***
— Снова! — Полина раздосадованно смотрит на клочек бумажки, — У тебя есть какая-то схема. — Осталось только понять какая.—Антон расплывается в довольной улыбке и крутит полинин карандаш в руках. Три ноль в его пользу. Ещё давно его научила подруга из прошлой школы лёгкому способу победы в крестики-нолики. Тактика, конечно, не стопроцентная, но чаще всего работает. Полина внимательно смотрит на лист. Вся ее сосредоточенность смотрится так притягательно, что Антон не может отвести взгляда от девочки, задумчиво кусающей нижнюю губу. Улыбка незаметно уходит и Петров уже откровенно пялится, сам того не замечая. — Я поняла! — Полина широко улыбается и хлопает один раз в ладоши, привлекая внимание учительницы. — Морозова! Я тебя сейчас отсажу! — Простите, — Полина сложила руки на парте, кидая Антону смеющийся взгляд. В глазах девочки плясала яркая игривость. Петров готов был ответить ей улыбкой, но что-то прилетело ему прямо в затылок. Небольшая часть скомканного листочка бумаги валялась на полу около его стула. Мгновенно поднимая голову, чтобы обнаружить отправителя, Антон наткнулся на насмешливый взгляд Семена. За ним сидела остальная компания и с немым интересом наблюдала за происходящим. Они все время там сидели? — Бабурин, — Полина подняла комочек и кинула точно в лицо Семёну, — Ещё раз так сделаешь, пойдешь со мной к классной. Позади Бабурина раздались глухие смешки, заставляя его гневно надуться. Антону казалось, что его и так массивного одноклассника стало ещё больше, когда тот расправил плечи и с нескрываемым отвращением стал смотреть на Петрова. Семён ничего не сказал, не встретив никакой поддержки со стороны приятелей. Антон смог облегчённо выдохнуть, но стал неосознанно сидеть ровнее и спокойнее, дабы не привлекать лишнего внимания к своей персоне. Полина же наоборот пыталась привлечь внимание друга, за что получила ещё парочку замечаний и отсела вперёд. Антон весь сжался, когда понял, что потерял свою защиту. Не делая даже лишнего движения рукой, Петров провел весь оставшийся урок. Он слышал их разговоры и лишь напрягался сильнее, стараясь порой и не дышать. А со звонком сразу подорвался с места, на ходу махая Полине. — Добрый день, молодой человек, — за открывшейся дверью класса стояла Настя, с напускной серьёзностью сложив руки на груди, — У меня к вам очень серьезное дело. — Приветствую, что у нас на повестке дня? Щуря глаза от сдерживаемой улыбки, Антон шагает вниз по лестнице. Настя на ходу старается открыть рюкзак, останавливается, поднимая одну ногу, ставит туда портфель и наконец достает салатовый контейнер. — А сегодня у нас очень, повторяю, очень важное дело, — Тихонова гордо машет рукой с коробочкой перед собой, уже не скрывая довольной улыбки. — Что у нас известно? — Антон чуть опускает дужку очков, заинтересовано глядя сверху вниз. — Это секретная информация, которую я вам смогу раскрыть только по прибытию на место преступления. Антон улыбается. Улыбается и не видит ничего вокруг, лишь по наитию шагая вперёд, периодически направляемый Настиной рукой. Когда они входят в столовую, тело в миг окутывает холодом. Мурашки, пощипывая, бегут по рукам и ногам. Нос щекочет слабый запах супа, наверняка снова абсолютно пустого и безвкусного. Антон едва морщится и идет к любимому месту, где уже ожидает их Оля, болтая недостающими до пола ногами. — Привет! — Оля бросилась к Насте, обхватывая руками за талию. С братом она хоть и виделась утром, но все равно подошла и уткнулась носом в жилетку, а потом вернулась на нагретое место, — У вас есть что-нибудь поесть? — Обижаешь, — Тихонова показательно потрясла удивительно молчаливым контейнером. — Что там? — Оля нетерпеливо перегнулась через стол, кидая блики из сверкающих глаз на пока что неизвестное содержимое. — Терпение, Петрова, — Настя, важничая, расставила руки по бокам, — А вы, сержант Баранка, отправляйтесь за вилками. Антон покорно кивнул и, опуская голову и закрывая от окружающих собственную улыбку, отправился в конец столовой. — А пока твой брат ходит-бродит, — девятиклассница повернула корпус, быстро перебирая содержимое рюкзака, — На. В руках у Насти возникла яркая прямоугольная упаковочка. Шоколадный батончик, который Оля так давно не видела. Прямо перед переездом сюда, родители перестали покупать детям какие-то приятные