А потом бывает так

      – Что это значит – Сириус невиновен? Альбус, это правда?       – Северус?..       Властитель и учитель уставились друг на друга, а волк-не волк – на них обоих. И застыли.       Как будто бы у здешних тоже есть осанвэ. С другой стороны – а почему бы нет? Здесь, где шагают сквозь огонь и осуждают невиновных, где взрослые дерутся так, как не всякие дети стали бы, – и где парят под потолками золотые птицы. Это похоже на свет Древ, только Древа не двигались, а птицы – ещё как. Неудивительно, что отец так залюбовался.       Здесь вообще всё было туго переплетено. Измученный человек-пёс – и то, как он вдруг начинал сиять, когда смотрел на Гарри. Ну вот казалось бы – чему тут, чем тут радоваться, когда ты столько лет провёл во тьме? А этот мог. Или учитель – то бранится так глупо, как будто у него что-то болит, а то свидетельствует невиновность всё того же, кого сам только что чуть не пришиб.       – Что вы хотите от меня услышать, Альбус? Я всё сказал. При всей своей наглости, безалаберности, самовлюблённости и глупости…       –…да кто бы говорил!..       –…и при всех прочих неприглядных качествах того, в чём его обвинили, Блэк не совершал. Могу ручаться.       Это, пожалуй, всё же хорошо, что у них всех был дядя Феанаро. Не то чтобы Финдекано его не любил! Просто если бы они все ещё давно не выучили самого простого – что в одном и том же эльда, вообще в одной и той же душе могут смешаться и любовь, и неприязнь, и снова любовь, и ярость, – если бы они все не выучили, как всё бывает сложно даже с родичами – они бы сейчас совсем запутались. А так…       – При всём уважении, – сказал властитель. – Тебе, Северус, я доверяю как себе, и всё же должен убедиться сам. Сириус…       – Да смотрите что хотите.       Человек-пёс подмигнул Гарри – и уставился на властителя. Как будто двери распахнул.       «– Представляешь, – донеслось от Нельо, – представляешь, никто его не ждал. Звёздочку. Сириуса. Если бы кто-то из нас…       Если бы кто-то – что? Поддался злу, отдал ему друзей? Здесь всё слишком другое, чтобы сравнивать. Душа у Звёздочки будто дышала часто-часто – как раз как собаки дышат.       – Зато смотри, его друг попытался сберечь его тайну. От нас же! Но откуда ему знать.       – Так странно, что нельзя быстро помочь. А иногда и вообще нельзя. Что ничего не распутать толком.       – Да ладно тебе! По крайней мере, никто никого не искалечил в драке и никто никому ни на кого не жаловался.       – Вот это мерки!       – А что делать! Какой мир, такие и мерки. Но правда ведь. Представь, что было бы, если бы этот ваш учитель поймал Звёздочку без нас. Или они бы подрались без нас. А так…»       – Я прошу у тебя прощения. И у тебя, Гарри. Мне следовало быть внимательнее. Следовало заподозрить, что…       Вот недавно властитель всех светлых птиц заставил слететь на пол, как сухие листья – а сейчас будто сам стал таким листом. Будто бы ничего не осталось, во что бы он мог верить. Как это быстро у людей! И как быстро надежда возвращается снова.       Гарри нахмурился в который раз за этот день:       – Нет, вы серьёзно? То есть если бы… если бы всё пошло иначе, я мог бы и совсем не жить у Дурслей, да? Никогда?       Ответить, по всему, должен был властитель, но Звёздочка заговорил вместо него:       – Если бы я не оказался таким дураком, твои мать и отец были бы живы.       – Да откуда вам знать!       – Да что значит «откуда мне знать», Гарри? Я ведь уже рассказывал…       – Да, да, я помню всю эту историю с крысой! Но откуда вы знаете, что Волдеморт бы не добрался до них ещё как-нибудь? Вы дали совет. Папа с мамой им воспользовались! И они всё равно уже сражались, и сражались бы без вас, и… – Гарри выдохся, – …не вы же тогда поднимали палочку.       – О, – закатил глаза учитель, – избавьте меня. Это всё, что я вам хотел поведать, Альбус. Могу я идти?       ***       – Боюсь, – сказал властитель, – моего ручательства тут будет мало. Да, и Северуса тоже. А Ремус…       Чьего ручательства вдруг будет мало? Для чего? Чтобы…       – Ну, – отмахнулся Звёздочка, – крысу-то, Питера-то мы рано или поздно схватим, верно? И вот тогда…       То есть человек, который и так много лет провёл в тюрьме, теперь ещё должен ждать какую-то крысу? Потом, наверное, сам её ловить, потом всем предъявлять – Тьелко почему-то представился Блэк, держащий крысу за хвост, и всё это перед полным залом других людей, – и только потом он сможет жить спокойно?       