_______________
— Если ты не уберешь свою руку подальше от моего шоколада, ты ее лишишься, Чонин. Едам допустил, что смех парня постарше заставил каждый грамм раздражения в его теле растаять. То, как его прекрасные глаза сильнее жмурились с каждым смешком, заставляло цветы распускаться в его груди, чувство не было похоже ни на одно из тех, что он уже испытывал ранее. Это был обычный пятничный день, оба они свернулись в постели Чонина, спрятавшись под шерстяными одеялами, смотря Диснеевский фильм, что они оба видели уже миллион раз. Несмотря на предупреждение, рука Чонина подлетела к сладости, засунув ее кусочек в его рот до того, как Едам смог бы остановить его, но этим он заработал себе лишь хлопок рукой младшего по его бедру, заставив еще больше смешков сорваться с его рта. Вернувшись к исходной позиции с лежащей на плече Едама головой, Чонин закинул свою руку поперек чужого живота, зарываясь в Едама еще сильнее и тыкаясь носом в его шею. Для них не было странным быть такими нежными и тактильными; черт, люди, что знали их, подумали, что было бы странно, если бы они не висли друг на друге. Они всегда были такими с момента их встречи в первый день в детском саду, когда им было по три года. Пока они вместе росли, старые девы ворковали и щипали их за щеки, говоря, насколько очаровательным было их вечное прилипание к бедрам. Они годами вместе ходили в школу, занимались кружками, выполняли домашнюю работу до поздней ночи, проводили каждую возможную секунду вместе, потому что они нигде больше не хотели находиться. Это было нормально, но значение, стоящее за этим, с недавних пор поменялось для Едама. Притянув Чонина к себе ближе и положив свою щеку на макушку черных волос, пока на заднем плане играла «A whole new world», Едам начал думать о том, как его чувства начали сменяться от платонических к каким-то другим. Не зная, что делать, Едам валился с ног и подавлял сказанные эмоции месяцами и, хоть это и убивало его изнутри, он никогда бы не смог жить свою жизнь без Чонина в ней, если тот не ответит взаимностью. Но иногда, в такие моменты, как этот, когда Чонин легонько дышал ему в шею, прижимая его ближе и ощущая спокойствие, Едам думал, что старший, возможно, чувствовал то же, что и он. Или, может, это было лишь принятие желаемого за действительное. Но Едам больше не мог сдерживать это. Слишком больно было притворяться; ему лишь нужно было воспользоваться шансом. Он видел достаточно фильмов и прочитал достаточно книг, чтобы знать, что подобное подавление чувств в итоге ему аукнется вдвойне. Поэтому он собирался сделать то, что его разум криком говорил ему не делать. — Чонинни? — позвал Едам, почти что надеясь на то, что Чонин уже уснул, из-за своей трусливости, но, к сожалению, он в ответ получил сонное мычание. — Могу я сказать тебе кое-что? — Конечно, Едам. Ты всегда можешь поговорить со мной обо всем, ты знаешь это, — старший что-то бормотал, очевидно, находясь на грани дремоты, но держался, чтобы послушать то, ради чего его окликнул Едам. Если он собирался сделать это, то Едам собирался сделать это правильно. Хоть он и не хотел тревожить Чонина, Едам сел прямо и разместился на своих коленях, посмотрев на Чонина, начинающего выть из-за потери своего человеческого плюшевого медведя и тепла, что он ему приносил. — Окей, Чонин. Я хочу, чтобы ты знал, что ты мой самый лучший друг на всем белом свете. Я не могу даже начать думать о том, что тебя со мной не будет. С небольшой вспышкой страха в глазах, Чонин присоединился к Едаму, сидящему на кровати, удивляясь, почему младший вообще мог подумать о том, что Чонина бок о бок с ним не будет, хотя они дали друг другу обещание, что никогда друг друга не оставят. — И ты мой лучший друг, Едам. Эй, почему ты расстроился? И лишь когда руки Чонина заключили в себе его собственные, Едам осознал, что слезы начали капать на их сцепленные пальцы. Он сказал себе быть сильным, не заставлять Чонина чувствовать вину за все это, но, видимо, все пошло