Пережить леса

Нож сорвался. Турин прошипел проклятие на талиске, такое чёрное и злое, что Белег не смог сдержать улыбки. — Где ты научился таким словам? — спросил он и протянул руку ладонью вверх. — Дай мне посмотреть, насколько всё плохо. Тусклый свет спасал от тьмы маленькую хижину, спрятанную в буковой роще на окраине Димбара. Сальные лампы горели ровно, но время от времени их пламя дрожало от порывов ветра и грозилось погаснуть, хотя стены хижины были сделаны на совесть, ровные, крепкие бревна были тщательно обтянуты льном, чтобы жильцы не замёрзли в долгие зимние месяцы. Турин протянул чашу, которую вырезал, на его лице застыло выражение поистине детского упрямства, Белег испытывал искушение сравнить его с надувшим губы капризным эльфлингом, если бы не знал, что нанесёт этим сыну человеческому смертельное оскорбление. Всё было, как Белег и подозревал — Турин снова нажал на нож слишком сильно и погрузил лезвие так глубоко в дерево, что отколол кусок, безнадёжно испортив в целом неплохую чашу. — Это не получится починить, — сказал он так ласково, как только мог, но всё равно чёрные брови Турина скорбно сошлись на переносице. — Не переживай, мы сделаем ещё одну. — Почему это нельзя починить? — требовательно спросил Турин и практически вырвал чашу из руки Белега, чтобы тут же швырнуть её в огонь, как будто не мог больше ни мгновения смотреть на свидетельство собственных ошибок. — Я больше не хочу заниматься ремесленничеством, я не какой-то хромой слуга. Лучше ещё поупражняйся со мной с мечом. Белег приподнял бровь. — Разве ты не устал? Ты несколько часов практиковался наносить удары, а ветер пронизывающий и холодный. Это вымотало бы даже одного из моих сородичей. Тёмные глаза Турина сверкнули, как будто в нём горел гнев эльфа, сотни лет молчавшего о правде, которую следовало бы высказать. — Мне не нравится делать всякое барахло. Я не калека. — Уже дважды ты говорил об этом ремесле как о том, чем должны заниматься только те, кто больше ничего не может, — мягко заметил Белег. Он сидел перед огнем, нож осторожно поворачивался в его умелых руках, выдалбливая углубление в будущем кубке с вырезанным на боку маленьким крапивником. — В Дориате изготовление вещей, как полезных, так и красивых, является очень почётным делом. — Тогда пусть мастера получат свои высокие почести. Ты думаешь, это и есть мой удел? — спросил Турин со всем достоинством принца, коим он больше не был. Впрочем, он всё же был приёмным сыном Тингола, а этот титул не уступал в величии предыдущему. — Я думаю, что могучий воин, капитан, на которого надеются эльфы и люди в грядущие тёмные дни, всё ещё будет нуждаться в чашках, — мягко ответил Белег. — Если только ты не планируешь получать их и многое другое, угрожая мастерам, которые делают вещи, что нужны тебе, и убивая их. — Разве они просто не дадут мне то, что я хочу? Разве они не должны мне это? — Турин выглядел старше двенадцати, но часто говорил как совсем маленький ребёнок, который никак не поймёт, почему что-то является несправедливым, что с этим можно сделать и как он должен стремиться это изменить. Белег пожал плечами и как всегда аккуратно повернул нож. — Когда ты вырастешь, тебе, возможно, захочется, чтобы люди делали для тебя что-то, не потому что должны, а потому что хотят, ведь любят тебя. Мир полон свирепых врагов, и тебе понадобятся столь же свирепые друзья. — У меня они будут. — Хорошо. — Ибо рядом со мной всегда будет Белег Куталион, самый сильный из всех, ведь так? Нож Белега соскользнул, совсем чуть-чуть, так, что острие вонзилось в дно кубка. Тепло, непрошеное и нежданное, окутало его при мысли о том, что его привязанность не осталась безответной, и их дружба расцвела в холоде долгих зим, пока мир накрывала растущая тень Моргота. Он подыскивал нужные слова, застигнутый врасплох этим слишком порывистым, слишком тихим ребёнком, который мало времени уделял занятиям, которые Белег считал достойными, но так пристально следил за всеми своими словами и поступками. — До тех пор, пока ты будешь противостоять Тени, — наконец сказал он и снова принялся работать ножом, чтобы исправить свою оплошность, хотя