_________________
Три месяца базовых тренировок были сжаты до недели. За все это время Хёнджину дали понять, что значит быть солдатом. Все быстро обучались тому, как бороться бок о бок и использовать оружие, не травмируя самого себя в процессе, но времени все еще было недостаточно, даже для такого. Конечно, кто-то отметил, что большая часть назначенного времени обычно тратится на изучение этики, стандартов поведения и человеческих отношений, но ничего подобного не имеет значения для ответственных, когда все, что они хотят, это научить этих молодых людей убивать своих противников. Хёнджин был напуган своим чертовым разумом. Это был не тот, кем он был раньше. Он ни в коем случае не был враждебным человеком. Конечно, он дрался с людьми, которые выводили его из себя, но это была совершенно другая чаша весов. Когда он подобрал свою винтовку, его запихнули в конец какой-то лошадиной повозки, места было слишком мало, чтобы им всем было комфортно, их быстро доставляли к другой базе. Ему сказали, что это было ближе к месту, где было сражение, но судя по тому, что он видел, сражение было примерно везде. — Хэй, ребенок. Ты в порядке? Никто не говорил с ним за ту неделю, что он был в лагере, и он действительно не осуждал никого за это, потому что никто не хотел привязываться друг к другу. Они не были тупыми. Все они знали, что это был конец жизни для большинства из них, и потому они все держались сами по себе, но сейчас кто-то слева от него обратился к нему, и Хёнджин, честно говоря, ощутил, что не может дышать, впервые с тех пор, как получил письмо в своем родительском доме. — Кто? Я? — пролепетал Хёнджин, указывая на себя пальцем. Мужчина с поразительными фиолетовыми волосами и одной низко висящей серьгой тихо посмеялся, но не достаточно, чтобы привлечь чьё-либо внимание к их разговору. Хёнджин не собирался врать, его удивило, что кто-то заговорил с ним, но он признал, что внешний вид мужчины поразил его еще больше. Он догадался, что фиолетовый оттенок был не его натуральным цветом, но он удивился тому, что тот достиг такого цвета. — Да, ты. Твои руки трясутся с того момента, как мы сели. Ты нервничаешь? Хёнджин никогда ранее не встречал этого человека, но он выглядел на несколько лет старше, и, по какой-то странной причине, он чувствовал, что может доверять этой персоне. — Я не нервничаю. Я напуган. Я в таком чертовском ужасе. Это может быть последний раз, как я вижу свой родной город. Есть очень реальная возможность того, что я больше не увижу своих родителей. Всё не должно было так развернуться. Это не то, как должна проходить жизнь, — мягко говорил Хёнджин, ощущая знакомое жжение в глазах, которое сопровождало его каждую ночь, когда он ложился на свою кровать, пока был размещен на тренировочном поле. — Эй, эй. Не говори так. Ты абсолютно не можешь идти в подобное место с такими мыслями. Если ты войдешь в бой с мыслями, что проиграешь, то именно это ты и сделаешь. Ты даже не даешь себе шанса. Может, будет глупо так говорить, но храни в себе немного веры. Вера. Хёнджин не собирался говорить это незнакомцу в лицо, пока тот изо всех сил старался утешить его, но вера давно покинула его словарный запас. Ничего более, чем абстрактная мысль на этом этапе, но вместо того, чтобы сказать это ему, Хёнджин лишь кивнул и одарил его самой широкой улыбкой, которой только мог, которая совершенно не была широкой. — Я не узнал твое имя, — мягко попытался парень. — Я Хёнджин. Хван Хёнджин, — он шмыгнул носом, вытерев глаза тыльными сторонами рук, прежде чем протянуть одну из них незнакомцу для рукопожатия. — А ты? — Накамото Юта. Приятно познакомиться, Хёнджин. Прости, что до этого назвал тебя ребенком. Просто большинство из вас, стажёров, выглядят для меня, как малыши. Всю оставшуюся поездку Хёнджин общался с Ютой, чувствуя, что вес, который он нес всю эту неделю, начал рассеиваться, медленно, но верно. Он узнал, что Юта не был рожден здесь, приезжал из Японии в раннем возрасте с родителями и добровольно подался в бой за страну, которую так любил посещать. Он тренировался последний год и был куда более опытным, когда дело касалось ужасов, которые это скрывало. Будучи в возрасте двадцати семи, он был на пять лет старше Хёнджина, и излучал такую братскую ауру, что Хёнджин в итоге расположил свою голову на его плече, пока они разговаривали. — Быть