***
Около получаса назад Антону неуютно. Очень-очень неуютно. Как вообще это возможно? Какова была вероятность того, что родители Антона начнут общаться именно с родителями Ромы? За столом шумно, громкие разговоры, неосознанные попытки перекричать друг друга, смех взрослых и витающее напряжение Антона, в голове которого шестерёнки с мерзким скрипом неустанно крутятся вокруг своей оси. Он вообще не может расслабиться, лишь продолжает ковырять вилкой остывшую картошку с курицей, которую мама так упорно готовила для гостей. Антон смотрит на причину своего состояния. Рома спокойно, вообще без малейшей толики волнения говорит с Кариной и своей матерью. Он мягко улыбается и лениво жестикулирует рукой, пока что-то им рассказывает. И главное мама Антона слушает его с таким интересом, что мальчику становится даже обидно, ведь таких эмоций по отношению к себе от родительницы он давно не получал. Идея рассказать им все, про издевательства, насмешки, избиение, кажется вполне адекватной, чтобы они перестали на него смотреть, словно он, блять, их кумир. Петров злится до скрежета зубов, закатывает глаза и с силой сжимает вилку в руке, будто именно она в чем-то виновата. Сейчас есть лишь два желания. Первое — ударить Рому, желательно чем-то потяжелее, причем просто потому что очень хочется. Второе — встать изо стола и свалить в закат, ну, или хотя бы к себе в комнату. Любой вариант подошел бы Антону, но поскольку он все ещё — ссыкло, пусть и решившее это изменить, то первый ход развития событий отлетает практически сразу. Да и не поймут его окружающие. Петров под всеобщий галдеж поднимается со своего места. Аккуратно отодвинув стул, он уже был готов уйти, но ему крепко надавили на плечо, вынуждая опуститься обратно. Повернув голову, мальчик встречается с хмурым, тяжёлым взглядом, который буквально пригвождает Антона к месту. Он не может и слова сказать этому типу, просто смотрит робко и немного потеряно. — Посиди пока, — из-за его спины выходит отец, радушно улыбаясь, — Мы пойдем покурим. — Ладно, — голос непроизвольно дрогнул, когда Антон в очередной раз пересекся взглядами с отцом Пятифанова. Отвернувшись, не желая терпеть даже присутствие этого человека, он наткнулся на Рому, с суровым видом смотрящего на уходящих мужчин. Когда они скрываются за поворотом, Пятифан наконец отмирает и встречается глазами с Антоном. — Чем занимается твой отец? — Рома перегибается через стол, шепотом как бы ненавязчиво интересуясь. Антон лишь расширил глаза, совершенно не зная что ответить. Мало того, что он сам понятия не имеет, так ещё и услышать подобный вопрос от Ромы? Антону, конечно, любопытно узнать зачем парню такая информация, но возможность поязвить над хулиганом и остаться безнаказанным оказывается желаннее. — А что мне будет за данные сведения? — Антон повторяет жест одноклассника, перегибаясь через стол и ехидно щуря глаза. — Пиздюлей не получишь, — процеживает сквозь зубы Рома все также шёпотом, теряя остатки былой нейтральности по отношению к Антону, который из последних сил держится, чтобы не заулыбаться во все тридцать два. — В любом случае не получу, — он не сдерживается и всё-таки слегка оттягивает уголки губ вверх. — Уверен? — Рома откидывается на спинку стула, возвращая пресловутое спокойствие. — Абсолютно. — бесстрастно отвечает Антон, убежденный в собственных домыслах. — Покажешь свою комнату? — хулиган повышает громкость голоса, привлекая внимание родителей. — Что? — мальчик оказывается сбит с толку, совсем не понимая к чему ведёт Рома, — Нет. — Антон! — Карина наигранно возмущённо окликает Антона и смотрит уже слегка пьяно, — В чем проблема? Иди покажи. — Да, мам, я... — Антон. — мама меняет тон на более серьезный и для пущего эффекта приподнимает одну бровь. — Мам, там неубрано и... — Сходи и покажи, — она вновь перебивает мальчика, не оставляя шанса поступить по иному. Антон с обречённым вздохом встаёт из-за стола и с немой злостью глядит на довольного