Do you blame yourself?

Кэйя стоит перед дверью своей старой комнаты и не может заставить себя повернуть ручку. Потому что если весь этот дом хранил следы воспоминаний, то за этой дверью было их логово. Годами запертые, голодные и одичавшие, они готовы были наброситься на Кэйю, что оставил их здесь умирать. Они собьют его с ног, засмеются сгнившим дыханием прямо ему в лицо, а их смех эхом отразится в его голове, застряв там теперь уже навсегда. С него хватит и одной стаи кровожадных монстров. Хотелось спрятаться от всего этого в соседней комнате, не менее пугающей, но менее одинокой. Он только что оттуда вышел, укутав в одеяло спящего Дилюка прямо в одежде. Наутро он будет угрюм и недоволен, и хвала всему сущему, если только помятым костюмом. Кэйя слишком хорошо знает, что такое хмельные решения. Лучше бы Кэйе не быть рядом, когда тяжесть совершенных по пьяне ошибок обрушится на его похмельную голову. Кэйя закрыл глаза и взялся за дверную ручку. Гладкая и холодная, совсем как он ее запомнил. От прикосновения весь дом как будто вздохнул, соскучившись по его прикосновениям. Он всегда казался слишком живым – в старых домах никогда не бывает тихо. Он дышал порывами ветра, поскрипывал в такт и гудел, его сердце билось старыми напольными часами в гостиной. Но у каждого живого организма должна быть душа. Кэйе казалось, что если он обернется, то непременно увидит призрак бывшего хозяина этого места, настолько живым казалось все вокруг. Но от представленной картины по спине Кэйи пробежали мурашки. Нет уж, встреча с призраком Крепуса пугала куда больше, чем стаи озлобленных монстров его старой комнаты. Дверь легко поддается, будто комната вовсе не была заброшена на все эти годы. Кэйя резко открывает дверь и тут же захлопывает ее за своей спиной, вжимается в нее, задерживает дыхание. Ему вспомнилась старая детская тактика – если вести себя достаточно тихо, то ни один монстр тебя не заметит. Но ничего не происходит. Кэйя шумно выдыхает и наконец смотрит на комнату. Ни слоев пыли, ни паутины по углам ожидаемо нет, даже из-под кровати никто не косится на Кэйю налитыми кровью глазами. Он чувствует себя глупо, голова кружится то ли от вина, то ли от разбушевавшейся фантазии. Но в одном он был прав — комната осталась в точности такой, какой он ее помнил. Все тот же стол у окна, на краю забытая стопка книг, а стул стоит чуть неровно, будто хозяин в спешке забыл задвинуть его на место. Кэйя уверен, что если сейчас откроет большой шкаф у стены, то увидит собственные кособокие стопки забытой одежды. Только кровать выделяется из этой будто законсервированной во времени комнате аккуратно заправленным свежевыстиранным бельем. Кэйя делает шаг вперед и боковым зрением ловит собственное отражение в большом зеркале у шкафа. Ему почти кажется, что сейчас он увидит в нем себя юного, до беспамятства влюбленного и наивного, но видит пьяного, поломанного и повзрослевшего. Еще одна инородная деталь. Он медленно раздевается, вешает одежду на стул и садится на кровать. Там, за тонкой стеной, сладко спит герой его детских грез. Как же он когда-то ненавидел эту стену, прижимался к ней, представляя, что так можно быть ближе к нему. К человеку, которого Кэйя сегодня поцеловал. Кэйя усмехается, вспоминая этот момент. Раньше он думал, что умрет на месте, если это повторится. Но Кэйя не умер ни от счастья, ни от руки самого Дилюка. Это несколько разочаровывало. Кэйя забирается под одеяло, над ним тускло светятся пластиковые люминесцентные звезды.. Когда-то, когда Кэйя прожужжал всем уши своим новым увлечением, Крепус подарил их ему. Дилюк тогда громко и