***
Каждый может найти то, что ищет! Стоит лишь поднапрячься. Тиран, который влюбился (The Tyrant Falls In Love) Середина дня. В аудиторию просачиваются холодные лучи. Все трое располагают места к работе. Дело неспешно начинает кипеть. Стулья для виолончелистов отодвигаются на задний план, выводя на передний только Юзуху с Коко. Рояль начисто блестит, но Инупи не оставляет привычки протереть его ещё раз. Не смея оставить разводов, или не дай бог взять грязную тряпку. Все музыканты немного да повёрнуты на своём инструменте. Проверяя каждый миллиметр глубоко-чёрного дерева, и завидев своё чёткое отражение, Инупи успокаивается. Отворяя крышку, что кажется совсем лёгкой в его руках, и подставляет держатель. Вид струн изнутри с голубой полосой из бархата, а чугунная рама золотого цвета придаёт ещё болешей статичности. Немецкие инструменты одни из лучших в мире, стоят дорого, достать тяжело, но звучание — словно звуки водопада и пения птиц в райском саду. Ажурный пюпитр, на который Инупи нежными движениями укладывает нотные листы, и будто совсем не касаясь бледными до снега пальцами, проводит по клавишам, смывая пыль, которой здесь, при его присутствии, и не пахло. Всё такой же голубой бархат, наверняка изысканного вида, и сделан кропотливо, пристроен у «корней» клавиш, подчёркивая их белоснежность, за которой искренне внимательно следит Инупи. Бдит, ни одна песчинка не проскочит мимо зоркого глаза. На удивление, он действительно замечает, когда рояль облапан грязными руками или давно не вытирали, и это не только из-за ощущений. При Инупи осталось хорошее зрение, чему он был несказанно рад. В окружении музыкантов люди часто портят своё зрение, ломая голову и нервы об закарючки на листах, называемые нотами. Это частое явление, чему не удивляются. Будет удивительнее, если ты не щуришься, словно крот за листом, и скажешь, что всё прекрасно видишь. Именно поэтому, Коко не спешит открывать футляр. Стоит, привлекая к себе внимание Инупи, увлечённо рассматривающего своё рабочее место на протяжении всех этих лет. Коко приближает листы на опасную близость к лицу. Прямо маньячески щурит глаза, когда ноты находятся буквально в десяти сантиметрах от него. Лицо сосредоточено и немного напряжено от непонятного текста перед ним. Мечет взглядом по углам листа, тяжело выдыхает, выпуская всё возможное из лёгких и головы. Коко опускает листы, только сейчас подмечая любопытное разглядывание его самого. Инупи делает полный поворот к роялю обратно, останавливаясь лицом к клавишам, и спиной к Коко и двери. В которую убежала Юзуха минут пять назад. В его голове нет идей как можно помочь человеку в такой ситуации. Нажимает на ноту Си в пятой октаве. Звонкая, редко берётся, от чего даже на всегда ухоженном и настроенном рояле, труднее нажимать. Несколько раз повторяет, словно так к нему придёт озарение. —Хватит мучать инструмент, они такое не любят.- Коко, пускай и не может различить лица Инупи, хорошо слышит. Знает, какую ноту тот нажимает, и знает, что к инструментам нужно иметь уважение, иначе играть плохо будет. —Видимо, ты у них лично спрашивал. Сейчас наша задача отрепетировать, но сначала нужно, чтобы ты смог прочесть ноты.-переставая тыкать по клавише, Инупи приподнимая банкетку и приставляет на нужном расстоянии. —Хотя, не обязательно видеть. Ты можешь послушать. Ты ведь хоть чуть-чуть понял, что написано на листе? Если да, то так ты уже удостоверишься, и в случае чего, перепроверишь.-Коко отводит взгляд от спины Инупи куда-то к партам и обратно. Кивает. Видимо, у него не остаётся варианта. Играя в дуэте или в трио, ноты у каждого подстроены под собственный инструмент, однако, есть особенность-тебе могут дать не только твои ноты, но и твоих партнёров, лишь переписанные под твой инструмент. Коко играл единожды в паре с кем-то, считая, что музыка, что он играет, лишь для него и сугубо личное. Но о таком знает каждый, кто хоть раз играл на чём-то. Ведь никто не застрахован и так всегда намного проще найти, где другой сбился. Инупи, восседая на банкетку, откинул подолы куртки. Тормоша волосы и убирая их от лица, он, с абсолютным, будто штиль спокойствием, осмотрел нотные записи. Перебирая пальцами в воздухе, не дыша, не отводя взгляд, Инупи молчит. Рассекает воздух белоснежными пальцами, на кончиках которых расположились натёртости, усердная работа, как никак. Костяшки и сгиб фаланги нежно розовый, словно подмёрз на