коту под хвост. — Я не хочу, чтобы ты бросил меня, — Едам шмыгнул носом, не способный вытереть слезы, пока Чонин держался за его руки изо всех сил. — Никогда, Едами. Тебе даже не нужно беспокоиться об этом. Иди сюда, — утешил Чонин, поманив Едама в свои руки и сжав чужие плечи, чтобы остановить чужой тремор. — Что тебя на это натолкнуло? — Несмотря ни на что, ты не уйдешь? — Едам, — слегка припугнул Чонин, отпрянув и потерев щеки младшего, пытаясь остановить все еще падающие слезы. — Я так сильно люблю тебя. И так уже долгое время, и меня убивает то, что я ничего не говорю. Время, что мы провели вместе, я ни за что не променял бы это на целый мир, но я не могу продолжать делать вид, что это значит для меня то же, что и для тебя. Напряжение, которое Едам ожидал ощутить в комнате, так и не пришло, лишь Чонин сидел перед ним с лицом, что заставляло его чувствовать себя так, будто он не выставил себя дураком, хотя сначала он верил в это. — Ты любишь меня? Реально? Я допускаю, что интерпретирую это правильно и ты имеешь ввиду не как друга? Все, что смог Едам сделать, это лишь кивнуть своей головой, подняв ее, чтобы зацепиться взглядами с Чонином, пока тон его звучал, на что Едам молился, полным надежды. — Наконец-то. Пришло время. А я все думал, когда ты уже скажешь мне. — Что? — У меня было подозрение, что у тебя есть ко мне чувства некоторое время. Я не хотел заставлять тебя, так как ты, видимо, сомневался внутри себя стоит ли тебе делать с этим что-то или нет. — Ты знал?! Ты знал и ничего не сказал?! Я так долго мучился от того, как сказать тебе, а ты— Едам мог бы продолжать злобно бубнить еще дольше, но затем, когда губы Чонина врезались в его собственные, он сдался и решил, что это было куда лучшим выбором. Правда, было слегка отвратно от всех его слез, падающих на его губы, пока Чонин продолжительно клевал их в тонкой улыбке своих, но Едам даже не собирался его останавливать, когда он буквально мечтал об этом моменте так много недель. — Это было куда лучше, чем я представлял. Может, время, что мы провели вместе, значит для нас обоих одно и то же. Ждал этого годами, — вздохнул Чонин, заметно двигаясь ближе, чтобы продолжить целовать ожидающие губы Едама, прежде чем в дверь не послышался стук. Ответ определенно был не нужен, так как личность по ту сторону двери вошла, позволив двери с размаху удариться о стену и заставить и Чонина, и Едама вздрогнуть, потому что они были уверены, что услышали треск. — Мама хочет поговорить с тобой о чём-то снизу. Изо всех сил стараясь скрыть свои очевидно очень покрасневшие щеки из-за того, что он только что делал с Чонином, Едам смотрел куда угодно, но только не на старшего брата его друга, который, кажется, не обращал никакого внимания на них обоих, глаза его были точно направлены на телефон в руках. — Чего она хочет? — начал жаловаться Чонин, по большей части из-за того, как его брат ворвался в его комнату без разрешения. — Откуда мне знать? Иди и узнай сам, — выплюнул Соджун, промямля что-то о том, что он не был на побегушках между ним и их матерью. — Боже, ладно. Чонин наклонился, чтобы поцеловать щеку Едама, когда они предположили, что Соджун не смотрел, хотя это, видимо, не было причиной, так как старший поднял бровь на это действие, после повернув лицо с раздраженным рыком обратно к тому, что он делал ранее. — Не знаю почему ты ведешь себя как угрюмая боль в заднице последнее время, но это начинает очень быстро надоедать, — проворчал Чонин, уворачиваясь от удара Соджуна и перепрыгивая по две ступеньки лестницы за раз. Как только Чонин покинул комнату, появилось невообразимое напряжение между Едамом и Соджуном и это определенно было не из-за того, что Едам теперь встречался с его младшим братом. Несколько недель назад стало ясно, когда Едам пришел к Чонину домой, чтобы помочь старшему с его экзаменами на первом курсе колледжа, что что-то в Соджуне изменилось, что-то, что определенно было не особо очевидным для тех, кто не был знаком с