Лепестки сакуры на твоих губах

Люблю успех не меньше других, но не хочу и боюсь дешёвого успеха. Анатолий Петрович Кторов Утро под звон будильника. Инупи спит без задних ног, развалившись на кровати с лёгким покрывалом, вместо пухового одеяла. С головой уткнувшись меж подушек, пытается отыскать рукой телефон. Снова падает с тумбочки, но звон не прекращается. Инупи, разлепляет глаза, а их ножом режет от света из окна. Протирая кулачком, и зевая с характерным звуком, немного морщится, ведь ему приходится тянуться к полу за телефоном. Тот пару раз неприятно пищит, но вовремя затыкает его, откидывая итак побитый телефон на белоснежную, скомканную простынь. По очереди открывая глаза, Инупи наконец чётко видит происходящее. В поле зрения комната, в левом углу дверь, на ней прибиты крючки. Оставленные на них курточки и шопер. Вдоль стены, справа от двери, зеркало в полный рост, комод, над ним множество полок. Сбоку от изголовья кровати окно со струящимися гирляндами, он не помнит, когда в последний раз менял что-то в комнате. С подросткового возраста его жилище оставалось прежним. Напоминания о давно минувших днях символом висят на стене у спального места. Фотографии, что памятно держат образы в голове Сейшу. Без них, уже давно забыл бы, каким цветом было окрашено прошлое. Это не значило, что цвет всегда был ярким. Изображения его друзей, его самого на фоне какого-то здания в Киото на очередном празднике, его сестры… Сестра, чья улыбка стала светом на фоне тьмы. Он всегда пытался повторить то самое выражение лица, ту самую мягкую полосу из губ, но получалось не так. Всегда чего-то не хватало. Того, что возможно и называлось «индивидуальностью». Каждый человек уникален, но Сейшу хотел походить на сестру, что всегда была успешной, красивой, доброй, и всегда во всём преуспевала. Лепил из себя, не пойми какую карикатуру, вместо собственной авторской скульптуры. Руки устали и все грязные, но глина всё ещё мокрая. Не доказав себе, что он личность, не понял самого себя. Сейшу всё равно лепит, вымазывает, корректирует нюансы, но получается всё равно нето. Кажется, что, сколько себя помнит, хотел быть похожим на Аканэ. Когда она приходила с занятий, с улыбкой, трепала его по волосам и садилась за рояль. Он наблюдал большими глазами, что светились от музыки и образа сестры за инструментом. Ему было пять, в тот момент, когда сестра сыграла ему мелодию, что стала толчком к искусству. Вела его по тернистому и сложному пути пианиста и привела к тому, что он имеет сейчас. Упрашивать родителей отправить его в музыкальную школу долго не приходилось, и с пятилетнего возраста он с сестрой ходил на уроки. Он помнит, смутно, но помнит, что она держала его за маленькую ручку. Её ладони всегда были холодными, но мягкими и нежными, из-за чего ему нравилось водить пальчиком по тыльной стороне кисти. Она улыбалась и говорила, что поможет ему пройти сольфеджио на год вперёд. Потому что тогда он из интереса выучил всю программу первого класса и ходил по пятам Аканэ, дабы та дала ему учебник второго класса. Он рос, а любовь к музыке не утихала. Сестра не переставала и трудилась на своё будущее, не забывая поддерживать брата в его достижениях. Одно пианино на двух музыкантов — проблема. Но Сейшу уступал, и искал пустые кабинеты в музыкальной школе, чтобы репетировать. Там и наткнулся однажды на Шиничиро Сано, что впоследствие стал его персональным наставником. Сейшу играл, отрабатывал перед концертом, а Шиничиро приезжал в его музыкальную школу в качестве судьи на конкурсе у выпускников. Проходя по коридору, под конец, услышал играющего на пианино Сейшу. Так и получилось, что в десять лет Инупи смог получить возможность быть учеником у такого Сенсея. С того самого момента больше не нужно было уступать Аканэ место за домашним роялем, ведь Сано-сенсей разрешил тренироваться у него в кабинете, что сейчас является аудиторией его группы. Сейшу был счастлив, очень, постоянно делился с сестрой о том, что Сано-сенсей выдающийся преподаватель. Она внимательно слушала, интересовалась деталями, пока он эмоционально размахивал руками. Тогда Сейшу всё реже брал сестру за руку, предпочитая идти просто бок о бок, ведь он взрослый парень, и он уже в состоянии идти без поддержки. Аканэ всегда умилялась с такого, ведь десятилетний Инупи иногда вёл себя слишком уж серьёзно. От того и появилось одно из фото, что сейчас сквозь гудящую голову и полусонное состояние рассматривает Сейшу. Они вдвоём, это выпускной Аканэ из музыкальной школы, руки, скреплённые в замок. Сестра мягко, как и всегда, улыбается. Так умеет только она, а Сейшу смотрит не в объектив, а на неё. Сдержано, но всё-таки ухмыльнулся. Тогда Аканэ была в красивом платье из шифона с цветочным изображением. А Инупи до сих пор помнит, как они шли в кафетерий, ели мороженое и целый день в руках сестры был букет, подаренный им. И уже под конец дня, купаясь в заливистых лучах солнца, они неспешно шагали домой через парк, что только готовился к цветению сакуры. Всё это отложено на кусочке бумаги, возможно, если бы не фото, целостный образ сестры канул бы в лету. В памяти бы остался лишь силуэт, что светится, играя на пианино, но как не пытался бы разглядеть, всё расплывчато. Но он видит, каждое утро, возобновляя утраченные частички внешности, будь то морщинка у глаз от улыбки, или количество ресниц на левом глазу. Инупи не должен забыть Аканэ, её мастерство и мечту. Не должен. Пока есть возможность, будет помнить. Ведь Аканэ Инуи — его старшая сестра, одарившая маленького Сейшу мечтой и целью в его жизни. Он исполнит свою и заодно её мечту. Ради этого он бодрит себя. Прекращает рассматривать фото и старается прийти в себя после долгой ночи в раздумьях. Без разбора находит серую толстовку на змейке и чёрные джинсы. В зеркале осматривает себя, а после и укладку, точнее, что было похоже на неё. Вкусно пахнущий