в отряде все равно, что быть в команде, Хёнджин. Тебе нужно прикрывать чужие спины. А это дерьмо о «военном солдате», которому вас учили там? Не обращай на него никакого внимания. Чтобы пережить это, тебе нужны люди, на которых ты можешь положиться. Вот почему я собираюсь следить за вами, а вы собираетесь следить за мной. Мы тут вместе, хорошо? Возможно, это было совпадение или, может быть, что-то, что можно было бы считать божественным вмешательством, но Хёнджин знал, что Юта был послан ему, чтобы помочь пройти через это. Он знал, что это будет не просто ни по каким стандартам, что мысли о сражении, несомненно, поднимали его по ночам, но сейчас он чувствовал, что у них не было никаких шансов, потому что теперь он был не один. — Ага. Мы тут вместе. Спасибо, Юта. Когда старший комфортно похлопал Хёнджина по ляжке, никто из них, кажется, не заметил взгляды, которые они получили от других пассажиров повозки, большинство их глаз сияли застывшими слезами, пока те слушали подбадривающие слова двух новых друзей, тех, которые заставили всех думать, что у них есть шанс пройти через это, шанс вернуться домой и шанс увидеть свои семьи, которых они любят, еще раз._________________
Юта сдержал свое обещание прикрывать спину Хёнджина, пока они вместе боролись с бурей. Услышав вдохновляющие слова парня по пути к их точке назначения, даже те, с кем Хёнджин тренировался, но никогда не разговаривал, заулыбались, помогали ему и даже поучаствовали в легком разговоре, когда они набрались мужества. Это могло и не быть в его намерениях, но что-то, что Юта, возможно, неосознанно сделал, довольно сильно помогло Хёнджину. Он был окружен теми, кто боялся того же, что и он, но они также могли предоставить уют, так как они точно знали, через что каждый проходит. Когда они вошли в их первый бой с мятежниками, все они буквально тряслись в своих ботинках. Никто точно не думал, что они были готовы или подготовлены, чтобы встретиться лицом к лицу с чем-то подобным, но Юта встал перед ними, как их командир, и сказал настолько душевную речь, что каждое ее слово было капелькой отваги, извивающейся на пути к каждой из их душ. Она не вымыла внутреннюю ненависть и смятение, что заставляли Хёнджина чувствовать себя так, будто он задыхался, когда разрезал грудь врага или использовал винтовку, чтобы выстрелить прямо в человеческое сердце, так как пальцы его дрожали с такой свирепостью, что он боялся, что те приблизятся к нему и покончат его жизнь до того, как он успеет нажать на курок. Этот день кончился победой стороны Хёнджина, но как и в каждой войне, даже при победе, были раненные и убитые. Были парни, безжизненно лежащие на земле, которые, прежде всего, не должны были тут быть. Хёнджин так и не узнал его имя, но когда он смотрел в потускневшие глаза одного из его товарищей, его разум посетила мысль, что ему не могло быть больше семнадцати лет. У него точно могла быть куча всего впереди, но эта война отобрала у него все шансы на продолжение жизни за пределами поля боя. Это было неправильно и определенно не честно, но с этим ничего не поделаешь. Это было изображение, которое не покинет разум Хёнджина какое-то время, и когда он проснулся, крича из-за кошмара этой ночью, где его товарищи поочередно умирают вокруг него, пока он стоит и смотрит, он зацепился за руку, которая была протянута в ожидании утешить его, когда он попытается вернуться обратно к реальности. — Чшш, Хёнджинни, ты в порядке. Это был просто сон. Я рядом. Дыши для меня. Хёнджин заплакал настолько тихо, насколько только мог, в плечо Юты, изо всех сил стараясь не разбудить всех вокруг. Им нужен был отдых после такого утруждающего дня, и Хёнджин не мог отобрать у них небольшое количество сна, которое они получали. Его горло было сырым, глаза опухли, когда он внезапно начал успокаиваться, но ни на минуту, ни на секунду Юта не ослабил утешение или заземляющую хватку на талии Хёнджина, гладя затылок младшего, чтобы успокоить его. — Прости. Ты можешь вернуться ко сну, Юта. Я не хотел будить тебя. — Я не спал, Хёнджинни. Кроме того, я был здесь. Не думай, что ты единственный, у кого такие сны, — переубедил Юта, осторожно уложив Хёнджина обратно на его подушки и проведя своими шустрыми пальцами по волосам младшего. — Как… как думаешь, завтрашний день пройдет хорошо? Их проинформировали, что