одноклассника, который явно чувствует себя победителем. Петров бы хотел сказать, что его сейчас буквально на расправу отправляют, но посчитал это неуместным в данной ситуации. Мальчики в полной тишине поднимаются на второй этаж и останавливаются у входа в комнату Антона. Рома увлеченно рассматривает скромное убранство дома и многозначительно хмыкает, возвращает внимание Петрову. — Ну так что? — Я не знаю, — потеряв весь настрой как-либо издеваться, Антон устало разводит руками, — Ты думаешь, меня в это посвещают? — Мало ли, — Пятифан пожимает плечами, пряча руки в карманы, — Но меня тоже. — Что «тоже»? — Никуда не посвещают. Я просто знаю, что отец занимается чем-то, — он замолкает, подбирая правильное слово, — незаконным? — Какой ужас, — Антон чересчур возмущённо всплескивает руками, — Ты недалеко ушел. Рома в одно мгновение толкает мальчика и прижимает к стене. И смотрит с такой яростью в темных глазах, что Антон понимает: он определенно сказал нечто лишнее. Но при этом он подмечает с какой-то озабоченной радостью, что ему совершенно не страшно. Это осознание приносит непонятное облегчение, и Антон смело встречает взгляд Ромы. — Повторишь? — Если очень надо, то повторю. — Повтори, если смелости хватит. — Пятифан слишком близко, опаляет лицо горячим дыханием, но в этот раз, к счастью, без малейшего запаха сигарет. — Ты недалеко ушел от своего папаши-уголовника. Антон сгибается пополам, от сильного удара в живот и тихо хрипит от боли, которая, казалось, растекается жгучей лавой по всему телу. В глазах на пару секунд потемнело, но особо обстановки вокруг это не поменяло, учитывая отсутствие очков и света в коридоре между дверьми. — Ещё раз? — Рома без всяких эмоций склоняется над одноклассником и кладет руку на плечо. Не прибавляя в росте, Антон делает выпад и наугад бьёт куда-то в область солнечного сплетения. Рома отходит на пару шагов, схватившись за живот, но очень быстро оправляется и вновь уверенно идет к Петрову. Последний оказывается вновь прижат к стене, а несчастная футболка натягивается и давит на заднюю сторону шеи за счёт чужих рук. — Отпусти. — голос позорно задрожал, когда ладони Антона накрыли ромины с попыткой вырваться из крепкой хватки. — А может тебе лучше ещё раз въебать? — Пятифан взглядывается в лицо напротив, стараясь найти что-то, хотя бы частичку паники или страха в глазах Петрова, но осекается не сумев найти даже намека на это. — А может тебе просто нахуй пойти? — Антону с трудом даётся эта фраза, он ожидает чего угодно: ещё одного удара, оскорбления, лица, искривленного в отвращении, но ничего нет. Рома молчит и ждёт, — Что тебя задело? Что я тебя назвал уголовником или твоего отца? — Что ж ты постоянно такие вопросы задаешь? — хулиган отходит на несколько шагов, хватаясь за лицо и изнеможденно вздыхая. — Какие такие? — Личные. Постоянно не в свое дело лезешь. — Не в свое дело лезу? — Антон преодолел короткое расстояние, чтобы тыкнуть пальцем в грудь парню, — Это связано напрямую со мной, но почему-то когда ты задаешь вопросы, которые формально тебя никак не трогают, то я обязан отвечать. — Не обязан. — Ты не оставляешь выбора! — Выбор есть всегда. — Да ты что, — Антон разводит руки и улыбается пусто, — Даже тогда, когда тебя хотят избить двое, и это не считая третьего в сторонке, просто потому что ты — новенький? Какой выбор у меня был? Как я мог поступить, чтобы это избежать? — Не трогать Семёна в первый день, — Рома раздражённо хмыкает, складывая руки на груди. — Ага, идея отличная, только тогда бы я получил в первый же день. — Мы не собирались тебя вообще трогать, просто Семён вновь хуйню выкинул, — хулиган проговаривает это так, словно это некая очевидная истина и нечто само собой разумеющееся. — И где выбор? Где хотя бы его видимость? Рома смотрит непонятно, то ли ждёт продолжение, то ли думает над ответом, но Антона уже несет дальше. — Вы — просто кучка ничтожных подростков в пубертате, которые ищут цель для