Сумеречным миром. Пусть даже он и не был особо осведомлён о многих вещах, Едам знал, как выглядели люди, проходящие через изменения. Он слышал о том, как Соджун вел себя «слишком уж паршиво», если верить Чонину, как он пропадает поздними ночами, больше к огорчению его родителей, как он слег больной с жаром три раза за последние три недели, и Едам знал, что это звучало ужас как похоже на случаи, что ему давал дедушка в детстве для анализа. Когда Чонин ушел за едой для них, Едам побежал к комнате Соджуна, упрашивая старшего впустить его внутрь, чтобы они смогли поговорить. Ему бы, конечно, пришлось подтвердить свою теорию до того, как он узнает все остальное, так как Клэйв придет за ним, если он ошибется, но, в конце концов, это занимало не так уж и много времени. Не получив ответ, Едам зашел сам, обнаружив Соджуна без футболки, и тот повернулся, показав все еще свежую царапину поперек его торса. Соджун закричал на него, чтобы тот ушел, закрывая себя, пока Едам не начал спрашивать, чувствовал ли он себя болезненно. Просыпался ли он в местах, куда он не помнил, как добирался. Царапала ли его бродячая собака или что-то похожее. Когда Соджун замер от вопросов, Едам понял, что забил гвоздь ему в голову, и у Соджуна был какой-то контакт с Оборотнем, который, зная или возможно неосознанно, обратил его в такого же. Упав в руки Едама, Сонджун не смог не сломаться, наконец-то узнав, что он не сходил с ума, что ему не нужно было проходить через это одному. Это заняло много убеждений, книг и изучения, чтобы показать Соджуну, что с ним случилось. Конечно же, он назвал Едама сумасшедшим в самом начале, но слишком много его речей имели смысл. Когда он пришел к некоему принятию, Едам рассказал ему о Клэйве и том, что ему нужно будет доложить о том, что произошло. Хорошим это не кончилось, Соджун прижал Едама к стене, после чего старший отпрянул в извинениях, умоляя его держать это в секрете, как минимум сейчас, и хоть Едам и знал, что обязан был доложить о новообращенном Оборотне людям, которые смогли бы помочь ему, Соджун тоже был его другом, и он собирался помочь ему насколько это возможно, пока Сонджун не будет готов выйти в свет. Это было более трех недель назад, и сколько бы Едам ни сделал для него, Соджун становился лишь злее и тревожнее, настолько, что Едам уже устал пытаться ему помочь. — Соджун, как у тебя там с теми книгами, что я тебе дал? Они помогли тебе что-нибудь понять? — Не читал их, — резко ответил Соджун, пальцами несколько раз нажав на экран своего телефона. С большой силой укусив свою губу, Едам максимально постарался не сравняться с возмущением старшего, но он сдерживал свое раздражение слишком долго, и это уже было точкой невозврата. — Хорошо, пусть так. Я изо всех сил старался помочь тебе пройти через это, Соджун, но я могу сделать лишь столько. Я боюсь, что ты в итоге навредишь себе или кому-то ещё, и я не собираюсь нести за это ответственность. Я сегодня ночью свяжусь с Клэйвом и расскажу им— Едам бы ничего не рассказал Клэйву, потому что поразительное негодование, что излучалось Соджуном, вжимающим его сейчас в кровать, заставляло каждую каплю мужества, что была у него, испаряться в теплый вечерний воздух. — Расскажешь кому-то обо мне, Едам, и ты пожалеешь об этом. Ты разрушишь мою жизнь каким-то тупым учреждением, что попытается запереть меня навечно, и я разрушу твою, забрав у тебя каждого, кого ты любишь. Ты меня понял? Стараясь поддерживать зрительный контакт с Соджуном и игнорировать черные уши и торчащие клыки, что начинали прорастать, Едам открыл свой рот, чтобы сказать, что он более чем понимал, но рубиновые радужки, уставившиеся на него в ответ, заставили Едама почувствовать себя чуть более напуганным за свою жизнь, и ничего, кроме хрипящего звука, он не издал. Это был не тот Соджун, которого он знал. Старший всегда был добрым и заботливым, относящимся к Едаму, как к младшему брату. Он был тем, к кому Едам мог прийти, если ему когда-нибудь понадобится помощь, но