улице. Неземной. Будто ангел, дарящий людям музыку. Пусть молчит он, и молчит рояль, но музыка играет. Из души, из сердца или из стремлений быть достойным. Может быть всё и сразу. Белые ресницы трепещут, как и зажимает внутри при резком звуке из-под рук Инупи. Игра огласке придаёт, что он играет здесь. В пустом коридоре, без надежд и мечт, разорвавших изнутри. До крови и мозолей, затирая весть. Он хочет быть царём, что правит балом, невзначай играя песнь. Известную как смерть невластную, поработившую известь. Он покачивается в такт, наклоняясь и отстраняясь от клавиш, а руки не шевелятся. Сохраняют ровное положение, перебирая октавы и ноты, искажая звук по усмотрению композитора. Инупи не сбивается, глядит только на лист, никуда больше. Расхаживая пальцами, что он так бережно омыл антисептиком, по инструменту. Никаких помарок, часть, что играет Коко, сейчас звучит для него. В интерпретации рояля звучит неплохо. Коко прислушивается, отсчитывая время пауз между нотами и в ювелирной точности, называя тональность каждой. Ритм отбивается от стенки головы, вбиваясь гвоздём в неё. В то время как Инупи старательно, но в то же время небесно невесомо нажимает на клавиши, что покажется, будто он его не трогает совсем. Прелесть. Умение, которое очень важно. Коко слышит конечные отголоски музыки, стихающие к завершению. Инупи заканчивает мелодию, сводя звук к минимуму и положив руки на коленки, моргает. Часто, что глаза покрываются мокрой плёнкой. И только тогда решает развернуться. Немного горбится, но голова в ровном положении. Смотрит на Коко чуть исподлобья, но больше из полузакрытых век. Тот кивает ему, немногословно благодаря. Дверь без скрипа отворяется, и там появляется Юзуха, что ушла за своим футляром, больше схожим на маленького размера чемодан. Коричневая кожа с золотистыми уголками. Стоит, сделав два шага от проёма, зажмурившись и прикрывая рукой, будто «навесом», глаза, и приглядывается к окнам сверху у потолка. Перехватывая той же рукой футляр, да покрепче, Юзуха отступает назад и наконец, нащупывает выключатель. Щёлкая вниз, проходит к одному из двух стульев. На другом расположился футляр Коко, больше чем Юзухи в два или три раза. В аудитории по всему периметру загорелся тёплый свет. Люстры были выполнены в стиле, что и потолок, дополняя намного лучше, чем заезженные офисные люстры. Поправляя резинку на затылке, Юзуха закатывает рукава по локоть. Найти её инструмент было проще простого. Найти то она нашла, но вот кабинет декана великодушно был закрыт. Её брат не пойми где лазит посреди белого дня. Хотя это лучше-не будет лишних вопросов и упрёков, что она шастает без дела, хотя могла порепетировать сольные программы. В прочем, его никаким боком не волновало то, что Юзухе за двадцать и то, что ей нравится играть в дуэте и именно в нём она нашла ещё большую любовь к игре на музыкальном инструменте. Если бы не игра с кем-то, она бы не поступила в консерваторию, выбрав совершенно другую специальность. Но попробовав однажды, остановиться не смогла. Заслуга Инуи, чья просьба оказалась весьма неожиданной в то время. Сыграть с ним просто из интереса того к тому, как он будет синхронизироваться с кем-то, вылилась в то, что сейчас Юзуха лучшая на своей специальности. Звук щелчка чемоданчика, бархат лазуритового цвета, обивка по форме флейты. Разобранная на три части и блестит серебром на свету. Бережно собирает, закручивая каждую деталь крепко, чтобы ни один звук не проскочил. На фоне Коко переставляет пюпитры. В метре друг от друга, с правого бока от рояля. Одна из классических расстановок. Он не имеет понятия, какого играть втроём. В багаже опыта, что возит за собой, только уроки с Онгаку Реи, что так же специализировалась на пианино. Это было единожды, максимум дважды, когда он играл с кем-то. От этого не легче ни в какую сторону. Лучший сольник скрипач — практически худший дуэтный. Его смычок натёрт канифолью до идеала. Какая разница, что идеал смутное понятие, даже в таком конкретном деле как музыка. Поменянные струны прямо за несколько дней до выезда из Токио. Коко мостит скрипку на левое плечо. Он привык к никогда не сходящим синякам на плече. Боль не кажется такой острой, со временем притупляется, оставляя фиолетовое бельмо. На пальцах, что дарят миру музыку, мозоли, многочисленные мозоли, но их покрыла грубая кожа. Слега пожелтевшая из-за слоёв работы в прошлом, что не уходили, оставаясь напоминанием