того, чтобы выплеснуть куда-то свою агрессию и ненависть. И вот, — Петров торжественно вскидывает руки в стороны, — пришел новенький, так ещё и дохляк-очкарик, идеальная жертва для издевательств. Не ответит, не настучит, не ударит в ответ. Просто идеально. — Ну, да, — Рома откинулся назад, оперевшись спиной на деревянную стену, — И что? — И что? — Антон, будто уменьшается визуально, когда слышит абсолютно безразличный ответ. — И что дальше? — парень делает шаг вперед, вынуждая блондина отступить. — Представим, что твоя версия верна. И что это даёт? Ты думаешь, меня задевает, что ты меня считаешь мудаком? Антон задумывается, правда размышляет над заданными вопросами. Но не находит ответа, ведь у него, в принципе, не возникают подобные вопросы. Для него эти факты уже являются чем-то постыдным и неадекватным. Однако он пришел к другому выводу. Если Роме абсолютно все равно на то, кем его считают, значит когда речь зашла о том, что Пятифанов пошел в отца, то его задело замечание именно о папе. Антон складывает руки за спину и не скрывает довольной улыбки. — А что подумал бы твой отец, узнай он, что его сын полнейший кретин? Рома каменеет и смотрит холодно, а Петров понимает — попал. Но решает сейчас остановиться и не давить. В конце концов, конкретно в этот момент ему это ничего не даст, зато потом может пригодиться. — Извини, — Антон старается принять абсолютно невинный вид. Даже внутренние уголки бровей поднял, дабы показать еще больше раскаяния. — Все... — Рома прочистил горло и вернул себе уверенность, которая, видимо, служила ему неплохой защитой. — нормально. Входная дверь открылась, впуская в дом порывы прохладного ветра. Антон и Рома инстинктивно отошли от лестницы, прячась от глаз отцов. Топая, мужчины стряхнули грязь с уличной обуви и прошли в коридор. Они молча разделись и скрылись за дверью кабинета папы Антона. — Куда они?.. — Рома подался на пару шагов вперёд и перегнулся через перила, которые слабо качнулись и негромко скрипнули. Антон ринулся вниз, стараясь максимально бесшумно ступать носками. Минуя арку, ведущую на кухню, он приблизился к двери кабинета и приник ухом к двери. Рядом появился Рома, не издавший ни единого звука при спуске. Он повторил за Антоном, принимая до комичности серьезный вид. Блондин подавил смешок и снова прислушался. — Подписывать ничего не надо будет, — по голосу Петрова старшего стало ясно, что он улыбается, едва ли не смеётся. Видимо, алкоголь играет свою роль. — Даже если надо было, то я не стал бы, — Рома в ответ на реплику родителя лишь хмуро фыркнул, выдавая пренебрежительное отношение к его словам. — Да ладно тебе, иногда это необходимо. Ответа не последовало, только какое-то копошение было слышно по ту сторону. Антон нахмурился и на шаг отошёл от двери, но практически сразу снова послышались голоса. — Неплохие условия, думаю все получится, — хрипло отозвался мужчина, — Блять, я забыл зажигалку на улице, сейчас приду. Тяжёлая поступь начала приближаться в сторону школьников. Рома на миг замер, а после, схватив «напарника» за локоть, потащил в сторону кухни. Но Антон затормозил, перехватил парня за руку и потянул в сторону кладовки. — Что ты?.. — растерянно проговорил Рома, не повышая громкость голоса больше шёпота. — Давай! — Петров быстро открыл кладовую и утянул хулигана с собой в темноту. Внутри было мало места, не удавалось пошевелиться без какого-либо звука от сложенных вокруг вещей. Антон зашипел: что-то впилось прямо в спину, заставляя выгнуться. За деревянной дверью можно было разобрать шаги и приглушённые разговоры. Рома шикнул на блондина и совсем слабо тыкнул куда-то в район правого плеча. Он вновь прислушался к происходящему за пределами кладовки. — Я тебе завтра вечером позвоню, — Антон почувствовал щекотание в носу во время слов отца и сдавленно чихнул. Рома схватил Антона за предплечье, ощутимо сжимая. Синяк, наверное, останется. Петров в ответ лишь дернулся, освобождаясь от хватки и также начиная внимать тому, что говорят за дверью.***