кондиционер для волос с клубникой, чтобы он смог не вырывать свои золотистые пряди. Привычные действия, ничем не подкреплённые. Просто есть, просто выполняет, день без них будет не полным, а утро не добрым. Сейчас он, как обычно, ерошит волосы ладонью, а потом подбирает верхнюю одежду, что долговременно пахнет его духами. Захлопывает едва не картонную дверь в комнату, пусть и нет от кого скрываться. Давно не от кого. Инуи не завтракает, забивает на это. Только чистит зубы в маленькой совмещённой ванной. Душевая кабинка, на внутренних полочках шампунь, мыло, мочалка, гель для душа опять же с клубникой. Немногочисленный набор, а в настенном шкафчике над раковиной, прямо за зеркальной дверкой, прячется новая зубная паста, туалетная бумага, гель после бритья, бритва и конечно пена. Пускай содержимое не занимало много места, Инупи этого вполне хватало. Всё самое нужное и ничего лишнего. За чисткой зубов он замечает небольшие капли от пасты за прошлые дни и пытается их оттереть, оставляя разводы от пальцев. Инупи глубоко вздыхает, пока в ротовой полости торчит щётка и капает слюна с пеной, от чего тот ещё больше чертыхается, сплёвывает, и, протирая уголки губ, поспешно уходит. В запасе ещё целых полтора часа, и у него есть время заварить себе термос. Но прежде вспоминает про телефон, всё ещё лежащий на постели. Он, кстати, так и не заправил её. Снова поднимается на второй этаж и спускается обратно. Ковролин, расстеленный на ступеньках, немного прощупывается сквозь тапочки, а Инупи кинул свои вещи на стул, что визуально еле помещался в крохотной кухоньке. В чайнике, как и всегда, заранее есть вода и, поставив его на газовую конфорку, Инупи подготавливает заварку. Крупнолистовой зелёный чай с жасмином и небольшой термос в пол литра. Любимый напиток всегда заваривался довольно часто, и для этого у него всегда стоял чайник с прессом. На его, пусть и не большой, кухне, можно было найти ещё и сервиз с круглыми чашечками без ручек. Но предметом воздыхания были сервизы из Китайского фарфора. Какими не были бы надежды на покупку дорогостоящей посудины, они были разбиты. Легко и просто, ценовая политика качественного и красивого фарфора не была по карману Инупи, сколько бы он не горбатился в будущем. И потому, не придумав ничего лучше, просто решил позабыть об этой хотелке. В его кухне так же было несколько озеленивших растений. Плющ, вьющийся по специально вбитым гвоздикам, от полочек, возвышавшихся над плитой, уходил на метр. Маленький холодильник, ниже Инупи, газовая плита, что довольно редко встречалась в Японских городах, отдавая предпочтения электрическим. Два стула за деревянным столом, на котором лежала ажурная салфетка, а сверху чаша с зелёными яблоками. Ничего примечательного, но Сейшу идеально вписывался в белоснежную обстановку, дополняя её всем своим нутром и внешностью. Заполняя термос кипятком, подхватывает яблоко и уже всё группирует в шопере, где таится много барахла. Коллекция фантиков, исписанных ручек, помятые листы диктантами по сольфеджио, но было и полезное: аккуратная папка с нотами для репетиции, домашнее задание и конечно, так называемый, «перекус». Около входа накидывает на себя вчерашнюю куртку, хорошо сочетается с сегодняшним спортивным луком, что прикрывает все погрешности усталости, и какие-то простые кеды. Тапки ставит на обустроенную для обуви полочку около гэнкана и поспешно выдвигается, без ярого желания опаздывать на первую пару во вторник. Сегодня пара у Сано-сенсея, а разочаровывать его совсем не хочется. На улице удивительно тёплая погода, а утро радует Сейшу яркими лучами, что пастельными мазками окрашивают лицо. Нежась в объятиях нежного прилива весны, Сейшу сопровождает свой путь тишиной жилых районов. Он предпочитает отдыхать пока есть возможность. Особенно в такие моменты, когда день начинается с хорошей погоды и предстоящего времени меж парами за чашечкой настоянного зелёного чая. Всё довольно хорошо, не придерёшься практически. Обычный темп жизни для Сейшу, он вполне устраивает его. Скучновато бывает редко, однако приелись даже обыкновенные вечеринки с другими студентами. Искать, что разбавит его каждодневную рутину, не то чтобы не хотелось, он просто думал, что если будет нужно, судьба сама преподнесёт именно такой подарок, который нужен. Пока что он учится, трудится, не покладая рук, и ему хватает. Сейчас полностью его внимание на учёбе и красный диплом в конце марта следующего года. Ах да, ещё фестивальный концерт восьмого апреля. Он тоже в списке дел. Непременно выполнит, без отнекиваний. Ко всему прочему, опыта много не бывает, а когда тебя видит, слышит, знает зритель, это тоже хорошо. Отдача от публики и их аплодисменты, одна из важных составляющих в карьере музыканта. Дорога занимает продолжительную частицу времени, около часа в одну сторону. Это не сильно удручает. Сейшу всегда предпочитает стоять в вагоне метро, наблюдая в метро напротив сменяющийся вид. Пускай и выучил каждый фонарный столб в поле зрения и запомнил количество. Отвлекался подобным образом, когда бывало уж слишком скучно ехать. На удивление, сегодня час пролетает быстро. Возможно по причине того, что сегодня предстоящий денёк будет насыщенным или от того, что готов ещё больше работать. Опуская момент, что Сейшу безустанно крутится хуже юлы, выпрыгивая из штанов ради результата. За что Сано-сенсей его ругал и ругает по сей день. Но даже его авторитет и уважение не работают на упорстве, двигающим Инупи во время обучения чему-то новому, да и при повторении ситуация та же. Не слышит ничего кроме нот и книжных теоретических знаний. Вымотанный, но, не смотря на это, недовольный, думает, что этого недостаточно. Внутри сидит ощущение незавершённости. От этого не избавиться, давно этот гнусный водоворот затягивает его, но окончательно не топит. Сейшу от этого страдает больше и углубляется в материал ещё больше, усугубляя