Я тебя вы...

- И надолго ты уезжаешь? - спросил Джиен, не отрываясь от монитора, с частотой пулемета щелкая кнопками мышки. Он делал вид, что все хорошо, но нижняя губа подрагивала, да и голос дрожал. - Недели на три, наверное, - Сынхен тоже сделал вид, что все хорошо, но пока натягивал водолазку, уже успел подумать о том, как сильно будет скучать. Эти поездки и перелеты выматывали не столько физически, сколько морально. Успокоение приходило только когда Топ снова видел своего Дракона. Своего любимого дракона, крутящегося на стуле в студии, или глубоко спящего. Он любит его любым. - Сынхен-а... - печальным голосом позвал Квон, разворачиваясь лицом к Топу, застегивающему пряжку ремня. - М? - он делает вид, что не справляется с застежкой, опустив взгляд. На самом деле ему жутко не хочется уходить отсюда. Тем более сейчас, потому что... Джи в два прыжка оказывается перед Сынхеном, хватает его за шею, притягивая к себе и жадно целует. Через минуту они снова на кровати. Джиен, как сумасшедший, покрывает поцелуями губы и шею Топа, судорожно скользя пальцами по телу. Чхве осторожно поддается на ласку, хоть и с осторожностью - ему уже пора выходить. - Я буду скучать по тебе, - всхлипнул лидер, уткнувшись в грудь Топа. - И я буду скучать, - шепотом произнес брюнет, глядя в потолок. - Тебе, наверное, идти пора, - все так же не слезая с него, спрашивает Джи. - Наверное, пора. Сынхен тяжело вздыхает, отведя взгляд от высветленных прядей и темных глаз. через несколько минут уже выходит из дома. Окинув прощальным взглядом заветное окно, резко отворачивается. Ему уже не хватает ощущения холодных рук на горячей коже. Безысходность. Тоска. Ожидание. Грозди ярко- фиолетовых цветов на снегу. Голубоватые искристые льдинки инея заморозили мягкие, чуть влажные на ощупь лепестки. обжигающий воздух, собирающийся клубами густого пара. Идеальное пустое небо над головой - его будто и нет. Только эти идеальные бусины лепестков и облако дыма. Белесого, чистого, абсолютного. Густые басы, искаженные аккорды фортепиано. Тихий усталый голос. Побелевшие пальцы пронзает колющая боль. Сиреневые капли на белоснежном снегу, мгновенно застывшие. Потрясающий фон для высохших растений с мятно - лавандовыми стеблями и тонкими резными листьями. Холодок, пробежавший по грудной клетке. Душу терзает мысль - а вдруг однажды ты не вернешься? Просто не придешь домой и тебя потеряют. И ты не успеешь ничего рассказать, объяснить, поведать. Не сможешь оглядеть своих любимых людей последним улыбающимся взглядом и уйти со спокойной душой. Это чувство тонет в огромном лесу. Огромном, вечном и непременно зеленом лесу. Он утопает в зелени - папоротники выше человеческого роста, исполинские деревья покрыты густым мхом, обильная зелень спускается до самой земли, путаясь между собой и исчезая в буреломе с запахом прелой травы. В таких лесах пахнет безысходностью и единством. Единство познается в безысходности. Безысходность рождается из единства - все связано между собой, как эта земля и это небо. Прыжок в никуда не имеет смысла. Все мы - одинокие деревья со своей историей, рожденные в громадном лесу. И мы будем жить в этом лесу, потому что мы - деревья. Мы не можем никуда уйти. До самой смерти мы будем считаться лесом. Очень одинокой зарослью древесной породы. Ты ловишь ветками благословенные капли дождя, не ощущая всеми листьями этой внезапной свободы. Фибры души.