А потом бывает так

Когда-то, в зеркале «Еиналеж», Гарри видел за своей спиной не только родителей, но и массу каких-то неизвестных родственников, и все чем-то, да походили на него: глазами, носами, коленками… Это была история, это была семья, частью которой он, наверное, мог бы стать, если бы всё сложилось по-другому. Он видел, как это у Рона – его ведь даже в Хогвартсе воспринимали не только как отдельного ученика, но и как часть семьи, часть клана Уизли. Гарри же ни к какому клану не принадлежал, и его странная история только сбивала всех с толку. Ну, или не совсем сбивала, как Снейпа теперь… Так вот, здесь, у Феанаро в гостях, Гарри как будто оказался по другую сторону зеркала. Ну то есть, да, это была не его семья, но тут тоже жила куча людей, то есть, не совсем людей, которые тоже все были друг на друга похожи. Конечно, они ссорились, и конечно, тут было шумно почти в любое время местных суток, и всё-таки – если бы кто-то взялся их фотографировать: и мистера Феанаро, и его детей, и его братьев, и их детей, и ещё этого общего отца и дедушку, к которому Нимбус так проникся – так вот, всё это было бы как в зеркале. Они все были ужасно похожи и все ужасно друг друга любили, даже если посреди разговора вдруг повисала тишина. Гарри очень старался запомнить само это ощущение, чтобы знать, что так может быть не только в «Норе» и не только в Хогвартсе. Конечно, тут была своя изнанка, как везде, как у всех; тут тоже был какой-то тёмный маг, которого теперь зачем-то выпустили и который казался добрей всех на свете; тут у кого-то тоже были родственники или друзья, оставшиеся по ту сторону моря, это же ещё хуже, чем страну сменить; и многие тут тайно видели страшные сны. Гарри не верил, что Нельо один такой. Но всё равно. Если бы кто-то тут остался без родителей, то никто бы не стал считать куски бекона или заставлять этого кого-то носить старые вещи. Любви тут было в достатке. Вообще-то ничего бы не случилось, если бы не «Нимбус». К метле здесь относились едва ли не теплее, чем к самому Гарри, то есть, конечно, это шутка, но «Нимбус» теперь вечно где-то пропадал, прилетал только если громко звать, и не всегда сразу, и кто-то вплёл ему в прутья белые вьюнки. Или он сам ими оплёлся, тут Гарри не был уверен. Почему-то за «Нимбус» было обидней всего – ну ладно, Гарри сам вернётся в Англию, ладно, придётся жить отшельником, но метла-то! Она чем виновата, что придётся жить в тесноте и не летать без повода, да и вообще, может, долго не летать? Если только под мантией-невидимкой… Так вот, из-за того, что всё это – и свет сквозь шторы по утрам, и перебранки братьев, и белые вьюнки в прутьях у «Нимбуса» – из-за того, что всё это было ненадолго, Гарри часто даже не думал, куда именно летит. Вряд ли «Нимбус» сбросит его в болото, да и есть ли тут вообще болота? Уж Запретного леса с пауками точно нет. То, что «Нимбус» всё время норовил полететь прямо к королевскому дворцу и там осторожно сбросить седока, кто бы он ни был, на одну из дорожек в саду, чтоб самому бы устремиться к королю – тоже стало привычным делом, хотя сам Гарри этого не одобрял и, отчитывая метлу в очередной раз, чувствовал себя немножко Гермионой. Или Тьелко, когда тот что-то выговаривал своему Хуану. Так вот – когда «Нимбус» в очередной раз понёс его в королевский сад, Гарри не насторожился ну ни капельки. Только вздохнул, потому что вообще-то это ужас как неловко – без приглашения летать туда-сюда над королевским дворцом. Даже если сам король только смеётся и, кажется, не прочь скормить метле кусочек сахара, если бы у неё вдруг появился рот. Но в этот раз «Нимбус» летел куда-то не туда. Не к парадному входу, откуда потом Гарри вынужден был бы идти пешком, то и дело приглаживая волосы, как будто это могло бы помочь перестать чувствовать себя таким нелепым – не к парадному входу, а куда-то вглубь. Этот сад, оказывается, был местами вполне себе тенистым – не запретный лес, конечно, но и не лужайка. В Хогвартсе бы в таких укромных уголках наверняка бы целовались парочки, а здесь… Короля