Дурной эффект

Темнота поглощала любую ничтожную крупицу света. Понять то, что он не стоит на месте, можно было только по громким в тишине звукам от ходьбы, соприкосновения грубой осенней обуви о мягкую, мокрую землю. Недавно закончился дождь, поэтому, помимо грязи, Антон часто наступал в неглубокие лужи. Низ его штанов наверняка пострадал, покрылся коричневыми каплями от брызг, но поздней ночью в это время года глаза было не продрать, так что его это откровенно не волновало. Петров плохо видел и при свете дня, что говорить о позднем времени? Но по-детскому сильный азарт от подобной затеи подгонял идти только вперед, не задумываясь о том, чтобы развернуться и пойти в сторону дома. Предвкушение от предстоящего подстегивало, заставляло улыбаться в кромешной тьме и идти, идти, идти. Спустя пять минут вдалеке можно было наблюдать небольшую, подсвеченную вывеской и рядом стоящими фонарями, область. Это заставило чуть сильнее ускориться, а звуки, исходящие из ниоткуда, сподвигнули на бег перейти. Не то, что бы Антон боялся темноты или ее паранормальных обитателей, просто в такое время оттуда может вылезти кто-то вполне реальный, учитывая контингент поселка. Несмелый звон колокольчиков со стороны магазина привлек внимание. «Рома», — резво подкинуло сознание, но сам мальчик не спешил кидаться на встречу. С такого расстояния даже с очками непонятно было, кто там идёт. Антон остановился. Щурясь, он с львиной долей отчаяния пытался высмотреть хоть малейшие опознавательные признаки. Получалось плохо, поэтому юноша до последнего оставался на месте, прежде чем знакомый голос отозвался: — Вот и хули ты там встал? Несмелая улыбка тронула влажные губы, наспех измазанные в гигиенической помаде. В осеннее время у Антона они вечно обветривались, поэтому без этого было не обойтись. От Ромы пахло, как и в тот день, когда они своим невероятным трио решили искать приключения на жопу. Тонкий, горьковатый, какой-то исконно мужской аромат щекотал ноздри. Хотелось поглубже вдохнуть, но это показалось лишним. Этот одеколон все ещё кого-то напоминал, но это ощущение больше не вызывало тревогу, даже наоборот. С их необычной прогулки прошел где-то месяц, Антон не заметил, как они с Ромой стали по-настоящему хорошими друзьями. Каждые выходные Пятифанов с родителями приходил в гости, а по будням иногда и один заглядывал. Карина его почему-то любила, поэтому не возражала, но Антону правда непонятно, как можно не заметить хулиганский вид парня. Тот факт, что Рома оказался вполне интересным человеком, с которым можно поговорить абсолютно обо всем, даже если сам парень в этом не разбирается, не меняет того факта, что его внешний вид далеко не внушал доверия. Может так казалось только Антону, из-за их не особо удачного знакомства, но то, что Рома не стеснялся приходить к ним пропахшим сигаретами, уже должно было навевать определенные сомнения. Однако мама в нем души не чаяла. Антон же показательно бычился, ревнуя или маму, или Рому. Он пока не разобрался. Однако Пятифанов был тем, с кем Антон рядом чувствовал себя комфортно. Рассказать и обсудить можно абсолютно все. Тебя, конечно, обстебут в случае чего, но точно помогут советом или предложат, как минимум, обидчика отпиздить. А как максимум собрать консилиум, выставляя мудака как врага народа, и решат забить толпой. Что Ромка, что Антон пришли к выводу, что идея — хуйня, но скромный недоконсилиум из двоих всё-таки собрали. Ну не суть. Петров смог многое узнать о Роме. Юноше даже начинало казаться странным, что он запоминает различные мелкие факты, связанные с хулиганом. Ромка любит сладкий чай с молоком и с тремя ложками сахара, по личным прогнозам Антона сахарный диабет парень заработает уже к тридцати, учитывая, что Пятифан в принципе сладкоежка. Алкоголик только по сладостям. Еще он любит персики с малиной. «Если бы существовал малиновый персик, вот тогда бы я зажил» — со знанием дела добавил как-то раз Ромка. А вот цитрусовые не особо почитал, в отличии от Петрова, вкусы которого находятся вообще в полнейшей противоположности. Как Рома говорил, — «Жаль, что не у всех на Земле есть вкус». Антон смешливо фыркнул тогда и назвал его самовлюбленным, хоть и понимал, что хулиган говорит это все в шутку. Пятифанов ещё любит фиолетовый. Узнал это Петров от