мелочи. Странно было понимать, что ты не можешь в любой момент открыть полочку, а на ней будет лежать пакетик сухариков или паста шоколадная. Только когда все пропало, Оля поняла, что не всегда в доме бывает что-то вкусненькое. — У меня всего один, а Антон — уже взрослый мальчик, может без сладкого обойтись. Оля испуганно обернулась за спину, начиная искать беспокойным взглядом брата, а когда наткнулась на него в опасной близости к ним, то метнулась к своему портфелю. Наугад пихая батончик в боковой карман, Оля постаралась принять максимально спокойную и не подозрительную позу. — Вор из тебя никакой был бы, — Настя по-лисьи улыбнулась, глядя на ерзующую девочку. — Ну, уж извините, что я ненатренирована в таких вещах, — Оля ответила уверенным взглядом и сложила руки на груди, неосознанно копируя поведение матери, но быстро успокоилась. — Спасибо. — Не за что, — Настя мягко и ласково улыбнулась, замечая, что Оля окончательно расслабилась. Антон опустился рядом с Олей и положил три вилки с немного погнутыми зубчиками. Белая челка немного растрепалась и лезла в глаза. Антон махнул головой, сбивая с переносицы линзы, которые полетели в сторону пола. Чувствуя, будто время замедляется, он выкинул руку в надежде поймать очки, но они ударились об ладонь и, печально звякнув, упали вниз. Треснутая линза разбилась окончательно, выпадая из дужки, а вторая, в прошлом целая, наполнилась ответвлениями расколов. — Еп твою...— Настя подскакивает со скамейки и опускается на местами отколотую плитку, — Ну, как так, Антон? Мальчик видит лишь очертания окружения, но явно чувствует взгляды детей, сидящих за соседними столами. Сердце слабо бьётся в грудной клетке. Антон даже не чувствует особо ничего. Ни грусти, ни разочарования, ни жалости по отношению к себе или настрадавшимся очкам. В голове просто плавают возможные оправдания перед матерью и возможности выкрутиться из данной ситуации. Так как очков у него точно больше нет. Он все перерыл, желая найти совсем давнишние, самые первые очки. — Антон, ты как вообще? Без очков можешь, нет? — Тихонова поровнялась с Антоном, опуская руки на его горящие щеки. — Тош... — Оля дёргает его за жилетку и встречает пугающе безразличный взгляд, — Хочешь... хочешь я маме скажу, что это я случайно? Она меня не будет сильно ругать. — Нет-нет, Оль, не нужно, — Антон трет лицо рукой, стараясь отогнать ощущение того, что все до единого человека в этой столовой шепчутся именно о нем. — Я лучше в класс пойду. — Ага, как же, — Настя с командирским тоном хватает его за воротник и усаживает рядом с собой. По-взрослому глядя на поникшего друга, нарочно спеша, она открывает контейнер, — Я готовила это пол вечера, чтобы ты нормально поел в школе. Да и плюсом, ты вряд ли спокойно дойдешь и не плюхнешься где-то по дороге. Не хватало мне ещё твой ушибленный зад лечить. Антон слабо улыбнулся, опуская подбородок на поставленную на стол руку. Настя взяла вилку и уверенно воткнула её во что-то внутри контейнера. Перед Антоном красовался пузатый пельмень, который после первого укуса оказался вареником с грибами и картошкой. — Ты как-то говорил, что любишь картошку с грибами, поэтому я слепила вот это. — Тихонова указала на еду и замерла, расстерянно глядя на нее. — Только вот, понять не могу, какую логическую цепочку я построила, когда решила максимально усложнить себе задачу. Можно же было просто оставить жареную картошку с грибами... Настя смущённо повела плечами, но попыталась скрыть собственную потерянность за уверенно поднятым подбородком. Будь у Антона очки, он бы точно поправил их указательным пальцем, но ему оставалось только сжимать в руках потертую дужку от них. — Все хорошо, Насть, спасибо большое, — Петров скованно улыбнулся и забрал вилку из рук подруги и сразу отправил в рот, — Очень вкусно. — У тебя все равно варианта «не есть» не было, — она пальцами зацепила вареник, показательно игнорируя вилку.***