в дереве навсегда осталась крошечная ямка, — я всегда буду стоять с тобой плечом к плечу, продолжая битву, которую веду на протяжении многих человеческих жизней и долгих лет до пробуждения первых из твоего рода. — Ты противостоял Тени в Пятой битве, верно? — глаза Турина заблестели. — Мой отец так и не вернулся оттуда, хотя и доблестно сражался. — Да, я был там. Многие храбрые люди, эльфы и гномы так и не покинули ту ужасную равнину. Говорят, твой отец был в самом авангарде короля Фингона и самого короля Тургона. — Так говорят? Разве ты его не видел? — Видел, юный Талион, — сказал Белег с лёгкой улыбкой. — Первые дни он бился на самой передовой. Маблунг сказал мне, что, похоже, он действительно был доблестным лордом и его можно было принять за одного из нашего народа. Ближе к концу мы услышали издалека, как он кричал, что день наступит снова, но к тому времени нас отнесло в другую часть битвы. Сражение шло на огромной территории, — Белег на мгновение потерялся в призрачном ощущении запаха крови и пепла и звуке лязга мечей и криков раненых. «Мужайся, брат», он слышал, но не было времени сжать руку Маблунга, когда его лук должен был стрелять, и стрелять, и стрелять снова, потому что не было видно ни конца, ни края морю орков, и даже его сила должна была в какой-то момент иссякнуть. — Моего отца призвали со знамёнами Дома Хадора, — сказал Турин, всматриваясь в лицо Белега в манере, которую можно было назвать назойливой, если бы он был эльфлингом того же возраста (а то и в два или в четыре раза старше, Белег плохо понимал, насколько быстрее взрослеют люди). — Но знамёна Дориата не были призваны, ведь так? Зачем ты пошёл, Белег? Белег отложил нож и кубок. Огонь дрожал и потрескивал, жадно набрасываясь на последние дрова, чтобы дать тепло и свет, но дым щипал глаза. Снаружи завывал ветер, обещая долгую и суровую ночь, но тихое утро, если Белег правильно прочитал знаки. В этом случае орки не пойдут по такому глубокому снегу, и у него будет несколько спокойных дней, хотя после этого им придётся вернуться в Менегрот за припасами. По крайней мере Турину точно придётся вернуться. Белегу мало что было нужно для выживания, практически всё он мог найти или сделать сам в лесах, но Турин быстро рос и нуждался в одежде, которая была бы впору его постоянно меняющейся фигуре. Белег был более чем искусен в обращении с иглой, но даже он не мог изготовить ткань из ничего. Поэтому они пойдут в Менегрот, и на какое-то время он расстанется с ребёнком и вернётся к своим стражам и друзьям. Не было никаких причин для того, чтобы эта мысль вселяла в него чувство глубокого одиночества. Турин задал ему вопрос. Несмотря на очевидную попытку проявить терпение, мальчик начал раздражаться в ожидании ответа, переминаясь с ноги на ногу, всё ещё пристально вглядываясь в лицо Белега. Белег подавил желание рассмеяться — Турин не выносил смеха над собой, каким бы дружеским и невинным он ни был, — и вместо этого произнёс: — Потому что я не мог не принять участия в великих делах, которые должны были свершиться в тот день. — Это хороший ответ, — с сомнением ответил Турин. — Это то, что ты сказал Королю Тинголу? — Так и есть. — И он не отказал тебе? — Я сказал ему, что пойду, хочет он того или нет. Он решил, что хочет этого. — А какой ответ ты дал бы другу, который хотел знать правду твоего сердца? Белег снова почувствовал себя застигнутым врасплох, но взял себя в руки. — Я бы сказал своему другу, что когда-нибудь он должен отправиться со мной на настоящую битву. Глаза Турина сверкнули. — Почему ты думаешь, что этот друг ничего не знает о войне? — Потому что любой, кто видел настоящее сражение, видел силы Врага, выстроенные против добрых и честных воинов, готовых умереть за свою свободу и свои земли, у того не было бы причин спрашивать об этом, либо тот не был бы мне настоящим другом, — тихо сказал Белег и встал, прежде чем Турин смог засыпать его другими вопросами. — Хорошо, принеси свой меч. Не будет вреда, если мы ещё немного попрактикуемся, пока догорает огонь. Прошло три дня, прежде чем снегопад утих настолько, чтобы они смогли вернуться в Менегрот. Каждый вечер