Бяши, который начал, не стесняясь, стебать старого друга, так как не «по-мужски» это. Антон тогда в шуточный спор вступил с бурятом, но разговоры ни к чему не привели, поэтому мальчик коротко и лаконично его нахуй послал, получив мгновенную поддержку от Ромы. Однако сам Антон не пренебрегал шутками по этому поводу. — А чего ты не при параде? — юноша нахмурился, детально Пятифана разглядывая, — Где фиолетовая курточка? Почему в черном весь? Мог бы встретить меня с честью. — а после добавил шепотом уже серьезно, — Или вообще встретить, чтобы я не пёрся по ночи к этой халупе. — А в магазин пусть заходят все, кому только захочется. — недовольно цокнул Рома, однако продолжил, — Сорян, я думал об этом, но вариантов не было. Антону стало неловко. Заполнить повисшую тишину захотелось немедленно. — А с Катей что? — А что с ней? — Ну, — мальчик поджал губы, — может мне сходить ее встретить? — Удачи тогда. Рома довольно оскалился и оставил вязкую темноту с аппетитом и чавканьем поедать Антона. Мальчик догнал одноклассника, прошелестев перед этим самому себе под нос: — Не понял прикола сейчас. Под ногами хулигана лениво хрустели мелкие камушки, а рядом мельтешили короткие шаги Петрова, что мог лишь кидать косые взгляды на друга и дерганно поспевать за ним в непонятках. Честно говоря, Антон еле сдержался, чтобы не развернуться и не уйти домой, попутно посылая парня далеко и надолго. Останавливало лишь то, что он понятия не имел, как возвращаться домой, тем более в такую темень. — Не дуйся, — Ромка толкнул его локтем, обеззараживающе улыбаясь, — Если бы слушал меня, то не стал спрашивать бы. — Ты это о чём? Не успело последнее слово до конца сорваться с губ, как в доме напротив магазина загорелось жёлтым пламенем окно на втором этаже, заставляя уставиться прямо на себя. За плотной занавеской замаячил слабый силуэт, прежде чем она отдернулась, представляя лишь примерные очертания женского тела. Поправив очки, хотя и без этого было все понятно, Антон пригляделся. — Ты правда говорил мне о том, что Катя живёт здесь? Рома кивнул, состроив такую виноватую мордочку, словно это он облажался и не слушал. Антону снова не по себе. Он постоянно чувствовал себя виноватым рядом с Ромой. Причины были разные, но основная заставляла потихоньку, но с удовольствием съедать себя изнутри. Спустя месяц отношений с Полиной, Рома до сих пор не знал о них. Антон чувствовал, что обязан сказать об этом, но молчание слишком затянулось, да и к слову не приходилось, поэтому Рома жил в счастливом неведении, которое спонсировал страх Петрова. Он сам не знал, чего боялся, стеснялся или почему не хотел говорить об этом, просто… казалось, что встречаясь с Полиной, он поступает плохо по отношению к Роме. Почему так? Антон понятия не имел, просто чувствовал, что совершает ошибку, непонятно какую конкретно: не говорит Пятифану или встречается с Полиной. Он не в коем случае не сомневался в своих чувствах к девушке. Антон уверен, что она ему нравится, знает, что Полина — отличный вариант и хороший человек, который идеально ему подходит. Они во многом сходятся в интересах, взглядах на мир, окружение, какие-то определенные вещи. Они не ссорятся почти, просто потому что причин на это нет. Их общая чуткость, привязанность и влюбленность отдавали чем-то верным и приятным, это всё стало константой, некой постоянной, которую оба стали воспринять как нечто должное и само собой разумеющееся. К хорошему быстро привыкаешь. И Антон знает, что это правильно. Но тревожность с крупной щепоткой страха оставалась на подкорке, притиралась, приживалась, заставляя юношу вечно быть на иголках. Он отчаянно ждал подвоха. Или момента, когда ему придется выбирать. В сознании печатью стоит то, что нельзя встречаться с Полиной и дружить с Ромой, внутри жгло ощущение, что это предательство по обоим фронтам. Поэтому Антон пришел к выводу, что пора признаться. А вот кому и в чем пока не решил. Вариантов было немного, но сначала надо было выяснить в каких отношениях находятся Полина и Рома, и почему они расстались. Поскольку Кате это было тоже интересно, насколько помнил юноша, то нужно было и ее задействовать. — Я пойду помогу ей. — шмыгая носом, Антон периферическим зрением оценил Рому, не успевшего вставить и слова до того, как друг сорвался с места.