сейчас… Соджун невероятно быстро терял контроль, но когда легкие шаги раздались по деревянной лестнице, Соджун отпрыгнул назад, пряча уши под капюшоном и закрывая рот, чтобы замаскировать клыки. Две секунды спустя Чонин зашел в комнату с ослепительной улыбкой, но остановился, когда заметил, что никто из парней в комнате на него не смотрел. — Что-то не так? — спросил Чонин, не получив в ответ ничего, кроме ворчания Соджуна, который покидал комнату, одарив самым последним взглядом Едама, прежде чем повернуть за угол. Изо всех сил постаравшись выглядеть спокойным, Едам раскинул руки, практически умоляя Чонина подойти и присоединиться к нему в кровати. Казалось, что это сработало, когда Чонин подбежал к нему, соединив их губы в одно целое еще один раз, но продлилось это недолго, так как он отпрянул, чтобы взять Едама за руки. — Может это немного поздно, но заинтересован ли ты в статусе моего парня, Бан Едам? Со скрипом кровати под ними, Едам нежно чмокнул Чонина в губы, его ответ более менее передавался через это маленькое действие. — Я весь твой, Чонинни. — Эй, ты уверен, что все в порядке? Нет, не уверен. Соджун был Оборотнем. Он был невероятно нестабилен в тот момент. Он только что угрожал ему и его семье. Он собирался причинить людям боль и тот ничего не мог с этим поделать. Едам был не в порядке. — Ага, я рад. Как бы сильно мне не нравилось тебя целовать, как думаешь, могли бы мы просто немного пообниматься или что-то подобное? Это было плохим отвлечением, но это все, что он мог себе позволить на данный момент, и казалось, что Чонин был более чем согласен любезничать. Позволив себе прижаться к груди Чонина, Едам улыбнулся, когда почувствовал чужие губы на своих волосах, надеясь, что Чонин не чувствовал, как быстро билось его сердце, или, как минимум, надеялся, что так было из-за того, насколько он был нежным, а не из-за того, как его брат чуть ли не вырвал Едаму глотку. — Засыпай, Едами. Мы поговорим побольше утром. Люблю тебя. Едам не собирался спать этой ночью, не тогда, когда у него было так много ужасающих мыслей, пробегающих в его голове. Все вероятное, что могло произойти, если он не доложит о Соджуне, вызывало мигрень, но сейчас, все, чего он желал, это почувствовать руки вокруг себя. К счастью, больше вдохновения для решения придут к нему завтра. — Тоже люблю тебя, Чонин._______________
Прошло шесть недель с последнего инцидента, и Едам молился каждому божеству, что существовало, каждую ночь, чтобы Соджун смог контролировать своего волка хотя бы на долю лучше, чем было в тот вечер, когда он угрожал. Едам так сильно хотел отправить его Клэйву или, еще лучше, Прэтор Люпусу, так как их работой была забота о новообращенной Нежити, но как только он садился за один стол со своими мамой, папой и младшей сестрой, он даже не мог начать думать о том, что Соджун мог с ними сделать, если он разболтает его секрет. Из позитивного, проведенное время в отношениях с Чонином было неописуемо. Они были еще более нежны друг к другу, сжаты до смерти их родителями, когда те услышали их чудесную новость, и Едам должен был признать, что поцелуи, которые он получал, определенно были привилегией. Этой ночью, однако, он был один. Был день рождения мамы Чонина, и у них всегда была семейная традиция ужинать чисто вчетвером. Конечно, мама Чонина пригласила Едама, но он вежливо отказался, сказав, что у него было слишком много домашней работы, чтобы увидеться, но настоящей причиной было то, что он не хотел влезать в их семейное времяпровождение. Ничего нельзя было поделать и с фактом, что он также хотел избежать Соджуна, будто чуму. Именно поэтому, когда телефон Едама начал гудеть на его столе, а на экране высвечиваться имя Чонина, он удивился, почему тот звонил ему в такое время. Конечно они еще не были дома, а если бы и были, Едам специально сказал, что встретится с Чонином на следующий день, чтобы он смог провести время с его семьей. Несмотря на то, что он никогда больше не удостоится возможности