Концы в воду

      Гермиона лежала в своей постели, когда ей неожиданно стало тоскливо. Девушка тихо всхлипнула, и рядом с ее кроватью внезапно оказался Гарри, как будто телепортировавшись. Юноша встал на колени и тревожно спросил девушку:       — Что случилось? Что-то болит?       — Ляг со мной, пожалуйста, — попросила его Гермиона, которой неожиданно захотелось ощутить его в своих руках. — Мне холодно.       — Ладно, — пожал плечами Гарри, ложась рядом с девушкой, одетой сейчас в очень милую пижаму.       — Вот, так хорошо, — сообщила ему Гермиона, обнимая и прижимая к себе, даже мгновенная физиологическая реакция юноши ее сейчас не смутила.       Девушка не могла разобраться в себе. Ей хотелось близости, но она очень ее боялась, потому что будет больно — это она знала из книг. Ну и сам акт, подробно описанный в литературе, ее пугал. Гарри обнял девушку в ответ, желая согреть, помочь своей любимой, он о близости сейчас, в отличие от некоторых своих органов, не думал. Ему было достаточно ощущать свою Гермиону, еще недавно такую недоступную, невозможную. Ощущать и понимать, что они отныне вместе.       Гермиона вздохнула и проникла своими неожиданно прохладными ладонями под верх гарриной пижамы, ощущая чуть подрагивающими пальцами его мышцы. Слегка погладив спину напрягшегося юноши, девушка поняла, что ей нравятся эти ощущения. Ощущение кожи любимого человека.       — Погладь меня, — попросила Гермиона, а Гарри, наслаждавшийся каждым прикосновением любимой, провел рукой по ее пижаме. — Да не так, по коже погладь, — хихикнула девушка и замерла, пораженная богатством ощущений от прикосновения к ее спине.       Юноша осторожно засунул руку под пижаму Гермионы, проведя кончиками пальцев по спине вдоль позвоночника. Он едва не задохнулся от нежности к этой бесконечно любимой девушке, стараясь своими прикосновениями показать, как любит ее. Кажется, Гермиона почувствовала это, когда внутри зародилось какое-то новое, невыразимое ощущение, ее, впрочем, немного испугавшее.       — Я тебя люблю, — прошептал ее Гарри, поглаживая спину любимой и опасаясь сделать что-то не так.       — Я тебя тоже… люблю, — ответила ему, запнувшись, девушка, отчего юноша замер, вслушиваясь в ее голос.       В этот миг все, что у нее было с Роном, все его грубые ласки, слюнявые поцелуи казались девушке чем-то противным, неправильным, отвратительным, особенно по сравнению с тем, что она испытывала сейчас. Гермиона просто плыла в каких-то сладких волнах, не желая, чтобы ласка прекращалась…       — А ты не считаешь меня… неправильной? — поинтересовалась девушка. — Ну оттого, что я с Роном…       — Во-первых, я тебя люблю, а во-вторых, мы уже знаем, что это не было твоим решением, — улыбнулся ей Гарри, накрывая ее такие прекрасные и притягательные губы своими.       Ему очень нравилось целовать Гермиону, ведь она была такой волшебной, а девушка вся замирала, наслаждаясь поцелуями Гарри. Ей очень нравилось, что Гарри не распускает руки, не стремиться залезть в трусики, а очень мягко и нежно гладит ее. Наверное, она действительно для него очень многое значит…       Гарри же не мог себе даже представить пока развитие ласк, все-таки опыта и соответствующей литературы у него не было, а от таких тем его тщательно берегли, ибо зачем половое воспитание одноразовому оружию. К его счастью, Гермиона очень хорошо поняла это, наслаждаясь возможностью сделать все так, как хочется ей.

***

      — Итак, удалось ли выяснить, где моя дочь? — в офицере с погонами полковника сейчас вряд ли кто-нибудь узнал бы скромного дантиста.       — Нет, сэр, — ответил ему другой офицер, на сей раз капитан. — Учитывая, что ее ищет противник, она жива. И не одна.       — Да, мальчик, в которого она была влюблена, а потом вдруг сменила приоритеты, — хмыкнул полковник. — Надеюсь, что они хоть в какой-то безопасности.       — Ваша память восстановилась полностью, сэр? — поинтересовался капитан.       — Да, лакун больше нет, — улыбнулся полковник. — Глупая девчонка думала, что это так просто, ну да найдется, вот тогда я с ней поговорю. Главное, чтобы противник ее не нашел первым.       — Мы делаем все возможное, сэр, — уверенно сообщил капитан. — Подключились секретчики, но они пока не в курсе.       — Поделитесь с ними, — посоветовал офицер. — Эх, Миона, где же ты…       — Захвачены наблюдавшие за вашим домом, сэр, — сообщил селектор, стоящий на столе.       — Очень хорошо, — обрадовался полковник. — Выверните их наизнанку.       — Да, сэр, — спокойно ответил селектор.