Белег ждал наступления темноты, прежде чем рискнуть покинуть их убежище, чтобы собрать дров; ему приходилось ждать, пока Турин не уснёт, иначе молодой человек потребовал бы, чтобы ему позволили тоже пойти. Белег был бы рад выполнить его желание, но Турин непременно оставил бы на снегу отпечатки ног, по которым любой враг мог их выследить. Человек всегда рвался в бой, но был ещё довольно молод и не проявлял особого интереса к разработке стратегии и тактики. Однажды Белег разложил на полу комплект игровых жетонов и разделил их на силы Хитлума и Союза Маэдроса, а также ещё один комплект для вражеских сил. — Что бы ты сделал? — спросил он, готовый к тому, что это надолго займёт Турина. — Враг пришёл со спрятанными мечами и в серо-коричневых доспехах, чтобы спрятаться от солнца. Только рассвело; куда ты нанесёшь удар? — Сюда, — сказал Турин и взял с доски жетон, изображавший Маэдроса Феанориона, а затем просто сильно пнул подушку-Ангбанд, выкинув её с поля боя, чтобы она улетела в ведро с углем. — Достаточно сильного удара должно хватить. — Турин, парень, — он покачал головой, — такой удар могут нанести только Валар, но не эльфийский лорд или человек. — Тогда нам придется быть сильнее, — ответил Турин и приступил к уничтожению буханки хлеба, которая стояла на месте Глаурунга Ужасного Змея. — Пойдём, — сказал Белег, открывая дверь в слепящий белизной мир северных границ, тщательно закутываясь в свой серый плащ. Турин попросил свой собственный, такой же как у всех стражей границ, и портные в Менегроте уже должны были его сшить. — Пора домой. Путь был долгим, но Белегу это нравилось. Коротать дни в тепле и уюте хижины было неплохо, но он был существом движения, охоты, и слишком долгое пребывание в одном месте начинало ему надоедать. Даже обширные леса Дориата иногда казались слишком маленькими для него, как будто его ноги жаждали обойти весь белый свет, лежащий по ту сторону Пояса Мелиан. По крайней мере, его Король понимал это и не препятствовал его погоне за любым орочьим отрядом, независимо от того, как далеко они уходили от него. Каждый раз, когда он путешествовал с Турином зимой, ему приходилось напоминать себе не реагировать и не напрягаться всякий раз, когда он слышал треск и хруст снега под ногами молодого человека. Это не орк, который подобрался к тебе слишком близко, твёрдо сказал он себе. Это твой друг, и он не может ходить по снегу как ты. — Как ты это делаешь? — раздражённо спросил Турин, и Белег увидел, что тот как можно осторожнее опускает ноги, стараясь, чтобы его шаги были такими же лёгкими, а следы — незаметными, как у Белега. — Ты действительно что-то да весишь, я чувствую это, когда мы спаррингуем. Так что должен быть какой-то секрет. — Это…- Белег беспомощно махнул рукой. — Прости меня, Турин. Это просто естественно для моего народа и нет никакого тайного знания — мы ходим так с начала времен, и нет нужды родителям учить своего ребёнка, как ходить по снегу, он сразу пойдёт правильно. Люди не могут этому научиться. — Может быть, никто не старался как следует, — упрямо сказал Турин, и его невозможно было переубедить, и весь оставшийся день он провел, разными, самыми странными способами пытаясь повторить эльфийскую походку. На второй день Белег придумал, как усмирить новую одержимость Турина. — Видишь вон те низко свисающие ветви? — он показал на них и провел кончиками пальцев по дереву, отыскивая самые засохшие ветви, те, с которыми оно могло безболезненно расстаться. Он бережно и осторожно отломал их. — Таким образом дерево может сберечь достаточно энергии, чтобы пережить зиму, — объяснил он и показал Турину, как складывать ветви в пластины, которые можно было носить на подошвах сапог, чтобы запутать погоню. — Ты также можешь обернуть сапоги тканью, чтобы всё выглядело так, как будто ты орк, а не человек. — Почему я должен хотеть выглядеть как орк? — спросил Турин, явно оскорблённый. — Чтобы спрятаться от орков, — терпеливо объяснил Белег и связал оставшиеся ветки вместе, затем привязал их к поясу Турина, чтобы они волочились за ним, когда он шёл. — Старайся использовать только упавшие ветки или те, которые готовы