***

— Петров, ты в курсе, что совсем не помогаешь? — саркатически шептала девушка, на пробу ступая на выступающую дощечку на внешней стороне дома. — В курсе. — нахмурился мальчик, — Как я тебе помогу, если ты даже перелезть полностью через окно не можешь? — Да не знаю я! — Так я тем более, — безразлично отозвался Антон, тоскливо оглядывая светящийся магазин. Там наверное тепло. — Лови! Сдавленный крик, искра, буря, безумие и Катя лежит сверху на подбитом Антоне, а ситуация повторяется. — У тебя с головой все вообще в порядке? — жалобно простонал мальчик, не заботясь о громкости своего голоса. — Теперь, кажется, нет…

***

Рома ржал долго. Так долго, что Антон не выдержал. — Да ты заебал! — Ну, а что? — парень провел по лицу, стирая остатки прежнего хохота, — Ты хочешь сказать это не смешно? — Единственное, что мы хотим сказать, что ты задолбал, — скучающе повторила Катя, оглаживая сбитые колени. Рома пробормотал что-то в ответ, пряча ухмылку, и умиротворенно закачал ногой, глядя прямо перед собой. Спустя пару минут показательно недовольных вздохов девушки, она начала рыться в собственном рюкзаке, звеня содержимым, а после достала цветастый блестящий журнал с каким-то глупым кричащим названием. — Не заставляй меня в тебе разочаровываться. — в шутку сказал Антон, наблюдая за одноклассницей, — Неужели интересно читать жёлтую прессу? — Во мне ещё можно разочароваться? — зелёные глаза Смирновой затрепетали часто, пока на ее губах расцветала игривая полуулыбка, которая через короткое мгновение растаяла, — Мы здесь не за этим. Она по-деловому стала листать страницы мелованной бумаги, не задерживаясь ни на чём конкретном. — Вот! Мальчики на пару склонились над Катей, сталкиваясь плечами. Понадобилось пару секунд анализа, прежде чем Рома, скорчившись, выплюнул: — Гороскопы? Ты серьёзно? — Да, серьёзно! — девушка по-собственнически прижала журнал к груди, обиженно сверля грозным взором Пятифана, — Да что ты понимаешь! — И не хочу ничего понимать, — довольно усмехнулся парень, откидываясь на старенький пашарпанный стул, стоящий за таким же прилавком. — А тебя никто и не просил! — А я бы и не согласился. — А я бы и не предложила! Антон уже привык к общению этих двух. Это было чем-то абсолютно нормальным, а любые отклонения вызывали вопросы и тревогу от того, что что-то случилось. Теперь их поведение и взаимодействие вызывали лишь улыбку, а часто и общий смех. — А я бы… — А ты придумать больше ничего не можешь, так что закройся! Парень в ответ только закивал, поджимая губы и сдерживая рвущееся хихиканье. Антону было хорошо. В их компании, в компании Ромы и в своей собственной. За месяц он смог урегулировать прием таблеток, поэтому галлюцинации пропали, переставая своим появлением вызывать дикую панику, либо стали настолько ничтожными, что Петров даже не обращает на них внимания. Инна радуется этому. И Антон тоже. У них теперь, кажется, доверительные отношения, мальчику намного легче рассказать о чем-то, что его беспокоит. Он ей даже о Полине рассказал и о ситуации, в которую попал из-за своего молчания. Женщина посоветовала просто сказать об этом, чтобы убедиться в том, что никого, кроме самого мальчика это не волнует. Антон в это не верил. Может зря, а может нет. Однако выговориться об этом хотя бы Роме нужно было. Почему именно Пятифану, Петров не думал. Просто склонялся именно к нему, будто ответственность мальчик нес по большей части перед ним. Спустя чуть больше трёх месяцев в этой глуши Антон привык. Не до конца, но настолько основательно, что ему даже начала нравится атмосфера поселка. Частные дома, как выросты на земле, торчали на каждом углу, ночью желтили, освещая ночную, липкую тьму, что наступала всегда неестественно рано в этом месте, а днём молчаливо покачивались от ветра, пускали в щели холодный ветер, иголками пронизывающий жителей, и выли, кряхтели, как старейшины-долгожители. Вокруг них вились косые заборы с выбитыми дощечками, крупные дыры уродовали и без того неприметные пожилые дома. Но Антон привык не к этому. А к людям, населявшим серый, на первый взгляд даже грязный поселок. Самым первым, кто его встретил была Настя, которая сначала показалась глупой, навязчивой и чересчур наглой, но оказалась настолько открытой, смешной и щедрой, что Антону становилось стыдно за свое поведение в начале знакомства, да и не только в начале. Там, где она, будет всегда её звонкий смех, своеобразные шутки и бесконечный позитив. Рядом с ней всегда будет солнце, иногда оно слепило глаза, оставляло ожоги на светлой коже, но по большей части просто грело, заманивая всех как лучший наркодиллер в поселке. И Антон подсел. Тихонова ассоциировалась с сахарным, ярко пахнущим синабоном. Она и пользовалась каким-то сладким парфюмом, который теперь был связан с вкусной едой, счастьем и самой девушкой, сотканной из чистого света и сарказма. Полина определенно музыка. За ней словно всегда идёт шлейф волнующей, томной мелодии, тянущейся ещё на пару десятков метров. Там, где она, никогда не будет тишины. Будет громко, нестройно, но