Настоящее время. — Черт, — Петров провел рукавом кофты по носу и, не сдержавшись, шмыгнул им, — Что теперь делать? — Надеяться и верить, блять, — Пятифанов вновь приложился ухом к двери, а потом медленно ее открыл, — Пошли. — Спасибо большое, без тебя, наверное, я там бы и остался, — Антон чересчур переигрывая всплескивает руками, пока выходит из кладовки. — Мало ли, — Рома скалится, и Петрову уже не хочется язвить, — Кто знает, что у такого, как ты, на уме? — Чего? — Антон таращит глаза и не сразу находит, что ответить. — У какого «такого»? — Ну, как бы помягче сказать, — шатен задумчиво глядит наверх, сложив брови домиком, и создавая себе абсолютно безобидный вид, — Со странностями. — Да пошел ты, — Антону неприятно, обидно до сжатых кулаков и впивающихся ногтей в ладонь. Он едва ли кидает потухший взгляд на хулигана и собирается уходить, но его останавливает сжатая на плече рука с красными, сбитыми костяшками. — Ладно-ладно, — примирительно проговаривает Рома, разворачивая Петрова в свою сторону, — сорян, лишнего спизданул. Светлые брови подлетают в удивлении, а глаза чаще необходимого начинают смыкаться. Он извинился? Антон даёт себе немного времени на размышление, не до конца понимая для чего Пятифан решил сгладить конфликт. — Что тебе надо от меня? — уверенно и быстро проговаривает Петров, не желая передумать и промолчать. — Ну, как это...— Рома приподнимает один уголок губ и прячет руки в карманы, — Полезно получать какую-либо информацию с двух разных сторон. Если нас больше, то и всякого занимательного будет приходить больше. — Зачем мне это? — Антон решает осадить возомнившего себя гением Рому, его вся эта история вообще не впечатлила. Петров никак не сможет повлиять на отца, не говоря уже о том, чтобы помешать ему делать что-то незаконное. Рома раздасованно хмыкает и зарывается в олимпийку. Вся его дружелюбность пропадает, оставляя место лишь расчётливости и желанию получить выгоду. Он скользит взглядом по Антону, начиная с ног и заканчивая светлой макушкой, из-за чего заставляет последнего передернуться, словно от холода. — Ты мне приносишь всю инфу, а я... — его задумчивый взгляд заметно потух, а руки спрятались за спину, — а мы тебя просто больше не трогаем. Антон, признаться, ожидал чего-то большего. Однако если поразмыслить, то расклад выходит вполне неплохой, ведь именно из-за компании Пятифана, он не мог спокойно существовать в школе и боялся даже рукой дернуть как-то не так. Это бы решило многие проблемы, пускай и созданные Ромой же. Но в любом случае этого недостаточно, Антон вновь решает наглеть. — Ладно, — Рома уже тянется для рукопожатия, но Петров останавливает его лёгким взмахом ладони, — Но вы, в случае чего, защитите меня от Семёна. И верните, наконец, мои очки. — Я не ебу, где твои очки, уже дохуя раз это сказал, — Рома раздраженно накрыл лицо руками и бессильно выдохнул, — Где ты их последний раз видел? — У Бабурина в руках, — Антон нервно хохотнул, сжимая челюсть до ноющей боли. — Блять, — Пятифан стиснул кулаки и тихо выругался, — Я всё узнаю. Если это реально Семён, и если реально он их спиздил, а мне напиздел, то я верну тебе твои очки, фильмоскоп. — Фильмоскоп? Что? — переспросил Антон и коротко посмеялся. Так его ещё не называли, — Удивительно, что ты вообще такие слова знаешь. — Да иди-ка ты нахуй, — Рома шутливо толкнул его плечом и проскользнул на кухню. Антон остался один в коридоре, с потихоньку умирающей лампочкой. Она периодически потрескивала, не нарочно заставляя концентрировать внимание на этом звуке. Мальчик от переизбытка эмоций коснулся низа лица, закрывая ладонью глупую улыбку. Казалось, будто что-то внутри него поменялось, нечто тяжёлое, давящее на него исчезло, а кровоточащая рана затянулась, не оставляя даже какого-либо рубца. Антон бесшумно сжал кулаки в нелепом победном жесте и подавил желание начать также неуклюже танцевать от сочащейся радости. Прикусив губу и напоследок бросив взгляд на отдавшую концы лампочку, он прошел на кухню, отмечая некий символизм между перегоревшей лампочкой и концом страданий от компании хулиганов. По крайней мере обещанным концом.***