Нельо переглянулся с Финдекано. Ну, скажите кто-нибудь! Потому что иначе я и сам скажу, и никому это не понравится. Наверное. Волк в клетке тихо зарычал. Когда Турко на него смотрел, у него тоже начинало жечь в груди. Вот не хватало, чтобы и у него кто-то завёлся и расцарапывал грудь когтями изнутри – как он тогда будет с Хуаном?..       – Мы все, – сказал Нельо, – и можем, и хотим свидетельствовать в защиту. Скажите только, с кем нам нужно разговаривать.       Как жалко, что нет Кано! Он бы уж точно всем объяснил. Всех бы заглушил. Нет, отец объяснит ещё и лучше, но он не видел всё это с самого начала – как человек-пёс дожидался Гарри, как встретился с ним, как сбил с ног учителя, как жадно ел, как еле-еле согласился с ними отправиться, и как потом они с учителем вели себя, как дураки, но даже учитель понял – Звёздочка ничего не делал. Отец всего этого не застал, а Кано был бы с ними и уж наверное, нашёл бы сейчас, что сказать.       – Не уверен, – покачал головой властитель, – что ваши слова… Ну а впрочем – ладно. В любом случае, пока дементоры не здесь, до Сириуса добраться не получится.       Звёздочка вздрогнул. Отец уточнил опасно тихо:       – И вы использовали эти клочья тьмы, чтоб мучить невиновного?       Какие ещё клочья тьмы. Что они делали. То волков в клетки запирают, то теперь про тьму.       «– Что за клочья тьмы, отец?       – Твой ответ заключается в твоём вопросе – это и правда будто бы обрывки темноты. К Мелькору так и льнули… Думаю, если бы не Нолофинвэ, я бы вряд ли выбрался».       Да это что ещё за новости! Захотелось обнять отца ещё раз, но не сейчас. Пока что он занят. А отец повторил:       – Так-то вы исправляете? Наказываете? Думаете, если уничтожить радость, душа воспрянет, что ли? Обратится к свету? Так?       – Мне жаль, – отозвался властитель, – но Азкабаном распоряжается отнюдь не школа. На ваши вопросы мне ответить нечего.       – Тогда скажи, кому мне их задать! То они клочья тьмы хотят развесить вокруг школы, то мучают кого попало, то теперь ещё выясняется, что невиновному никто не хочет верить! Как это?       – Мда, – сказал Звёздочка, – давненько за меня так не вступались. Кто вы вообще такие?       – Я бы, – сказал волк-не волк, – присоединился к вопросу.       Гарри всё это время молчал. Думал о чём-то. Смотрел на Звёздочку, на Нельо почему-то, и опять на Звёздочку. На властителя. На волка. Когда учитель уходил, Гарри к нему обернулся было, но ничего не сказал. А вот теперь проговорил:       – А меня они не послушают?       – Что, Гарри?       – Я говорю: меня никто не собирается послушать? В конце концов, это мои родители погибли. Если я заступлюсь за мистера Блэка…       – Как-как ты меня назвал?..       – Если я заступлюсь за… эээ, за Сириуса – Министерство не сможет не послушать! Так ведь?       Властитель вздохнул. Волк в клетке всё рычал – неутомимо.       ***       О, как же многого Сириус в последние дни не успел понять. Почему Нюниус – да Снейп, чтоб тебя, Снейп! – почему Снейп вообще помогал Гарри? Эти сияющие, что ли, его усовестили? Это Нюниуса-то!.. Ладно. Во-первых, Снейп помогал Гарри. Во-вторых, Снейп отчего-то помогал ему самому, и уж это напоминало дурной сон. Но в Азкабане сны не снятся! Никакие. Разве что яви отрывки могут являться снова и снова. Повторяться-повторяться. Он и без снов прекрасно это видел – руины в Годриковой, мотоцикл Хагрида. Отлично видел это всё. И Гарри тогда помещался на руках. Если б Сириус только не рванул за Питером, если бы хоть чуть притормозил!.. То был бы не собой. Но, возможно, тогда ему не пришлось бы слушать сейчас, как за него вступается непонятно кто. Так говорит, что у Бродяги шерсть дыбом встаёт. А Гарри – ничего, с Гарри вон дружат… Ха, с Джеймсом тоже все дружили. Кроме Нюниуса. А тот ушёл, да и ладно, пусть себе ушёл… Надо потом ему сказать, что был придурком. Не Нюниус, в смысле, Нюниус тоже был, а он сам, Сириус. В шестнадцать – точно. Может, тогда всё перестанет быть таким… мда… заковыристым… Нет, ну серьёзно – где эти научились так смотреть, чтоб ты и сам бы себе делался не мил? Разве что Дамблдор выдерживал. Ну, этот сам кого хочешь пересмотрит. И всё-таки – как разошёлся этот неизвестно кто! Развернётся ли душа к свету, невиновные… Как его там? Не познакомился ни с кем… Снейп говорил – гости из-за моря… За каким морем-то таких искать?       