ситуацию необратимо. Замкнутый круг, что он начинает снова, и снова с первой пары. Универ встречает привычным гулом, столпотворением и, конечно, Юзухой, что непринуждённо болтает с Коко около кофейного автомата. По второму было сложно что-либо понять. Беспрекословное спокойствие и отстранённость, а всё, что им известно, это информация, что можно найти в интернете. Это Сейшу не устраивало, немного, но не устраивало. Ведь Коко был немногословен, пускай говорил, но рассуждая, можно понять, что тот, от слова вообще ничего толком не рассказывал. Отречённый от диалога, но внимательно слушает других. Пускай, возможно, ему и не интересно, он выслушает, из вежливости. Инуи не надеялся на откровения спустя три дня знакомства, однако надежда на небольшой разговор всё же была. В данный момент Юзуха рассказывает о том, что сегодня начнётся заготовка студенческого билета для Коко, тот кивает и говорит, как будет готова корочка, он принесёт фотографии. Ничего интересного, по классике разговор на нейтральную тему. Оно и понятно, они не друзья, чтобы разговаривать о чём-то ещё. От того Сейшу молчит, медленно изучая Коко. Его движения плавные, не лишены чёткости. Понятно, что он знает, как стоять, как говорить, наверное, как правильно дышать, чтобы быть изящным. По-своему изящным, без резиновых соплей. Голос более мягкий, с баритоном. Всё правильно, говорит с неким мурчанием, скрывающимся внутри голосовых связок. Всё же мнение о том, что такие как он, идеальны, не меняются. Без особых сомнений, Инуи и другие музыканты, что не рождались гениями и никак не могли вырваться на первый план, считали, что невозможно не быть идеальным с такими данными, как у Коко и ему подобных. Талантливый человек талантлив во всём. Как это часто говорилось среди других сплетников. Сейшу так же думал, но не кидал попыток стать похожим на великих музыкантов. Похожим. Быть похожим на кого-то вошло в привычку. Но он не отрекался от этого, иногда, даже осознавал в полной мере. Продолжал. Ведь хочет исполнить мечту. А без мечты нет и жизни. Этим движет половина мира. Нет. Весь мир, хоть на каплю, но имеет мечту и цель. Неважно, насколько она кажется глупой, она есть. Это неизменный факт. Без причины жить, мы все теряем смысл. Инуи не хотел терять. Снова. Потому и пришёл к выводу, что может, его мечта всё же сможет когда-нибудь стать явью. Если он постарается, точно станет. Почему то маленькая уверенность в этом всё же была. Объяснения этому порыву, кроме того, что бредит некими идеалами, не было. Следует, иногда видоизменяя дорогу собственной карьеры, дабы на сантиметр приблизиться к желаемому, что давно стало ориентиром. Довольно долгий промежуток своей жизни он потратил на старания, чтобы из-за пустякового сомнительного позыва или, больше подходит, сомнительной мысли, что промелькнула в глубине грудины, забросить все свои старания. Он мог бы. Мог бы быть среднестатистическим музыкантом. После окончания консерватории пойти работать в музыкальную школу, на любой предмет, что ему вздумается. Мог бы. Но не станет. Да, стабильность, гарантированная не маленькая пенсия, график и чёткий распорядок действий на год вперёд. Порой, это и притягивает. Но уж точно не его. Разве это лучше большой сцены, света софитов, что озаряют и опаляют кожу и глаза, когда ты отыгрываешь очередную мелодию. Под наблюдением сотни пар глаз, а потом ,стоя, тебе аплодируют, кидают цветы, какими будет заставлена вся гримёрная. Это было нечто таким невероятным, блестящим. Сейшу протягивал к этому будущему руки на встречу. Готов был поклясться, задав ему вопрос, кем бы он был, не играй на пианино, он бы ответил: «Научился бы играть». Всем нутром Сейшу ощущал, что пианино, да, не его талант, нет у него задатков с рождения. Конечно, пришлось трудиться постоянно, и бывало застревать на мёртвой точке на долго, но кто говорил, что упорный труд это не талант? Немного отличается от привычного нам понятия «таланта», но ведь, сравнимо с другими умениями, трудиться и стараться, это необычайно сложно, и не всегда у всех это получается. Возможно, он заблуждается. Возможно, он думает, что это сможет успокоить его самого. Возможно, он этим тешится. Раз так, то какая разница? Если результат будет, почему не воспользоваться такими методами. Коко всё так же немногочисленно кивает, перебрасываясь фразами с Юзухой. Та сегодня выглядит более не выспавшейся. Неравномерный кушон, будто мелом, покрывает кожу. Неизменная коричневая тушь, словно треугольниками скрепляет нижние ресницы. Она не предавала свою традицию использовать только коричневую не водостойкую тушь. Сказать честно, она ей идёт, по цветовой теплоте сочетается с розоватыми, не то рыжеватыми, волосами. Они у неё довольно пышные и тяжеловатые, от того и приходится заплетать, а чтобы не было однообразно, экспериментирует с различными формами. Сам Сейшу тоже задумывался над отращиванием своих гладких, пусть иногда не совсем послушных, локонов. Но вспоминая, сколько ушло на длину ниже плеч, у Юзухи, отдёргивает себя. Итак сойдёт, и рукой потирает немного колючие волосы. Недавно подгонял под ноль, а так быстро отросли. На часах 8:29, и в скором времени прозвучит звонок. Не дожидаются, и каждый подхватывает свои инструменты, вещи, направляясь по лестнице, успевают до тех пор, пока на ней не скапливается толпа народа. Юзуха поворачивает в другую сторону, оборачивается и громко кричит вдогонку про предстоящую репетицию. Не дожидаясь, с заметным грохотом вваливается в кабинет. Коко идёт рядом, не глядя на него. Сейшу тишина же совсем не нагнетает, наоборот, благодаря ей он решает разрушить молчаливую прогулку по коридорам университета. Не смотря на Коко, он начинает: —Инцидент с вечеринкой. Спасибо, что довёз. Понимаю, что Юзуха бы не выгнала, но мало кто захочет тягаться, так скажем, с пьяным трупом.