Он точно сейчас выплюнет лёгкие. Без шуток. Если ещё сделает хоть шаг, хоть малейший рывок, то точно помрёт от переутомления или как вообще можно покрасивше назвать назвать смерть из-за челночного бега. Какой-то коротконогий пацан из их класса оказался достойным противником, хотя Антон изначально окрестил его идеальным соперником, ведь выглядил он также по-дохляцки, как и сам Петров. Физкультура, стоявшая в расписании два раза в неделю, каждый раз изматывала до невозможности. Антон приходил домой и только касаясь лицом мягкой подушки, проваливался в долгий, беспокойный сон. И никакие еженедельные тренировки на уроках не спасали от вечно ноющей боли в ногах. Но впечатление от урока физкультуры ещё больше ухудшали одноклассники, которые, как на подбор, одни спортсмены, ну, или как минимум были способны с лёгкостью сделать то, что Антон, даже если сильно постарается, вряд ли сможет. И вот, желая избежать очередного забега на время, Антон отпрашивается в туалет, дабы культурно прогулять хотя бы минут пять от урока. Полина, сидевшая на скамейке рядом с мальчиком, откинулась назад, касаясь прохладной стены спортзала и стараясь отдышаться. Антон тепло улыбнулся, испытывая непривычный прилив нежности и желания хоть как-то помочь. Но лишь махнув рукой и сказав подруге посидеть и отдохнуть, он удалился из зала. Шагая по пустым коридорам, Антон ни о чем не думал. Только сердце билось быстро-быстро, даже чересчур торопливо учитывая, что после последнего упражнения прошло достаточно времени. Но спустя пару десятков смазанных шагов и вслушивания в тишину учебного заведения, мальчика настигает беспричинная тревога. Постоянно оборачиваясь в поисках какого-либо преследователя, Антон споткнулся о какой-то торчащий кусок линолеума и чуть было не полетел вниз, но всё-таки сумел устоять на дрожащих ногах. Петров перешел на медленный бег, усилием воли подавляя желание посмотреть назад или по сторонам. Концентрируя внимание на собственных ногах, он сумел дойти до ближайшей рекреации, где находились туалеты. В горле саднило, странный солоноватый вкус гулял во рту, и Антон едва ли смог перебороть желание выплюнуть неприятную субстанцию изо рта. Сердце все ещё колотилось, гоняя кровь и делая всплески адреналина, чтобы в случае чего можно было быстро среагировать и сбежать от опасности. Но мальчик только злился от собственных чувств и от того, что он совершенно ничего не может сделать со своим состоянием. Зайдя в помещение с далеко не приятными ароматами, Антон повернул проржавевшую ручку крана и подставил руки под ледяную воду. Они начали слабо покалывать от холода, по телу разбежались мурашки, перепрыгнули то на ноги, то на неспокойные руки. Петров дернулся от неприятных ощущений, но ладони не убрал, продолжая сосредотачиваться только на звуках и чувствах от льющейся воды. Он забыл вчера выпить таблетку. Видимо, они правда помогали и спасали от очередного... приступа? Антон не знал, как это по-другому оклеймить. Через несколько минут, прошедших словно пару десятков, Антон успокоился, пусть не до конца, но он мог бы уже вернуться в зал и со спокойной душой выпить успокоительное, спрятанное во внутреннем кармане рюкзака. Перед тем как пойти обратно, мальчик посидел на скамейке с облупленной на некоторых местах краской и рассматривал потолок, украшенный грязными разводами от проливных дождей. Когда он уже было собирался уходить, раздался топот: кто-то пробежал за углом. Дверь в женский туалет оглушительно хлопнула. Антон поднялся с нагретого места, с осторожностью заглядывая за поворот. Хлипкая дверь была приоткрыта. Несложно было услышать тихие всхлипы в небольшом помещении. Мальчик нерешительно потоптался на месте, не зная, как поступить. Погладив