Класс, где был прошлый урок, оказался абсолютно пуст. Под гнетущую тишину Антон забрал забытый пенал и, нервно дернувшись, вышел из кабинета. Когда мальчик спускался по лестнице на второй этаж, снизу послышался напряжённый шепот, который слишком выделялся среди молчаливой школы. — Это ничего не значит и не значило никогда! — надломленный голос точно принадлежал Полине. В голове Антона мгновенно приобрел ясность образа, сжимающей руки девочки, брови которой точно в негодовании взлетели наверх. — Может быть только для тебя. — Рома был пугающе спокоен, — В любом случае всё это уже неважно. — Для меня важно! — А для меня — нет. Антон загнанно заморгал, слыша шаги и последующий оклик Ромы Полиной. А ещё кольнуло внутри неприятно так. В первый день, думая, что у них что-то было или есть, он ничего не почувствовал, но сейчас... Почему-то это казалось таким несправедливым по отношению к нему, хотя Полина никаких обещаний не давала, да и поводов что-то говорить нет. Если вкратце, ничего не понятно, но очень интересно. Антон зашёл в класс под всеобщие громкие разговоры. Чересчур громкие. Полина помахала рукой с третьей парты первого ряда, но практически сразу медленно опустила руку. Девочка с расширенными небесными глазами потянула Антона за рукав. — Где очки? — Я это...— уныло улыбнувшись, Антон почесал светлую макушку, — разбил, получается. — Разбил? Возможно Антону показалось, но, несмотря на расплывчатость окружения, он явно увидел, как ясное небо в радужках Полины заполнилось грозовыми тучами, передавая все настроение хозяйки. — Рома! Вся компания Пятифанова вопросительно обернулась в сторону Полины. Как и весь класс, впрочем. — Че? — чутка взъерошенный Бяша выглянул сбоку от Ромы. — Это вы сделали? — Полина большим пальцем указала на своего соседа, — Где его очки? — Я ебу? — Рома, который с холодной отстранённостью говорил с Полиной, пропал, уступая место хулигану с плохо скрываемой агрессией. И непонятно к Антону или Полине. — Если я узнаю, что это вы...— Полина многозначительно замолчала. — То что? — с третьего ряда поднялся Семён, откинул сальную челку и сделал шаг в проход между партами. — Ты снова хочешь бабушку в школу? — Полина также поднялась, складывая руки на груди и полностью игнорируя подавленные просьбы Антона успокоится. — Что мне будет-то от бабушки? — Семён мерзко захихикал, продолжая вышагивать ближе к Полине. — Ты прекрасно помнишь, что было. Твое наказание закончилось? Мало было исправительных работ? Антону страшно. От того, что из-за его собственной неуклюжести снова начался конфликт. Из-за того, как Полина изменилась. Она будто подстроилась под Семена и его стиль общения. Стала хищной и словно точно такой, как и сам Бабурин. И страшно в принципе от ситуации, потому что Антон даже словесно не сможет ответить и заступиться за подругу не сможет. Да и за себя, собственно, тоже. — Не представляешь, Полечка, как мне похуй, — Семён уже подошёл вплотную к Полине, которой приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Сзади поднялся Рома, а за ним встал и Бяша. Но если последний это сделал, ради того, чтобы лучше следить за ситуацией, то Пятифан был явно враждебно настроен. Сжатые кулаки и упрямый, гневный взгляд, устремленный на Семена. А самое главное, незримая энергетика, исходящая от него, буквально кричала об опасности и плачевном результате его враждебности. Возможно всё это ощущал только Антон. — Сел, блять, на место. — по всему телу Антона в панике разбежались мурашки от слов, брошенных сквозь зубы. — Бабурин, ты в тюрьму хочешь? — в сторону Семёна продефилировала Катя и остановилась в метре от него. — Не забывай, если остальные будут молчать, то я — определено нет. Катя «по-родному» оскалилась, строя хитрые глазки то Бабурину, то Антону. Петров почувствовал яркое желание встать и как-то повлиять на ситуацию. В конце концов, Полина — и его подруга тоже. Он тоже хочет хоть как-то ей помочь. Как только мальчик оторвался от стула, все естество наполнилось до краев тревожностью и замешательством. А Семён в этом жесте нашел новую цель. — Так я же и не сделал ничего Полине, — гадкая ухмылка и быстрый взгляд, брошенный Антону. Секунда и Антона уже держат за жилетку, чуть приподнимая над полом, прямо как в первый день его нахождения здесь. Но самое обидное, что все замолчали. Рома расслабился, Катя вообще довольно кивнула. Лишь Полина вновь процедила: — Отошёл от него, Семён. — А то что? — повторил свой вопрос толстяк, обдавая Антона несвежим дыханием. — Тебе что сказано было? — Рома умиротворенно опустился на свой стул, кидая эту фразу абсолютно безразлично, — Сядь на место, Сем. — Что ты мне сделаешь? — проигнорировав реплику Пятифана, Семён вновь