-кивнув, в качестве подтверждения своим же словам, озирается на Коко, тот кажется его совсем не слушал. —Не стоит. Я ,по условиям игры, должен был. В конце концов, это не было особо важно, так что мы квиты.-совершенно беззаботно кинутая фраза, но Инупи понимает, Коко вообще не настроен на какие-либо дружеские отношения. Либо ему так кажется? Коко отвык от простого общения, всегда всем что-то нужно. Пускай Инупи питает некую благодарность к его не многозначному поступку, это совсем не означает, что они смогут быть большим, чем просто приятелями. Возможно эгоистично, однако Коко умеет более-менее трезво оценивать шансы и приравнивать их к провальному результату. В этой ситуации всё довольно двояко, судить раньше не стоит, но первые выводы сделать можно. Третий день как Коко знаком с ним, интересно, чего он жаждал? Хаджиме сворачивает в аудиторию, номер которой Юзуха любезно предоставила, как и все на сегодняшний день. Не оборачиваясь, говорит: —Не заморачивайся, иначе будет сложно.-уже после скрывается за дверью, там сегодня проходит японский язык, любезно присутствующий на всех музыкальных специальностях. Сейшу кивает. Зачем? Сам не знает, вроде согласен, а вроде и нет. Сложно это всё. Отгоняет свою нахлынувшую волной философию, поспешно направляется к другой аудитории. В ней располагалась практически вся его группа, за стулом, на этот раз пара проходит не в их кабинете, потому Сано-сенсею приходиться вынужденно переехать за стол. Ему неудобно, и это заметно. Локти ставит на поверхность, убирает. Кладёт ладони на колени, убирает. Ёрзает и не может понять, как ему удобнее. В конце концов, когда группа наблюдает за его тщетными и в полной мере забавными попытками, он, наконец, отодвигается от стола ближе к доске и укладывает ноги на поверхность. Сейшу по привычке за первым рядом посередине. Видно, слышно и поближе к Сенсею. Тот немного корявым почерком начиркал тему сегодняшней пары и с довольной улыбкой приказал им записать термины под диктовку. Не сказать, что уроки, лекции и, по возможности, семинары, были скучными или сложными. Скорее наоборот, Шиничиро старался дать ученикам как больше знаний. Затянется вся пара для объяснения одного момента в произведении? Пожалуйста, разберём, пережуёт и выплюнет. Главное, чтобы понял. Одно из правил. Не поймёт какую-то деталь-пиши пропало. Шиничиро это прекрасно понимал, и всегда относился с пониманием к вопросам и просьбам показать и рассказать, что не так. В конспектах его студентов днём с огнём не сыщешь целостных рукописей. Накалякай себе главное, обведи самое нужное и добавь пару предложений со слов Шиничиро, так как он предупреждает, что именно это нужно записать из его уст. В книгах не найдёшь материала, про который он говорил. Смело назвать можно «личным опытом», он очень полезен кстати. Не раз выручал Инуи на дополнительных семинарах и по подобию таких мероприятиях. Тема выдалась довольно лёгкой, у них оставалось буквально пятнадцать минут до окончания пары. Сано-сенсей любезно разрешил им заниматься своими важными делами в смартфонах. Инуи, пользуясь моментом, полез в открытые вкладки приложений. Он не был ярым поклонником социальных сетей, но как у обычного человека, пара фотографий в профиле имелось. В прочем, подписчиков было не много, как и подписок. Любовь к приятной цветовой палитре выливалась в изображения на страничке: первое открывшиеся фото: кафе в Киото, там Инуи держит бело-рыжего кота, а тот уже облюбовал его объятия, так и оставался до самого ухода сидеть на нём. Тут он с большой компанией, да, теми самыми ребятками с вечеринки, на фестивале красок холи. Тогда больше всего красного попало именно на его волосы, но на фото, да и в жизни, они все улыбались ярче, чем могло светить Солнце. Все разноцветные, не евшие ничего кроме мороженого и пирожных, к тому же некоторые сели на чёрствый асфальт и стали кривить рожицы, а остальные, рядом стоящие, повторяли, иногда произнося смешные фразы и не заботясь о качестве дубля. Были также и фото цветов в поле подсолнухов, получилась чисто случайно, при поездке на байке по одной из деревень в области Киото. Малонаселённый пункт, но множество цветов, ручьёв, и лесистых посадок расцветали для приезжих Юзухи и Инуи. Вот тут он запечатлел ноги, а около них вьются котики. Оплетают хвостами икры, весна прошлого года. Май и последняя пара, лёгкость перед выходным и отличная прогулка через парк привела к замечательным животным. Всего страничка была заполнена пятнадцатью изображениями. Так же, не совсем вписывающиеся в «интерьер» тёплых оттенков, он выставлял в истории, а потом актуальное. Оставляя лепту об определённых и не всегда деньках. Ради чего зашёл, не особо известно, по привычке. В сообщениях ноль уведомлений, а в ленте ничего особенного. Несколько историй других студентов-знакомых и парочка от представителей музыкального отделения. Перелистывая рекомендованную ленту, Инуи озаряет, что можно найти Коко в соц. сети, и это вряд ли будет настолько сложно. Учитывая его популярность, пускай и не во всех аспектах этого мира. Его профиль с одиннадцатью тысячами подписчиков, не дурно. Фотографии слегка перевалили за сотню, и все, все поголовно были сделаны профессиональной камерой. В основном это были концерты, выставки, мероприятия. Цветовая гамма уходила в тёмные оттенки, скорее всего, из-за темноты на тех или иных представлениях. Волей-неволей, Сейшу заглядывался на спокойное выражение. На фото он оставался отрешённым, чаще всего сохраняя небольшую ухмылку, чтобы лицо не казалось мрачным. Не мог не отметить, ему слишком идёт такое. Всё такое сумрачное, загадочное, словно создано для Коконоя Хаджиме, признаётся Сейшу. Конечно же, самому себе. Больше некому, не поймут. Да и сам он не до конца принимает заинтересованность в середине, меж глоткой и лёгкими. Листает его страницу, пересматривает и приближает одного его поближе. Выглядит странно, но всем побоку. Потому что