точно не тихо. Антон часто ловил себя на мысли, что от музыки он далек. Его стихия — белый лист бумаги, на котором должно вырисовываться, что-то новое, прежде не существовавшее именно в том обличие, в котором представлено у мальчика. Полина также не рождала нечто кардинально новое, эпохальное, она лепила свое из уже готового. Ноты в ее руках были глиной, с которой стоило обращаться аккуратно, не спешить ни в коем случае, чтобы не сфальшивить, получая резкий изъян. Это как провести карандашом слишком сильно: как не стирай, все равно останется светлый, но заметный след. Так и с мелодией нужно начинать с начала. Антон понял, что они находятся в одной вселенной, просто разговаривают на разных языках и стоит лишь… выучить основы чужого, чтобы с полутона понимать партнёра. Теперь с Полиной было легко, ведь ничего не мешало им быть открытыми друг с другом. А вот с Катей, например, было по-другому. Это неудивительно и не было для мальчика сюрпризом. Девушка изначально казалась двуличной, грубой, где-то лицемерной, в чем-то чрезмерно принципиальной. Такое мнение о ней никуда не ушло, просто кроме черных аляпистых клякс появился серый, а где-то даже чисто белые линии. Она была умной. Это Антон знал абсолютно точно, потому что именно эта черта восхищала его в ней. Иногда Катя говорила ни о чем, может о глупости даже какой-то, но это было настолько интересно, верно и удивительно, что Антон не мог оторвать внимание от безэмоционального монолога девушки, погружаясь полностью и поражаясь, что можно быть таким осведомленным. Однако это и бесило. С ней невозможно было спорить. Буквально невыносимо. Она могла делать это до последнего, приводя самые глупые в мире аргументы, который ты не знаешь, как парировать просто по факту того, что это буквально «сам дурак» или «есть мое мнение и пидорское, а я его на хую вертела», конечно, она прямо так не говорит, но определенно имеет ввиду и хер что сделаешь с этим. «Катя — баран» — как-то раз со злости подумал Антон, но остыв понял, что нужно придумать нечто более лояльное. Бяшу Антон бы назвал недопонятым гением. Или человеком-палкой, которая раз в год, но всё-таки стреляет. Девяносто процентов, сказанного им, — шутки, полная брехня, несвязанный бред или пустая болтовня, не более. Девять процентов — разговоры на серьезные темы, во время которых он буквально трансформируется, перестает быть шутом, превращается во взрослого парня с лёгкой ебанцой и реальным взглядом на мир без розовых очков и прочей херни. И последний, коронный процент — это тот самый выстрел. Иногда такие вещи, морально тяжёлые, говорит, что Антона к земле придавливает, разговаривать обычно вообще не хочется о таком, ведь происходит это в неподходящие моменты. Или просто тогда, когда и без того хуево. Любит поднимать философские темы, короче. И Рома. Его имя слишком четко отпечаталось внутри, выделяясь среди остальных, оставалось на языке с горьковатым осадком, наровя вечно сорваться. И Антон себе в этом не отказывал. Ему нравилось имя парня, нравился он сам. Это странно. Все, что произошло, происходит и будет происходить, — странно. От начала и до конца. Рома раньше казался откровенно диким, а диких животных всех с детства приучали бояться. Они непредсказуемы и опасны. Антон сам в этом убеждался, множество раз. Чтобы получить то, что имеет сейчас ему определенно понадобилось пройти через многое. Даже когда они официально заключили дружеский контракт, то до Пятифана приходилось добираться. Он абсолютно закрытый со всех сторон: рвы с ледяной водой, потом высокий забор и вот наконец… фасад, который не показывает даже примерное внутреннее содержимое. Проще говоря, добиться от парня чего-то волнующее его было очень трудно, даже узнать, что он делал вчера вечером, не получив в ответ нечто типо «Тебя ебет?», практически нереально. Но шаг за шагом, которые приходилось сокращать до минимальных, привели к тому, что они имеют. Настоящий, искренний Рома просто волшебный, только увидеть подобное получается раз в три года. Рома интересный. У него всегда есть старые-новые истории, которые у него никогда не кончаются. Он рассказывает их всегда с энтузиазмом, со своей не пресловутой харизмой, рассказывает так, что Антон не может сдержать улыбку. Он в принципе часто улыбается с Пятифаном, с ним стало трудно грустить, ведь у него всегда, без исключений, найдется, что сказать, чтобы поднять настроение. Пусть это будет что-то тупое, несуразное или исконно «гопниковское», но оно заставит тебя улыбаться. Может это работает только в случае с Ромой и Антоном, а может это просто фича хулигана, не суть. У Ромы теплая душа. Он сам теплый, даже горячий, всегда, никогда не мёрзнет или просто так говорит, чтобы казаться непробиваемым. Но красит его вовсе не это. Рома несмотря на свой образ жизни определенно хороший. Он всегда готов помочь, по-своему, где-то неуместно, но он сделает многое, даже если не умеет. А если нет такой возможности вовсе, то обязательно поддержит, как сможет. Настя или та же Полина были такими же, но при этом