Acceptatio

– Плевать мне на эту Сашу, Олег. Мне только ты нужен. – Тихо произносит Серёжа. Они стоят близко-близко. Ресницы у Разумовского такие длинные. – Серый… – выдыхает Волков и несмело улыбается, глядя в такие родные светлые глаза. Вместо ответа Серёжа тянется к его губам. Олег тоже подаётся вперёд. Губы у Серого мягкие, а дыхание почему-то отдаёт алкоголем. Но он не обращает внимания. Целовать его так приятно. Никогда бы не прекращал. Но вдруг рука Серёги ныряет ему под футболку. Он проводит пальцами по животу и спускается ниже, цепляясь за резинку его спортивных штанов. – Уверен? Запалят ещё. Да и вообще… – Смущается Волков, отстраняясь. Что-то не даёт ему расслабиться. Хочется, но нельзя. Неправильно это. Но Серый такой привлекательный. Нет. Он перехватывает руку Серёжи и снова целует его. Неправильно, но приятно. Вдруг будто откуда-то издалека слышится кашель. Отголоски каких-то фраз на фоне. Словно кто-то спорит. И среди них голос Серого. Но он же… Олег резко открывает глаза. В спальне темно. – Сколько раз мне ещё сказать, ты задолбал шуметь! – Слышится недовольный голос Сени. – Вот и вали тогда отсюда, раз не нравится, – раздаётся в ответ злой шёпот Серёжи и его сдавленный кашель. Волков сонно смотрит на часы. Еле различает в темноте, что они полшестого утра показывают. Рано. – Хули борзый такой? – Кто тут языком чешет? Спите, а, – сонно бубнит Костя, переворачиваясь на другой бок. – Это ты ему скажи. Чё он кашлем своим всем мешает? – Заткнись. – Сам заткнись. Олег приподнимается на кровати, взгляд сам натыкается на Серёжу. В голове сразу всплывают остатки сна. Блять. Лучше уж вообще снов не видеть, чем такое. Больные фантазии, так нельзя, совсем уже рехнулся. Неизвестно, от чего более стыдно в этом сне: от слов Серёги или от его действий. Но сейчас не время. Он оказывается у кровати Разумовского. – Эй, Серый, что случилось? – Всё в порядке. – Серёжа немного морщится и смотрит так неловко. – Мне только кажется, у меня температура. Проверишь? Олег трогает лоб Серёжи рукой. Горячий, вроде. Или нет? Надо губами коснуться. Тогда понятнее. Правда, между прочим. Так ещё бабушка давно делала. Но предлагать такое как-то стыдно. Тем более Серёге. Взрослые пацаны уже, какие тут поцелуи в лоб. Ещё и в общих спальнях, когда не все спят. – Ну что? – Напряжённо спрашивает Серёжа и кашляет. А у самого на щеках нездоровый румянец. – Не знаю. Я бы к Василисе Иванне сходил, – обеспокоенно хмурится Волков. – Пошли вместе. Василиса Ивановна за их здоровье в детдоме отвечает. Она, конечно, добрая, только Олег всё равно лишний раз лечиться не любит. Но то он, а то Серёжа. К здоровью Серого Олег как-то ответственнее подходил, чем к собственному. Упрямства Волкову не занимать. Только поэтому они в итоге, укутавшись в одеяла, шлёпают по полу старыми тапочками, чтобы оказаться у Василисы Ивановны и услышать, что с такой температурой Серёже немедленно надо в лазарет, а Олег пусть к себе возвращается. Нечего тут заражаться. В глазах Олега читается: «А я же говорил, надо было куртку брать», но он молчит. Что уж теперь поделаешь? – Принесёшь мне книжек каких-нибудь? А то я от скуки повешусь. – Принесу. Ты, главное, поправляйся скорее, ладно? О сне он старается не вспоминать. *** К Серёже не пускают всю неделю. Можно только передачки давать. Олег приносит ему и альбом с карандашами, и книжки, и еду всякую по мелочи. Ту, которую так просто не достанешь. Без Серёги одиноко. Олег так близко ни с кем больше в детдоме или в школе не общается. Даже записку ему как-то раз с шоколадным батончиком «Wispa» передал. Он из тетрадки по литературе листок выдрал и немного коряво написал: «Выздоравливай, Серый» Долго думал, что ещё дописать. Затем вывел: «Без тебя...» Тогда снова задумался, перебирая варианты. Грустно? Одиноко? Уныло? Как-то не так? Скучно? «Без тебя скучно». Остановился он на последней мысли. По правде говоря, хотелось сказать ещё столько всего, но он представил, как глупо будет на бумаге этот поток сознания выглядеть. Да и ещё увидит кто, засмеёт. И сам Серёга только посмеётся. Нет, достаточно писанины. Даже короткое: «Жду» как-то стрёмно выглядело бы. Он подумал тогда ещё немного и быстро морду волка чуть ниже надписи пририсовал. И сам не знал, зачем это сделал. «Одинокий волк», – так этот шедевр назывался. Но делать такую приписку глупо было. Правда, Серый даже этого волка не увидел толком. Критически оценив своё творение, Олег быстрыми движениями зачеркнул рисунок. Нет, не волк это был совсем, а мутант какой-то. Полукрыса, недокот. Пусть лучше Серый рисует из них двоих. У него это хорошо получалось. Через день Олег получил в ответ целое мини-письмо. Там Серёжа рассказывал о книге, которую читает. И как ему скучно, и что он уже выздоровел почти, и что держать человека в таком унылом месте – это преступление