В общей комнате Карасуно было шумно и людно. Телевизор работал на половину громкости, но его почти не было слышно. Асахи обвел происходящее тоскливым взглядом, пользуясь тем, что его вряд ли заметят. После сегодняшних событий хотелось тишины. Но Дайчи почему-то не разгонял всех по спальням, и шумные и общительные Хината с Танакой притащили в общую комнату ребят и с Некомо, и с Фукуродани, и с Джозендзи. Кто-то подсуетился и заказал через менеджера пиццу, которую уже успели расхватать и местами уронить. В воздухе стоял запах колбасы, помидор и газировки – как однажды назвал это Суга "запах разврата посреди тренировочного лагеря". Впрочем, у Карасуно завтра был выходной. Тренер Укай отменил тренировки после матча, чтобы дать команде восстановиться.
Разговоров было только об одном. Ямамото с Танакой устроили настоящий допрос Джозендзи про их апгрейд, и было непонятно, кто из них злой полицейский. Асахи казалось, что оба. Джозендзи отнекивались, утверждая, что такой силы удара их апгрейдом было не достигнуть. У них были модифицированы руки только до локтя. Но значило ли это, что если апгрейдить руку целиком, то получится такой же эффект как у Вакатоши? Кенма с Сугой придерживались мнение, что скорее всего нет.
Зрительское голосование за апгрейды шло вяло. Оно интересовало только Джозендзи, да и то они следили за ним в полглаза, когда к десяти стало ясно, что зрители голосуют за ноги. За минуту до отбоя вернулся Кагеяма. Асахи редко видел его расстроенным, но тут только слепой бы не заметил. Хината тут же бросился к нему с расспросами:
– Как там Великий Король?
Кагеяма покачал головой и рухнул в кресло, безразлично уставившись на одинокий кусок пиццы, лежавший в распахнутой коробке на журнальном столике прямо напротив него.
– Ну, не надо так сильно расстраиваться, – улыбнулся Сугавара, взял коробку с пиццей и подсунул Кагеяме под нос. – У нас все живы-здоровы, а дальше что-нибудь придумаем. Давай-ка, ешь, а то ты ужин пропустил.
Кагеяма вздохнул и взял кусок:
– Надолго ли. Я случайно подслушал их разговор с Ушивакой. Он бил не в полную силу. Он сдерживался.
В комнате повисла неприятная тишина. Куроо с Кенмой выразительно переглянулись. Дайчи хлопнул себя по коленям:
– Не бывает абсолютного оружия. Нужно просто хорошенько подумать. Где тот список, из которого можно выбирать?
– Вот, пожалуйста, – Шимизу, которая сегодня почему-то не уходила к общей радости Танаки и Ямамото, вытащила из сумки толстый каталог и протянула Дайчи.
Ребята непроизвольно начали подсаживаться к нему поближе. Куроо быстрым шагом пересек комнату и встал за спиной Дайчи, опершись руками на мягкую спинку дивана. Кенма последовал его примеру. Асахи вдруг поймал себя на мысли, что не хочет участвовать в этом мозговом штурме. Лезть и заглядывать через плечо было как-то неудобно, а иначе прочитать и сосредоточиться на прочитанном он бы не смог. Он встал и вышел в спальню третьегодок, но этого никто не заметил.
В спальне было темно. Асахи закрыл за собой дверь, восстанавливая потревоженный покой, и остановился, давая глазам привыкнуть. На фоне черного пола между кроватями мерно двигалась белая майка Нишинои, отжимавшегося на пальцах в тщетной попытке успокоиться. Асахи подошел и сел напротив.
– Ю?
Нишиноя раздраженно вздохнул и тоже сел. В темноте не было видно его выражения лица, но Асахи легко мог его представить.
– Сколько уже сделал?
– Тридцать за этот подход.
– А подходов?
Нишинои не было видно с тех пор, как они вернулись с матчей.
– Это пятый.
– Ого, – уважительно присвистнул Асахи. – Успокоился?
– Устал.
Даже этот проверенный способ не помогал. Наверное, сегодня ничего не могло помочь. Асахи потерялся в мыслях. Это было непохоже на Ю. Уйти от команды, сидеть здесь в одиночестве, никак не находить в себе сил справиться с ситуацией – это все было не в его стиле. Асахи мог ожидать подобного от себя. Ю всегда умудрялся держаться позитивно. Громкий, невероятно заметный в обычной жизни, собранный и тихий на площадке, он был той опорой, на которую всегда можно было положиться. Нужно было срочно найти способ его подбодрить. Хотя бы понять, что именно так сильно выбило его из колеи. За себя Асахи уже мог сказать точно: его ужасало то, как все продолжилось после первого инцидента. Будто ничего особенного не случилось, просто пара игроков столкнулись или кто-то разбил коленку.
– Бесит, – сдавленно бросил Нишиноя. – Такой трус, что аж бесит.