Пятифан на их фоне все равно выделялся. Роман был ярким. Буквально во всем, в действиях, эмоциях, характере. Он не любил крайности, откровенно глупых людей и изюм. Но сам парень был одной большой крайностью. Он был всегда слишком громким. Слишком уверен в себе. Зачастую слишком жесток или слишком доброжелателен к тем, кто этого не заслуживает. Слишком агрессивный, иногда слишком снисходительный. Рома во всем всегда слишком. И он слишком нравился Антону, так что мальчику приходилось отдергивать себя из-за слишком большого интереса к нему. Это пугало и многое путало. Антону кажется иногда это чем-то нездоровым, но и факт того, что Рома просто напросто крутой, в том самом пацанском смысле, многое ставит на свои места. Мальчик в каком-то плане в восторге, ведь редко можно найти такого человека. Какого «такого» Петров и сам объяснить не может. — Ты снова в облаках? — не скрывая скуки, захватившей всех ребят, поинтересовалась девушка. Мальчик загнанно проморгался. Он снова утонул в собственном сознании. Кате Антон лишь что-то пробурчал в ответ, пытаясь вложить в нескладные звуки всю вину и желание вымолить прощение. Она лишь фыркнула, стряхивая с коленок невидимую пыль. Переводя внимание с одноклассницы на друга, Петров дернулся. Рома отчего-то обиженно глядел на него, обещая долгий разговор по этому поводу. Парень тщательно следил за психическим здоровьем блондина и именно он стал тем, кто пинает Антона, чтобы последний выпил злосчастную таблетку. — А что там по гороскопу? — стараясь перевести внимание всех на журнал, юноша пытался унять дергающуюся ногу, однако краем глаза заметил, как Рома глядит на нее. «Сейчас как прихлопнет» — нервно вскрикнуло в голове, прежде чем мерзкий тремор унялся. — Так ты будешь со мной?! — Смирнова аж подпрыгнула, вновь истерично листая закрытый на эмоциях журнал. — Почему я не удивлен? — максимально серьезно и задумчиво проговорил перед собой Рома, бросая на друга косой взгляд. — Я в это не верю, но почему бы и нет? — пожал плечами мальчик, радушно улыбаясь. — Да и не слушай ты Рому! — отмахнулась девушка, наконец находя то, что ей необходимо. — Когда у тебя день рождения? — 22 февраля. — О-о, так ты рыбы! — протянула она, склоняясь над журналом. Рома тоже чуть в бок наклонился, высматривая текст на ярко-желтой странице. — Вы — мечтатели, живете в мире собственных фантазий, способны к самопожертвованию и часто действуете полагаясь лишь на интуицию. Не чувствуя любви и поддержки, вы впадаете в уныние, можете погрузиться в состояние тяжелейшей затяжной депрессии. Лучше всего Рыбы реализовывают себя в роли музыкантов, артистов, учителей и представителей творческих профессий — руководящие позиции и ответственность для них зачастую тяжелы и противоестественны. — с каждым прочитанным вслух предложением глаза Ромы ширились, прежде чем он заключил, — Ебать, так все правда. Антону, оставшемуся не в восторге от своей характеристики, саркастично выплюнул, копируя мимику хулигана: — Ебать тяк все плявдя. Я сейчас в тяжелейшей депрессии, не знаю куда деться. Либо с крыши, либо начать вести аморальный образ жизни, заглушая в этом боль. — А ты… — Рома прочитал продолжение в журнале, — не чувствуешь любви и поддержки? «Наоборот, даже через край иногда», — мелькает между мыслей, но с языка не срывается. Полина оказалась очень тактильной, разговорчивой и любвеобильной, раньше, когда они просто дружили, это невозможно было понять, но теперь Антону достается это ещё и в тройной мере. — Очень не хватает. — состроив максимально грустную гримасу, Антон показательно поник, жалобно глядя на довольного хулигана. — За отсос любой вопрос, брат. Катя, до этого увлеченная страницами журнала, рассмеялась вместе со всеми, после чего Антон протер лицо рукой и добавил: — Боже, лучше бы предложил позвонить на телефон доверия или какую-нибудь горячую линию психологической помощи. — Я в каком-то роде тоже телефон доверия. Только оплата вся и сразу. — Хуевая у тебя, однако, зарплата. — Во всех смыслах. — заключил Рома, цепляясь глазами за торчащую на макушке Антона светлую прядь. Мальчик поспешил пригладить волосы. — Давайте закроем эту тему. — задумчиво вкинула Катя и хитро устравилась на Рому, вынуждая тем самым Антона заинтересоваться и спросить: — Ром, а когда у тебя день рождения? — Блять, меня в эту хуйню не втягива… — 31 августа! — воскликнула девушка и зашелестела страничками, — Он всегда на первое сентября опаздывает, потому что до этого ночью пьет как черт! Брови Антона изогнулись в удивлении. Рома отчего-то довольно откинулся назад и молча смотрел на друга. — Не хотел бы я день рождения в последний день лета. Это не праздник, а траур. — Похороны лета типо? — у парня непроизвольно вылетел глухой смешок, — Да мне откровенно поебать, как видишь, мне это не мешает. Тем более это был последний раз, когда я так опоздаю в школе. Антон не понял, что он сейчас почувствовал. То ли разочарование, то ли тоску. Хотя разочаровываться и тосковать было не из-за чего и не по чему. Мальчик и сам не знал, что будет после девятого класса. Родители упорно твердили, что нужно идти в одиннадцатый, а потом на вышку. Но последнее чего хотелось — проводить ещё два года в школе. — А потом куда? — прошелестел Петров, оказываясь чересчур задумчивым. — Есть один вариант по работе. В твоём городе, кстати.