завтра они будут столкнуты на вражескую территорию на рассвете следующего дня, хоть и большинство из них было невероятно истощено после того, через что они прошли сегодня. Отправка солдат, лишённых сна настолько, что те не могли функционировать, вела их ближе и ближе к смертному приговору, но опять же, как только от них избавятся, следующая пачка тренирующихся займёт их место. — Что я сказал тебе в первый день нашей встречи, Хёнджинни? — Не иди в бой с мыслями, что проиграешь, иначе именно это ты и сделаешь. Юта в темноте улыбнулся, Хёнджин едва ли смог разглядеть ухмылку его губ; частично потому, что комната была в кромешной темноте, и частично потому, что он засыпал, пока старший продолжал гладить его по голове. — Хорошо. А сейчас попытайся отдохнуть. Нам всем это нужно. Когда Юта двинулся, чтобы вернуться к своей собственной кровати, рука Хёнджина дернулась и ухватилась за чужое запястье, действие передало то, что он не мог сказать вслух. Не дождавшись вопроса Хёнджина, Юта обернулся к нему и указал жестами, чтобы тот подвинулся, чтобы дать ему лечь. Это правда было удивительно, насколько уютно заставлял его чувствовать себя Юта. Пока большой палец нежно разглаживал узлы на его спине, Хёнджин позволил себе провалиться обратно в страну снов, зная, что Юта будет рядом с ним, чтобы побороть любой сомнительный сон, который к нему придет._________________
— Хёнджин! Слева! Услышав предупреждение, но не зная, от кого или откуда оно прозвучало, Хёнджин едва успел поднять свой меч, блокируя размах, который направлялся к нему, и позволил себе отразить его, прежде чем разрубить вражескую шею, кровь прыснула ему в лицо, заставив его поморщиться. Ему захотелось выблевать крошечный завтрак, который он съел этим утром, прямо на месте, но он не нашел на это время, когда услышал, как один из его товарищей кричит, а после сваливается на землю. После этого ничего не имело значения. Хёнджин изо всех сил старался думать разумно, чтобы помочь тем, кто в этом нуждался, но он не сможет быть везде одновременно, и когда он осмотрелся, он понял, что они играли проигрышную битву. Противостоящих было слишком много, бойцы не должны были быть настолько умелыми, насколько они были, но они доминировали над ними в сражении, и Хёнджин знал, что его конец он определенно не увидит. Осмотрев кучу тел, он сделал все, что было в его силах, чтобы попытаться отыскать Юту, используя винтовку, чтобы выстрелить в упор, отправляя пулю прямо в голову врага. Из-за старшего, находящегося вне поля его зрения, Хёнджин почувствовал, что его пульс подскочил, и казалось, что он вернулся к началу. Он не мог делать это один, и в данный момент он чувствовал себя куда более брошенным, чем когда-либо в своей жизни. Хёнджин сражался. Он сражался сильнее, чем если бы его собственная жизнь была под угрозой. Тут были люди, которые рассчитывали на него, люди, которые ждали его возращения домой, люди, которые будут скучать по нему. Он не мог сдаться. Он не мог, не мог, не мог… И затем произошло оно. Физическая боль была ничем по сравнению с ощущением безнадежности и страданий, закрутившихся в его мыслях. Подняв свою руку, он схватил лезвие, которое сейчас торчало в его груди, зная, что враг, только что пырнувший его, вскоре получит обратно свой меч и продолжит сражаться. Металлический вкус крови, заполонившей его рот, и дрожь, сотрясающая его тело, говорили ему только одну вещь: что сегодня закат солнца он не увидит. Как только меч покинул его грудь, оставив зияющую рану, Хёнджин упал на землю, ударяясь головой о твердую грязь под собой. Сквозь попытку вдохнуть через кровь, ползающую по его горлу, Хёнджин все еще слышал крики, звон мечей, пули, летящие по воздуху, пока не стало тихо, слишком тихо, а его зрение не начало расплываться в темноту. Звук ботинок, шаркающих по грязи, эхом раздался у него в голове, заставив Хёнджина ухватиться за последнюю капельку жизни в его проигрывающем теле, его руки обвились вокруг ноги человека, который встал над ним. Даже если и его зрение подводило его, он мог сказать, что это был противник, судя по его одежде; это не был кто-то из его товарищей, что спас бы его. И все равно, Хёнджин молился, надеялся, что хоть немного чувства морали сможет найтись в этом человеке. — Что такое, мальчик? Ты так сильно хочешь жить, что просишь об этом врага? Хёнджин