это Инуи Сейшу, он доброжелателен, всегда готов общаться и может помочь, но к нему никто не подходит, возможно, даже не замечают. И так с самого начала учёбы здесь, да и в любом из учебных заведений, где он только бывал. Жаловаться на недостачу общения он не намеревался, совершенно наоборот, Юзухи вполне хватает. С её идеями и влезанием в какую-то жопу, а потом затягиванием за собой и Сейшу. Привычное дело и без него не проходит их жизнь, без приключений живётся слишком скучно. Именно по этой причине ему по душе дружить с таким человеком. С кем вы похожи неплохо. Но с кем вы в край отличаетесь и имеете разные взгляды на жизнь, ещё веселее и будет больше тем для обсуждения. Юзуха, впрочем, всегда придёт на помощь, как и он. Успокоит, утешит, когда старший Шиба снова подумал смешать интересы его драгоценной подруги с говном под ногами. Именно, дружба не всегда весело, или не всегда грустно. Дружба на то и дружба, где комфортно молчать и нести всякий бред, чем занимается Юзуха, когда говорит с ним по телефону вечером, идя из магазина. Сейчас он идёт на другую пару, много студентов, каждый разодет, как ему комфортно и нравится. Здоровается с Такемичи, тот как всегда в полной запаре, карандаш за ухом, листы, и как всегда они выпадают. Не привыкать, с самого первого курса такой, рассеянный, что ли. Но это не мешает ему быть любимчиком у музыкантов в оркестре, а за старания, прикладываемые Ханагаки, они закрывают глаза на нередкие проёбы. Решает не отвлекать трудягу от волокиты с подготовкой, переходя на третий этаж, там столпотворение заметно редеет, остаются те, кто пришёл на смерть. В нашем случае, это пара по эстетике. Требовательный, придирчивый и возомнивший себя пупом Земли, препод Тайджу Шиба. К профессиональной неприязни добавлялась личная, без преувеличений, ненависть. Частые скандалы с Юзухой, по поводу и без, причиной служили, в основном, её желание быть музыкантом и в дальнейшем, а не идти на магистра и уже после преподавать в университете. Не ставит ни во что, не только студентов, но и собственную сестру и брата. Сейшу кривился, а на мягком лице появлялись заломы. Как бы ему не было неприятно и тошнотворно, находиться подле Шибы-сенсея - нужно. Последний год обучения, он намерен взять красный диплом, а из-за такого не боится собственных мыслей, их никто не слышит, «Черта галимого», он может завалить его по своему предмету. На этой неделе расписание варьируется, потому пары эстетики проходят со вторника по пятницу, но Сейшу вспоминает, его не будет в пятницу, и эту кривую рожу он не увидит, а потом и уменьшат часы с этим предметом. От осознания тихо выдыхает, эта пара закончится в одиннадцать тридцать, а потом тридцатиминутный перерыв на поесть. Привыкший к жизни без завтрака, Сейшу не заботился о голоде. В какой то степени, стало обычным делом перекусить на перерыве яблоком или булочкой в столовой, запив чаем и до вечера не быть изголодавшимся. Уж на вечерний приём пищи он готовил побольше, даже приди он очень поздно, всегда плотно поест. Возвращаясь к учебному процессу, застаёт открывающуюся изнутри тяжёлую дверь, ещё одна привычка этого препода, закрывать кабинет, а открывать под гулкий звонок и возмущаться, что все толпятся очень долго. У каждого свои тараканы в голове, но они у него вместо мозгов. Присаживается на третий ряд около двери, Шиба-сенсей уже довольно угловатыми буквами написал философский вопрос, что и являлся темой сегодняшнего монолога преподавателя и редких расспросов у студентов. Звонкий бас и целостный конспект, от ручки начинают ныть пальцы, всё чаще приходится их разминать. Опять вода, вода, вода, нужной информации крупицы, что он отмечает зелёным текстовыделителем, их у него много, разнообразия для определённых видов материала. Пара тянется дольше, чем ожидалось, начинает надоедать. Всё чаще Сейшу отвлекается на отделку этой высокой, как и все, аудитории. Здесь потолок украшен цветами, но это не выглядит колхозно, а золотые детали выделяются и заметно походят бежевой цветовой палитре. Парты были из тёмного дерева, как и вся мебель здесь, а преподавательский стул был под стать остальному, немного видоизменён. Часы над большой доской двигались медленно к тридцати минутам. Сейшу был вымотан, что отражалось на его движениях. Возобновить внутренний баланс, как моральный, так и физический, он собирался посетив столовую, и побыстрее скрыться от Шибы-сенсея, что явно действовал на всех, будто бы энергетический вампир. Хватая сумку под звук трезвонного звонка, Инупи, не спеша, но, всё же стараясь выйти первым и не толкаться с остальными, двигается к первому этажу, попутно махая рукой Доракену, тот, не изменяя себе, в спортивках, а внутренняя сторона ладони, что он поднял в приветствии, испачкана в масле. Оно и понятно, обучения на автомеханика не особо чистоплотное действо. Интересно это всё, в таком здании, шедевром архитектуры, учатся не только творческие профессии, это ещё одна причина, почему Инуи любит этот университет. Остальные причины пока остаются в тайне. Спускаясь по лестнице, по правую сторону у перил, скользит по ним руками, подталкивая себя и перепрыгивая через несколько ступеней сразу. Юзуха кидает ему СМС-ку, по пути набирает ответ: «ок», и уже замедлившись, направляется к столовой. В уши бьёт довольно громкая обстановка, людьми заняты столы под ноль, а потом он завидел перекрикивающую всех здесь находящихся Юзуху. С ней стоит Коко, что пришёл совершенно недавно. Укромно поставив свой футляр со скрипкой, приближается к ассортименту из множества еды. Метая по вкусностям глазами, останавливается на персиковых моти. Коко предпочтительно всегда выбирает их. Три штучки свеженьких и мягких пирожных. Расплачивается картой, и аккуратно придерживает картонную подставку, так как та гнётся и чуть не падает вместе с едой. Инуи присел и успешно грыз яблоко, кислое и твёрдое, как он