— хулиган улыбнулся виновато и получил скупую ухмылку в ответ. — Ну или в шарагу какую-нибудь. Зависит от того, как экзамены сдам. — А ты вообще готовишься? — вклинилась Катя, обмахивая себя журналом. — Я девять лет хуи пинал на уроках и продолжаю это делать, думаешь, мне поможет подготовка? — Конечно! — воскликнул мальчик, — Какие-то основы можно и за месяц понять. — Тем более ты не так безнадежен, каким себя выставляешь. — получив в свою сторону ошарашенный взор хулигана, Катя поспешила оправдаться, — Я имею ввиду, что любой человек, не имеющий отклонений, может чуть больше, чем ты, Пятифанов. — Вроде комплимент сделала, а вроде… — заключил Антон, неловко потирая руки. Рома нахмурился, принимая немного удрученный вид, видно, что задумался прежде, чем с презрением процедить: — А может, блять, не могу и все. — Можешь, — легко парировала девушка, высматривая пальцы на предмет заусенцев, — Просто не хочешь, Ромочка. Пойми, что… — Ещё раз назовешь меня так… — опасно процедил «Ромочка», напрягаясь всем телом. — И что дальше? Я предлагала тебе уговор, ты говоришь, что у вас произошло, а я перестаю эту тему затрагивать. — Хорошо устроилась, — обманчиво радушно улыбнулся парень, — Мне что с этого? — Сказала же, что не буду… Рома не выдержал, не давая Кате закончить, поднялся с места и, захватив с собой пачку сигарет, вышел из магазина, оставляя за собой только звон, висящих колокольчиков. — ... затрагивать эту тему, — Смирнова хмыкнула безразлично, — Какой не сговорчивый. — Так, а зачем ты вечно его этим трогаешь? Видишь же, что бесится он. — Пятифанову полезно! — А тебе полезно иногда не лезть не в свое дело! — на горячах выпалил мальчик, встречая в ответ только испуганные зелёные зенки, которые через мгновение переполнились презрением. — Беги утешать его, а то больно сильно я его задела. А Антон взял и побежал. На входе его встретили две девушки, явно подвыпившие. От них шел стойкий запах алкоголя вперемешку с цветочными дешёвыми духами. Юноша кивнул однокласснице, которая мгновенно и правильно расценила жест, принимаясь окучивать потенциальных покупательниц. — Ты чего тут? Все нормально? — Ага. — Точно? — Ага. Петров хмыкнул. «Все понятно», — мысленно ответил мальчик, — «Пошел я нахуй». Честно говоря, Антона часто бесил тот факт, что до Ромы нужно добираться. Вечно правильно слова подбираешь, чтобы, не дай бог, не сказать что-то такое, полностью отрезая шансы услышать что-то не пассивно-агрессивное в ответ. И так каждый чертов раз. Конечно, когда хулиган все же решает открыться, рассказать что-то, то чувствуешь прилив счастья и это чувство, что настолько закрытый человек доверился именно тебе, вызывает эйфорию, но любой наркотик рано или поздно вызывает в организме толерантность к нему и дозу нужно увеличивать. А Антону надоело изо дня в день быть тем, кому нельзя доверится, не убедившись в благих намерениях или ещё в чем-то. Мальчик не понимал, в чем проблема. — Ладно. — грузно кинул Петров, желая поскорее уйти от друга, чтобы не наговорить гадостей по этому поводу. Это было бы абсолютно неуместно и некрасиво. — Да подожди ты, — Рома сделал очередную затяжку, стряхивая пепел на промерзлую землю, — Все правда нормально. Я уже успокоился. Он схватил Антона за рукав, притягивая на то же место, где он стоял до попытки уйти. — Почему тема с Полиной тебя так задевает? Ты ещё к ней что-то… — Нет. — отрезал Рома предельно уверенно, топча сомнения в пыль под ногами, — Дело совсем не в этом. — А в чем тогда? — несмело спросил девятиклассник, опасаясь реакции собеседника. — В том, что это спрашивает Катя. Как ты думаешь, почему ее это так интересует? — Да не знаю я, — Рома в ответ и бровью не повел, точно такого ответа и ждал, — просто интересно? — Ага, просто интересно. — хулиган сжал губы, саркастично кивая головой, — Ты будто Катю не знаешь. Завтра уже все будут об этом пиздеть. — Боишься за репутацию? — Ой, блять, — к их ногам полетела скуренная сигарета, — думаешь, мне не поебать на свою репутацию? Скажи мне, кто я? — В смысле? — правда не понял Антон. — Кто я в глазах остальных? Мальчик замер, хотелось сказать что-то ободряющее, но слова застряли, драли глотку, впиваясь шипами в стенки. Они почти на языке вертелись, но все это было не к месту. Да и Ромка не поймет, если Антон станет его восхвалять. — Не знаю. Пятифанов ухмыльнулся, будто разочарованный таким ответом. В темных, а в ночи даже черных глазах что-то поменялось, кажется, потухло. — Никто. И ты, и я. Все. Какая разница, кто и что думает о тебе? Я совсем недавно это понял. Всем же откровенно поебать на тебя в рамках своей жизни, если ты никак не мешаешь. Люди могут тысячу раз тебя осуждать, говорить, что так неправильно, так не делай, а это вообще полная безвкусица. Ну спизданули