не знал, игрался ли с ним этот мужчина, но он должен был понимать, что у Хёнджина едва ли были силы на то, чтобы ответить ему, его тело становилось холоднее с каждой секундой. — Пожелаешь ли ты выжить, даже если твоя душа будет проклята навечно? Это точно то, что ты хочешь? Мужчина сейчас склонился на свои колени, лицо его так близко склонилось к лицу Хёнджина, что умирающий парень мог разглядеть светящиеся рубиновые радужки, которые уставились на него в ответ. У него не было понятия, что подразумевал мужчина, задавая вопрос, он понял, что из-за потери крови он был в бреду, но все, что сейчас крутилось у него в голове, это то, как сильно он хотел вернуться домой, как сильно он хотел увидеть своих родителей, как ему еще многому нужно было научиться. Как сильно он хотел жить. — Прошу, — невнятно произнес Хёнджин, кашляя, чтобы прочистить дыхательные пути, чем заставил все свое тело сжаться в судороге. — Помогите… Это все, на что он был способен, прежде чем позволил своим рукам вяло упасть, а глазам закрыться. Ощутив себя так, будто он парил в воздухе, Хёнджин понял, что смерть не была такой болезненной, как он думал. Он наконец-то почувствовал себя спокойно, пусть он и не хотел уходить. Он больше не корчился в агонии. Пока не почувствовал ее вновь. Острое и не сравнимое ни с чем жжение начало распространяться по его телу, мужчина держался за его горло цепкой хваткой, погружая свои зубы сбоку на его шее. Глаза Хёнджина распахнулись, пока беззвучный крик рвался из его глотки. Он больше не хотел. Он лишь молил о жизни, а сейчас он хотел умереть. Боль, которую он ощущал, медленно развеялась и начала по-странному ощущаться эйфорично. Кем бы ни был этот мужчина— нет, чем бы ни было то, что с ним сделали, он больше не хотел, чтобы это прекращалось. Оно начало убаюкивать его обратно в бессознательное состояние, звук его собственного сердца в ушах начал замедляться, пока он не перестал различать его. Он больше не боролся. По факту, он не смог бы, даже если бы захотел. Он будто просто засыпал, и он вдохнул последний раз, острые зубы, введенные в его шею, исчезли, а мужчина встал над ним. — Удивлюсь, если тебе помогут, когда ты проснешься. Эта жизнь может быть адом. Особенно если ты сам по себе._________________
Он не мог дышать. Он не мог дышать. Он не мог дышать. Но чувствовалось так, будто ему и не нужно было. Руки Хёнджина попытались оттолкнуть вес перед ним, и вскоре он осознал, что один из его ужаснейших страхов воплотился в жизнь. Его закопали заживо. Но он обдумал, как он вообще умудрился выжить. Хотя в его голове он знал, что не об этом нужно беспокоиться в данный момент. У того, кто сделал это с ним, не было даже никакой порядочности, чтобы поместить его в какой-нибудь контейнер; он просто сгреб на него грязь, но он был благодарен в каком-то смысле, потому что это в разы облегчило ему путь, процарапанный к поверхности. Когда его рука прорвалась и он смог наконец-то вдохнуть гнилой воздух, Хёнжин начал благодарить свои звезды удачи за то, что он не задохнулся, но он не мог понять, почему же он этого не сделал. Любая из всех его мыслей о том, как он смог выжить, рассеялась, когда он увидел поле битвы, на котором он сражался. Тела. Везде, где только могли видеть его глаза. Ничего, кроме тел. Ни одно из них не двигалось, пока ветер свистел вокруг них. Он должен был ужаснуться, отвернуться, проблеваться, но он этого не сделал, потому что ничего не могло пересилить чувство голода, которое ударило по нему сильнее, чем что-либо раньше. Он чувствовал себя так, будто не ел ничего годами, его горло горело из-за невероятного иссушения, а запах, который окружил его, никак не помогал ему. Это была наиболее манящая вещь, которую он когда-либо ощущал, но он не был уверен, должно ли так быть в подобном месте. Зловоние гниющих тел, должно быть, было единственной вещью, загрязняющей воздух, но аромат, который разносился ветром, заставлял голод Хёнджина чувствоваться неутолимым. Это заставляло его руки трястись, его зубы прокусывать кожу губ, его ноги двигаться самим по себе, пока он не встал над случайным телом, лежащим на животе. Прежде чем он вообще понял, что делает, Хёнджин вцепился в человеческую шею, глаза его широко распахнулись от вкуса, который наполнил его рот. Это была самая вкусная вещь, которую он когда-либо