показательно обиделся на Кэйю за то, что тот не позвал его составлять созвездия на потолке. Дилюк ни черта не понимал в созвездиях. Сейчас и сам Кэйя не помнил ни их расположение, ни их имен. Но когда-то это казалось самым важным в его маленькой жизни. Кэйя хотел познакомиться с каждой звездой в этом мире, а потом показать их всех Дилюку. Он долго готовил себя к этому, но когда предоставилась возможность, он не рассказал и о малой части. Небольшая плата за первый и самый лучший поцелуй. Звезды кружились над головой, кружили голову. Кэйя повернулся, но теперь перед глазами была стопка книг на столе. Их тоже подарил Крепус. Все в этой комнате подарил он, саму эту комнату ему подарил он. Кэйя давно отказался даже мысленно называть его «отцом». Он больше не имел на это никакого морального права, ведь сын из Кэйи вышел еще хуже, чем брат. В свои восемнадцать Кэйя окончательно отчаялся. За его спиной были годы безнадежной влюбленности, а впереди только неопределенность. Все вокруг требовали планов на жизнь, но Кэйя не знал, кем он хочет быть, он не знал даже, кто он есть сейчас. Все его мечты и надежды разбивались в дребезги с каждым доносящимся из-за слишком тонкой стены смешком Джинн, а о другом не хотелось и думать. Последней каплей стала болезнь Крепуса. Старая и скрываемая ото всех, она внезапно показала себя и выбила остатки почвы из-под ног Кэйи. Это заставило Кэйю задуматься о своей семье. Не той, что сейчас разваливалась на его глазах, а той, что развалилась уже давно. Никогда раньше Кэйя не думал об этих людях, но сейчас ему было просто интересно, как бы могла сложиться его жизнь. Жизнь, в которой не было бы Дилюка Рагнвиндра и разбитого сердца. Скрывать свой интерес от отца казалось предательством, но Кэйя долго не решался поднять волнующую его тему. В этот вечер Дилюка не было дома, а Крепус сидел в кресле у камина и курил трубку. Тогда болезнь еще не успела поглотить его, поселиться в каждом движении. Блестящая металлическая зажигалка мелькала в его ловких пальцах, пока тот задумчиво смотрел на огонь. Кэйя неловко плюхнулся в соседнее кресло, которое обычно занимал Дилюк. — Тебе следует меньше курить, ты же знаешь, — укорил его Кэйя, притягивая колени к подбородку. Последнее время ему всегда было холодно. — Не уверен, что сейчас это уже имеет какое-то значение, — усмехнулся он, вытряхивая еще тлеющий пепел из трубки. Он всегда так делал, когда кто-то из них с Дилюком оказывался рядом. — И все же, — пробормотал Кэйя, протягивая к огню озябшие пальцы. Правильные слова не шли, и он пытался выдавить из хотя бы те, что у него были. — Знаешь, я хотел спросить… — Ну так спрашивай, — напомнил Крепус, когда молчание затянулось. — Я хотел спросить о родителях. Ну, то есть, тех, которые… — Я тебя понял, — перебил его лепет Крепус, снова набивая трубку. Кэйя понял, что им предстоит тяжелый разговор и в очередной раз пожалел, что вообще его начал. — Сам я о них ничего не знаю, — произнес наконец Крепус, выдыхая дым вместе со словами. — Я просто нашел тебя у нашего дома, замерзшего и потерянного. Тогда разыгралась нешуточная буря, так что я забрал тебя домой. Просто представь – ветер чуть деревья из земли не выворачивает, а тут маленький ребенок… В полиции ничего не знали ни о каких потерянных детях, документы тоже найти не удалось, но ты это, наверное, знаешь, — Крепус говорил, прерываясь только на трубку, взгляд его терялся в огне, согревая морозные воспоминания. Кэйя сжался в кресле и наблюдал за мужчиной. Наверное, Дилюк, повзрослев, станет таким же. Крепус был красивым. И слишком молодым для смертельных болезней. — У