они это и что? Они забудут тебя через день, если не быстрее, даже лица твоего не вспомнят, а ты будешь ебать себе мозг из-за слов уебана, который считает, что его мнение ахуеть важное. На деле просто ебанный конвейер, который делает из людей закомплексованное, серое стадо. И самое обидное в этой хуите, что я такой же. — он шмыгнул носом, тяжело выдыхая, словно вся речь лавиной прорвалась из него, давая наконец вдохнуть свежий, отрезвляющий воздух. — И мне стыдно. Но, блять, суть всей этой ебейшей басни не в этом. А в том, что репутация, в нашем случае, вообще роли не играет. Ведь напиздятся все вдоволь, а когда найдется что-то поинтереснее, то переключатся. — Почему тогда не можешь удовлетворить эту Катину нужду? — совсем тихо спросил Антон, боясь спугнуть парня. — Потому что ей не понравится то, что она услышит. — предложение Ромка процедил сквозь зубы и достал новую сигарету, чиркая барабанщиком зажигалки оглушительно громко. — Почему ты так решил? — Она втрескалась в Полину. Вот это Антон не понял. Правда не понял. — Это в смысле? — В коромысле. Нравится ей Полина точно также, как и тебе. Последний комментарий Антон не нарочно проигнорировал, концентрируясь на мысли о том, что Катя влюблена в Полину. Это не могло уложиться в голове, крутилось вертелось, с какой стороны не посмотри все равно выходит какой-то бред нескладный. — Разве так… бывает? Пятифанов усмехнулся как-то болезненно и отстегнул: — Бывает. — С чего ты вообще взял? — со злостью прошипел Антон, просто не желая в это верить. Бред же. — Просто знаю. Видно это. Сам никогда не замечал чего-то странного? — Нет, только… — перелопатив в памяти пару месяцев своей жизни, мальчик засомневался. — Только что? — Рома стал по-злому доволен, — Только нездоровый интерес? Только вечно липнет к ней и смотрит тоскливо, когда вы сидите вместе и смеетесь? Или едва ли ядом не харкается стоит вам обняться? — Это лишь догадки. — уверенность юноши начала давать широкие трещины. — Может быть, но я знаю её чуть дольше и сказать мне об этом легче. — Ну значить осади ее! — сердито выплюнул Петров, сжимая кулики, на ладонях точно останутся полумесяцы. — Я? — Пятифанов смотрел на одноклассника, как на предателя какого-то с явной долей отвращения и этого собачьего холода в каждой мимической мышце, взгляде, движении руки. Захотелось скривиться, но пришлось перебороть это желание. Антон терпеть не мог, когда Рома становился таким. — Твоя ревность меня мало ебет, знаешь ли. Разбирайся сам. Конец предложения, сказанного абсолютно безразлично, но при этом с таким нескрываемым пренебрежением, заставил Антона подавиться собственным вдохом. — Причем тут ревность? — слукавил мальчик, отвечая таким же злостным шепотом, — Мне просто надоели твои и ее заскоки: то все нормально, то вы как два ишака упираетесь. Почему нельзя просто рассказать как есть? — Могу тебе рассказать, а ты уже разрушишь ее сладкие, девичьи мечты, — приторная улыбка тронула губы парня, а Антону захотелось ему уебать. — Ты думаешь, мне это интересно? — ему было очень интересно, но демонстрировать это было никак нельзя, поэтому Антон, отвечая такими же эмоциями, но, стараясь показать насколько велико сейчас отвращение к другу, источал каждой клеточкой тела раздражение и скептизм. — Ну, а как же? — оскалил клыки хулиган, наклонился совсем близко к товарищу, выдыхая в лицо едкий дым и заканчивая мысль, — Твоя сопливая влюбленность в нее тому подтверждение. — Закрой рот, Ром, пока не поздно, блять. Сейчас был прекрасный момент, чтобы рассказать об их отношениях. Антон решил бы сразу несколько проблем: он бы наконец осведомил обо всем Пятифана и стёр эту ебливую ухмылку с лица. — А то что? Ударишь? — Это по твоей части решать все кулаками. Петров знал, что это провокация. И несщадно вёлся на нее. — Так ты и словами решить не можешь. — хулиган немного подуспокоился, добавляя шутливо, —В чем сила, брат? — В умении вовремя остановиться, — выдохнул устало Антон, прежде чем бросить последний взгляд на друга и зайти внутрь, снова сталкиваясь с теми девушками. — Господи! — Катя, сидевшая все время внутри, истерично хохотнула, — Как эти курицы меня задолбали. Ты это куда собрался? — Домой. — Поссорились? — тонкие светлые брови девушки подлетели на лбу, — Подожди тогда! — Что ещё? Антону не хотелось говорить с Катей. Она была совершенно не виновата, но злость на все окружающее, и на нее в том числе, заполнила все лёгкие, едкой золой на стенках оставаясь. — На! — она протянула ему журнал, — Этот выпуск посвящен по большей части рыбам, их совместимости с другими знаками и прочее. Про других там совсем кратко и неинтересно. Скупая благодарность сорвалась с губ, когда пальцы захолодило страницами из глянца. Журнал ему этот не сдался, но и причин не брать не было. Тем более его можно было скрутить в твердый тубус и стукнуть Рому по темной макушке, чтобы не выебывался. Но вместо этого, Антон просто проскользнул мимо хулигана в проходе, специально игнорируя его существование, удаляясь в непроглядную темноту осенней ночи.