пробовал, поэтому он продолжил пить, даже не фиксируя то, что он, вообще-то, высасывает у кого-то кровь. Но он продолжил это делать, потому что пока он продолжал, его разум становился чище, его мысли становились какими-то внятными, и когда он понял, что привязался к чьей-то бедной мертвой душе, он вытащил свои зубы и отпрянул назад. — Ой, боже, что же я только что сделал? — Хёнджин прокашлялся, положив пальцы поверх своих губ, подняв их перед глазами и увидев, что они были покрыты кровью. Посмотрев на тело, которое он только что осквернил, он подполз ближе, шепча извинения и смотря на две проколотых отметины на мужской шее. Каким монстром он был, что укусил мертвое тело посреди поля боя? Так еще и товарища. Труп, одетый в такую же форму, что и у него самого, был все ещё теплым, но отсутствие пульса совсем, когда Хёнджин проверил его, дало ему знать, что тот был точно мёртвым. В мгновение ока чувство отвращения и боли в сердце усилилось, потому что когда он увидел серебряную сережку, покрытую высохшей кровью, свисающую с уха мертвого человека, он понял, что он не только выпил кровь одного из своего отряда, но и осквернил одного из своих лучших друзей, человека, который взял его под свое крыло, кого-то, кого он считал братом. Когда Хёнджин повернулся к парню сзади, он лишь разразился рыданиями, ощутил слезы, собирающиеся в комок в его глазах и проливающиеся вниз. Но когда они приземлились на мертвое тело его друга, он понял, что из его глаз текла не вода. — Ю-Юта… Прости… Я не хотел. Я не знаю, что со мной не так. Пожалуйста, проснись. Ты мне нужен. Ты мне правда, правда нужен прямо сейчас. Конечно, никакого ответа он не получил. Хёнджин даже не знал, как долго он здесь сидел, хватаясь за перед пропитанной кровью Юты рубашки, пальцами еле-еле проводя по двум дырам от пуль, которые застряли в животе старшего. Смущение, осыпавшее его, внезапно заставило его подняться на ноги и начать идти, потому что он знал, что не получит никаких ответов, лежа на пустоши, и Юта не собирается просыпаться, чтобы объяснить ему все, как он это всегда делал. Он даже не знал, в каком направлении он идет или куда он направляется, но он знал, что ему нужно уйти от запаха, от которого его живот вновь урчал._________________
Хёнджин заблудился. Он забродил так далеко и так долго, но у него больше не было места, куда он мог бы вернуться. Не было места, потому что он знал, что он превращается в какого-то отвратительного монстра, который, видимо, только атакует людей и пьет их кровь. В момент, когда солнце начало подниматься над холмами, пока он шел, он начал чувствовать себя слабо, его кожа начала чесаться и сушиться, будто солнечный ожог начал покрывать его кожу, пусть он и был на свету около пятнадцати минут. Попытавшись остаться в тени по максимуму, Хёнджин постарался продолжать двигаться, даже если он чувствовал голод и утомление. Когда ночь наступила снова, он продолжил проходить через какие-то заброшенные поля, замечая образ кролика более чем в четверти мили отсюда и добегая до него, прежде чем сделать именно то самое, что он сделал с Ютой на поле боя. Хёнджин не должен был видеть этого, он не должен был нюхать это, но он это делал, и вкус животной крови облегчал в каком-то смысле, но с очень ужасным чувством он думал, что это не утоляло его жажду так хорошо, как это сделала кровь его друга. Его чувство отчужденности исходило от чего-то еще. По какой-то причине он как-то смог найти путь до дома, но не был уверен как. Это было будто что-то в роде чувства, ведущего его туда, будто его ноги автоматически знали, куда нужно делать шаги, чтобы привести его обратно туда, откуда началось его путешествие. Однако, когда он сделал первый шаг в город, в котором он вырос, никакие звуки не наполнили его уши, тепло, котрое должно было почувствовать его сердце, отсутствовало, свет от нависающего солнца был скрыт за лентами дыма, плывущего наверх, который заставлял Хёнджина ощущать легкое облегчение от ожогов его кожи, но его причина совершенно не утешала его. Его дом был полностью сожжен до основания, тела его матери с отцом, обернутые друг вокруг друга, лежащие в их собственной крови, заставили Хёнджина подавиться, парень упал назад и попытался изо всех чертовых сил не осквернить их тем же путем, что и Юту. Они заслужили лучшего, чем это, прямо как и его друг, но он знал, что если он останется рядом еще на подольше, он не сможет справиться с контролем его хищной стороны, которая заставит его сделать кое-какую вещь. Хёнджин поднялся и побежал. Куда, он не знал. Всё, что он знал, это что он не может остаться. Кроме того, для него тут ничего не оставалось. Человек, которым он раньше был, дом, в котором он жил, жизнь, котрой он решил следовать. Ничего из этого тут больше не было._________________