поговорить со своим парнем. — Ты правда не можешь протянуть и пары часов без разговоров со мной? Ты так сильно скучаешь по мне? — поддразнил Едам, драматично вздохнув, но то, что он услышал далее, заставило его сердце застыть как лед. Ужасающее рычание. Леденящие кровь крики. Что-то отрывалось, и похоже было лишь на плоть. Прекрасный голос Чонина хрипел, когда он умолял оставить его в живых. Страшный визг заполнил воздух. Было ошибкой не докладывать о Соджуне, и когда Едам справился с фокусировкой на реальности, пока звуки в телефоне продолжались, он открыл окно, увидев идеально круглый, ослепляющий свет в небе. Полная луна. Нет. Даже не обувшись, Едам выскочил за входную дверь, используя телефон, чтобы определить местоположение Чонина, к счастью, у него была установлена такая возможность, так как старший вечно терял свой телефон. Он никогда в своей жизни не бежал так быстро, все время молясь и умоляя, чтобы он не опоздал. Чтобы он случайно не убил своего лучшего друга и единственного парня, которого он любил, своим молчанием. Когда телефон в его руке зазвенел, Едам заметил, что локацией был переулок рядом с рестораном, в который пошли Чонин и его семья этим вечером, но как только выскочил адрес, он пропал, что значило, что телефон разрядился или отключился. По какой-то причине, Едам не хотел думать, лишь повысить скорость и проигнорировать то, как гравий и остальные разнообразные объекты, разбросанные на земле, царапали его ноги. Не менее пяти минут у него занял путь до туда, но прибыл он не первым. Место уже было отделено полицейской лентой, противное желтое «осторожно: не входить», выцарапанное на ней, вызывало боль в животе Едама. Он умел читать, он знал, о чем там говорилось, но это не остановило его, он пробрался через маленькую толпу, которая сформировалась перед барьером, где его остановил здоровенный офицер полиции, странный оттенок зеленого покрывал его лицо. — Ребёнок, пожалуйста, шагни назад. Гражданские не могут пройти дальше этой точки. Слова мужчины для него ничего не значили, как и двое других полицейских, раздвинувшихся перед ним, показывая два тела, которых уже начинали покрывать полотнами, объявляя их преждевременную смерть, пока Едам не посмотрел на их лица. Толстые куски плоти были оторваны от их костей, следы когтей обезобразили их лица, кровь каскадом стекала со стен вокруг них, и это заставило Едама броситься прыгать через барьер, лишь чтобы его сдержала пара сильных рук. — Эй! Ты меня не услышал, ребёнок? Никаких гражданских— — Пожалуйста! Это родители моего парня! Что случилось?! Пожалуйста, расскажите! Он задал идиотский вопрос, правда. Едам уже точно знал, что произошло, но его страх, запутавший мозг, хотел услышать это от кого-то еще. Хоть он и боролся с хваткой офицера, он не видел никаких признаков Чонина, и он не был точно уверен, было ли это хорошим знаком или нет. — Успокойся, успокойся. Тебе станет только хуже. Сюда, пойдем со мной, — призвал мужчина, потянув Едама за руку, чтобы направить его к стулу перед близстоящим рестораном. Чувствовалось это неправильно, оставлять родителей Чонина вот так, в холодном тёмном переулке, чтобы на них указывали и тыкали пальцами прохожие, которые пытались расследовать, какое из ранений их убило. И тогда Едам увидел, как они осматривают кого-то еще. Черного волка. Очевидно мёртвого. Глотка практически была вырвана напрочь. Кровь прудом лежала под его ртом. Едам почувствовал себя так, будто сейчас свалится в обморок прямо на месте. К счастью, мужчина, поддерживающий его, кажется, заметил это и схватил его за плечи, чтобы выровнять его, прежде чем опустить его. — Ты не должен был видеть это, ребёнок. Никто не должен был. Я на этой работе больше десяти лет и я никогда не встречал ничего подобного. Меня зовут Хонки. На, держи кусочек шоколада. Тебе нужно поднять уровень сахара в крови. Ты шокирован. Подумав, что он не сможет переварить это, но все так же с благодарностью приняв сладость от офицера, Едам