пальцем подбородок, Антон напоследок обернулся, чтобы убедиться, что никого нет. Он робко постучал, и звуки за дверью стихли. — Кхм, — мальчик прочистил горло и постучал вновь, — Могу войти? В ответ он получил лишь совершенно не уместное молчание, которое выступило положительным ответом на вопрос. Антон не знал, зачем вновь лез, куда не просят. Он просто по наитию решил действовать и возможно помочь как-либо человеку. Дверь протестующе скрипнула, будто не хотела пускать внутрь мальчика. Перед окном, уперев руки в подоконник, находился силуэт девочки, плечи которой слабо подрагивали в беззвучном рыдании. — Ты в порядке? — идея казалась теперь максимально абсурдной, учитывая, что Антон не знает, как поддержать близкого человека, не говоря уже о незнакомом. Или?.. — Нет, ничего не в порядке! — тоненький голос Смирновой сорвался на всхлип, когда девочка, всплеснув руками, обернулась к Антону, — Что тебе нужно, Петров? — Я это... — неожидавший никакой агрессии Антон был сбит с толку и с перепугу сам повысил голос. — помочь просто хотел. — И как же ты поможешь? — Катя хмыкнула и сложила руки на груди, возвращая себе уверенность и язвительность, несмотря на бегущие дорожки слез, затекающие под подбородок. — Не знаю, — честно признался Антон, перенося вес то на пятки, то на носки, из-за чего он слабо покачивался, нерешительно смотря на девочку, — Что у тебя случилось? — Ничего. — Ты можешь хотя бы пойти мне на встречу? — Зачем? — Катя тряхнула головой, выбив светлую прядь из слабой косы. — Чтобы я мог помочь тебе, — Антон замялся от повисшей паузы, — как-нибудь. — А мне это нужно? — Видимо, да, — Петров с выдохом сделал предположение, не испытывая больше и малейшего желания её успокаивать. — Мне — нет, — Катя упрямо хмыкнула, переступая с ноги на ногу, и будто бы сама сомневаясь в собственных словах. — Каждому человеку иногда нужна помощь.— несколько обречённо выдал Антон, глядя на нее исподлобья, — И это абсолютно нормально. Нет ничего постыдного в том, чтобы в трудную минуту тебе оказали поддержку, например. Катя замерла, и лишь ее руки лихорадочно теребили резинку, надетую на запястье, выдавая настоящие эмоции. Именно в этот момент она показалась Антону настоящей, реальной, а не просто мимолетным образом в его жизни. Словно книгу, находящуюся под надежным замком, заполучили и выставили на всеобщее обозрение, отдали в городскую библиотеку, где каждый прохожий желал узнать, что же скрывается внутри. Обложка, выглядевшая идеально, совсем не отражала содержимое, наполненное описаниями страданий и давних травм. Так и Катя, которая лишь на пару мгновений сняла свою защиту из ядовитости и колючести, позволяя увидеть чуть больше, чем остальным. Она определенно не была хорошим человеком. Ни Катя о себе не могла так отозваться, ни тем более окружающие. Она быстро поняла, что всем никогда не угодишь, и тратить свое время, чтобы произвести на каждого хорошее впечатление, она не намерена. Это абсолютно бессмысленно. Лучше быть сукой для всех, но успешной, умной и достойной, чем доброй и любимой остальными, но обычной и не выделяющихся среди прочих. — Зачем? — Что «зачем»? — Антон нахмурился, начиная тереть глаза из-за сонливости. Он определенно устал от этого разговора, — Я тебе уже сказал, зачем. Даже если тебе кажется, что ты... — Ты не понял, — девочка выпрямилась и вернула тону твердость, — Зачем тебе мне помогать? — Что? — глупый вопрос сам слетел с губ, давая мальчику хоть толику времени на размышление. Голубые глаза забегали по помещению, не желая встречаться с выжидающим взглядом напротив. — Я не знаю? — неуверенный в своих дальнейших доводах Антон выдохнул, собираясь продолжить. — Я услышал, как кто-то плачет и решил помочь. Думаю, любому было бы приятно, если его поддержать, когда ему плохо. — Никогда не пойму, зачем тратить свои ресурсы на левого человека, — девочка резко отвернулась. — Мы все разные, я думаю, что это круто, — Антон слабо