— Эй, ты там в порядке? Хёнджин добрался до следующего соседнего города, того, который еще не видел тех ужасов, что познал его собственный город. Казалось, что он поддерживал какую-то функциональность, но Хёнджин смог посетить только лишь центр, пока его тяга к еде снова не появилась под носом, и он не хотел ничего, кроме как укусить кого-нибудь и выпить всю, до последней капли, его кровь. Поэтому он решил остаться на окраине, в лесу, что достаточно снабжал его укрытием от стихии, и также широким разнообразием дикой природы, что довольно-таки утоляла голод, который он безостановочно чувствовал с того злополучного дня неделю назад. И с того момента у него не было никаких взаимодействий с людьми, лишь возвращение в город поздней ночью, когда едва ли хоть кто-то был снаружи, чтобы увидеть, сможет ли он собрать немного припасов. Может он воровал человеческие вещи с сушилок на их задних дворах ради чуточки тепла, когда зима начинала наступать, но он все равно не очень хорошо к этому относился. Он также попытался украсть еду из открытого окна чьего-то дома, но Хёнджин быстро понял, что его желудок больше не сможет сдерживать то, что считалось человеческой пищей, потому что, как он определил, он больше не был человеком. Так что, когда голос тихонько обратился к нему, пока он пытался схватить плащ из чьих-то помятых вещей в корзине у их порога, он повернулся и довольно громко зашипел, позабыв о том, что он не должен раскрывать кому-либо что-либо о себе. Он был уверен, что он убьет его прямо на месте, если поймет, что он больше не человек. Когда Хёнджин сфокусировался на человеке, он быстро заблокировал свой нос, ущипнув его, запах мокрой собаки осыпал его в очень неприветливом стиле. — Воу, малютка, все нормально. Я не собираюсь тебя обижать. Но разве ты не знаешь, что ты не можешь вот так в открытую щеголять своими клыками? Прохныкав в ответ на замечание, Хёнджин подпрыгнул и использовал руки, чтобы закрыть рот и спрятать острые зубы, которые высовывались из-за губ. Держа рот и нос закрытыми, он мог вызвать проблемы с дыханием, но это была еще одна вещь, которую Хёнджин позже понял. Ему больше не нужно было дышать, чтобы оставаться живым. Мужчина напротив него выглядел странно, в большем смысле, и это наблюдение заставило его немного съежиться, когда он подумал о факте, что он подумал о том же, когда впервые встретил Юту. Голубые волосы, две царапины на его брови и пара ушек, полные прекрасных аксессуаров, мужчина взаправду был каким-то неземным, и то, как он смотрел на Хёнджина, заставляло его чувствовать себя по-странному безопасно, хотя он и не был уверен, были ли правы его инстинкты. — Сколько тебе лет? Ты выглядишь довольно молодым, — задал вопрос парень, не двигаясь ближе к Хёнджину, оставаясь на месте с руками за спиной и нежной улыбкой на губах. — Двадцать два года. — Нет, не твой человеческий возраст. Как долго ты обращен? — Обращен во что? Мужчина хмыкнул, но не так, чтобы заставить Хёнджина чувствовать себя так, будто он его только что разозлил. Скорее, с некой ноткой сочувствия. — Так, наша теория была верна. Ты понятия не имеешь, кто ты такой. Где твой производитель? Хёнджин слегка наклонил свою голову, не понимая, почему этот мужчина не чувствовал отвращения к нему и тому, чем он стал. Почти будто он знал точно, чем Хёнджин являлся, и если признаться честно, это давало Хёнджину немного надежды, что он сможет пройти через это не один. — Мой что? — Окей, думаю, мне нужно кое-что объяснить. Идем со мной. У Хёнджина действительно не было сил отказываться, хватая юношескую руку и позволяя себе быть притянутым к другому. — Меня зовут Хонджун, малютка. Я из Прэтора Люпус, и я здесь, чтобы помочь тебе. Я думаю, тебе будет сложно некоторое время, но я присмотрю за тобой. Тебе больше не нужно волноваться._________________