закинул кусочек в свой рот, думая о прошлом разе, когда у него была такая же сладость, и лежа на кровати Чонина он был более чем доволен мгновением, и он боялся, что больше никогда не найдет такое счастье вновь. — Смотри, — начал офицер, положив в руку Едама еще один кусок шоколада, — Я правда не должен тебе это рассказывать, но я вижу, что ты очевидно заботился о них. По всей видимости, какой-то дикий зверь смог прибежать в город и напасть на этих бедных людей. Две жизни потеряны из-за какого-то уродского случая. Это не было уродским случаем. Едам знал, что это факт. Это должно было произойти рано или поздно и он абсолютно презирал то, что знал и это, и так ничего и не сделал. Он потерял одних из самых важных людей в его жизни из-за своего безделья, и он ничего не мог сделать, чтобы вернуть их обратно. Погодите. Только две? — А разве не было еще одного человека с ними? Парня почти того же возраста, что и я. — Хах? Нет, никого больше не было. Только те двое, которых осматривают, — озадаченно сказал Хонки. — Правда? И вы не находили ничего похожего на рядом лежащий телефон, так ведь? — Только те, что были в сумках погибших. Почему ты это спрашиваешь? Ты что-то знаешь? Едам знал слишком много, но каждая деталь, которую он знал, не могла быть раскрыта этому офицеру, что оставил Едама больше с вопросами, чем с ответами. Чонина тут не было. Очевидно, он никогда не связывался с полицией. Новостные репортажи никак не упомянули его, связанного с инцидентом. Соджуна тоже. Только что два парня из семьи Ян пропали после ужасных смертей их родителей. Все подозревали, что происходило что-то зловещее, но, по прошествию времени, люди перестали подозревать, перестали думать о всех них вместе. Ничто из этого не имело смысла, но через какое-то время все начало возвращаться к норме. Для большинства людей. Соджун угрожал семье Едама, если только тот расскажет кому-то его секрет. Едам никогда бы не подумал, что из-за его рта на замке родители Чонина пострадают от судьбы, от которой он пытался уберечь своих собственных._______________
— Может это было отрицание, но я поверить не мог, что Чонин мертв, когда на том месте ничего его не нашли. Я слышал его на том конце телефона той ночью, просящего его брата не убивать его таким ужасающим голосом, так что я знал, что он там был. Он не просто испарился в воздухе. Нет, он не испарился. Сейчас он был частью стаи Чана, всё это ночное безобразие обеспечило то, что Чонин больше никогда не сможет вернуться к той жизни, которую он когда-то вел. — Я не знал, как еще можно было его найти, кроме как с помощью Мага. Позвольте сказать, он был удивлен, когда Примитивный появился перед его дверью, прося его использовать отслеживающее заклинание на своем парне. Едам слегка прыснул смехом, но после рассказанной истории Чан знал, что за смехом не стояло никакого юмора; он был, чтобы замаскировать его боль. — Он попросил оплату вперед, но так как у меня было недостаточно денег, мне пришлось поработать какое-то время и наскребать в добавок к сбережениям, что и заняло у меня так много времени, чтобы добраться до сюда. Звучало почти так, будто бы Едам извинялся перед Чаном за то, что не пришел раньше, но это едва ли что-то значило для альфы, так как тот никогда и не представлял, что друг… или парень Чонина объявится. — Когда я смог немного собрать, он сказал мне, что тот был в Сеуле, но он не даст мне конкретное местонахождение, так как моей суммы не хватало. Ага, он был в каком-то роде засранцем. Не каждый Маг был таким же услужливым, как Минхо, когда дело касалось предложения о помощи; Чана об этом предупреждали. Кажется, Едаму случилось натолкнуться на одного из таких Магов в своих поисках лучшего друга. — Но когда я услышал, что он был жив, я никогда не чувствовал такого облегчения. И все же, когда я пошел искать его, я не ожидал, что буду атакован демоном Рахаб, не говоря уже о спасении человеком, которого я искал, — Едам вздохнул, подбираясь к концу своей длинной