меня не было ничего, кроме твоего имени и фамилии, даже даты рождения. — А как же… — начал было Кэйя, но его снова перебили. — В этот день я нашел тебя. Неплохой повод для второго дня рождения, не думаешь?, — хохотнул Крепус и уже серьезно продолжил: — Разумеется, я пытался искать их по фамилии. Все же мы живем в небольшом городе, это не должно было быть сложным, тем более с моими связями. Но в Мондштадте не было ни одного человека с фамилией Альберих. Крепус нахмурился, но больше ничего не сказал, а Кэйя думал о том, что если у Крепуса не вышло узнать что-то о его родителях, то у него нет и шанса. Но уходить он не спешил. В конце концов, кто знает, сколько таких вечеров у них осталось. Крепус продолжал хмуриться, будто обдумывая что-то — у них с Дилюком была абсолютно идентичная мимика в такие моменты. От этой мысли Кэйе стало неловко. Порой его очень сильно смущало, насколько по-разному он воспринимает столь похожих друг на друга отца и сына. — Есть кое-что еще, — вдруг сказал он, и Кэйя вздрогнул от неожиданности. — Честно говоря, я не хотел, чтобы ты знал об этом. — Но ты передумал? — Можно и так сказать. Ты, Кэйя, парень изобретательный – может однажды и докопался бы до истины сам. Но я боюсь, что ты можешь быть к ней совсем не готов. — А сейчас я, стало быть, готов? — Абсолютно нет. Но по крайней мере сейчас я могу быть с тобою рядом, — он снова тяжело вздохнул и глубоко затянулся. — С такой фамилией и правда никого не проживало в Мондштадте. Но в полицейском участке на окраине города остались записи о подозреваемом. Длинные темно-бирюзовые, почти синие волосы и гетерохромия, — Крепус повернулся и серьезно посмотрел на Кэйю. — Его труп нашли примерно в то же время, что и ты появился у нашего дома. Кэйя подобрался к огню настолько близко, что редкие искры кусали ладони. — Ты сказал, это были записи о подозреваемом. — Ты действительно хочешь это знать? — Хочу ли я знать, потенциальный ли я сын убийцы? Тяжелая рука сжимает плечо, и Кэйя буквально падает в крепкие объятия мужчины. — Нет, Кэйя, мальчик мой. Я не должен был рассказывать тебе все это, ты же… — Отец, в чем он подозревался? Объятия становятся болезненно крепче, но Кэйя не против. Ему все еще чертовски холодно. — Торговля наркотиками, — побеждено выдыхает Крепус, но Кэйя не чувствует победу. Он вообще не понимает, что сейчас чувствует, но одна мысль была поразительно четкой. — Не говори Дилюку. — И не собирался. Но постарайся не особо на этом зацикливаться. Я понимаю, что… — Все хорошо, — Кэйя выдавил из себя слабую улыбку. — Мне просто было интересно, только и всего. Я не буду влезать в это. Он соврал. Кэйя перевернулся на бок и уставился в стену. Нет, ни к чему сейчас вспоминать это. Но не думать вообще не получается. Мысли путаются, спотыкаются, и если не цепляются за воспоминания, пропитавшие каждый сантиметр этой комнаты, то возвращают Кэйю к сегодняшнему вечеру. Дилюк готов дать ему еще один шанс. Он готов дать им шанс. Глупец, какой же он все-таки глупец. Кэйя ни на секунду не верит, что на его чувства наконец небезответны. В таких, как Кэйя, не влюбляются. Если в юности он еще был этого достоин, то сейчас не стоило и надеяться. Но хотелось. Как же Кэйе хотелось украсть еще кусочек этого обжигающего тепла, оказаться непростительно близко. Куда ближе, чем на толщину ненавистной стены. Кэйя кладет на нее руку, будто и правда может так стать еще немного ближе. Повязка неприятно врезается в нос, и Кэйя ее снимает, кладет на край стола. Деревянные панели под пальцами шершавятся. Кэйя ведет пальцами по древесному узору, прерываемому грубыми