— Как ты уже наверняка знаешь из своих уроков по истории, мятежники были подавлены и наша сторона выиграла войну, но это была действительно пиррова победа. Мы так много потеряли, и число погибших было существенным. Мне также удалось увидеть, чем все это обернулось, но поединок был, разрушения и смерть, оно того не стоило. Но, опять же, действительно ли стоит того война? Глаза Хёнджина начали снова фокусироваться на стакане, когда он вернулся к настящему, вновь блокируя свои воспоминания, не желая еще раз раскрывать их в ближайшее время. — После этого Хонджун посадил меня и объяснил, что, по его мнению, произошло, когда я рассказал ему свою историю. Прэтор Люпус это самоуправляющаяся группа Оборотней, которые, по сути, являются защитниками. Они выслеживают осиротевшую Нежить, такую, как новообращенные Оборотни и Вампиры, или Маги, которые понятия не имеют, что они такое, и помогают им понять. Хонджун помогал мне с поиском моего первого клана, который научил меня всему, что мне нужно было знать, и я правда более чем благодарен ему за это. Хонджун был прав, это было чрезвычайно трудно для него поначалу, после того, как старший нашел его, но все в один момент у Хёнджина заработало, не после того, как он пережил кучу проблем. Попытки научиться контролю жажды крови и привыкнуть к усиленным звукам и запахам вокруг него, конечно, не были сказкой. Естественно, сначала он не верил Хонджуну, потому что почему он должен? Это было абсурдно и дико неправдоподобно, но когда прошло время, он понял все, что с ним случилось и как оно было связано с тем, что ему сказал Хонджун. Это было ужасающе, то, к чему ему нужно было привыкнуть, но в итоге он был благодарен, что ему дали второй шанс на жизнь, и его первый клан был так же рад помогать ему. — И Хонджун, и мой клан были шокированы тем, что мой производитель вот так оставил меня, не позаботившись о ком-то, кого он обратил. Но не то чтобы я об этом волновался с тех времен. Этот Вампир мертв. Я почувствовал это в один день лет пятьдесят назад, боль, через которую он прошел, когда умер, — проинформировал Сынмина Хёнджин, отпив кровь из своего бокала. Глава его предыдущего клана сказал ему, что если его производитель умрет, он ощутит ту же боль, что и Вампир, когда познает смерть. Так как Вампиры не могут умереть по естественным причинам, это должно значить, что кто-то или что-то убило его, но у Хёнджина правда не было ни капли сочувствия к тому, кто обратил его, а лишь оставил его в смущении и одиночестве, не понимающего, что с ним произошло. — Возвращаясь назад, Хонджун вполне был моим спасителем. Из-за того, что он Оборотень, а они не бессмертны, он уже давным-давно мертв, но мы провели хорошее время вместе перед его смертью. Он был одним из моих лучших друзей, и я все еще скучаю по нему, по сей день. Хёнджин улыбнулся, подумав о гиперактивном Оборотне, который был настолько добрым, что следил за ним, когда он в этом нуждался, пусть он и не должен был сохранять с ним связь после того, как уместил его в клан, но Хонджун никогда не был тем, кто подчиняется правилам. — В любом случае, это моя довольно депрессивная история жизни. Ты сожалеешь о том, что спросил м— эй, Минни, что такое? Хёнджин довольно сильно заволновался, когда наконец-то посмотрел на Сынмина в ожидании реакции, лишь увидев Сумеречного охотника, чьи слезы ниспадали с его бледного лица. — Боже, прости меня. — Тебе не нужно извиняться за слезы, Минни. Просто скажи мне, что— — Нет. Я имею ввиду, что извиняюсь за то, что тебе пришлось пройти через что-то подобное. Хёнджин, бедняга ты. Я представить не могу, каково это все было для тебя, — Сынмин вытер слезы, потянувшись через весь стол, чтобы взять обе руки Хёнджина. Немного помотав головой, Хёнджин не смог не почувствовать укол острой боли в груди, когда увидел, как Сынмин рыдает из-за него. Это не должно было произойти; Сынмину нужно улыбаться, он всегда должен улыбаться. Каждый раз, когда он рассказывал свою историю другим, никто, наверное, и не скрывал легкую тяжесть, когда слушал о том, как он питался своим лучшим другом, пусть даже он не контролировал себя в тот момент. Единственным исключением были его друзья из Академии, те, которых он встретил случайно, попытавшись посетить совещания, хотя ни у кого из них не было такой же отрицательной реакции, как эта. — Минни, нет, все в порядке. Мне нужно было перетерпеть некоторые вещи, но