любит. Чай в крышке успешно остывал и неспешно потягивал его маленькими глотками. Сейшу не думал совершенно ни о чём, словно в миг, всё из головы исчезло. Бесследно. Будто так и должен себя ощущать, пустынно и безмятежно. Он не заботился сейчас о том, что чувствует, словно так и было с самого начала. Начала чего? Мыслей нет, на автомате пьёт и ест с характерным хрустом фрукт. Он ожидал чего-то, что явно произойдёт. Не сейчас, не завтра, но произойдёт. Обязательно, для того его голова пуста и холодна, и это не мешает, наоборот, это вызывает заметное привыкание. Без тоски, будто весь мир поник в серость. Совсем, совсем не так. Всё нормально, он знает, что это не вызвано чем-то серьёзным и скоро пройдёт, но ощущение грядущего всё присутствует, не намереваясь утихать, так же быстро, как и появилось, без предупреждения. В попытках перестать пялиться в одну и ту же точку, где уже успел усесться Коко, он вникает в разговор Юзухи о том, что нужно начинать придумывать прощальное мероприятие или события на окончание последнего курса. Инуи переводит взгляд на рядом сидящую подругу, ему кажется, рановато об этом думать, второй день учёбы, нужно пережить все экзамены, и уже зимой где-то начинать задумываться об этом. Свои мысли он не озвучивает, Юзуха староста своей группы, она как никто лучше знает, когда и что делать. В этом он не сомневается, да и она всегда занималась организацией документов и мероприятий для всех трёх групп. Сейшу решил, что поможет ей с подготовкой, нельзя тащить всё на себе. В особенности, как делала Юзуха, часто отказываясь от помощи, но навязываясь, Инупи получал то, что хотел. —Не знаю, где празднуют у вас, но группа в Токио предпочитала устраивать попойки, а потом отходить неделями. Если интересно моё мнение, можно съездить куда-нибудь, в пределах Японии, естественно.-прожевав моти, Коко запивает водой, откуда не возьмись взялась эта бутылка. Спокойно и немного оценивающе взглянул на Юзуху, та, недолго размышляя, кивнула. —Да, неплохая идея. Обсудим её. Надо будет заняться ею в декабре, чтобы всех предупредить о цене поездки, и отказавшихся вычеркнуть.-поспевая за скоротечностью диалога и времени, они просиживают оставшиеся минуты в столовой, пока она до конца не пустеет. Сейшу бредёт по коридорам, натыкаясь на нужную аудиторию. Опять пара, куча материала, надоедливое монотонное мычание препода и так он досиживает до закатного времени. Часы близятся к пяти, все студенты поразбежались по домам, последний голос стих на лестнице, в помещении не включили свет, разрешая ему разгуливать в полной темноте, где отчётливо было видно каждый сантиметр. Не отвлекаясь от должного интерьера, Инупи всё ещё приглядывался к каждой мелочи, в конце коридора на втором этаже его ждут. Но он неспешно, с глухими, отражающимися от пустых стен, эхом шагами двигался к конечной точке. На тех самых стенах, так же обескуражено украшенными пастельными и не всегда изображениями, висели картины в позолоченных рамочках, сделанных под размер каждой. Возраст этих иллюстраций он не знал, но они были не исключительно от японских художников-европейские. Вдоль коридора выставлены подставки из дерева, на них бюсты: Давид, Ника Самофракийская, и довольно известные скульптуры. Репродукции, без сомнений. Дверь открывается без скрипа, Инуи изначально не замечают, занимаясь уборкой возвышенной сцены. Все заняты чем-то своим, это как никогда, кстати, быстро закончит, Коко и Юзуха уйдут, а потом он сможет со спокойной душой снова потренировать пьесы. Не отвлекаясь на окружающее его, Сейшу проходит чистой тряпочкой по всему периметру рояля, не пропуская ни единой щёлки. Подкручивает нужную высоту банкетки и фиксирует. Протирает и, подготовив всё своё, присаживается, оставляя минуту на восстановления памяти вчерашнего. Сейшу подустал, трёт лоб от ненужных в данный момент знаниях с сегодняшних пар. Много информации и скучное до невероятной степени болтовня некоторых преподавателей, выжимали из него последнюю энергию, не прилагая особых усилий к этому. Поджимая губы, Сейшу сдерживал зевание, явно выдававшее его усталость, как и плотно сжимающиеся веки, стараясь вернуть чёткость зрения. Перед ним на пюпитре располагаются ноты, проскользив по всем, он говорит, что пора начинать.

***

Репетиция даётся немного легче, нежели вчера. Сейшу не сбивается, играет чётче, а их работа сказывается хорошим результатом в итоговом варианте. Он мимолётом радуется этому, расплываясь в улыбке, и улыбается не то роялю, не то своему отражению в нём. Сколько времени не займи, не пройди или не потрать, Сейшу всегда будет любить играть. Прикасаться к клавишам, сродню касаниям любимого человека, приятные, долгожданные и невероятно наслаждаемые. Редко повстречаешь тех, кто готов полноценно отдаваться музыке, в основном все пришли в консерваторию, по причине, что им больше не было куда поступать. С детства ходить в музыкальную школу и не иметь других хобби, в качестве подушки безопасности выливаются в то, что 98,5 процентов станет преподавателями. Оно не удивительно, кто делает то, к чему полноценно не лежит душа — с самого начала бессмысленное занятие. Но Сейшу, он не готов оставить вот это всё, ради другого. Потому и старается, и не стирает улыбки. Трудновато, но от этого интересней. Он осознаёт это всегда во время игры, мимолётно, но отчётливо. Это его призвание, и он готов положить на кон всё, жаждая большего. Ему интересно. Очень интересно. Что чувствует Коко, играя на скрипке? Задаваться таким вопросом, ему впервые, так как другие на музыкальном факультете, невооружённым глазом понятно, абсолютные роботы. Они отличаются от Коконоя Хаджиме, что вырезал свои движения и знания ювелирной точностью. Сейшу видит и понимает, отличия, вот эти самые отличия от невероятного гения музыканта. И именно они служат барьером, меж обычными и превосходными, это и кусочек от ключа к разгадке. Только кусочек. Сколько их? На разгадку понадобиться время. В которое, он будет занят тренировкой, и точечным вырезанием гранита науки. Репетиция, после двух часов подходит к концу. Переговариваются про завтрашний день, завершающий перед фестивалем. Юзуха говорит, что скинет подробности завтра и поспешно уходит, перед этим утрамбовав флейту. Коко не заставляет себя долго ждать, следуя примеру Шибы, поспешно ретируется. Прихватив своё добро, накидывает пальто, не застёгивая, и ещё раз проверяет телефон, печатает и укладывает его в карман. —До завтра, Инупи.