улыбнулся, когда встретил светлый взгляд через плечо, — Можем научиться у друг друга чему-то. Катя хмыкнула и обернулась. Она прошла мимо Антона, направляясь к заляпанному зеркалу. Она выглядела как-то противоестественно в грязном помещении и вообще в данном городе, словно родилась совсем не там, где стоило. Игнорируя присутствие мальчика, Смирнова вытерла пальцем нижнее веко от туши, которая потекла от слез, и рассмотрела собственное отражение, выявляя какие-либо недостатки. Убедившись, что все в порядке, она также молча пошла в сторону выхода, напоследок бросая: — Так и останешься в женском туалете? — мальчик встрепенулся и в быстром темпе нагнал одноклассницу, ровняясь с ней. — Ты точно в порядке? — между делом поинтересовался Антон, почти не скрывая, что вопрос его особо не волнует. — Не твое дело, — мальчик лишь фыркнул, ускоряясь, чтобы оставить девочку наедине с собой. — И да, Петров... — она остановилась, с важным видом приподнимая острый подбородок, — Спасибо.***
— Тебе конец. Оля заливисто хохочет, наполняя всю комнату, да что там, весь дом невероятной светлой атмосферой. Ловкие пальцы брата скользят по бокам, заставляя непроизвольно дёргаться, стараясь избежать щекотки. Олины мольбы о пощаде Антон с чистой душой пропускает мимо ушей. Полчаса. Ровно на столько хватило терпения Антона. Как только Оля не старалась привлечь внимание брата, который отчаянно пытался понять каждое прочитанное предложение из учебника истории. Терпеть тычки, визги, выхватывания ручек прямо во время написания конспекта — в целом терпимо. Но когда Оля, хитро посмеиваясь, стала открывать комод, шкаф, лезть в выдвижные ящики стола, Антон сорвался и решил расправиться с девочкой одним из самых жестоких для нее способов. — Хватит! — первоклашка дёргала ногами, махала руками, периодически попадая Петрову прямо по носу или в живот, — Я сейчас... сейчас! — Антон! — мамин голос неожиданно прогремел позади, вынуждая замереть обоих детей. — Прекрати уже. Шум на весь дом, а Оля ещё и болеет. На следующий день после возвращения с экскурсии, Оля начала жаловаться на боль в горле и на кашель, который очень беспокоил девочку по ночам, не давая нормально выспаться. Уже второй день Оля сидит дома и по ее словам «тухнет от скуки». Как предполагал Антон, поэтому она так долго его доставала. Если с момента ее выхода в школу, она могла общаться со сверстниками большую часть дня и получать необходимый объем общения, то сейчас ребенок с сильной потребностью в разговорах и различных играх просто с ума сходил. Антон был бы рад ей помочь, но задали чересчур много, поэтому он позволил ей сидеть с ним, но не стал играть и особо уделять внимание. — Оля, марш в комнату. — Ну, мам! — девочка топнула ногой, а на глаза навернулись слезы, которые Оля упрямо начала убирать рукавом толстовки. — Оль, ты болеешь, тебе необходим отдых, — мама немного остыла, когда увидела настрой дочери, — А если ты здесь останешься, то можешь и Антона заразить. Это послужило довольно весомым аргументом, поэтому уже через минуту мальчик остался наедине с самим собой. Было немного гаденько на душе и отчасти жаль Олю, зная ее натуру, легко представить, как ей сейчас должно быть трудно. Антон решил хоть немного порадовать сестру. Перед тем, как пойти домой, мальчик решил зайти в ларек недалеко от школы. Там взял пару шоколадных батончиков, себе и сестре, и закинув их в боковой карман со спокойной душой пошел домой на пару с Полиной. Не поднимаясь со стула, взятого с прошлой квартиры, он покатился на нем до портфеля, лежащего около окна. Наугад начиная шарить по одному из карманов, Антон ничего не нашел. После проверки второго кармашка шоколадки были успешно обнаружены, но концом пальца Петров случайно коснулся чего-то холодного. Вновь залезая туда, рука что-то нащупала и немедленно достала. Антон замер, рассматривая свою находку. В ладони, словно подсвеченные, лежали, поблескивали относительно давно забранные Семеном очки.