Асахи вздрогнул:
– Ты сейчас про…
Нишиноя не дал ему договорить:
– Про себя. Трусливый кот. Даже в прошлый раз так не трясло.
– Дайчи сейчас с ребятами смотрят варианты…
– Я слышал. Не нужно быть умным, чтобы догадаться, что мы будем делать дальше. Эти, – он вытянул свои руки, – таких ударов не выдержат. Такие атаки, такие подачи я не приму. Никто без апгрейда не примет. А я… – голос Ю дрогнул. – Я не хочу, чтобы их отрезали.
Асахи подавился воздухом и едва удержался, чтобы не закашляться. Он только нашел подходящие слова поддержки, но сказанное Нишиноей перечеркнуло их, и они рассыпались, бесполезные, ненужные.
– Я знаю, что другого выхода нет, – продолжил Ю. – Но все, о чем я могу сейчас думать, так о том, что спрыгнув со второго этажа, я, наверное, не убьюсь. И отжимаюсь не для того, чтобы собраться с духом, а чтобы устать и не сбежать.
Асахи помотал головой, выбрасывая последние фразы прочь из своей памяти. Это не было правдой. Нишиноя бы так не сказал, так бы не подумал.
– Я… – судя по тону, Ю собирался сказать очередную неправду, которая не имела к нему никакого отношения.
Асахи не хотел этого слышать. Он резко подвинулся вперед, закрывая рот Нишинои своим. Жар прокатился от губ волной по всему телу. Ю, не ожидавший такого напора, не удержался и опрокинулся на пол. Они целовались долго, отчаянно, словно другого шанса им бы уже не представилось. Асахи ловил губами дыхание Ю, не давая набрать слишком много воздуха, чтобы не дать ляпнуть еще какую-нибудь глупость, а руки Нишинои скользили по его плечам, по шее, зарывались в волосы, ощупывая, гладя, запоминая каждый сантиметр. Они заполняли этими ощущениями неизвестное завтра, создавали надежное сейчас и горели в нем без сожалений.
Темнота отступила, стала прозрачно-синей, и белые майки оказались отброшены в сторону за ненужностью. Казалось, широким ладоням Асахи должно было быть мало места на теле Нишинои, но он никак не мог исчерпать эти прикосновения. Каждое было горячим, неповторимым. Нишиноя не уступал. Его сильные, жесткие пальцы требовательно очерчивали каждую мышцу, каждый изгиб торса Асахи. Они требовали реакции, голоса, и Асахи уступал им, тихо рыча в ответ. Убедившись, что пока новых глупостей у Ю на уме не появилось, он разорвал поцелуй, и припал губами к его шее. Его запах, терпкий, острый, сводил с ума. Его кожу хотелось и вылизывать, пробуя на вкус, и кусать, проверяя на прочность. Нишиною от этих ласк выгибало навстречу, но он принимал их молча, сцепив зубы и тяжело дыша. Его пальцы вцепились в волосы Асахи, избавили от стягивающей их резинки, и теперь держали крепко и бережно, требуя продолжать и продолжать. В голове Асахи пронеслась мысль, что утром могут быть видны следы, но от нее только стало жарче в паху.
Дверь спальни скрипнула, щелкнул выключатель и свет залил комнату.
– Блин, – Сугавара столкнулся с ошарашенным взглядом Асахи, вскинувшего голову, и поспешно закрыл за собой дверь. – Я… Я быстро.
Видок у них наверняка был ещё тот. И если Нишиною за кроватью было почти не видно, то вид полуобнаженного, взъерошенного Асахи говорил о многом. Суга метнулся до шкафа, схватил куртки – свою и Дайчи, теплую кофту и термос, погасил свет, но, прежде чем выйти тихо произнес:
– Я сделаю телевизор погромче и постараюсь выиграть вам час.
И выскользнул из комнаты.
Нишиноя притянул Асахи обратно:
– Кажется, мы теперь должны Суге мороженое.
Его голос прозвучал действительно похоже на кота: требовательно и мурчаще, но Асахи решил на этом не акцентироваться.
***
На телевидение тем временем разворачивались настоящие баталии. Голосование за апгрейды собрало рекордно низкое количество голосов – всего за разные команды проголосовало около миллиона человек против пяти миллионов на прошлой неделе. Каждый эксперт спешил высказаться о недопустимости кровопролития, по всем каналам шли ток-шоу с обсуждением этичности происходящего и осуждением нечеловеческих условий содержания. Аккаунт Кенмы в соцсетях получил под сотню тысяч комментариев с вопросами, просьбами, требованиями выйти в эфир и подробно ответить на вопросы о происходящем. Широ Минами, с которого всего неделю назад сняли тяготившую его обязанность быть куратором команд, не успел вздохнуть спокойно. К нему стекались запросы от сотрудников, подвергавшихся атакам прессы, от него ждало отчета руководство, его мобильный разрывался от звонков с незнакомых номеров – наверняка, кто-то выдал его номер назойливым репортерам.