-не удосужившись дождаться ответа, топает к выходу, перекидывая через плечо дипломат. Коко двигается к выходу, там его ожидает водитель, но он всё равно проходит приличное расстояния, чтобы оказаться в машине. Рано темнеет, но это не смущает. Коко нравиться наблюдать за ночным городом, или дорогой. Успокаивает, в дни, когда устаёшь или попросту всё надоело. Не редкое явление у него. Частая усталость, по большей части от недостачи сна, что давно не компенсирует ни сутки в отключке, ни час. Результат одинаково безрезультатный. Всё равно глаза слипаются от плавной дороги, или от малейшей тихой минуты. Старался не залипать, с годами привык к чувству необычайной лёгкости в груди и тяжести в голове, от которых хочется прилечь. Теперь не кажется проблемой, пускай такой и является, сейчас его это мало интересует, а изначально не придавал значения. Неважно. Ощущения чего-то забытого было сильнее, Коко хотел бы потрясти головой, в надежде утихомириться, но притянув руку к шее, дабы размять после неудобного лежания на стекле машины, замечает. Шарфа нет. Быстро спохватившись, Коко хлопает по левостороннему креслу водителя, сидя при этом по правое окно. Говорит, припарковуется и негромко, но слышно хлопает дверцей. Благо, отъехали не далеко, и идти минут пятнадцать в медленном темпе. Задерживаться он не планировал, потому ускорился. Под кашемировый покров завывал поздневесенний ветер, под вечер становиться холоднее, но он не застёгивая, продевает руки в карманы, немного натягивая. Туман нагнал асфальтированные тропы Киото, а влажность оседала на коже, оставаясь тонким слоем водных испарений. Темно, а фонари не зажжены. Видимо, не успели. Очень хорошо, можно рассмотреть Киото в объятиях вечернего неба. Всё сероватое, а университет покрыт туманной дымкой, больше скрывающей его от посторонних глаз. Всё быстрее заскакивая на лестницу, бредёт к знакомой аудитории. Стопориться прямо у двери, она приоткрыта. Желтоватый свет, немного сгорбленная спина Инупи и музыка. Не боясь быть застуканным, Коко подглядывает. Без стыда и совести исподтишка. Мелодичный ритм отзывается в здании, недалеко занося в коридор. Коко не раз бывал на музыкальных вечерах, особое внимание уделялось пианистам. Не раз слышал игру множества людей, слышал и видел, как играет Инупи. Но, даже не видя его лица, он мог понять, ощутить нутром, как музыкант музыканта, он старается и отдаёт последнее до капли. Будто всё вокруг ни стоит, ни гроша, а уж тем более быть свидетелями такого концерта. Без сомнений, Коко видел задатки, но это не было верхом пилотажа. Нужно было оттачивать то, что он имеет, иначе затеряет всё в собственных намерениях сделать лучше. Но послушает ли? Коко не знает. Склоняется к утвердительному, как никак, он понимал, к нему прислушаются. Песня заканчивает на Си в большой октаве, звонкая, низкая нота. Отличное завершение для драматичного произведения, что любят в консерваториях. Чем мучительнее учиться, тем лучше. Именно этим движет большинством композиторов. Не нарушая представшей тишины вокруг и не пугая Инупи до разрыва сердца, осторожно открывает дверь. Показывая своё присутствие не резкими постукиваниями по дверному косяку. Инупи немного содрогается и в это же время поворачивается, едва перепугано выискивая источник звука. Натыкаясь на Коко, смотрит, прямо на него, отводит взгляд куда-то под ноги. Мнётся, как сухой листик на ветру. Не решается на разговор, будто его застали с поличным на преступлении. Но Коко понимает его поведение, причину этого цирка. И понимает, что он тут практически живёт, судя по их знакомству и крику Юзухи. Коко громко вздыхает, попутно качая головой. Ему не нравиться, когда молодые с задатками, музыканты, погибают, как цветок без воды, от того, что думают, раз они упорствуют и изводят себя, они будут лучшими. Не будут. Жизнь не рабство, пускай мы, и являемся рабами собственных желаний и целей, бездумно двигаясь за ними, мы можем утонуть в стараниях, достичь этого. Будешь хлебать собственное дерьмо и не заметишь всех простых путей, что лежали прямо перед твоими глазами. —Что… ты здесь делаешь? -голос явно бодрее самого Инупи, но всё равно отводит глаза на рояль, не стараясь рассмотреть, что делает пришедший Хаджиме. От взгляда, которым он укоризненно буравит его, хочется спрятаться и не выходить. Это не похоже на взгляд разочарования, теплее к укоризненному, но что-то не то. Другое, вроде, интересующийся. Да, больше похож на прикрытый интерес к его маленькой персоне, присевшей на банкетке. Плохо, оно или нет, Инупи не мог знать наверняка, сложно понять, но спиной ощущает, что становиться полегче, Коко отвёл взор на шарф, плотно сложенный на одном из стульев для репетиций. Не спешит его брать, остаётся стоять поодаль от Сейшу. Тот, напрягается, видно не вооружённым глазом мышцы шеи, он волнуется. Тихо, безнадёжно тихо. Инуи не любит гробовую тишину, она медленно пожирает всех слушателей. —Похвально, ничего не скажешь. Но тебе не кажется, что для самообразования поздний час? -Коко нарушает беззвучное звучание стен и эха, что становиться ощутим около уха, щекочущим мочку и затылок. Его лицо сдержанное, разглаженные мелкие морщинки, практически незаметны, одна лишь левая бровь в интересе выгибается под большим углом. Коконой без очков, но в линзах, хотя, без них заметит, что Сейшу молчит долго и теряется от незнания, куда деть руки. Со спины видит, насквозь. Коко не тупой, он слишком умён, чтобы не заметить это с самого начала. Инуи Сейшу, некогда стабильный пианист, держащий планку, просто сосуд с маленьким, навязанным огоньком. Коконой видит и подмечает это, ярко подчёркивает красным маркером. Маленький секрет на двоих. Известный только им. —Да нет, вполне себе нормально. Я скоро собирался уходить.