на пальцах. Когда он потирает руками друг о друга, ладонь царапается от подушечки,он нещадно не обращает внимания. Коко часто сгрызал огрубевшие подушечки до крови, хлеставшей вокруг и попадая металлическим привкусом в рот. Но он не прекращал, снова грыз на следующий день, когда раны болят сильнее, нежели в первые секунды. Отдирал кожу мелкими кусочками, а потом смотрел на своё творение, будто на набросок великого. Играл, не смотря на это. Заклеивал пластырем, что отлетал при исполнении, расцарапывая железными струнами сильнее и марая кровью лакированную древесину. После ругался сам на себя за это, что нужно перестать так делать. Не переставал, но время между ранами увеличивалось. Готовится играть сейчас, пока на пальцах темнее даже погрубевшей кожи рубцы, коричневатые, похожие на уколы иглой. Давно это было, вот и не видно всего ужаса, на что походили руки Коко. Напоминанием служат фантомные разрезы, натягивая кожу и разрубая в двойне больнее об струны. Иногда кажется, что пальцы до сих пор болят. Кажется. Кажется и сейчас, у Коко на плече скрипка, на плечах синяки, на руках мозоли, под глазами глубоко залёгшие синяки, а шея со спиной болят. Никто не рождается чёртовым гением. Упорный труд, а после уже по накатанной. У всего есть фундамент, отличается лишь то, как его использовать. Не каждый, кто старается, может быть великим. В этом и смысл, ты можешь продолжать стараться, но если ты потеряешь того «себя», то тебе уже не будет нужна эта мечта. Коко не терялся. Вряд ли потеряется. Именно музыка стала путеводной звездой, зажигающей путь и свет в его глазах. У каждого свой свет разный, а у него это, когда закончив выступление, ослеплён софитами, да так, что после этого будешь видеть блики; Юзуха прочищает флейту, глазом прислоняясь и заглядывая внутрь. Что высматривает-неизвестно, но сразу после, расставляет свои ноты и становится по правую сторону от Коко. Переглядываются. Инупи с Коко. Коко с Юзухой. Юзуха с Инупи и одновременно кивают. Поднимая руку, уже сидя спиной, Сейшу отсчитывает. Три, два, один. Звучит пианино, разрезая тишину, где не слышно и дыхания. Открывается второе. У каждого оно своё. Разное, у кого-то чистое и прозрачное, как дуновение весеннего ветра. У кого-то звонкое и напористое, как холодное утро зимой. А у кого-то пугающий, переходящий в спокойный, и наоборот, как аристократический бал, где дамы убегают с любовниками на глазах у мужа. Коко вступает следующим, прикрывает глаза. По памяти реставрируя каждый кусочек, что был сыгран на пианино и перенесён на струны скрипки. Перед глазами мельтешат яркие цвета, захлебнуться не жалко. Музыка-прекрасное явление в истории человечества. Не будь её, люди бы толком и не умели выражать свои мысли искусством. Ведь иногда рисования, письма недостаточно и нужно это услышать. Коко слышит, чувствует. Всеми фибрами души, раскрываясь и расцветая на кратковременный срок на сцене. Нахождение и возможность быть музыкантом — по-своему прекрасна, пусть и не без минусов. Он не сбивается, старательно вырисовывает немыслимые узоры смычком. Следом разносятся ветренные потоки, тёплые. На этот раз Юзуха штрихует очередные детали замысловатого рисунка, не имея понятия, что даст такое трио. Поглядывая в ноты, и по новому вдыхая в себя и выдыхая, отдаваясь мелодии. Припадая губами к флейте, отстукивает мысом о пол, от опоры на каблук ботфортов, звук чётче отражается от деревянного пола. Пусть они и играют не по нотам, особенно Инупи, увлёкшийся собственным метрономом внутри, и, сбивая построение нотного написания, они не останавливаются. Переиграют. Ничего такого, и никто не злится. Продолжая свою работу, Юзуха посматривает на Инупи, что похож на кругловатое колесо, выгибающееся вперёд-назад. В отличие от Коко, играющего с ровной спиной, головой, проверять транспортиром не нужно, чётко по градусам, ни меньше, ни больше. Укладка волнами спадает, но не мешает игре, так и нужно. Спланировано чётко по пунктам. Он не сходит с исходной позиции, не меняя положения, и кажется, совсем не дышит, заменяя лёгкие скрипкой. Это пример для подражания. Выдержка и великолепная дисциплина. На подсознательном уровне не даёт Коко согнуться или наклониться, куда ему угодно, это дарование, воспитанное так же его знаменитым учителем. Сиять и не падать. Коль падать — вставать, не переставая сиять. Бери лучшее, пока дают. Коко брал. Учитель-добрая душа, учившая быть сильным и