Гарри уже видел, и неоднократно. Король приходил к Феанаро, к королю ластился «Нимбус», короля бы, кажется, хватило бы ещё на пару королевств и на десяток-другой внуков. Но иногда он грустнел. Это примерно как у Невилла, который живёт с бабушкой. Или как у самого Гарри, если бы он слишком часто думал, что мог бы жить с родителями, а не с кем-то там. Бывает, что что-то пошло не так, и этого никак уж не исправить – можно только жить с чем есть. А вот женщины, что стояла с королём рядом, Гарри ещё не видел в доме Феанаро. Волосы её – видел, приходила одна девчонка с такими же золотыми волосами и высказалась в духе «опять всё самое интересное случается у вас». Гарри не очень-то хотелось снова быть самым интересным, Кано сказал тогда что-то в духе «нет же, Артанис, Гарри гость, а не событие», и в тот раз больше ничего не произошло. Она даже извинилась, хотя кто Гарри такой, чтоб перед ним извинялись всякие сияющие. Она очень была красивая. Все здесь были красивы на свой лад, но эта – будто если бы подошла бы к зеркалу, её этим собственным светом ошпарило бы. Так вот, волосы Гарри узнавал. А женщину – нет. И надо было поздороваться хотя бы с королём, надо было, – как это называется тут? – спешиться, но «Нимбус» никак не желал снижаться, и выходило – будто бы Гарри подслушивает. Не падать же к ним? А Финвэ сказал: – Да брось, конечно, это не из-за тебя. Если бы взрослый эльда, у которого у самого уже семь сыновей, решил отправиться за море только из неприязни к тебе, я бы решил, что с ним что-то не так. – Он помирился даже с Нолофинвэ, – голос у женщины оказался на диво мелодичный, чем-то напомнил голос Макалаурэ. И столько грусти было в этом голосе, – Гарри в этих краях чуть не забыл, что так вообще бывает. – И с Арьо. Это я что-то делаю не так. – Он всегда вежлив с тобой. – Вежлив, да и только. – Не ищи своей вины там, где её и близко быть не может. Ох, нет-нет-нет, только не эти семейные разговоры! Но как Гарри будет выглядеть, если сейчас окликнет их с небес? Будь он сейчас на земле, можно было бы нарочно зашуршать ветками, или затопать ногами, или закашляться… Хотя на метле же тоже можно? Но до чего неловко! Здесь всё было в каком-то смысле музыкой, но женщина была точно как песня, старинная и грустная, и Пушка бы она смогла заворожить одним лишь звуком голоса, без всякой флейты. И ещё казалось, кстати, что если в печали попадёшься ей на глаза, то эта женщина сначала обнимет, а потом спросит. Но почему, раз король ласков с ней, её и видно не было? Семь сыновей тут были только у Феанаро, значит, речь шла о нём. Но почему эта женщина ни разу не переступала порога его дома? Кто она? Нельо в прошлый раз рассказывал, что у мистера Феанаро умерла мать. Так это что же, его мачеха? Любовница короля? Но нет, у них здесь нет любовниц, и у короля есть другие сыновья. Вторая жена? – Я никогда… я ведь не думала, что принесу столько несчастья. – Ты подарила мне двух сыновей и столько счастья, что мне жизни не хватит, чтобы отблагодарить. Ну, по крайней мере, они не целовались. Фу, нет, дурацкая шутка, в духе Малфоя. Но до чего же это всё неловко! Лучше бы он и правда свалился с метлы. А «Нимбус» всё не хотел улетать, как его ни сжимай коленками, как мысленно ни приказывай. Да что за тяга подслушивать чужие разговоры! Ладно когда это были Снейп и Квиррелл… – Послушай. Феанаро хочет за море потому только, что ему там интересней. Что за глупости ты вдруг воображаешь? – Да, а сейчас он отложил отъезд, потому что боится, что с тобой что-то случится. Будто я за тобой не присмотрю. – Я тоже за него всегда боюсь, – Финвэ вздохнул, – за всех вас, но за него вдвойне. Я думал, это ясно. Что гложет тебя? – Я всё-таки что-то когда-то сделала не так, – проговорила вторая жена мистера Финвэ, чьего имени Гарри знать не знал, – и не могу сейчас понять, что именно. Как будто именно с нас это началось. – Что началось, свет мой? – То, чего боится твой сын, и что всем нам иногда снится по ночам. – Так тебе тоже… Нет, это просто невозможно. Гермиона бы… Гарри решительно