упасть. Нет причин делать врагов из деревьев, которые хотят быть твоими друзьями. — У меня немного друзей. — Тем больше причин не отталкивать их. Его уши уловили посторонний звук, и он положил руку на заднюю часть шеи Турина, прижимая палец другой руки к губам. Турин тут же замолчал и, прищурив глаза, принялся осматривать горизонт. Белег тихо натянул лук и наложил стрелу на тетиву. Турин в свою очередь осторожно вытащил меч из ножен, произведя гораздо меньше шума, чем ожидал Белег. Белег крался через лес, оглядываясь по сторонам, приближаясь к оврагу на краю буковой рощи. — Белег! Этот пронзительный крик, и все мысли до единой покинули Белега. Он бросился в снег, сделал кувырок, на ходу поднимая лук, прицеливаясь в неясные очертания и тут же выпуская стрелу. Звон его спущенной тетивы раздался прежде, чем чёрная стрела вонзилась в землю там, где он только что стоял, и он увидел, как орк зарычал, а затем рухнул с его стрелой в шее. Турин подбежал к нему с клинком в руке, Белег вскочил на ноги, и они оба бросились в погоню. Турин выругался на талиске, проклиная привязанные к нему ветки, отчего рот Белега невольно дернулся, но Турин не отставал. Поднявшись на вершину холма, он оглянулся и глубоко вздохнул. Чёрная река змеилась по холмам под Димбаром, по меньшей мере две дюжины орков отравляли землю на своём пути, двигаясь по неглубокому снегу, подгоняемые кнутом их капитана. — Что нам делать? — прошептал Турин, но Белег легко его расслышал. — Стражница Иалладис сейчас в хижине на Амон Обел, да? Это в двух днях пути отсюда. Белег мог добраться туда за полдня, но он не упомянул об этом. Ноги Турина всё ещё были неловкими и неуклюжими; со временем он станет быстрее. — Они доберутся до Сириона в течение часа, — пробормотал Белег и положил руку на плечо Турина. — Они осквернят воду. Мы должны их остановить. Димбар должен быть в безопасности. Турин втянул в себя воздух. Он посмотрел вниз на орков, снова на Белега и сглотнул. Затем он расправил плечи и кивнул. — Совсем как в Нирнаэт Арноэдиад, да? Ты должен был идти туда, даже зная, что мир живых не сможет одержать верх? Кровь и пыль в носу. Крики и звон мечей в ушах. «Мужайся, брат.» — Нет, — сказал он, вытащил из-за спины запасной колчан и протянул его Турину. — Потому что пока мы боремся с Тенью, мир живых всё ещё может одержать верх. День настанет снова, Турин. Глаза Турина были широко раскрыты, но в его взгляде было что-то ослепительное и нетерпеливое. — Я не подведу тебя, — пообещал он, вытащил несколько стрел из колчана и отделил одну. — Пригнись и беги, когда я тебе скажу, — сказал Белег. — Я тебя не оставлю. — Если я прикажу тебе бежать, я побегу с тобой, — заверил его Белег и проигнорировал тепло, которое разлилось в его груди от непоколебимой поддержки Турина. — Но ты должен слушать меня. Если ты хочешь стать стражем границ, ты должен научиться выполнять приказы своего капитана, то есть меня. Турин раньше с большим энтузиазмом относился к этой перспективе, и теперь, казалось, его желание осталось столь же страстным. — Можно мне вступить в бой? — с надеждой спросил он. — Там будет караул? — Можно, — сказал Белег и взял поданную ему стрелу, прицелился в капитана и выстрелил, наконечник исчез в глазу орка и положил конец щёлканью кнута. — И ты должен следить за нашими спинами, потому что мои уши полны криков орков. Сражение было жестоким и небыстрым. Трижды орки пытались взобраться по склону оврага, и Турин схватил свой меч и вспорол им животы. Однажды отряд отделился и подошёл к ним сзади, и Турин тоже проявил храбрость и сразил их всех, не отступив ни на шаг. Битва заняла не больше двадцати минут. Казалось, что прошло гораздо больше времени, и Турин уже задыхался, когда последний орк упал со стрелой в глазу. Его меч затупился и обзавёлся зазубринами, с него капала чёрная кровь. Эти орки были не первыми, кого убил Турин, но впервые они вдвоём столкнулись с чем-то большим, чем одинокий орк, уцелевший в какой-то бойне, или передовой разведчик без прикрытия. Турин вытер меч о траву и посмотрел на Белега, его лицо так сияло, Белег никогда раньше его таким не видел. — Я бы пошёл