царапинами. Если присмотреться, то как будто становится видно выдавленную затертую надпись, но Кэйя не помнит, чтобы оставлял ее. Он слишком бережно относился ко всему в этом доме. Голова продолжает кружиться, пьяная сонливость сейчас как нельзя кстати. Любопытство, жалость или поиск новых ощущений — чем бы это не было для Дилюка, Кэйе плевать. Ему уже давно нечего терять. *** Кэйя возвращается с террасы, когда видит открытую дверь в свою комнату. Конечно, она давно уже ему не принадлежит, но сегодня именно он был ее временным хозяином. Кэйя тихо подходит и заглядывает внутрь — прямо за дверью стоит помятый растрепанный Дилюк. Алые волосы в полном беспорядке, резинка болтается где-то на кончике хвоста, а вчерашняя рубашка съехала с плеча. Кэйя замирает, не в силах подойти ближе. Это для него слишком, особенно сейчас, когда Кэйя все еще не до конца понимал суть их отношений. Он стучит в открытую дверь, чтобы хоть как-то обозначить свое присутствие. Дилюк вздрагивает и разворачивается. — Я… — он шумно выдыхает и неловко кашляет, — Я не был уверен, что ты действительно здесь, — сказал наконец он и растерянно смотрит Кэйе в глаза. — Неужели одумался и пришел выгонять? — давит нервный смешок Кэйя, не в силах оторвать взгляда от острых обнаженных ключиц Дилюка. Для Дилюка, который всегда в кутался во множество слоев одежды, это было… Кэйя сглатывает и подходит к столу, хватает повязку. Сейчас все и решится. — Через десять минут спускайся к завтраку, — куда более холодно говорит Дилюк, но Кэйя видит подрагивающие пальцы, сжимающие манжеты, видит поджатые губы. Он видит всю нервозность, сочащуюся из Дилюка и это… вселяет надежду? О-о-о, это опасное чувство. Шутка Дилюку явно не нравится, и Кэйя решает не уточнять, что уже давно время обеда. Зная о его отношениях с алкоголем, удивительно, что тот сегодня вообще проснулся. Он буквально выбегает из комнаты, и Кэйя быстро приводит себя в порядок. Внизу Аделинда с помощницами вовсю суетятся у стола, но заметив приближение парня, женщина тут же тепло ему улыбается. — Рада наконец увидеть тебя, — тихо шепчет она, но Кэйя не успевает ей ответить. Он слышит шаги за спиной, и ему не нужно оборачиваться, чтобы узнать их владельца. На этот раз Дилюк верен себе — опрятен и собран. Кэйя вздыхает с облегчением — не пялиться на высокий ворот светлой водолазки куда проще, чем на обнаженную шею. Они садятся за стол, а Дилюк тут же подпирает голову рукой и выпивает оставленную горничной таблетку. — Ты так и не научился пить, — поддевает Кэйя парня, на что тот морщится и трет пальцами виски. — Все еще не понимаю, как ты можешь столько пить, если последствия настолько ужасны. — Ну, вчера-то ты сам решил напиться. — У меня был весомый повод, — раздраженно отвечает Дилюк, с заметным трудом принимаясь за еду. — Сплошные оправдания. С каждым днем вы удивляете все больше и больше, мастер Дилюк, — улыбается Кэйя без тени веселья в голосе. Дилюк хмуро на него смотрит, и тот спешит перевести диалог в другое русло. — Какие планы на вечер? — Уж точно не возвращаться в город, — отвечает Дилюк через какое-то время. — Можем сходить на конюшни, прогуляться по округе. — Стоит ли мне расценивать это как приглашение остаться? — снова с улыбкой задает Кэйя серьезный вопрос. Ему нужно было убедиться. — Кэйя, черт возьми! — Дилюк снова роняет голову на подставленную руку и тяжело вздыхает. — Да, я рассчитываю на то, что ты останешься. Но если у тебя есть другие планы… — Никаких планов, — чуть более искренне улыбается Кэйя. — Хорошо, — тихо отвечает Дилюк, а Кэйя забывает как дышать, глядя на его еле заметную улыбку.