направил «Нимбус» вниз, даже по помелу шлёпнул, а когда тот попытался снова выровняться – всё же скатился в кусты и траву. Благо невысоко. И эти двое обернулись одновременно. – Эм, – сказал Гарри, – здравствуйте, ваше величество. – Ты не ушибся? Нет бы спросили «что ты вообще здесь делаешь»! И вот вечно с ними так. С одной стороны – нечего лезть в чужие дела, нечего показывать, что вообще хоть что-то слышал. С другой – ну, он всё равно больше сюда не вернётся, а если эта женщина здесь единственная мачеха на целый остров, то неудивительно, что она себя во всём винит. И что-то не похоже, чтобы она присылала Феанаро на Рождество монетки или дарила старые носки. Или велела причесаться всякий раз, как его видит. Или… да ну их, этих Дурслей, не сейчас же о них думать. Но мнения Гарри ведь сейчас никто не спрашивал! Но ведь ему же и правда сейчас есть, что им сказать! – Я Индис Ясная, – женщина улыбнулась, – и даже до меня дошли слухи о путешествии Феанаро и о друге, к которому обещали явиться ещё раз. Ну уж про друга – это она явно из вежливости. Гарри казался ей ужасно маленьким, младше, чем тут его обычно видели. Она бы, может, и щеки его коснулась ласково, но медлила. Плохо, когда все помнят, что ты вот именно тот самый Гарри Поттер, но ещё хуже, когда вдруг вспоминают, что ты сирота. Уж лучше бы она автограф попросила. А ещё лучше – высказала бы, что нечего тут падать в чужие кусты. – Я тут немного слышал ваш разговор, – буркнул Гарри, глядя в землю, и всё равно волосы женщины сияли совсем рядом. – Я не хотел, просто метла… простите. – Ничего, – сказал Финвэ слишком ровным голосом, и «Нимбус» немедленно сделал вид, что вообще никогда не был живым – потяжелел в руках у Гарри. Отпусти – рухнет на землю. – И я хотел сказать, что вы же ведь не запирали мистера Феанаро в чулан. – Что? – И давали вдоволь еды, – опять он про эту еду, ну вот зачем, тут все как-то ужасно удивляются, – и не дарили обносков от старшего сына, ах да, у вас и не было тогда старшего сына… просто хотел сказать, что плохо с кем-нибудь себя вести – это другое. Это не то, что… что бы вы ни делали, вы всё равно не станете его мамой, и значит, получается, проблема только в том, что вы – это вы и есть, а не в том, что вы что-то делаете, потому что плохие… эм… не самые лучшие опекуны делают не так. Ну вот зачем его понесло! Это они все тут любят чуть что закатить речь, а ему-то куда? Он же не Гермиона, он и сказать не может так, чтоб было ясно. Гарри вздохнул. – Эм, я пойду? Простите, что так вышло, я никому никогда… просто подумал, может быть, вам стоит знать. – Я никого бы никогда не заперла в чулан, – сказала Индис Ясная звенящим голосом, – никого, а не только Феанаро. – Да, я знаю, я… Но вы же ведь не оставляли его с кошками? С тучей кошек, леди, а сами шли бы развлекаться в парк аттракционов? Или не говорили подстричь всю траву на лужайке за один день? – Нет, – сказала Индис медленно, и не понять было, уйдёт она сейчас или рассмеётся, – нет, ни с какими кошками мы никогда его не оставляли. – Снежинка, Хохолок и мистер Лапка, – Гарри бы все их имена сейчас перечислил, лишь бы не было так неловко, – это не… вот знаете, я ничего ему не сделал, а он всё равно меня не любил, один профессор в нашей школе. И он сейчас раздумал, но вообще-то, так ведь бывает, что кому-то мы просто не нравимся, хотя с нами самими всё в порядке. – Ты храбр, – сказал вдруг Финвэ ни с того ни с сего, – ты будто бы сейчас растаешь от стыда, а всё равно говоришь это. Тебя оставляли с кошками? – Угу, и всё остальное. Нельо с Тьелко уже немного знают, и, может, мистер Феанаро тоже знает, но остальные нет, и вы ведь им не скажете? – Конечно нет, – сказала Индис Ясная и вдруг как будто перестала так сиять. Может, даже поняла, что Гарри всё-таки уже тринадцать, а не десять. – Может, и правда я ищу вину там, где её нет. Просто иногда мне кажется… Как бы сказать им, чтобы были осторожнее? Нельо тоже что-то кажется. И самому Гарри. Но он сегодня уже побыл раздатчиком непрошеных советов, и он не выдержит влезать во