжело — о ней весь город рассказывал. И говорили даже, что это именно она напророчила Орлову возвращение. Васси в обычном платье и одежде теперь не привлекала к себе излишние взгляды, но вела себя иногда странно. Говорила тоже так, будто бы никогда не изучала грамоту, использовала слова, которые я не понимал.
— Я подожду Вас здесь, — сказал я, останавливаясь у цыганского шатра, — только провожу, а то неизвестно, что внутри. Эти деньги отдадите после, — я вложил парочку монет в руку Флоренс, заглянув в глаза девушки.
Цыганам верить было нельзя, но это крайняя мера. Я кивнул и отошёл в сторону, запрятав руки в карманы. Вокруг блуждали нищие люди… и мне хотелось побыстрее вернуться в дом.