***

Рука немного затекла в том положении, в котором находилась уже около получаса. Просить Полину подвинуться почему-то было неловко, да и не хотелось чтобы она слезала с предплечья. Витать в своих мыслях это ни капли не мешало, только бубнеж девушки периодически отрезал от логической цепочки, выстраиваемой Антоном в собственной голове. Прошел всего день с того момента, как он свалил с того злосчастного магазина. С Ромой они не виделись и не увидятся до понедельника, ведь именно в эти выходные родители решили отдохнуть от посиделок, друг друга и алкоголя. Антон ещё злился, но увидеть Рому хотелось больше, просто чтобы узнать, что он думает по поводу их разговора и как вообще себя поведет. Мальчик твердо решил, что и шага навстречу не сделает первым, ведь ему правда надоело пренебрежительное поведение в свою сторону, как только хулиган станет чем-либо недоволен. Нужно ведь показать, что с ним так нельзя. Ему неприятно и обидно, а Пятифан не достоин даже мыслей о себе. Как Антон его там называл? Яркий, интересный и с теплой душой? «Тусклый, скучный и холодный», — отрезал мысленно юноша, поражаясь как он мог вообще такое думать о Пятифане — главном гопнике школы. Как вообще такой человек, как Полина, мог с ним встречаться? У них же ничего общего нет, о чем они вообще могли говорить? Думать об этом отчаянно не хотелось, поэтому подобные вопросы прибивались мухобойкой в виде отвлечения внимания на девушку, лежащую подмышкой. Да и понимал прекрасно Петров, что все эти мысли просто из-за обиды, но сделать не мог ничего. — Знаешь, что у меня есть? — по-хитрому ухмыляясь, Антон потянулся к рюкзаку, который со вчера не разбирал. Он проснулся-то недавно, почти перед приходом девушки, поэтому ни времени, ни желания заняться этим не нашлось. — Жёлтая пресса? — черная бровь забавно подпрыгнула, собирая слабую морщинку над ней. Уголок губы юноши дернулся вверх, когда он понял, что отреагировал точно также. — «Якубович дал свое первое трезвое интервью». — Да не-ет же, — хохотнул Петров, быстро листая страницы, сплошь покрытые визуальным шумом, — Вот! — Я в это не верю. — подытожила девушка, словно бы стыдясь этого или не желая прерывать порыв своего парня. — Я тоже, но не нужно верить, чтобы просто почитать ради интереса. Вот когда у тебя день рождения? — Я — скорпион, — хихикнула девушка, принимаясь вчитываться в текст, — Сейчас такого про меня нарассказывают. Антон улыбнулся, ближе наклоняясь и к Полине, и к страницам. — Овен, телец, близнецы, рак…— шепчет себе под нос юноша, пробегаясь глазами ещё и по датам относящимся к знакам. — лев, дева… С двадцать третьего августа по двадцать второе сентября. Рома, получается, дева. Антон пренебрежительно хмыкнул, вчитываясь в написанное о знаке, пока Полина идёт дальше. «Вы определенно стремитесь к совершенству во всем, всю жизнь учитесь новому и пытаетесь учить других. Вы вечно замечаете изъяны во всем, что вас окружает, так как хотите, чтобы мир был идеальным, подходил под личные стандарты. Вы очень симпатичные, организованные личности. Кроме того, у вас есть отличный вкус к вещам, вы чересчур избирательны в общении» — вторя губами тексту, что прочитал про себя, Антон нахмурился. Ну и бред. То ли Пятифанов неправильный какой-то, то ли гороскоп этот ни о чем. Или может это Петров недостаточно его знает, чтобы сказать подходит Рома под эту характеристику или нет, скорее даже подходит ли данная характеристика под Рому. — Во-о! — улыбающаяся чисто белыми, аккуратными зубками Полина перелестнула на пару страничек вперёд. — Ты кто у нас? — Рыбы. — прошелестел почти неслышно юноша, все ещё не способный выкинуть образ хулигана из головы. Ненормально ведь думать о нем так часто. — Так это выпуск про тебя! — Морозова довольно губу пухлую прикусила, — Смотри совместимость со знаками. Со скорпионом и раком рыбы выстраивают доброжелательные отношения, не прикладывая к этому больших волевых усилий. Теплота и душевность гарантируется. Крепким фундаментом союзов между водными знаками выступают интуитивное понимание и способность принять партнера таким, какой он есть. Такие пары вместе преодолевают житейские бури и радуются семейным праздникам. Полина радовалась подобному ответу, Антон пробежался глазами вверх по странице. «Рыбы и девы, —отпечаталось в голове, — Общаться вы сможете точно. Быть друзьями — вполне. Найти общие точки в эмоциональной и интеллектуальной плоскостях — тоже. Но вот любовная связь зависит от воли случая. Обычно, когда вы встречаете друг друга впервые, то в доли секунды определяют будет между ними что-то или нет. Все или ничего — таков девиз этой пары. Они разные: Рыбы — творческие и плывущие по волнам, Дева — аналитик, выстраивающий план. Как ни странно, но вам чертовски интересно может быть вместе, хотя бы ради прикосновения к своей полной противоположности, в союзе с которой они смогут открыть для себя что-то совершенно новое». Антону стало не по себе. Почему он в принципе об этом думает и читает, пока рядом лежит красивая, интересная, великолепная, правильная и совершенная девушка? Он закрыл журнал и отбросил его, недовольно корчась. — Все хорошо? Внутри ворочалось что-то нехорошее, незнакомое, и Антону сложно было сказать, что он чувствует сейчас. Злость, намешанная с отчаянием, непонятная тоска и бессилие. Последнее он решил утолить в Полине, в ее сладких, мягких губах, совершенно забывая про чужой образ под веками.