второй раз. – Я пойду, ладно? Индис выпутала у него из волос какой-то лист, и это было – как поцелуй в лоб. *** – Эй, да куда ты снова… почему ты так ведёшь себя? Метла не слушалась, как если бы была совсем ребёнком. Нет – жеребёнком. Легкомысленным притом. Всё-таки Феанаро, кажется, слишком привык, что его слушали потому только, что он – это он. Дети уж точно. Нерданель могла поспорить, но не перебивала, если он говорил важное. Отец слушал внимательно. Другие его дети – раньше, может быть, из любви к отцу, но сейчас-то… Пока он думал, кто его как слушает, метла опять свернула не туда. Да что ты будешь делать! И не понять, сердиться уже или веселиться. Какой-то заколдованный кусок дерева ещё спорит здесь!.. Метла вся дёрнулась – как если б лошадь бы мотнула головой. – Ну ладно, ладно, не кусок, прости меня. Но мы не полетим сейчас к отцу, нет! Интересно, с Гарри она тоже вот так себя ведёт – как вздумается? И кто уже оплёл прутья белыми вьюнками? Мда, странно о метле говорить, что она похорошела, и вдвойне странно – когда спорите с ней в воздухе. Как о ней лучше выразиться – невоспитанная? – Я понимаю, что ты хочешь видеть моего отца, но мне-то надо совсем не к нему сейчас! Как хорошо, что в небе мало кто заметит твой позор! Метла опять мотнула головой – ну невозможно воспринять это иначе. – Что? Не отправишься со мной куда мне нужно? Снова отрицание. – Отправишься? А почему же тогда ты всё норовишь свернуть совсем не… Метла как будто бы решилась – и ускорилась. Оказывается, то, что младшие рассказывали, как в ушах от ветра свистит – это не преувеличение. И не зря Гарри недавно полдня ходил сам не свой и говорил, что метла летит куда ей вздумается! Но Феанаро был уверен, что уж с ним-то… Метла замерла ровно под окнами Нолофинвэ, точнее, как раз перед окном. И не слезешь ведь с неё! Он же уже не юнец, чтоб в окна лазить, да и к кому? Пришлось стучать и надеяться, что отзовётся хотя бы сам Нолофинвэ, а не кто-нибудь из его детей и не жена. Главное – делать вид, что всё так и задумано. – Вот это да, – восхитился этот так называемый брат, старательно сохраняя ровное выражение лица, – ты что же, пришёл предложить побег? Прилетел, то есть. – Нет, – отозвался Феанаро, – это метла меня к тебе принесла. Ты впустишь или нет? Нолофинвэ-таки распахнул ставни, помог Феанаро перелезть через подоконник и только тут позволил себе рассмеяться. Ну, спасибо и на этом. – Прости, – сказал, – просто ты смотришь, как будто бы пытаешься её устрашить, а она не устрашается. – Ты тоже иногда так смотришь. – Да, но не на лошадь ведь! Постой, но ты и впрямь куда-то собирался, так ведь? Ещё бы это не было заметно. Феанаро взял: меч, воду, свежий хлеб, даже мёд зачем-то, и уж совсем неясно зачем – чистую ткань, если придётся перевязывать. Всё это нужно, если ты идёшь пешком, это и больше – но когда летишь? Сам над собой посмеялся, сам запасся всем, что вспомнил. – Собирался, – сказал коротко, потому что отрицать очевидное смысла не было. – А куда это ты вдруг собирался, что метла принесла тебя ко мне? Он что, отец, чтоб беспокоиться? Жена? Сыновья? – Проверить одно место. – Да? Какое же? И, самое главное, проверить на что? Да если бы он сам знал! Дурацкие подозрения и ещё более дурацкие вопросы. – Я не отстану, – сказал Нолофинвэ, – более того, если сейчас ты станешь упираться, я позову всех, и тебе придётся остаться на обед, и твои планы, каковы бы они ни были, окажутся отложены. Вот откуда это в нём? Отец не верил, помнится, что хоть один из его сыновей обладает коварством хоть в какой-то степени, но вот же оно, воплощённое, стоит тут на ковре и даже вида не пытается сделать, что стыдится хоть чуть-чуть. – И каковы же, – сказал Феанаро, – твои условия? – Ты расскажешь мне, куда собирался, – сказал Нолофинвэ, – и возьмёшь с собой. Ты бы не стал просто так с оружием таскаться на чужой метле. – Я собирался на юг, – сказал Феанаро, – метла боится туда лететь и не увезёт двоих. Метла подпрыгнула в воздухе ещё раз и ещё раз. Нолофинвэ сказал: – Давай хотя бы попробуем.