обратился к Полине, абсолютно гадко улыбаясь прогнившими зубами. — Ты не попутал, Бабурин? — Рома снова начинал злиться, пусть и не показывал это интонацией или действиями. — Сядь на место, пока не поздно, на! Семён молчит. Смотрит на Антона. На глубине его глаз таится такая лютая ненависть и отвращение, что Петров не находит вообще ни одного слова, чтобы хоть что-то ему сказать. Единственное, помимо страха, что чувствует сейчас мальчик, — это непонимание. Что он успел сделать такого, чтобы заслужить подобные эмоции по отношению к себе. Антон, точно рыба, открывает и закрывает рот не в силах выдавить из себя что-то. Теперь вопросы крутятся на языке, но ни один не срывается с языка. — Ты, блять... — у Семёна глаза на мокром месте, и дрожь по телу гуляет, — Ты — полное ничтожество. Абсолютный, блять, ноль. Но тебя считают примером подражания, хорошим мальчиком-заучкой. Все в нем хорошо, нахуй. Он просто идеальный. Только есть одно "но". — Семён оборачивается, окидывая взглядом класс, и откидывает одну руку в сторону. — Он псих ебучий. — довольная улыбка расползается на лице хулигана, —Сумасшедший. Конченный. Шизоидный. Припизднутый. — Бабурин не останавливается, в то время Рома хватает его за плечо, но Бабурин никак не реагирует, — Чокнутый. Ебнутый. Больной. Шизану... А у Антона все внутри вниз падает. Под этим весом собственной жалости к самому себе его к полу придавливает, а грудная клетка напрягается, тисками сдавливается, не давая и капли воздуха вобрать. Вновь хочется рыдать, не прекращая, заикаясь от истерики, прямо как пятилетка от расшибленной коленки, растирать соленые дорожки по красному лицу и от жалости к себе ещё пуще прежнего разреветься. Но Антон стоит, прожигает глазами Семёна, пока он это все говорит. Тремор пытается успокоить и концентрируется лишь на мыслях в голове, стараясь не слышать все то, что мальчик сам о себе думал. Но Бабурин в один миг отпускает Антона, когда Пятифан с силой его тянет на себя. Парта летит в сторону под большим весом. На весь класс раздается оглушительный грохот, его подхватывают одноклассники. Кто-то протяжно провыл ошеломленное «о-о-о», какие-то до сих пор незнакомые Антону девочки оглушительно завизжали. Рома оказывается сверху, пока Семён пытается прийти в себя. Антон даже ситуацию оценить не успевает, лишь жмется к подоконнику, стараясь слиться с окружением, когда Бяша уже подлетает к товарищам. — Ромыч! — бурят обхватывает того за предплечье, но получает неслабый толчок в ответ. Пока Бяша пытался их разнять, Бабурин уже успел отойти от сильного удара спиной. Тогда он со всего возможного размаха зарядил по ребрам Роме, выбивая из него стремительно вылетевший вздох. Потеряв преимущество, Рома оказался под Семеном, который в очередной раз поднял руку для удара, проявляя на лице реальные эмоции от происходящего. Рома скалился, брови хмурил, а вот Бабурин улыбался и пыхтел, пока старался побольней ударить. За счёт того, что вес одного хулигана явно превосходил второго, Роме приходилось намного больше усилий прикладывать, чтобы не проиграть. Бяша, все ещё маячащий рядом, пытался схватить одного из друзей и остановить происходящее. Но как бы он не старался, у него не выходило помочь, приняв нейтральную сторону. Поэтому, когда Семён оказался во второй раз сверху, то Бяша захватил его под руки и потянул назад. Всеобщий шум только увеличился, когда после помощи Бяши, в драке начали участвовать трое. Происходило все в максимально неудобном месте, из-за чего несколько парт были уже сдвинуты, а одноклассники, которые хотели помочь, даже продвинуться ближе не могли из-за огромного количества людей. Антон, как загипнотизированный смотрел за дракой, не ощущая теперь не единой эмоции внутри себя. Снова мерзкое апатичное состояние. Абсолютное безразличие на то, как Семёна прижали к полу, заламывая руки, на кричащих школьников, которые в жизни Антона были лишь мутными образами, тем более сейчас, когда они и вправду таковыми являлись. Так же абсолютно плевать на плачущую Полину и с отвращением смотрящую на него Катю. Подождите. Плачущую Полину? Антон возвращает свое внимание подруге. На аккуратном лице от слез появились два красных пятнышка, под правым глазом и на подбородке, прямо под нижней дрожащей губой. Девочка замерла в какой-то неестественной, местами