против прав и свобод. Волков читал и ухмылялся. А в конце даже постскриптум был: «Зря ты волка зачеркнул, он неплохо получился». Стоило это прочитать, как ухмылка сама собой в улыбку превратилась. И кончики ушей покраснели. Даже Саша, которая подошла про здоровье Серого узнать, не так настроение испортила. Но он всё равно её послал. А подобных снов ему больше не снилось. И хорошо. Не хватало ещё каждое утро от стыда лицо в подушку прятать. Даже ведь не посоветуешься ни с кем, что в такой ситуации делать. Вряд ли какому-нибудь Сене Костя хоть раз в таком ключе снился. У них в детдоме и психолог имеется, но этой тётушке Олег и под страхом наказания ничего бы не рассказал. И вообще он не псих. До того пьяного поцелуя всё нормально было. Он ещё когда только понял всё про себя и Серого, так сразу мысленное обещание дал, что никогда себя не выдаст. Да и не верил он тогда, что даже до поцелуя когда-то дойдёт. А оно вот как вышло. После той ночи сдерживаться сложнее было раз в десять. Будто организм и мозг за всё время решили наверстать упущенное. Один Серёга теперь в голове. Нет, так нельзя. Сейчас, когда Серого рядом не было постоянно, даже легче было. Мысли всякие в голову не лезли. Стоило о таком подумать, как сразу стыдно стало. Друг ещё, называется. Да и не было легче, если честно говорить. Волков привык, что они вместе всегда. И домашку вместе делают, и зубы чистят, и всё свободное время проводят. Нельзя ему с чувствами своими палиться. Лучше уж дружба, чем ничего. Пусть всё, как раньше, будет. *** Олег просыпается утром раньше всех и, наскоро умываясь, оказывается у Василисы Ивановны. Вдруг разрешит к Серёже попасть? Он ведь наверняка уже выздоровел почти. Василиса Ивановна качает головой, но у Олега получается её убедить проникнуть к Серёже. Оказывается, того уже завтра всё равно отсюда выпишут. Волков довольно улыбается и заходит к Разумовскому, плотно прикрывая за собой дверь. Соседние кровати пустуют, Серый в комнате один. Спит. «Надо его разбудить». – В голове проносится. Серый вообще обычно крепко спит, не добудишься. Раньше воспиталки вечно по утрам орали, чтобы он вставал уже наконец, а Серёжа капризничал и ходил потом злющий. – Спишь? – Спрашивает Волков шёпотом. В ответ сопение. Спит. Точно пора бы его разбудить. Но Олег медлит. Смотрит на Серого. Тот дышит ровно. Рыжие волосы разметались по подушке. Сам Разумовский свернулся калачиком. Только спину видно, совсем небольшой открывшийся участок шеи и острое плечо. Красивый. Волков медленно опускается ниже, чтобы... Он и сам не знает, зачем. Просто посмотреть. Да. У Серёги профиль необычный, он всегда это замечал, нос острый немного и прямой. Просто посмотреть. Из-за задравшейся футболки на плече видны такие любимые веснушки. Проступают чуть ярче, чем на лице. И не пропадают даже зимой. Просто посмо... Его губы осторожно касаются этих веснушек. «Что ты творишь», – шумит в ушах. Плечо тёплое. Он замирает, аккуратно прижимаясь губами к коже. Невольно вдыхает носом и прикрывает глаза. Пахнет чем-то таким родным. Будь он романтиком, сказал бы, что от такого сердце щемит. Но он не романтик. Просто целую вечность бы так сидел. По-родному. Как никогда хочется осторожно в шею поцеловать. Она так близко. А потом в уголок губ. – Олег, это ты? – Разрезает вдруг тишину удивлённый голос Серёжи. Голос у Серого непроснувшийся, отдаёт лёгкой хрипотцой. – Ты что здесь делаешь? Как тебя пустили? Волков резко выпрямляется и шарахается в сторону. Серёжа тоже рывком садится на кровати. Смотрит на Олега в замешательстве. Взгляд у Олега испуганный. Сердце где-то на уровне горла колотится. Что он наделал? Опять на те же грабли. Ещё и трезвый. Блять. Обещал же нормальным другом стать. А теперь от самого себя противно. Зачем вообще полез? Так только маньяки поступают и ебанутые. Только он искренне, а извращенцам только одного и хочется. А ему разве не хочется? Чем он от них отличается? Особенно теперь, когда до таких поступков уже докатился. Ещё и спалился, как идиот. В комнате резко жарко становится, а ноги оказываются ватными-преватными. Что теперь Серый о нём думает? Почему он вообще проснулся? Всегда же крепко спал. Не добудишься. К горлу будто ком подкатывает. А на губах ещё остаётся тепло. Наверное, в Средневековье за такое убивали. Но кто виноват, что у Серёги плечи такие красивые? И ресницы, подрагивающие во сне? И маленькая родинка на шее. Мысли хаотично мечутся в голове. «Не молчи, скажи что-нибудь», – кричит внутренний голос, но он только чувствует, как лицо пылает. Не про плечи и ресницы же Серёге говорить. Свалить бы отсюда. И никогда больше Серого не видеть. Тот себе кого-то лучше заслужил. Зачем только всю неделю себя убеждал снова нормальным стать, чтобы сейчас такое сделать? Блять. И почему только нельзя воспоминания стирать, как в «Гарри Поттере»?