истории. — Когда я увидел уши на голове и то, как он нападал на демона, я понял, что нетронутым после атаки брата он не ушел. Я так сильно хотел задержать его, но он выглядел немного напуганным тем, что я там был. По понятным причинам, я думаю, а потом он скрылся. Но это в значительной степени вводит вас в курс дела моей точки зрения. Как насчет вашей? Это не было приказом, скорее просьбой. Очевидно, было много вещей, которых Едам все еще не знал, и было более чем понятно, что Чан заполнит пробелы для него. — Я не должен тебе ничего рассказывать. Шокированные глаза уставились на него в ответ, потому что Едам, видимо, думал, что, так как он был честным, Чан проявит к нему ту же вежливость. И хоть план Чана заключался в умалчивании, смирение в глазах Едама заставило альфу обдумать свою жестокую оболочку, громко цокнув языком, прежде чем хлопнуть в ладоши. — Я посещал своего друга в Пусане. Его зовут Даниэль и он тоже Оборотень. Мы гуляли по городу, когда оба почувствовали запах вышедшего из-под контроля волка, запах Даниэлю был незнаком, хотя он был одним из немногих альф в той области. Затем мы услышали крики, — Чан запнулся, начав заново проживать ту ночь, в которую он впервые встретился с Чонином. Ничто во всем мире не могло подготовить его к тому, что он обнаружил. Два изувеченных тела, больше не содержащих крови, судя по количеству той, что была разбрызгана вокруг них. Черный как смоль, бродячий Оборотень, очевидно, виновник данного опасного преступления. Парень с рваным следом от укуса, небрежно растянувшегося на всю шею, едва ли в состоянии сознания, волк крался к своей добыче, чтобы завершить свою миссию и уничтожить всех вокруг. Не было похоже ни на что, когда либо встречавшееся Чану, и взгляд на лицо Даниэля, стоящего рядом, сказал ему, что тот был того же мнения. — Я попытался успокоить волка разговорами, но он слишком сильно разошелся, его ярость почти ощущалась, пока я шел к нему, пытаясь его умиротворить. Даже мой тон альфы на нем не сработал. В итоге мне пришлось обратиться и усмирить его. Он бежал в сторону Чонина, но я поймал его в последнюю секунду и оторвал ему глотку, — прошептал Чан, ненавидя то, насколько слабо звучал его голос в этот момент. Он никогда не хотел убить Оборотня, но и он, и Даниэль понимали, что в тот момент это нужно было сделать. Если волк был поглощен своей собственной первобытной формой, был очень маленький шанс вернуть его обратно, особенно если у него не было альфы, чтобы отчитаться перед ним. Чан сделал это, чтобы не пришлось это делать Даниэлю и, в каком-то смысле, он не мог жалеть об этом, так как если бы он этого не сделал, Чонина бы скорее всего сейчас не было. — Так это вы убили Соджуна. Мне жаль, что вам пришлось это сделать, — посетовал Едам, беззвучное «это всё моя вина» скрывалось за всеми остальными словами. — Я не знал, что это был брат Чонина, пока все это не растряслось и он не рассказал мне, как его брат рассорился с родителями по пути домой, как тот обратился в монстра, и как он смотрел, как тот убивает их родителей без какого-либо угрызения совести, прежде чем переключиться на него. Тот факт, что той ночью была полная луна, тоже особо не помогал. Когда он принес Чонина на своих руках, получив его доверие, к ним домой, Чану пришлось постараться изо всех своих сил, чтобы не сломаться, неся разбитого парня без капли сознания в своих руках, воющего из-за того, что его семьи с ним рядом больше не было. — Даниэль сказал мне, что будет лучше, если я увезу Чонина подальше от Пусана, как минимум пока все, относящееся к тому, что произошло, не сойдет на нет. Примитивные не должны знать, что случилось с ним, и, конечно же, я не собирался оставлять такого бедного щеночка, как он, атакованного и обращенного против его воли, самого по себе. Я забрал его и с тех пор он тут. Я и никогда ничего от него не скрывал. Он знает практически все из того, что произошло. Ну, с моей точки зрения. Кажется, это сильно ударило по Едаму, из его тайны Чан