изломанной позе, теряя полюбившуюся Антоном грацию. По щекам стекают беспрерывные слезы-ручейки, соединяющиеся на подбородке, и капая на воротник голубой блузы. Она молчит, пока зрачки в панике прыгают, еле успевая за происходящей дракой. А для Антона время будто замедлилось. Осталась лишь Полина, такая потерянная и полностью разбитая. Кажется, она держится на последнем издыхании и вот-вот рассыпется на мелкие осколки. И как Антону потом их собирать? Полина наконец замечает внимание Антона на себе. Она вновь задвигалась, приобретая свою привычную плавность и складность. Девочка подходит к Антону, останавливаясь, как ему показалось, слишком близко, и кладет ладони на плечи другу, начиная поглаживать. — Ты как, Антон? — Я хорошо, — резко отвечает мальчик, мотнув головой, — то есть нормально. Полина прижимается к нему, крепко обхватывая руками. Антон задумчиво водит ладонями по дрожащей спине, когда понимает, что все кончилось. Семена уже нет, только Бяша самую малость помятый, немного всколоченный. А ещё Рома. Смотрит на них. Да так, что Антон мгновенно отпускает из объятий подругу, не желая терпеть этот взгляд, не обещающий ничего хорошего. Словно Антон обнимает кого-то важного, буквально неприкосновенного. — Ром, ты в порядке? — Полина подходит к нему и тянет руку к лицу, которое в один миг теряет суровость и приобретает абсолютное безразличие. У Пятифана бровь разбита, волосы взъерошенны немного, но в целом неплохо. А небольшая ладошка Морозовой так и замирает в воздухе, продолжая почти незаметно трястись. Раздается громкий хлопок, заставляющий Антона дернуться от испуга. В класс влетает учительница русского и кидает журнал на свой стол. К гадалке не ходи, она сейчас на таком взводе, что лучше лишнего писка не издавать. Но все это цветочками оказывается, когда Антону приходит осознание, что зла она была вовсе не из-за случившейся драки. — Совсем уже! Понаехали тут и командуют! — женщина лет сорока с светлыми кудряшками на голове и тонкими очками всплескивает руками от раздражения, — Что вы столпились все? Сели на места! — Татьяна Петровна, а тут такое было...— Смирнова оборачивается, кидая ехидный взор на Антона, и мягким, лестным тоном продолжает, — Представляете, из-за Петряева тут драка случилась! — Я сказала, сели по своим местам! — преподавательница стукнула по столу жилистой ладонью, не оставляя шанса ослушаться, — Петров, а ты стой. Одноклассники-тени усаживаются с громкими перешептываниями и постоянными оглядками на Антона. Мальчик встал около парты, сглатывая комок в горле от всей несправедливости ситуации. Что он сделал? Что он сделал всем им, чтобы заслужить подобные издевательства и унижения? Он устал метаться из стороны в сторону, стараясь избежать боли. Устал от того, что ни дома, ни на улице, ни где-либо ещё не может почувствовать себя в безопасности. Устал прятаться за масками безразличия и бесстрашия. Потому что он живой, он боится и чувствует. Пускай и не всегда. Но больше он точно не будет позволять с собой делать что-то подобное. Антон это обещает самому себе, так как больше некому. Да и не нужно это никому. Если не взять ситуацию в свои руки, пусть немного неуверенно, но взять, то это приведет к большим неприятным последствиям. Как сегодня, например. Ему просто повезло, что Рома разозлился на Семена, и благодаря этому, Антон остался невредимым. Но полагаться на удачу Петров не привык, поэтому теперь он сделает всё, чтобы остальные поняли, что он — не мальчик для издевок и вымещения гнева.***
— Ты мне объяснишь все или нет? — Не понимаю, о чем ты. — Антон упрямо не встречается глазами с матерью. — Петров, — мальчика передёргивает, он ненавидит, когда мама так нему обращается. — хватит дураком прикидываться. — Ничего я не прикидываюсь. Очень хороший диалог складывается. Мама пытается выбить из сына хоть что-то по поводу произошедшего, а он выкручивается, причем не особо старательно. Мальчику остаётся только губы надуть и руки в протесте на груди сложить, как ребенку. Он так и сделал, собственно. — Если ты мне сейчас ничего не расскажешь, то будешь с отцом разговаривать. Мама до омерзения спокойна, ни повышения тона, ни на эмоциях поднятой руки, ни такого привычного пропитавшегося разочарованием лица. Будто даже этого он не заслужил. Антон подмечает это с некой потерянностью