не подставляться под удар неудач. Только Коко питался завистью других, научился упиваться сладкими соками этих блесков в глазах, сжатых челюстей и кулаков, и перешёптываний со слухами за спиной, когда проходил, держа в левой руке скрипку, а в правой смычок. Держать голову высоко — иначе затопчут, и не терять собственного ритма из-под прицела. Инуи старается не терять, но почему то всегда ускользает, прямиком из-под пальцев, из-под носа. Словно дымка растворяется в воздухе, единожды дав вдохнуть этот запах и бесследно и без шансов попробовать ещё. Обрести и потерять и без возможности вернуть всё на круги своя, ужасно. Смотреть как кто-то становится лучше, пускай вы и были на одном уровне, когда-то. Упорный труд, разборов тем и постоянное пере прохождения предыдущего. Безрезультатное блуждание по тропам ада, придуманного самим собой и на цепи у собственных результатов и целей, что как та самая далёкая звезда в небе. Лучший? Кто это? Как определить, что ты переступил эту черту? Инупи не знает. Понятие идеала не подлежит объяснениям, муторно и непостижимо. Сколько он ходит около этой полосы, начерченной, будто мелом от нечисти? Долго, не уставая делать маленькие шажки, дабы переступить через черту. Переступить через себя. Не прекратит, у него есть цель. Пока он жив, он будет идти. Им движет давняя мечта, от которой захватывает дух. Благодаря которой он не задохнулся от собственных поражений. Он бы не был Инуи Сейшу, не борись он за то, что считает истинной. Предал бы себя, не дерись с самим собой и другими за, что ему дорого. Стал бы чужим, не ставь на кон последнее, и не иди через терновник.***
Репетиция подходит к завершению. Уже вечер, стемнело, и глазом моргнуть не успели, проведя несколько часов подряд, сидя или стоя здесь. Юзуха то и дело бегала за кофе к автомату у входа. Инупи постоянно разминал спину и таз, говоря, что жопа плоская, и от многолетнего сидения на банкетке и геморрой скоро появиться. Если уже не появился. У Коко не было никаких возражений, от вопросов «почему?» хмыкнув, отвечал что привык. Действительно привык. Стоять долго едва не срастаясь головой с инструментом для него не в первой, а уж тем более постоять настолько недолго, так ещё и с перерывами, похоже на детский сад. Принимая у Юзухи из рук третий по счёту стакан с разведенным порошком, называемый себя кофе, Коко не возражал, выпивая, поморщившись только в первый раз, свыкаясь с песком на языке. Юзуха говорит, что первых пар не будет, и можно порепетировать утром, а вечером разойтись. Все рады такому, без упрёков оглашаются. Юзуха разбирает флейту первой, прочищая её ещё раз. Ноты сложены в шопер, в модной папочке с котом и наклейками. Завидев интерес Коко, объясняет, наклейки сестёр одного из друзей, а папка брата. От чего Коко выдаёт шутку, спрашивая, не старшего ли. Посмеивается, а отвёрнутый лицом к клавишам Инупи, заливается смехом, прикрываясь рукой, иначе от эхо все оглохнут. Не смогут играть, и всё будет насмарку. Юзуха закидывая на плечо шопер, а в руку хватает футляр, удаляется, махая рукой. Коко не особо спешит, написав сообщение водителю, ожидает его минут десять, проходящих в абсолютной тишине, но она не гнетущая, наоборот, вполне вписывается. Протирая смычок, и отряхнув скрипку, Коко укладывает на бархатную подушку, а под резинку на крышке, где хранит несколько карандашей, пропихивает листы. Сможет нормально сыграть свою партию сольно, когда наденет линзы и станет видящим. Не захлопывая пальто на кнопки, закидывает на плечо дипломат, который, в общем то и не представил возможности быть использованным. Лямка немного соскальзывает с шерстяного покрова. Водитель сообщил о приезде. —Пока, Инупи.-следует к выходу под молчаливый взгляд Инупи, всё кочевавшим на банкетке, не меняя положения.—Спасибо, что сыграл мою партию.-выжидая и кинув, не обернувшись, Коко скрывается по ту сторону двери, неспешно следуя тёмными коридорами к выходу. —Пожалуйста, Коко. –этого Коко не услышал, а Инупи так же придумал ему прозвище. Впервые назвав его так, без ведомости Коконоя. Инупи сидит на банкетке, продолжая смотреть в дверь, в которой давно скрылся он, оставив шлейф духов за собой. А он сиди и понимай, что ему далеко бежать, чтобы догнать такого как он. Работай и разбирай. До посинения, покраснения, позеленения, да хоть до состояния пепла, но стань таким же уверенным в своей игре, как он. Состояние души — расстроенное пианино