Руководитель фронт-офиса. Черт бы побрал это красивое название должности, в которой не было ничего красивого. Широ набросил на плечи пиджак и поспешно вышел из кабинета. Его рабочий день из восьмичасового превратился в бесконечный. А теперь ему еще пришел запрос и из полиции. Это было тревожным, очень тревожным сигналом. Оставалось надеяться, что Аткинс позаботилась о том, чтобы комар носа не подточил. Иначе у них могли быть большие проблемы.
Мобильный в очередной раз издал трель и завибрировал в кармане. На экране высветился номер их пресс-секретаря. Широ понимал, что ответить придется. Он уже пропустил два звонка, а его не собирались оставлять в покое. Пресса требовала ответа. Они могли бы закрыться за семью дверями, но тогда популярность шоу бы упала и Широ пришлось бы отвечать на неудобные вопросы уже руководства. Нужно было выйти на связь с общественностью. Нужна была пресс-конференция. Что-то организованное, с модератором, чтобы не превращать это в базар и иметь возможность вывернуться в случае неудобных вопросов. Может, с какими-нибудь экспертами, чтобы говорить сложными терминами, которых никто не поймет. Хотя, даже это бы уже никак не помогло бы. Общественность была настроена негативно. Даже если бы Широ завтра утром вышел к репортерам сам, то они бы его просто растерзали. И пришлось бы все равно отвечать за провал. Почему, ну почему он один должен был теперь отвечать за эту заваруху?
Широ поймал эту мысль за хвост, внимательно прокрутил в голове. Ну почему же сразу один? Быстро взвесив все за и против и убедившись, что хуже стать не должно было бы, он, наконец, поднял трубку.
***
Воскресное утро началось поздно – почти в двенадцать. Акааши поднялся тихо, стараясь не разбудить Бокуто, влез в мягкие мокасины и выскользнул из спальни. Наверняка, сейчас в общей столовой не было ничего, чем можно было бы основательно позавтракать, но он планировал перехватить в автомате пару йогуртов и протеиновых батончиков, чтобы продержаться до обеда. У автомата он разочарованно похлопал себя по карманам в поисках монеток, а потом вспомнил, что здесь все можно было взять бесплатно.
Когда он вернулся в комнату с двумя баночками сытного творожного десерта, Бокуто уже не спал. Акааши мгновенно определил его настроение как недовольное и испытал смешанное чувство жалости и удовлетворения. Сейчас можно было не беспокоиться, что Бокуто помчится куда-то общаться или на тренировку, как он порывался сделать вчера, но в то же время Акааши совсем не нравилось видеть его подавленным.
– Завтрак, – Акааши протянул десерт и пластиковую ложку.
Бокуто молча взял баночку, вскрыл ее, громко хрустнув крышечкой. Он словно дулся за вчерашнее, и Акааши никак не мог понять, за что именно.
– Болит? – невольно поинтересовался он, когда с завтраком было покончено.
Бокуто оттянул вниз горловину своего свитшота, обнажая темный синяк, расплывшийся над ключицей вокруг тонкой металлической скобы пару сантиметров длиной. Он скосил глаза вниз, но ему самому было не рассмотреть:
– Вчера болело зверски. Сегодня просто глухо ноет.
Акааши пересел на его кровать, осторожно дотронулся до скобы пальцами. Там, где ее лапки уходили под кожу, запеклась тонкая корка крови, но края синяка уже начали желтеть. Наверное, до конца следующей недели уже вообще не видно будет. Акааши поправил кофту Бокуто, закрывая скобу, а потом осторожно закатал рукав на его правой руке так, чтобы было видно белый пластиковый браслет на запястье. Вдоль середины его шла желто-оранжевая полоса. Акааши с облегчением выдохнул: вчера браслет светился угрожающе красным, и он полночи не мог уснуть, пока не дождался, чтобы полоска начала тускнеть.
– Хэй-хэй-хэй, – Бокуто потрепал его по плечу. – не умираю я. Еще потренируемся сегодня.
Видимо, Акааши выглядел настолько плохо, что Бокуто не удержался в своем недовольном состоянии и вернулся в позитивное русло.
– Тебе запретили, – отозвался Акааши. – Пока индикатор не станет синим.
Бокуто выразительно надул щеки, но тут же улыбнулся:
– Акааши, ты зануда. Закажи через менеджера краски, я исправлю эту дурацкую штуку.
Акааши покачал головой и вернул рукав в исходное состояние. Ясно было, что раньше завтра никакие тренировки Бокуто не светят. Нужно было отвлечься от этих мыслей. Потому что Акааши не знал, что его больше беспокоило: что до завтра тренировок не будет или же что их придется снова начать. Бокуто его настроение понял:
– Телевизор посмотрим? Там должны крутить вчерашний матч и обсуждать, как мы потрясно выглядели.