и обидой. Не хочется говорить с матерью о произошедшем, но ему надо знать, что ей не все равно. Банально не плевать. Антон был уверен, что ему вставят по самые уши, но когда пришел, мама колдовала на кухне, бросив лишь абсолютно никакое: «Сам мне все расскажешь?». Сложилось ощущение, будто мама окончательно иссякла, словно произошедшее просто пополнило список того, над чем Карина будет бессильно размышлять и не иметь возможности исправить. Но Антону нужна была ее реакция, чтобы понять ее отношение ко всему. Так как после звонка директора ей, он ничегошеньки не понял. Душно. Рубашка от пота прилипает к спине, а жилетка сверху лишь усугубляет ситуацию. Антону мгновенно пришла идея снять её к чертям, но как это будет выглядеть? Петров покосился на рядом сидящего Рому, который казался вполне органичным на приеме у директора. Он расслабленно сидел на стуле, закинув руки на его спинку. Рассматривал дипломы и грамоты, почётно весящие на стене. И вообще не обращал внимания на одноклассника. Словно его и нет вовсе. Антон думает, что раньше он бы так и остался париться, но он же решил измениться. Не будет он подстраиваться под кого-то. Тем более что в этом такого, чтобы в принципе думать на этот счёт? Поэтому он отважно схватился за воротник черного жилета и резким движением стянул его, немного задирая рубашку спереди. Краем глаза мальчик заметил, как Рома покосился на него, и с готовностью к разговору Антон выжидающе повернул голову к нему. Но Пятифан продолжил чересчур заинтересовано разглядывать убранство кабинета, нарочно игнорируя прямой взгляд Антона. — Почему ты на него налетел? — Антон не выдерживает и задаёт интересующий вопрос. Он и так на нервах сидит, ему буквально необходимо отвлечься и хулиган вполне подходит для этого. — Я одного понять не могу. — Рома опирает острый подбородок на руки, согнутые в локтях, когда наконец отвечает Антону, который уже и не думал, что получит хоть какой-то ответ, — Какое тебе, блядь, дело? — В смысле какое? — Антон бесится. Но хрен покажет этому придурку, что его бесит холодность и отстраненность собеседника, — Мне интересно, почему ты за меня заступился. — Че? — Рома оборачивается корпусом и выглядит и вправду поражённым, словно его в чем-то ужасным обвинили. — Че слышал. — теперь очередь Антона выкобениваться и делать вид, что ему абсолютно все равно на их разговор. И похер, что ему до ужаса интересно узнать ответ. — Ты базар свой фильтруй. — А то что? — А то также, как и Семён, в соплях, в слезах и в крови уйдешь, сука. — Напугал, — кидает Антон насмешливо, приглаживая вставшие волосы, — Бяши здесь нет, чтобы помочь. — А ты и не Семен, чтобы Бяша нужен был, — Петров ожидал, что Пятифанов взбесится, может как-либо заденет его физически, но Рома лишь откинулся немного назад, безмятежно болтая руками. Спустя минуту молчания и размышлений блондина, чтобы такого эдакого ответить однокласснику, Антон вспоминает: — Ты не ответил на вопрос. — Рома смотрит скучающе-вопросительно, вынуждая Антона уточнить, — Зачем ты заступился за меня? — Я за тебя и не заступался, — с глухим смешком выдаёт Пятифан, — Дохуя о себе возомнил, я смотрю. — Тогда почему ты его начал бить? — Я его не пиздил. Сначала. — хулиган со сдерживаемым раздражением трёт переносицу, — Собирался просто оттащить, а там уже само всё пошло-поехало. — Твой кулак сам врезался в его лицо? — Антон улыбается, уже не так явно ощущая напряженную обстановку. — Типо того. Рома улыбается так, что Антон не может не повторить этот жест. Вот они сидят, улыбаются и смотрят перед собой. — Хорошо, давай по-другому, — Петров бессильно взмахивает ладонью и старается сохранить спокойную обстановку между ними, — Что тебя не устроило в поведении Семёна? Вы же друзья, типо. Рома визуально поникает и смотрит совершенно нечитаемо, но Антон предполагает, что хулиган размышляет над тем стоит ли говорить ему что-либо. Антон бы на его месте слился, не думая. Но он не на его месте, а ещё ему очень интересно, хоть и непонятно откуда взялся эта навязчивая заинтересованность. — Кароче... — Длиннее, Пятифанов, длиннее! — в кабинет залетает директор странно возбуждённый с неестественной широкой улыбкой и горящими глазами . — Садись, Бабурин. Семён заваливается рядом с Антоном с совершенно невозмутимым выражением лица. А Петрова