с тобой на Анфауглит, — сказал он, и его голос не дрожал. Я знаю, чуть не сказал Белег. Но Турин не был ни его братом по оружию, ни многообещающим молодым стражем границ, несмотря на его настойчивость в стремлении стать им. Он был благородным принцем павшего дома, приёмным сыном Короля и наследником линий Беора, Халет и Хадора. При всём своём желании Белег не мог вечно держать его при себе на северных рубежах. — Помоги собрать мои стрелы, — сказал он вместо этого, — и отправимся в Менегрот. Будь уверен, твой приёмный отец узнает о храбрости, которую ты проявил сегодня. — Расскажи и о своей! — Это не храбрость — выполнять свой долг, — сообщил ему Белег, подошёл к павшему орку и выдернул стрелу, затем бросил тело поверх другого, собирая кучу — её сожгут стражи, которых он потом отправит сюда. — Димбар под моей защитой. — Как долго ты его защищаешь? — спросил Турин, прилагая усилие, чтобы вытащить стрелы из тел. Ему приходилось сильно напрягать ещё не до конца развитые мускулы, чтобы притащить мёртвых орков в одно место и сгрузить их в небольшую кучку. — С тех пор как он называется Димбар, и до этого. — Как давно это было? — Я не знаю. Турин посмотрел на него так, словно Белег сказал какую-то невероятную глупость или просто бессмыслицу. — Как ты можешь не знать? Сколько тебе было лет, когда ты начал? И сколько тебе сейчас лет? Мы найдем разницу. Белег рассмеялся. — Тогда мы не измеряли время, потому что это было ещё до того, как Луна погналась за Солнцем по небу. Задолго, задолго до этого я впервые пришёл в эти леса со своим народом. Турин скептически посмотрел на него. — Я думаю, что эльфы всегда были здесь, — уверенным тоном заявил он, как будто на этом разговор должен был закончиться, а Белег — извиниться и признать, что солгал. — Как может существовать лес без эльдар в нём? — Тем не менее, я пришел сюда, — сказал ему Белег и продолжил складывать трупы. — Я ходил по этим землям даже дольше, чем Тень омрачала их. Я стар, как звёзды. Я долго жил в горах, прежде чем узнал красоту леса. Турин всё ещё смотрел на него с подозрением. — Я думаю, тебе лучше оставаться в лесу, — наконец заключил он. — Тебе это больше подходит. — Я согласен. И я уже давно не покидал лес. Но если нужда и долг снова приведут меня в горы, тогда я пойду в горы. — По приказу Короля? Белег заколебался, затем повернулся обратно к Менегроту, подзывая Турина к себе: — Возможно, да. Возможно, по зову другого долга. Я много раз уходил на великие битвы. — А ты любишь драться, как я? Белег никогда не слышал, чтобы Турин произносил столько слов за один день. Как будто он в одночасье стал совершенно другим ребёнком. Он не мог себе представить, как объяснит Маблунгу, Иалладис или Ороферу появление Турина Любопытного, который задаёт вопросы быстрее, чем Белег выпускает стрелы, когда они так привыкли к Турину Молчаливому или, скорее, Турину Угрюмому. — Я не знаю, — признался он. — Если бы на земле царил мир, я был бы счастлив. — Но бесполезен. — У меня есть и другие навыки. Я мог бы развивать их, если бы не было войны. — Но война будет всегда, пока есть Тень? Белег на мгновение замолчал, обдумывая свой ответ, пока они шли. Турин оставил свою идею научиться ходить как эльф и ступал по земле твёрдо, а снег хрустел под его ногами. — Было время до Тени, — наконец сказал Белег. — И будет время после неё. Если такой, как ты, держит меч, возможно, он пронзит даже Моргота Бауглира. — И тогда Дориат получит все три Сильмарилла, — сказал Турин. — Лучше не говори так громко, — сказал Белег со смехом. — Иначе Сыновья Феанора услышат, прибегут сюда, нападут на Дориат и убьют нас всех! — У них ничего не получится, ведь им придется пройти через Димбар, который защищает самый свирепый страж границ! — Турин одарил его редкой и оттого невероятно яркой улыбкой, и на мгновение он показался Белегу похожим на нолдо, высокий, стройный, темноволосый, с пронзительными тёмными глазами и серьёзным лицом. Только не нолдо, напомнил он себе и начал петь о горах и доблестных подвигах, и с радостью встретил голос Турина, присоединившийся к нему. На нём и так уже лежит Судьба Людей, горькая сверх меры.