разве не все мы должны? — Совсем нет, Хёнджин. Никто никогда не должен проходить через что-то подобное. Светлая душа, принадлежавшая Сынмину, засияла еще раз и притянула к себе проклятую душу Хёнджина. Он уже знал. Он знал, что у него теперь абсолютно не было выхода. Хотел он этого или нет, Хёнджину нужно было иметь Сынмина в своей жизни. Теперь без каких-либо вопросов. Не только из-за притяжения, которое он чувствовал к красноволосому Сумеречному охотнику с того момента, как его глаза упали на него, но и потому, что Хёнджин знал, что никогда не найдет кого-то другого, кто будет воплощением слова «идеальный» во всех смыслах, о которых он мог только подумать. — К несчастью, я сделал это, но у этого всего есть и другая сторона. Как я и сказал тебе раньше, я получил бессмертие, обладание множеством крутых способностей, о возможности которых я даже и мыслить не мог, встретил таких людей, как Хонджун, мой клан и все из Академии, которые являются самыми важными людьми в моей жизни. И, конечно же, мои обстоятельства позволили мне встретить тебя. Может это и не было время для бесстыдного флирта, после вида на то, как Сынмин отреагировал на его прошлое, но Хёнджин не смог себя сдержать. Он хотел поднять настроение и поселить эту завораживающую улыбку снова на лице Сынмина. К счастью для него, очевидно, это сработало, так как младший слегка посмеялся, беря салфетку, которую ему предложил Хёнджин, и высмаркиваясь. — Сони убьет меня. Он так упорно работал над моими волосами и макияжем, а сейчас у меня сопли и слезы, которые портят мое лицо. Прости, если я сейчас выгляжу беспорядочно. Определенно не то, с чем ты бы хотел провести время, считать важным человеком и так далее. Хёнджин почти что спросил Сынмина о том, что он имел ввиду, но после начавшихся слез красноголового, он понимал, что они получают несколько обеспокоенных взглядов, и Сынмин наверняка подумает, что на них пялились от неловкости, но Хёнджин знал, что люди были просто любопытными и удивлялись, почему глава Сеульского клана только что заставил плакать Сумеречного охотника. — Ты можешь просто встать с кровати утром и я захочу провести с тобой время. Ты совершенно великолепен, даже с соплями, капающими на твои джинсы, — игриво попытался Хёнджин, когда глаза Сынмина опустились, чтобы увидеть, что его джинсы все еще были чистыми, а Вампир просто над ним подшучивал. — Хорошо, что ты думаешь, что я важен. Сынмин бросил салфетку, которую использовал, чтобы вытереть свой нос, обратно Хёнджину, заставив Вампира подавиться, от чего Сумеречный охотник довольно-таки громко засмеялся, делая с сердцем Хёнджина эту трепещущую штуку, которая происходила с того момента, как он встретил парня. Они еще немного поговорили, каждый поделилися какими-то историями из прошлого и надеждами на будущее. Спустя пару часов Хёнджин сказал, что они уже как-бы должны возвращаться в Академию. Это была почти полночь, и Вампир действительно не хотел умирать от рук Гюхуна из-за того, что задерживал Сынмина дольше, чем они договаривались. Если бы Хёнджин не знал ничего получше, он бы сказал, что Сынмин выглядел почти что расстроенным от того, что тот бросил его у двери и пожелал спокойной ночи, быстро подмигнув, прежде чем повернуться назад и пойти обратно в отель на ночь. — Хёнджин, подожди. Вампир едва ли повернулся, прежде чем почувствовать мягкие губы на своей щеке, нежный поцелуй, врученный ему Сынмином, который отошел на пару шагов назад и ангельски ему улыбнулся. — Спасибо за сегодняшнюю ночь. Мне правда понравилось. Все было немного напряжено поледние пару дней, выброс в новую жизнь и нужда выяснить так много о себе, но ты заставил все это во мне исчезнуть сегодня ночью, и я очень ценю это. Если тебе все понравилось, я бы хотел повторить это. Мозг Хёнджина ощутил короткое замыкание, и если бы ему нужно было дышать, он понимал, что задохнулся бы после того, что Сынмин только что храбро сделал. Нуждаясь в наведении порядка в мыслях по причине Сумеречного охотника, выжидающе уставившегося на него, Хёнджин быстро прокричал «да, конечно, я бы тоже очень хотел повторить это. Я позвоню тебе,» прежде чем Сынмин хихикнул и исчез в Академии. Все было так, как Хёнджин и думал: он больше не сможет оставить Сынмина одного. Он, без сомнений, нуждается в этом сладком парнише в своей жизни с этого момента.