холодить начинает после прихода Бабурина. Несмотря ни на что, именно его он старался избегать, и именно его он боялся до чёртиков, до сжимающихся внутренностей и заходящегося в бешеном ритме сердца от неконтролируемой паники. И даже после данного себе обещания, Антон неосознанно отсаживается чуть подальше от источника своей тревоги. — Итак, сразу вас предупреждаю, молодые люди, — Анатолий Владимирович забавно склоняет голову, не переставая улыбаться, — обо всем будет рассказано вашим родителям, точнее, им уже сообщили. — И моим тоже? — Антон складывает брови домиком, совершенно не понимая за что здесь оказался. Когда Катя обвинила его во всех смертных грехах, то учительница отнеслась к этой информации с видным подозрением, но все равно зачем-то отправила Антошку к директору. — Конечно, Антон, а что ты хотел? — директор скользит руками по столу, выравнивая и так нормально стоящие предметы, — Мне уже рассказали, что драка из-за тебя началась. Бабурин истерично хохотнул, но быстро потерял свой настрой от вновь треснувшей губы. Он зашипел и замолк, чем поднял настроение молчаливому Пятифану. — Что? — Антон расстерянно развел руками, — Я в принципе в драке не участвовал. — Антон, я все понимаю, — Анатолий Владимирович откинулся на спинку кресла, немного покачиваясь, и неопределенно махнул рукой, — Но твое слово против нашего, как говорится. — Против чьего слова? Кто вам это сказал? — Антон, я не могу тебе сказать. — Хорошо, но почему я здесь сижу? Кто бы вам это не сказал, у него или у неё нет доказательств. Почему тогда вы отдаете предпочтение этому человеку, если он не может ничего вам предъявить? Это несправедливо. Рома поджал губы и угукнул с уважением, кивая и тем самым соглашаясь со словами одноклассника. Уверенность Антона от этого лишь возросла, он уже был готов продолжить свой монолог, но директор остановил его жестом руки. — Я все понимаю, Антон. Мне давали информацию о тебе в прошлой школе и здесь ты не был замечен в участии в чем-то подобном. Успеваемость стабильно хорошая и мне нечего тебе сказать по поводу твоего поведения. Но я не могу просто проигнорировать эту ситуацию, ты тоже пойми. — Петров теряет запал и больше не желает спорить, — Я вижу, ты неплохой мальчик. — Семён обиженно пыхтит, — Но обо всей ситуации, пусть и не до конца мне известной, должны знать родители. И им ты всегда можешь сказать, что произошло на самом деле. Если захочешь, конечно. — Ладно, — Антон смотрит на свои руки, не способные сейчас успокоится, они дёргаются, ковыряют заусенцы, да и просто слегка трясутся. — Ты в принципе можешь быть свободен. Думаю, мне хватит этих двух, чтобы примерно понять, что там произошло. — Хорошо, — мальчик спешно собирается и перед выходом кидает напоследок, — спасибо, до свидания. — Всего доброго, Антон. Только в коридоре Петров по-настоящему ощущает, насколько в том кабинете было жарко. Он наконец может спокойно отдышаться, несмотря на выжидающий взгляд Насти и Полины. Интересная компания. — Ну, чего, Антошка, рассказывай давай, — Тихонова подхватывает друга под руку, игнорируя плетущуюся позади молчаливую Полину. — Значит буду говорить с папой. — Ну и отлично, — мама нагибается, чтобы достать из духовки курицу, — У меня совершенно нет сейчас на тебя времени. Антон оскорбленно фыркает, ерзая на стуле. Хоть он и сам принял решение ничего не рассказывать и не сказал бы, даже если мама пытала его. Но она, видимо, слишком занята готовкой еды для гостей, что сын, который по словам директора устроил драку, уже не так важен. — Как и всегда в прочем, — шепот теряется среди звуков кухни. — Надень, пожалуйста, что-то нормальное. — А что не так? — Антон осматривает свою зелёную футболку и ничего такого не замечает. — Очки не разбил — увидел бы. Мальчик в который раз обиженно пыхтит и поднимается со стула. В комнате приоткрыто окно, из-за чего, когда Антон стягивает футболку, на коже проявляются мурашки. В шкафу беспорядок и трудно найти что-то более менее приличное. Попадается черная, почти не мятая футболка, которую мальчик сразу натягивает. Снизу доносится хлопок двери и следом за ним голоса совсем смутно ему знакомые. Антон так и не спросил у родителей, кто эти люди и как они познакомились. Но сейчас стало довольно интересно, смотря на то, как мама старается им угодить. Видимо, люди