-в подтверждение собственной лжи, чтобы поверил Коко, чтобы поверил он сам… Сейшу закрывает крышку рояля. —Не ври хотя бы самому себе. По-честному скажи: ты считаешь, что работая долго, ты достигнешь своей цели? Тогда успею тебя разочаровать, ты со временем, неосознанно, перестанешь хотеть достигнуть этого, а цель станет размытым второстепенным знаком. А потом, поймёшь, что это не то, что ты хотел.-Коко не задумывается, не подбирает слова, ведь человек не поймёт, пока не услышит суровой и жестокой правды жизни. Увы, мы стараемся верить в то, что изжило себя до состояния пепла растёртого в «ничего». —Откуда тебе знать, что за цель у меня и чего именно я хочу добиться? -не злиться, ему всё равно, абсолютно, Коко ему по сути никем не является. Они не давние друзья, чтобы он вправлял ему мозг. Но почему тогда, ему так не хочется слышать продолжения его правды? —По тебе видно. Думаю, ты поймешь, о чём я. Ты уверен, что именно ты этого всегда хотел? -Коко смотрит на него, на его спину и кажется, на затаившееся дыхание, что распирает и разрывает режущим скрипом изнутри. Сейшу не двигается, замер, выпрямился и замер, как те самые статуи в коридоре, каменно и навечно. Он молчит. Перебирает и перекладывает с места на место детали своей продолжительной жизни. Каждый день, каждую минуту до этого момента. Сейшу не дурак, но принимать отказывается. Он хотел этого, всегда. Качает головой, отмирает. Почему, почему жизнь не кажется ему правильной? Он всё делал, как хотел и как того требовала его мечта. Правда, ведь? Всегда старался, пытался, трудился до седьмого пота, но теперь, щит, выстроенный многолетним внушением той самой «цели», что по итогу оказалась вовсе не его. Это не его мечта. Она никогда не была его. —Рад, что ты понял. Обдумай всё хорошенько на досуге.-скрывается, скрывается с забытой вещью. Оставляя Сейшу в эгоистичной тишине, с его растворившейся мечтой, где-то далеко в прошлом, он оставил её там. А эту, позабыл сейчас. Инупи собирается домой. Его жизнь под весящим в небе сомнением, а то, чем он грезил, и вовсе, пустой звук далеко в голове. Не спешит, ему нужно обдумать всё, но как назло, ни одной связной мысли. Калечит. Как покалечил его израненную душу Коко, но винить его не за что, он открыл ему глаза, пускай, довольно спорно. Сейшу не думает о том, что на улице темно, а фонари не включены. Идёт медленно и рассматривает собственную обувь, та немного грязновата. Задаётся вопросом: почему я не видел того, что всё стало таким? Серым, неприглядным и довольно обычным. Он не понимает. Когда всё пошло не так? Что упустил, когда, кем он вообще является. Ответа точного не находилось. Многое накопилось, а в итоге, немой крик о безвозвратной потери ценностей. Чужих ценностей. Именно, это всегда принадлежало кому-то, не ему, не Инуи Сейшу, а другому человеку. Осознавать тяжело, но неподъёмный груз по итогу на плечах гнёт и ломает позвонок, что тот вылетает пластинами, как и неосознанно пришедшее настроение без единого желания. Он не хочет ничего. Ни спать, ни есть, ничего, заснуть и проснуться, будто всё кошмарный сон, что давно перешёл за порог реальности. Жизнь перестала быть заурядной функцией выполнения и иногда окрашиваемой любимым делом. Хотя… сейчас, является оно любимым? Он ставит под сомнение всё, даже свои мысли об этом всём. Сложно, всё супер сложно! Он не может злиться, сил не осталось, всё было забрано порывом обдумывание собственного смысла. Что был поставлен под большое сомнение. Сейшу не помнит, как добрался до дома. Тот его встречает тёплым светом и мягкими тапочками, привычно оставленными на своём месте. Шаркает ими по деревянным половицам, по дороге оставляет вещи, где попало и наконец, попадает на кухню. Место, где можно не думать и растворить свои невзгоды в чае. Полностью откинув их в дальний ящик, до завтрашнего утра, когда голова будет чуточку больше понимать, что ему требуется от себя и жизни. Но ему не хочется понимать, осознавать и принимать реальность происходящего. Раствориться и не быть тем Инуи Сейшу, быть новым. Но сил хватает на маленькую поилку зелёного чая с ромашкой. Не заморачиваясь, Сейшу оставляет чашу на столе с густыми травами на дне. Верхняя одежда висит на двери, а носки около кровати, завтра он будет корить себя за беспорядок, но сегодня ему не до будущего дня. Сегодня, его заботит сон. Чертовски желаемый сон, что так манит своим забвением. О себе, о жизни и ничтожном принятии своего существования и бессмысленного копошения в вечной беготне. В его голове не осталось ничего, кроме тяжести, веки сами прикрываются. Он наконец может позволить себе отдохнуть. Может, это вовсе не плохо? Может. Сейшу не отрицает, но сколько потребуется, чтобы окончательно понять, свою лживую пародию на мечту. Сколько лет он тратил на это, бросит ли он сейчас то, чем занимался? Нет, Сейшу не хочет. Слишком давно, очень долго и упорно потел над пианино, и излишне просто бросить это, он не собирался. Кто бы, что не говорил, музыка, часть его жизни. Нет, музыка — и есть его жизнь. Мечта, она была, возможно, и будет, но Сейшу знает, он слишком сильно любит пианино, чтобы отречься после ещё одного падения вниз. Ещё одного. Новые крылья вырастут, больно, долго, мучительно, но вырастут. Большие, белые, с перьями мягче облаков, а сила будет неподвластна никаким ветрам и скалам непредсказуемых поворотам жизни. Мною движут не желания, мною движет душа и её старания. Айшек Норам