***

      Последние дни эмоциональное состояние Гермионы было очень нестабильным, она могла смеяться просто от своих мыслей, могла горько плакать просто так, по мнению Гарри, но юноша понимал, что если уж он любит девушку, то любит ее любой. Гарри старался развеселить свою Гермиону, покормить ее чем-нибудь вкусненьким и не обижаться на срывы. Даже когда они были, по его мнению, на пустом месте.       Кровь обнаружилась вечером, что поначалу обрадовало Гермиону, это значило, что физиологически она восстанавливается, и теперь все будет хорошо. Сменив одежду и использовав на практике то, что бесцельно болталось в ее сумке который год, девушка счастливо улыбнулась, но вот ночью пришла боль. Заскулив, Гермиона проснулась, вцепившись в мгновенно открывшего глаза Гарри.       — Что случилось? — спросил он, ища глазами опасность, но все было в порядке, они все так же были в палатке, никого постороннего не было, только его любимая сворачивалась в позу эмбриона, держась за живот.       — Больно-больно-больно, — проскулила девушка, совсем не ожидавшая такой боли.       — Началось? — поинтересовался юноша, холодея от подозрения, что это что-то совсем другое, но Гермиона кивнула, и Гарри полез за таблетками, которые утянул еще из дома. — Вот, выпей.       Юноша помнил, что именно эти таблетки хорошо помогали тете, когда она так же скулила. Несмотря на то, что Дурсли его не любили, но серьезно все-таки не издевались. Хотя иногда Гарри считал, что лучше бы били. Впрочем, сейчас он развернул сжавшуюся от боли девушку к себе спиной и обнял ее.       Неожиданно боль начала проходить. Конечно, она полностью не исчезла, но стала терпимой настолько, что Гермиона смогла уснуть. Правда, утром боль вернулась, и снова таблетка Гарри помогла. Юноше было очень жаль смотреть на то, как мучается его любимая, однако сделать он ничего не мог — поход к целителям сейчас был бы самоубийством для них обоих, а обычное обезболивающее зелье Гермиону не взяло.       Спустя несколько дней, когда боль перестала быть такой выматывающей, и девушка смогла хотя бы поесть самостоятельно, она расплакалась в очередной раз. Ей показалось, что из-за этого всего Гарри ее бросит. Поэтому настала пора метаний, слез и…       — А ты меня точно любишь? — спрашивала плачущая девушка.       — Точно люблю, — обнимал ее все понимающий юноша.       — И не бросишь?       — Никогда, — отвечал он ей, понимая, что плаксивость любимой — это от боли.       — Честно-честно? — переспрашивала Гермиона.       — Честно-честно, — подтверждал Гарри. — Я тебя люблю.       — Я тебя люблю, — плакала девушка. — Как мне плохо…       Когда небольшое кровотечение не прошло через неделю, Гермиона всполошилась. Длительные кровотечения опасны — это она знала. Хотелось бросить все и бежать к врачу, но девушка понимала, что существуют и менее болезненные способы самоубийства, а потому просто терпела, стараясь не выдавать своего состояния. Состояние любимой, конечно же, не укрылось от Гарри, но что-либо делать он не спешил, ожидая, когда она созреет до объяснений.       — У меня слишком долго, — прохныкала Гермиона.       — Так не бывает? — спросил юноша.       — Ой… Надо посмотреть, — рванулась к книгам девушка, позволив Гарри незаметно вздохнуть. — Бывает, — донесся до юноши потерянный голос возлюбленной.       — Значит, не надо пока нервничать, — улыбнулся ей Гарри.       — Ты такой спокойный, — возмутилась Гермиона. — А вдруг… Вдруг это что-то плохое? Вдруг у меня детей не будет? Вдруг… ммм…       Юноша воспользовался самым простым способом успокоить любимую — он ее поцеловал, а она внезапно углубила поцелуй, позволив ему проделать то же самое. Их языки встретились, начав увлеченно изучать друг друга, и девушка совершенно забыла причину своей истерики. Молодые люди наслаждались новыми ощущениями, ставшими такими острыми, что боль отступила, почти исчезнув.       Спустя две недели после начала первая после длительного периода аменореи менструация завершилась, заставив выдохнуть обоих молодых людей, а Гарри перекрестился, чем вызвал веселый смех своей Гермионы.

***

      Вот уже несколько недель Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор разыскивал пару героев и все никак не мог найти. В какой-то момент ему показалось, что таких людей никогда не существовало, и они оба ему привиделись. С трудом прогнав эту мысль, Дамблдор решил повторить ритуал локализации крестражей. Конечно, под Фиделиус ритуал проникнуть не мог, но мог показать существование и количество крестражей, что было хорошим индикатором существования Поттера.       Подготовив все для проведения ритуала, Альбус взглянул в артефакт, показывающий состояние контролируемого некромантом лича — оно было вполне стабильным. По идее, из крестражей остались только диадема, сейчас лежавшая на столе Альбуса, и Поттер, которого и следовало обнаружить.       Проведя все необходимые действия, Альбус Дамблдор получил неожиданно сильный отклик. Всмотревшись в результаты, Великий Светлый охнул — существовал ровно один крестраж — тот, что лежал на его столе, а это гарантированно означало, что Поттер мертв. «Значит, все это время я искал труп… Хм, что же случилось и кто посмел? — думал Альбус Дамблдор. — Но если Поттер мертв, то и Грейнджер мертва, иначе бы она уже давно прибежала к нам».       Если они оба погибли, то неуспех поисков вполне логичен, ведь откуда у ничему не обученных подростков хватит знаний и силы сотворить Фиделиус — вот о чем он не подумал.       — Аластор, сворачивай поиски, Поттер мертв, — произнес Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, и серебристая птица унеслась куда-то сквозь стены.