приятные, хоть Петрову и показался тот дядька очень стремным. Вот смотришь на него, вроде и не хочется даже на глаза попадаться такому, но глаз не оторвать. Антон не верит в энергетику, астрологию и прочее. Но от того мужика несло явной опасностью или же Антон просто ссыкло, которое боится незнакомых людей. И сейчас Антону придется как-либо с этим человеком контактировать, пусть и контактом является просто присутствие в одном помещении. Антон думает поприветствовать гостей, но решает сначала заглянуть к Оле, которая из комнаты не вылезала после новости от директора. Петров чувствовал вину перед сестрой, пускай и не из-за чего было, но считал необходимым объяснить произошедшее именно ей. — Оль? — Антон стучит в комнату и, получив тихий отклик, заходит в комнату, — Что делаешь? — Рисую. — девочка черкает по бумаге красным карандашом с таким усердным видом, что Антон лишним себя чувствует. — Ты обижаешься, Оль? — Нет. — А мне кажется, что да. — Кажется. — Прости. — За что? — Оля ошеломленно оборачивается, выпуская из рук карандаш, который проделав недолгий путь, падает со звонким звуком. — Аккуратнее, грифель сломается внутри. Когда точить начнешь, то ломаться постоянно будет, — Антон поднимает карандаш с пола и с осторожной улыбкой протягивает Оле, которая уверенно его выхватывает и продолжает водить по желтоватой бумаге. — Прости меня за то, что я сразу тебе ничего не объяснил. Ты имеешь право знать. — Все нормально, — Оля спускается со стула и утыкается головой в торс, — Я просто волнуюсь за тебя. — Не о чем волноваться, — Антон запускает пальцы в волосы сестры, начиная массировать макушку. — Ага, конечно! — девочка шлёпает его по руке и отходит на пару шагов, — Ты подрался, а волноваться не о чем! — Я не дрался ни с кем, — Антон присаживается, оказываясь на одном уровне с Олей, — Одна девочка из класса наврала учительнице, а меня из-за этого к директору вызвали. — Правда? — глаза сестры загораются, она не улыбается, но все ее естество светится, и Антон не мог бы его погасить, даже если бы его история была откровенной ложью. — Правда, родная. Оля кидается на шею, повисая на ней и болтая ногами усердно, чтобы Антон понял намек. А Петров — не дурак, ну, по большей части, поэтому подхватывает ее и немного покачивает, не переставая лыбиться. — А у меня сын такого же возраста, — мамин голос приближается с той стороны двери и Антон спешит отпустить сестру, будто их объятия что-то ненормальное, — Антон? — Да, мам? — помимо Карины в дверном проёме появляется силуэт знакомой женщины, которая в прошлый раз сидела у них, но они даже не говорили друг с другом, — Здравствуйте. — Привет-привет, — это дама мило трясет рукой в приветствии и загребает в охапку Антона, которому остаётся только жалобно таращиться на маму, но та только довольно улыбается и кивает сыну. — Я теть Таня, можно просто Таня, как вам удобно будет. Солнечная женщина лет сорока, которая создаёт впечатление человека, который всегда и везде на позитиве. Волосы короткие и блондинистые, словно выгоревшие, едва до плеч достают. Забавное платьице в горошек, чуть ниже колен, придает ей ещё больше лёгкости и непринуждённости. Теперь она обнимает Олю, которая радостно хлопает Таню по спине и также представляется. — Та я знаю! Мне ваша матушка все уши протрещала о том, какие у нее дети невероятные! — Тань, — Карина шикает на подругу и недовольно хмурится, словно ее за чем-то постыдным поймали. — Да ладно, чего стесняться-то? — Таня довольно упирает руки в бока и оглядывает комнату, — Дети-то вон какие талантливые, вся стенка в рисунках. Искусство прямо! — Это все Тоша нарисовал! — Оля вдохновенно тычет на приклеенные листки бумаги. — Ну, художник, а! — Тань, этот художник сегодня драку устроил, — Карина будто пытается принизить в глазах гостей своего ребенка. Антон щетинится и на маму смотрит, как на врага народа. — Мам! Ничего я не устраивал. — Рассказывай мне. Я уже сказала, что все это, — она делает нехитрое круговое движение указательным пальцем, — с отцом обсуждать будешь. — Да ладно тебе, Карин, мой вообще в драке этой участвовал, ничего же. — Антона как током прошибает. Он замирает с широкими от услышанного глазами и ждёт, когда будет пояснение слов. Не успевает он отойти от услышанного, как в проходе возникает очередной человек. Блять.