А этот, светленький, который так отлично поладил с Бродягой и которому непонятно, сколько лет было – то взовьётся как первокурсник, а то уставится как не всякий сорокалетний – так вот, этот дурак вдруг двинулся к Люпину. Медленно-медленно, и руки вытянуты, и ладони открыты – посмотри, ничего нет. Ну-ну, кого это он собрался приручать?       – Турко, не смей.       – Тьелко!       Вскинулись остальные гости, а этот шёл и шёл. Да на самом-то деле – тут пару шагов сделать. Бродяга бы сейчас вскочил на лапы. Знаю, дружище, знаю. Ну так луны же никакой нет? Какая опасность…       А этот, Турко-Тьелко, заговорил монотонно, и не понять – по-человечески, по-волчьи ли, и кто слушал: сам Сириус или Бродяга.       – Извини, извини. Я осторожно. И вы меня простите. Но ведь невозможно так. Как будто Ремус мог бы кинуться на него! А может, и мог. Ремус смотрел, как будто больше никого нет. Зрачки не те. У человека по-другому. Светлая радужка! Но ведь луны-то нет, так как…       Этот, Турко, медленно сел, закрыл глаза. И Ремус закрыл. Тише, Бродяга, тише. На кого сейчас, зачем? А, долго не удержишь. Да и ладно.       – Тише, тише. Да я вижу, как тебе больно. Ну тише. Ты хороший волк. Ты же не виноват, да?       – Турко!       – Постой, отец. Когда ты в тот раз вдруг так же начал… в общем, ты не слышал.       – И он сейчас останется один на один неизвестно с кем?!       – Ну не один. Смотри, Звёздочка с ними, о, и Хуан, кажется. Мы можем просто поддержать.       ***       Он сам не знал, как у него так вышло. Он никогда такому не учился. Это отец как-то попал в голову Гарри в тот раз, когда там была тёмная тварь, и потом Кано приводил Гарри обратно – а Турко-то в тот раз торчал снаружи.       И это так странно. Вот же он, уселся на пол, даже не упал. И вот этот волк – повернулся к нему, замер…       Это и правда была клетка, очень тесная. Волк и сам был худой – и всё равно он еле-еле помещался тут. И цепь была короткой. Волк бросался на прутья.       – Тебе же больно! Ну зачем ты так с собой?       Если ни Звёздочку они оправдать не могут, ни… вообще ничего не могут, хотя бы с волком может он поговорить? Это ведь даже не охота, ничего опасного. Нашли тоже опасность – говорить со связанным!       – Тебе и так больно, да? Зачем ты себя мучаешь?       А волк не слышал. Никогда не было так, чтоб зверь не слышал.       – Я здесь! Зачем ты рвёшься, ты так только ещё больше…       Измученный, обозлённый зверь. Вот Кано ему спел бы. Подумаешь, а Тьелко тоже может спеть! Ну, пусть не так красиво, но ведь сможет же!       Он пел совсем тихонько. Встал у клетки, потом сел. Тут сперва будто не было места, чтобы сесть рядом, а потом появилось. Какая-то… словно бы пещера, и кроме волка здесь никогда никого нет. Никто не спускается.       И Тьелко ему рассказал. Как лес шумит, особенно когда ночь. Как мокнут лапы, самые подушечки. Как нос трепещет – тут и листья, и трава, ещё другие волки и где-то ходили рыси, и вот тут кабаны оставили кучку… Ну ладно, он всё разом рассказал, в лесу просторнее. Но волк затих чуть-чуть. Нет, он бы кинулся, наверное, но рук к нему Тьелко и не тянул пока что.       Волк тоже хотел что-то рассказать. Провыть. Вспоминал слово.       – Лес? Ночь? Свобода? Одиночество?       Волк вспоминал. Это был очень старый волк – и очень сильный. Он ненавидел занимать тело целиком. Менять его. Всё равно и на той стороне оказывался запертым. Снаружи – и всё равно…       Волк вспоминал. А интересно, если цепь не выдержит, ну или клетка вздумает растаять – он не услышит, верно? Не поймёт, что Турко друг. А если тебя растерзают в чьей-нибудь душе… Да ну! Он всё равно бы сделал то же самое.       В ладонь ткнулся Хуанов нос. С другой стороны Звёздочка был готов прыгнуть, если что. И Турко знал, что где-то там, снаружи, есть и отец, и Нельо, и Гарри, и Финдекано, и Нолофинвэ, а ещё дальше – мама, Кано, Морьо, Курво, и Амбаруссар, и оба дедушки, и Оромэ, и другие, и весь Валинор со всеми родичами, друзьями, знакомыми и незнакомыми – как будто остров взял да и воздвигся у него за спиной. Никогда он не будет один и никогда его не растерзают в неизвестных подземельях. Волк замер. Посмотрел Турко в глаза. Да у него и морда цепью была стянута, и вся в старых царапинах. Потом волк посмотрел на Звёздочку.       Он вспомнил слово. «Стая».