еще раз сделал мишень, и хоть он и знал, что это было нечестно, альфа внутри него не смог скрыть постоянную фокусировку на том, что его щеночек мог бы быть спасен, если бы его дружок заговорил. — Так, куда мы двинемся дальше? — Едам сглотнул, полный страха от того, как Чан сочтет нужным разобраться с этим беспорядком. — Что ты ожидаешь, Едам? — Я… я хочу увидеть его. Чтобы убедиться, что он в порядке. Мне едва ли удалось посмотреть на него в прошлый раз и я— — Не думаю, что это хорошая идея, — почти что выплюнул Чан. — Я сказал ему оставить свою жизнь позади. Это единственный способ для него справиться с тем, кто он сейчас, и с тем, что произошло. Все усилия, что он приложил для этого, будут разрушены, если ты вернешься в его жизнь. Можешь отложить это на несколько месяцев. — Мне плевать! Поставить молодого волка под его защитой в опасность, было это намеренно или нет, не было вариантом для Чана, и когда Едам так внаглую пошел в противовес его желаниям, его альфа обнажил свои клыки на парня, заставив того присесть обратно после того, как он поднялся, чтобы попытаться заставить себя выглядеть больше в ситуации, пусть даже и Чан был уверен, что тот сейчас чувствовал себя очень маленьким. — Конечно тебе плевать, ведь ты заботишься только о себе самом! Чан и вправду слишком сильно заботился об этом, что становилось предельно ясно по тому, как глаза Едама внезапно начали заполняться слезами, хоть и казалось, что младший изо всех своих сил старался не дать им упасть. Напомнив себе, что Едам был еще младше, чем Чонин, и уже обглодал себя за все, что произошло, Чан выдохнул сквозь сжатые зубы и продолжил. — В конце концов, не мне принимать это решение, — твердо сказал альфа. — Я поговорю с Чонином об этом и как только он узнает обо всем, что произошло, тогда он сможет решить, захочет ли он увидеться с тобой еще раз. — Погодите! Вы собираетесь всё ему рассказать? Нет! Вы не можете! Он никогда не захочет заговорить со мной снова, — молил Едам, протянув руку, чтобы схватить Чана за запястье, когда тот начал уходить, но остановился, когда старший обернулся, чтобы посмотреть на него. — Думай об этом, как о своем искуплении грехов. — Чан! Еще раз Чан остановился на своем пути, в этот раз полностью разворачиваясь, чтобы уставиться на Едама, уговаривающего его сказать то, что ему нужно было, прежде чем он выйдет за дверь. — Пожалуйста. Не забирайте у меня его опять. Я так много работал, чтобы попытаться найти его, и только я подумал, что вернул его… Чан говорил себе не ломаться. Его мягкое сердце приносило ему проблемы и раньше, слишком много боли оно вызывало, и он не позволит себе заблудиться в слезах, наполнивших глаза, полных беззвучной мольбой. — Разве у вас никогда не было того, кого вы бы любили больше всего на свете? Для кого вы бы всё сделали? Для кого вы бы переплыли океан, чтобы его увидеть? Для кого вы бы звезды с неба собрали, если бы он попросил? Потому что Чонин значит для меня именно это. Разве вы не понимаете, какого это? — Больше нет, — прошептал Чан так тихо, будто надеялся, что Едам его не услышит. — Как я и сказал, когда Чонин все узнает, он решит. Спасибо за то, что поговорил со мной, Едам. На этом разговор и закончился, шмыгающий нос Едама был последней вещью, которую Чан услышал перед тем, как он закрыл дверь за собой. Он был слишком жесток с парнем, которого только что оставил стоять посреди своей гостиной, но когда дело касалось его семьи, альфа Чана брал власть над его сердцем и его головой. Хотя, он ведь и не врал, когда сказал, что даст Чонину право выбора. Если только младший Оборотень пожелает увидеть Едама еще раз, тогда он не сможет остановить их, но только он будет определенно следить за ними обоими. Позволяя льющему дождю мочить его волосы, пока он пересекал тротуар, всё, о чем мог думать Чан, это что он максимально не ждал с нетерпением разговора, которому предстояло случиться, как только он зайдет в дверь своего дома. Это будет точно чертовски долгая ночь.